Остров

Глава 11. Книга

Вернувшийся в особняк Уён выглядит более воодушевлённым. Остальные замечают это, но не давят, зная, что лишние вопросы могут всё испортить. И всё же, им приятно знать, что Уён чувствует себя лучше, чем вчера. В отличии от Уёна, Юнхо не присоединился к остальным за завтраком. На взволнованный стук Хонджуна в дверь он ответил, весьма уныло, что он «устал и просто останется в своей комнате». Честно говоря, Хонджун даже не был удивлён. Было очевидно, хотя Юнхо и не признавал этого, что парень тоже вспомнил что-то, или может даже всё. Каждый из них уже прошёл через что-то похожее — фрагменты памяти возвращались, разбивая в дребезги все представления о том, кем они себя считали. Плюс ко всему, было также ясно, что хоть некоторые и рассказали всем о том, что вспомнили, кто-то всё ещё хранил секреты. На самом деле Хонджуна немного раздражало то, что все были такими скрытными — не было и шанса, что их воспоминания были хуже, чем прошлое Сонхва, верно? Хонджуну казалось, что у них нет права хранить секреты, не после того, как Сонхва практически вынудили признаться в самых страшным вещах, когда либо им совершенных. Но в то же время он понимал, что даже если их воспоминания были объективно менее ужасны, чем воспоминания Сонхва, это не обесценивало ни их, ни чувства, которые были с ними связаны. Так что он проглотил своё раздражение и продолжил жить, надеясь, что остальные в конце концов поделятся своими историями со всеми. А пока он делал всё возможное, чтобы не преступать границы их личной жизни. Поэтому он оставил Юнхо барахтаться в плену собственных мыслей. До тех пор, пока он не делал ничего безрассудного и просто отдыхал, всё было в порядке. Хонджун вернулся в столовую, чтобы встретиться с другими, хотя и там атмосфера была немного не такой, как всегда. Там было…тише, чем обычно. Да, Юнхо здесь не было, но Минги, Уён и Сан обычно были довольно шумными. Сонхва поднял на него глаза, и Хонджун уставился на него, взглядом моля о помощи. В тишине было некомфортно. — Утра, ребята, — говорит Хонджун в попытке разогнать тишину, усаживаясь за стол рядом со своим парнем и в утещающем жесте гладит того по бедру. — Юнхо не придёт? — интересуется Сан, замечая, что Хонджун вошёл в комнату один. — Он сказал, что останется в кровати. Я думаю, он хочет…побыть немного один? — отвечает Хонджун. Остальные кивают понимающе, и стол снова погружается в тишину. — Я думаю… Мне нужно с вами объясниться, — неожиданно Минги с громким звоном откладывает свои столовые приборы. Он кладёт руки на колени и начинает: — Вчера я был сам не свой, так что сейчас осознал, что вы, парни, наверное ничего не поняли… — его тон был извиняющимся. Хонджун почувствовал небольшое облегчение, слушая рассказ Минги о вернувшихся воспоминаниях, о том, как он подобрал код к замку. Он рассказал о видеоигре, в которую, оказалось, играл в реальной жизни, когда был прикован к кровати, рассказал о своей жизни. Другие внимательно слушали, начиная понимать своего нового друга и его поведение. И хотя Хонджуну было действительно жаль Минги, он чувствовал удовлетворение от того, что парень ответил на некоторые из особо волнующих всех вопросов без всякого давления. Ему было приятно знать, что Минги достаточно доверял им. Откровенность Минги позволила некоторым из них тоже раскрыть немного больше подробностей о себе. В частности Уёну, который рассказал о своих самоуничижительных мыслях, терзавших его во время учёбы, и Чонхо, который поведал всем о своей музыке и целях. В конце концов каждый добавил что-то к своей уже известной всем истории, даже Ёсан. Он говорил немного, но больше, чем он сказал некоторым из них за всё время их пребывания здесь, и этого было достаточно. Хонджун не замечал этого, но всё утро он был сильно напряжён, и его тело начало расслабляться только к концу их неспешного откровенного разговора. И хотя их истории были по большей части трагичными, он был счастлив, что они доверились друг другу. Конечно, он также был рад, что наконец получил возможность составить картину