Остров

Не считая Сонхва и Хонджуна, все остальные вели себя на удивление тихо. Без того, кто мог бы подтвердить или опровергнуть их теории, переварить всё случившееся за день казалось невозможным. Все шестеро лежали в кроватях: кто-то пытался думать, кто-то наоборот — не думать вообще. Юнхо был из тех, кто старался понять, что с ним произошло. Он, в отличие от других, не забивал свою голову мыслями о жизни после смерти, вместо этого бросая все силы на то, чтобы вспомнить что-нибудь. Из сегодняшних разговоров, хотя никто и не признавал этого открыто, было ясно, что Юнхо был единственным, кто не вспомнил практически ничего о своей реальной жизни. И кроме того, Минги загадочно объявил, что они были друзьями, но отказался что-либо пояснять. Но почему? Его лицо болезненно морщилось, когда он говорил об этом — как будто знал что-то, что могло причинить Юнхо боль. Случилось что-то плохое? Было похоже, что остальные — многие из них, по крайней мере — так или иначе пострадали прежде, чем попасть сюда. С ним было так же? Несмотря на все эти подсказки и то, что рассказали другие, он не мог заставить себя поверить, что страдал так же сильно. Он помнил аварию, да, но кроме неё он вспомнил только свою семью. Он помнил, что любил их, и что они были счастливы. Парень сидел на кровати, мучительно пытаясь заставить свой мозг раскрыть ему хоть какие-то крупицы информации. Кое-что действительно вернулось к нему. Это не были какие-то определённые сцены, как с моментом аварии, нет. Но он точно знал теперь, что в его жизни был определённый распорядок. Он знал, что для него привычным было отводить своих младших в школу — в конце концов, они были намного младше него, а их родителям нужно было работать. Почти всё своё время он посвящал им — сопровождал их, играл с ними, выслушивал и помогал с домашкой, хозяйственными делами и прочим. Вечером у него оставалось немного времени для себя, которое он обычно проводил за онлайн играми с друзьями. И…ему нравилась такая жизнь. Да, она не была идеальной, и у него не было каких-то грандиозных планов и целей, но это было всё, в чём он нуждался. Не было ничего, о чём стоило бы жалеть. Но даже помня всё это, Юнхо всё равно ощущал какую-то пустоту. Он нахмурился и откинул одеяло в сторону, позволяя тому упасть на пол. Поднявшись с кровати, Юнхо подошёл к комоду, на котором стояли рамки с фотографиями его семьи. Каждый день, просыпаясь в этом особняке, он смотрел на них, но в последнее время он едва удостаивал их взглядом. В основном потому, что он был увлечён идеей взобраться на дерево и весельем, которое они устраивали по вечерам. Но сейчас, когда он знал больше, быть может фотографии могли воскресить что-то в его памяти? Он взял одну из рамок в руки. Это было пляжное фото всей его семьи. Оно было сделано летом, в один из тех редких дней, когда у обоих родителей был выходной. Они устроили пикник на берегу моря — жевали сэндвичи и виноград, пили сок. В тот день всем — даже взрослому Юнхо — купили по порции мороженого из вагончика, припаркованного недалеко от пляжа. Юнхо улыбнулся, вспоминая это. Его взгляд скользил по всем членам его семьи — мама сидела под большим зонтом, скрываясь от солнца, в то время как все остальные играли на песке под палящими лучами. Камера была в руках отца, и его голова занимала половину снимка, с левой стороны брат и старшая из двух сестёр рушили построенный ранее песочный замок. Юнхо был с другой стороны снимка, мокрый после купания, с младшей из сестёр на спине. Они оба только что выбрались из воды. Несмотря на жаркий день, море было холодным, и девочка начала плакать, так что Юнхо пришлось возвращать её обратно к семье, где она будет «спасена от холодной воды». Он помнил, что после того, как был сделан снимок, он опустил сестру на землю, и она быстро чмокнула его в щёку, прежде чем продолжить веселиться на песке. Он помнил их пронзительный смех, и как они все заснули в машине по пути домой — младшая сестра сидела тогда у него на коленях, потому что в машине было всего пять мест. Проигрывая все эти счастливые сцены у себя в голове, он вдруг осознал одну вещь. Он понял, что это был последний раз, когда парень видел свою самую младшую сестру такой весёлой. Последний раз, когда она выглядела беззаботной и счастливой. Рамка выпадает из рук, издавая громкий стук, гулко разносящийся по комнате в ночной тишине. Звук был похож на то, что сам Юнхо ощущал сейчас — глухой удар осознания реальности. После того дня на пляже его сестра неожиданно заболела. Она была прикована к кровати — не в состоянии даже поддержать обычный разговор без потребности в отдыхе и сне. Оказалось, что у неё развилась редкая генетическая болезнь — мутация генов, симптомы которой становились всё хуже и хуже с каждым днём. Ей было всего девять лет, но её жизнь уже превратилась из обычной и счастливой в существование, полное боли. Теперь осуществить свои мечты она могла только во снах. Юнхо вспомнил, как он встретил Минги из-за этой трагедии. Одним из тех редких моментов, когда его сестра могла покинуть дом, был визит в больницу. Она располагалась в самом центре большого мегаполиса, и для удобства имела что-то вроде группы поддержки, где разные люди, подверженные этой болезни могли встретиться и…что, на самом деле? Сплотиться из-за общего несчастья? Юнхо не знал точно, чем именно они занимались во время этих встреч, но знал, что его сестре требовалось несколько дней почти непрерывного сна, чтобы восстановить потраченную энергию. Но, несмотря на это, она хотела посещать их каждый месяц, и это был единственный раз, когда родители разрешали ей покинуть дом. Он познакомился с Минги там. Юнхо казалось странным то, что его сестра подружилась с парнем его возраста — больше чем в два раза старше неё — но учитывая то, насколько редкой была эта болезнь… В так называемой группе было всего пять человек, так что нет ничего удивительного в том, что все они общались друг с другом, даже будучи совершенно разными. Они редко виделись вживую, но после нескольких разговоров они обменялись контактами и в результате стали регулярно играть вместе в онлайн игры. Минги никогда не играл долго, но то время, что они проводили играя и общаясь, нравилось им обоим. Но сейчас Юнхо думал не о Минги. Нет, он думал о своей сестре, состояние которой ухудшилось быстрее, чем должно было. Всего за полтора года из совершенно здорового ребёнка она превратилась в ту, что получала пищу через трубку и не могла пошевелить даже пальцем. К тому времени они считали день хорошим, если у неё получалось сказать целое предложение своей семье. Он знал, что его родители, конечно, страдали. Их младший ребенок мучительно умирал. Вся семья страдала, переживала за неё, разрываясь между желанием закончить её страдания и желанием верить, что ей станет лучше. Но он также был совершенно уверен, что был расстроен больше всех. Его младшая сестрёнка, которая и мухи не могла обидеть, которая делала его таким счастливым, столкнулась с такой жестокой судьбой. Он посвятил ей столько своего времени, она была одним из самых важных людей в его жизни. Юнхо не мог представить жизни без своей семьи. Это было не честно. И однажды она просто ушла во сне. Юнхо был тем, кто нашёл её безответное тело тем утром. Неделя после этого пронеслась так быстро, что Юнхо едва ли помнил хоть что-то. Но он помнил, однако, что он ощущал после похорон. Это был тот самый день, когда начался сильный ливень. Тот самый день, когда он решил выбежать вечером под дождь, задыхаясь от меланхолии и одиночества, жалкий и скорбящий. Где его сестра была сейчас? В раю? Или она переродилась где-то на другом конце Земли? Или она была сейчас просто мёртвым телом, приговорённым гнить в земле? Где бы она ни была, ей должно быть, одиноко, думал тогда Юнхо, ступая на залитую водой и заполненную машинами дорогу. Когда машина налетела на него, последнее, о чем он подумал, это воссоединение с сестрой. Он не хотел быть сбитым — на самом деле он просто хотел прогуляться, упиваясь жалостью к себе — но в тот момент у него не было времени сожалеть о фатальной ошибке, которую он совершил, делая шаг на проезжую часть. И тогда, прежде чем потерять сознание, он думал о том, что не против встретиться с сестрой, где бы она ни была. Юнхо сделал пару шагов назад, отступая от упавшей на пол рамки. Его пятки коснулись кровати, и парень осел на пол. Он чувствовал слёзы в глазах — как он мог забыть, что его сестра умерла? Как всё то, что он ощущал, могло быть скрыто так долго? Он сидел здесь, в этом особняке на неизвестном острове, и плакал, не в силах справиться со всем, что узнал за последние двенадцать часов. Он так и уснул там, сидя на жёстком мраморном полу. Ему снился дождь и улыбка его сестры. - Минги не мог заснуть. Он пытался — он лежал на удобной кровати, выключил свет и старался думать о чём-то хорошем, чтобы поскорее заснуть. Но это не помогало. Проблема была в том, что даже когда он представлял солнечный парк и порхающих вокруг бабочек, тучи сомнений и непонимания затягивали небо, отбрасывая на землю густые тени. Это разрушало иллюзию хорошего сна и заставляло Минги возвращаться мысленно ко всему произошедшему днём. Так что он решил попробовать другой способ: если он будет бродить по дому достаточно долго, то в конце концов устанет, верно? Он надел тапочки, смягчающие звуки его широких шагов, и вышел в коридор. Небо за стенами особняка было затянуто тёмными тучами, но луна светила ярко, делая коридор достаточно светлым, чтобы идти по нему, не включая свет. Так что Минги бродил по особняку, намеренно обдумывая всё происходящее вокруг — он решил, что мыслительная деятельность так же хороша, как и физическая активность, когда дело касается усталости. Он перебирал в голове возможные сценарии и собственные переживания, пока его ноги без проблем доставили его с одного конца коридора в другой. Теперь, когда он думал об этом…это казалось странным. Где бы он ни был до того, как проснуться здесь — он не мог пройти путь длиннее, чем от кровати до туалета без головокружения и слабости. Он не мог прочесть больше одной главы книги без необходимости вздремнуть. Он не мог помогать в домашних делах или ходить на занятия и заниматься спортом. Но сейчас…сейчас он мог делать всё это не напрягаясь. Да он уже несколько дней безостановочно пытался взобраться на гигантское дерево, чёрт возьми. Он почти не спал прошлой ночью, но сейчас был полон энергии. Как мог он заснуть хоть на минуту, зная, что сейчас он способен на то, чего был лишён на протяжении многих лет? Не осознавая того, он обошёл дом несколько раз, в конце концов оказавшись напротив зелёной двери, ведущей в спальню Чонхо. Какое-то время он просто смотрел на неё, пытаясь понять, почему он чувствовал желание постучать и узнать, спит Чонхо или нет. Долго гадать не пришлось: Минги хотел спросить, что Чонхо думал о том, что Минги больше не страдал от своей болезни, в то время как Чонхо всё ещё был слепым. Может у парня было какое-то логическое объяснение, или они могли бы ответить все эти вопросы вместе. Прежде, чем он успел постучать, он услышал голос Чонхо, заставивший его вздрогнуть от неожиданности: — Там кто-то есть? Чонхо, должно быть, слышал громкие шаги Минги в коридоре. — Да, это Минги. Эм… Не хочешь поболтать? — сказал он, не зная на самом деле как начать разговор, особенно учитывая, что они не то чтобы вообще говорили друг с другом до этого. Максимум их общения сводился к шутливым замечаниям во время их вечернего отдыха, но кроме этого Минги ничего не знал о Чонхо. Минги ждал ответа, но Чонхо неожиданно открыл дверь, приглашая парня войти. Он тоже был в пижаме, но не казался уставшим, если судить по отсутствию мешков под глазами. — Прости, ты пытался заснуть? — из вежливости уточнил Минги, но так или иначе прошёл внутрь. — Да, безрезультатно. — Подтвердил Чонхо. Минги сел на стул, а сам хозяин комнаты устроился на краю кровати, лицом повернувшись в направлении своего гостя. От Минги не укрылось то, как легко Чонхо ориентировался в пространстве. Если подумать, то Чонхо легко передвигался по всему особняку — во всех этих лабиринтах библиотечных стеллажей и высоких лестниц — так, будто видел всё не хуже других. — Я…я не знаю, как спросить об этом аккуратно, поэтому просто прямо скажу, — начинает Минги, когда комната погружается в тишину. — Думаю, после того, что сегодня произошло, ты уже догадался, что я вспомнил…ну, знаешь, про мою жизнь до того, как я попал сюда, и всё такое. Я был серьёзно болен. Прикован к кровати и не в состоянии делать хоть что-то. — Неловко объяснил он, не пытаясь вызвать жалость или что-то ещё. Он наблюдал за лицом Чонхо, и прежде, чем тот успел хотя бы открыть рот, чтобы ответить, Минги продолжил. — Но потом я проснулся здесь и, эм, ничего такого не было. Типа, я могу ходить. Я полон энергии. Я не спал всю прошлую ночь. И, знаешь, я никогда не мог делать этого раньше. Но сейчас! Сейчас я могу! — воскликнул он с улыбкой. После недолгой паузы он продолжил: — Трудно объяснить почему, но это не давало мне покоя весь день… Почему моя болезнь исчезла, но ты всё ещё, эм, слепой? Какое-то время Чонхо молча сидел на краю своей кровати, очевидно пытаясь найти подходящий ответ. Последние несколько часов он думал о том же. Однако, обдумывая всё это, он понял, что не ощущает злости или зависти — только непонимание и любопытство. Даже несмотря на то, что этот мир, похоже, был более благосклонен к Минги, Чонхо не считал это несправедливостью. Он не злился на то, что до сих пор был слеп. Поэтому он спросил себя: хотел ли он иметь зрение на самом деле? Было ли это тем, чего он желал больше всего? Реальность подсказывала ему, что нет. Конечно, быть слепым было нелегко и создавало множество проблем. Но он родился таким. И никогда не знал другой жизни. Был ли ответ как-то связан с их опытом? Так, раз Чонхо был слепым с рождения, не было никакой возможности дать ему зрение даже здесь? Или это было просто потому, что Чонхо не хотел стать зрячим так же сильно, как Минги хотел выздороветь? Опираясь на объяснения Минги, он много страдал от своей болезни. Но для Чонхо, пускай жизнь вслепую действительно была сложной, были другие вещи, которых он желал больше, чем зрение. Он хотел нормального отношения. Он хотел исполнить свою мечту и петь для людей. Не то чтобы он был против обретения зрения — но это желание никогда не было отчаянным. Может быть это и было причиной того, что он всё ещё не видел даже в этом странном мире — потому что это было не то, чего он хотел? Но в то же время… он не желал быть здесь. Он хотел вернуться обратно в нормальный мир, снова заниматься музыкой и тем, что ему нравится. Но здесь…это было невозможно. Конечно, если бы этот мир исполнял самые сокровенные желания, то Чонхо изначально не оказался бы здесь. Как бы он не пытался убедить себя в правдивости той или иной теории, формирующейся в его голове, каждый раз находилось что-то, что разрушало логическую цепочку. Он объяснил всё это Минги, который слушал его внимательно, пытаясь понять ход чужих мыслей. Если честно, Чонхо был удивлён тому, как много он рассказал о себе человеку, которого едва знал. Может быть это было отчаянное желание понять происходящее, или же просто его уставший мозг уже не мог мыслить здраво. В любом случае, единственной вещью, которая казалась им обоим правдивой к концу их разговора, было то, что даже останься они тут навсегда, то могли никогда не понять, как работал этот мир. - Когда солнце взошло на следующий день, его не было видно за серыми тучами, заполонившими небо. Море было таким же серым, а воздух был холодным и влажным, как перед дождём, словно был наполнен энергией, готовой взорваться в любой момент. Уён сел в кровати — его мысли такие же мутные, как и небо за окном. Он почесал голову, пытаясь прояснить разум, но все тщетно. Он не мог избавиться от мыслей о своих снах — несмотря на то, что был одним из счастливчиков, которым удалось заснуть этой ночью, он только чувствовал себя ещё более уставшим после всех этих изнурительных картин, привидевшихся во сне. Ему снились искажённые версии воспоминаний — он видел себя, стоящего перед зеркалом в своей общажной комнате, смотрел на размытое отражение своего лица, по которому вместо слёз текла кровь. Он видел, как его рука становилась по цвету похожей на грифель карандаша — чернота ползла по ней вверх, словно болезнь, поражающая весь организм. Плитка под его ногами хрустела, превращаясь в битое стекло, сквозь которое он проваливался куда-то в пустоту. Но это был всего лишь сон. Сейчас он сидел на своей кровати, пытаясь всё забыть. Он заставил себя одеться и почистить зубы. Он взглянул на своё отражение в зеркале в ванной — оно было абсолютно нормальным. Он видел в нём свои взлохмаченные волосы и усталые глаза. Там не было больше ничего, но его сознание всё ещё помнило. Помнило, как он чувствовал себя за день до того, как проснуться здесь. Помнило, что он сделал с собой. Тревожная мысль возникла в его голове…что произойдёт, если он попробует то же самое здесь, в этом мире, который все остальные так уверенно считали жизнью после смерти? Естественно, если это правда загробный мир, он не сможет умереть здесь, верно? Он сердито качает головой и умывает лицо холодной водой. Не будь дураком. Это не загробный мир. Ты всё ещё жив.Он в последний раз плеснул в лицо холодной водой и покинул комнату. Дойдя до конца коридора, ведущего в столовую, он заметил нескольких из них, стоящими у вершины большой лестницы. Хонджун, Сонхва и Ёсан стояли рядом и смотрели на картину с деревом. Когда Уён подошёл, они, казалось, увлечённо что-то обсуждали. — Хэй, — Сонхва кивнул в знак приветствия. — Мы говорили об этой картине — как цветы и листья…выросли, я думаю? — попытался он объяснить. Уён повернулся лицом к картине и увидел, что Сонхва был прав. Но вместо того, чтобы ощущать любопытство или задаваться вопросами, он просто чувствовал тошноту. Подняв голову, чтобы посмотреть на вершину картины, он почувствовал головокружение — как будто он мог упасть назад, свалиться с лестницы и умереть. Он схватился за ближайшие перила. — Ты в порядке? — с явным волнением в голосе спросил Хонджун. — Я в порядке, — ответил Уён, слишком быстро и неубедительно. — Я просто…я думаю, что пойду подышу свежим воздухом. Один. — Последнее слово он произнёс на грани слышимости. Ёсан выглядел обеспокоенным, и Уён изо всех сил попытался посмотреть на него утешающе: — Увидимся позже, ребята. Ему нужно было подумать. Или, лучше всего, не думать. В любом случае ему нужно было побыть одному, вдали от всего этого мистического дерьма. Он чувствовал, что его стошнит, если он увидит что-то необъяснимое ещё раз. Поэтому он спешно покинул дом. Как и ожидалось, на улице сегодня было прохладно. Но Уёну нравился холод. Он помогал чувствовать себя живым — ощущать лёгкое покалывание на щеках от каждого порыва ветра. Сейчас остров не был похож на райское место, нет, в этот раз он ощущался реальным. На самом деле, задумавшись, Уён понял, что в этом месте он чувствовал ностальгию. Он помнил, что недалеко от его дома — и он имел в виду не университет, а место, где жила его семья, — был парк, в котором был уголок, тесно засаженный деревьями. Уён часто гулял там, особенно когда всё становилось слишком невыносимым или чтобы просто сменить обстановку. В университете у него не было такого места, потому что он находился в самом центре города. Парень знал, что он может потратить полдня, чтобы выбраться куда-то на окраину города, поближе к природе, но в том состоянии, в котором он находился тогда, он не мог себе такого позволить. Наверное, ему всё же стоило. Да, если бы он сократил время учёбы, это бы ухудшило его оценки, но если честно, какую к чёрту важность имели оценки, если он зарабатывал их в ущерб своему здоровью? Уён шёл по переплетающимся извилистым тропинкам, забредая всё дальше в лес, пока думал обо всём этом — о доме, студенческой жизни, о том, в каком состоянии он тогда находился. Это было странно — в тот день, до того, как проснуться здесь, он не видел решения ни одной из его проблем. Он был убеждён, что должен работать усерднее, даже если это может убить его, — и это всё, что он мог сделать. Но как прогулки по парку и свежий воздух помогали ему находить решения ещё тогда, дома, так и сейчас происходило то же самое. И может быть, только может быть, сейчас он понимал, что раньше смотрел на учёбу в университете и оценки совсем не с той стороны. Но…какой тогда была верная сторона? Он пытался найти ответ на этот вопрос, пока ноги вели его глубже в лес. И пусть пока у него не было ответа, Уён всё равно чувствовал себя спокойнее — как если бы у него появилась надежда на будущее. Через какое-то время он остановился у большой развилки. Он не был уверен, в какой именно части острова находился — деревья закрывали обзор и на особняк на вершине холма, и на море у его подножья. Он вполне мог сейчас быть посреди леса, простирающегося на тысячи квадратных километров. Но если кого-то это могло напугать, Уёну в этот момент нравилось чувствовать себя вдали от всего. Он снова ощущал себя на Земле, не на каком-то мистическом острове, где происходили необъяснимые вещи, не имеющие никакого смысла. Это чувство было лучше, чем те, что он ощущал ещё час назад. Обе тропы, что вели направо и налево, выглядели почти одинаково. Единственным отличием было то, что слева, казалось, было меньше цветов и ягодных кустов. Уён не мог решить, потому что ему казалось, что этот выбор будет значить для него очень многое. Но это было так глупо. Как выбор тропинки в лесу мог повлиять на что-то? Кроме того, он уже сделал выбор не задумываясь с десяток раз, пока шёл сюда — так почему именно этот заставил его остановиться? В конце концов он заставил себя пойти налево, убеждая самого себя, что выбор был абсолютно произвольным. С этой стороны было меньше цветов и ягод, но это не делало окружающее его пространство хуже или лучше. Тут всё ещё были деревья, свежий воздух и грязь под ногами. Уён двигался вперёд теперь немного быстрее, чем до этого. Не прошло и минуты, как он заметил, что разбирать тропу под ногами становилось всё труднее, и в конце концов она совсем исчезла, смешавшись с грязью и травой. Куда… мне теперь идти?Думал Уён, не видя больше перед собой никакого пути. Впереди больше не было тропы, только деревья. Почти все они были покрыты густой, тёмной листвой и мхом, а кое-где у самых корней можно было заметить красные шляпки мухоморов. Солнце едва проникало сквозь густую листву, и в окружении утреннего тумана здесь едва ли можно было найти хоть какие-то яркие краски. Это был потрясающий вид, без всяких сомнений — тот самый тип пейзажей, фото которых находишь во всяких блогах в интернете. Но в то же время здесь не было ничего привлекательного. Уён…не хотел идти глубже в лес. Дорожка закончилась. Он мог, конечно, продолжать двигаться в этом направлении, пробираясь сквозь деревья…но его тело не позволяло. Казалось, будто он провел уже вечность, стоя здесь, просто пялясь перед собой, не зная, куда идти, хотя на деле прошло всего лишь несколько минут. Только сейчас, спустя всё это время, до него дошло, что он мог повернуть назад. Он мог просто повернуть назад и вернуться к развилке. Он мог пойти другим путём. Решение выглядело таким простым. Пока он шёл назад, с листьев начала капать вода. Должно быть, начал моросить дождь, но звук капель, барабанящих по листве был таким тихим, что его едва можно было различить. Уён не замечал раньше, двигаясь слишком быстро, что прошел мимо довольно большого количества пней. Он даже прошёл мимо упавшего дерева, сгнившего внутри. Было странно, что он заметил это только сейчас. Как он вообще ещё ни разу не споткнулся и не упал? Наконец он снова вышел к развилке и на этот раз пошёл направо. Честно говоря, не считая цветов и кустов, путь в эту сторону не так уж сильно отличался. Здесь тоже были серые деревья, и если бы он повернул голову налево и сощурился, то мог бы заметить гнилое дерево вдалеке. И всё же, эта тропа нравилась ему больше, так что парень продолжил идти вперёд. На этот раз тропа не исчезла и была намного длиннее. Уён чувствовал спокойствие, его голова была пуста — как он этого и хотел. В конце тропы он увидел поляну. Он быстро выбрался на неё, замечая что дождь намочил землю, заставив грунт размокнуть и превратиться в грязь. Капли дождя вдали казались сплошной белой стеной. Несколько одиноких солнечных лучей выглядывали из-за туч, делая дождь, проходящий сквозь полосы света, невероятно красивым зрелищем. Уён проследил за лучами света, в конце концов останавливая свой взгляд на особняке на вершине холма. Он чувствовал, что его разум наконец начал светлеть. Уён не очень-то хотел возвращаться в этот дом, но знал, что сейчас у него не было других вариантов. Дальше будет тяжело, но это ещё не конец. Он уверен — сейчас, в этот самый момент, он всё ещё живой.