того, что из себя представляли люди, окружающие его. Единственной загадкой для него по-прежнему оставался… Сан. Он без сомнения восстановил какие-то из воспоминаний, хотя Хонджун не был уверен в том, как много их было. Благодаря Сонхва им было известно, что Сан стал свидетелем убийства и долгое время был в бегах. Плюсом ко всему, помня вопросы, что недавно задавал Минги, они все были уверены в том, что Сан помнил что-то о своей возможной смерти. Не нужно быть гением, чтобы связать нахождение в бегах и его почти-смерть. Но даже несмотря на то, что они знали всё это, Сан не торопился раскрывать что-либо о себе. Даже этим утром, когда они поделились друг с другом своими мыслями и воспоминаниями, он ничего не сказал. Что он скрывает? И, что более важно, почему он это скрывает? С этими мыслями Хонджун смотрел прямо на Сана. Он не планировал пялиться так в открытую, но ничего не мог поделать со своим любопытством. Он наблюдал за тем, как Сан смотрел на всех, исключая Юнхо, новых друзей. Все они так легко сошлись друг с другом, поддерживали друг друга. И…Хонджун видел, как Сан улыбается. Он выглядел счастливым. Сан был так, так счастлив за них всех. Он смотрел на каждого из них по-отдельности, осознавая, что за эти несколько недель…он начал доверять им. Все они были так искренне добры к нему, и он испытал так много счастливых моментов с ними — даже с Сонхва, которого он поначалу так сильно боялся. Наконец, он встретился взглядом с Хонджуном. И он знал. Хонджуну не нужно было ничего говорить, Сан и без слов понял, что Хонджун хотел, чтобы Сан полностью доверился им и избавился от всех своих волнений. Но прежде чем Сан набирается смелости присоединиться к потоку откровенностей, остальные переходят к обсуждению того, чем им стоит заняться сегодня. Теперь, когда они открыли тайник в столе, одной тайной стало меньше. И раз они начали поиски в библиотеке как раз для того, чтобы найти код, открывающий этот замок, то был ли смысл продолжать делать это? Никто не был уверен. Единственным, что они могли извлечь из этих поисков, сейчас оставалась надежда на то, что эти книги содержат хоть какую-то информацию об этом странном месте. Может какая-то неприметная книжонка или хотя бы заметка в уголке страницы, способная прояснить хоть что-то о том, как работает этот мир. А кроме этого, единственной вещью, требующей исследования по-прежнему оставалось…дерево. Да, были и другие загадки ещё не решённые, например пробелы в воспоминаниях Сонхва и Хонджуна о том, что же случилось прямо перед тем, как они проснулись здесь, или разгадка тайны появления еды в столовых. Но именно эта загадка, связанная с деревом, ощущалась всеми как то, что должно было быть разгадано — им нужно было забраться на это дерево. В стволе были сучки и выемки, как будто оно было создано, чтобы на него влезть, но у них не получалось. В дополнение ко всему на него не только нельзя было взобраться, оно также было неразрушаемым…и имело какую-то связь с картиной в особняке. — Мы ведь ещё не обсуждали это все вместе, да? — замечает Уён, когда разговор заходит о картине и дереве. — Типа, я заметил, что листья на этом дереве растут немного…беспорядочно. Ну, знаете, не так, как обычно это происходит с другими деревьями? — попытался объяснить он, смотря на их эксперта по растениям — Хонджуна. — Да. Листья и цветы не должны расти так. — Подтверждает он. — И не забывайте об этой жуткой картине, — напоминает Минги, и все на секунду погружаются в раздумья. — По мере того, как реальное дерево растёт, растёт и дерево на картине… — задумчиво бормочет себе под нос Сонхва. — Похоже на ситуацию с едой. Словно это происходит само по себе. Магически. — На самом деле, — тихий голос Ёсана мгновенно привлекает всеобщее внимание, — прошлой ночью я не мог заснуть. Так что я спустился и наблюдал за картиной. И…я видел, как они росли. Листья не появились как еда — в одно мгновение, они медленно росли, и я видел, как распускались цветы. Остальные закивали, задумчиво, но понимающе. — Я не уверен, что всё это значит, но…похоже, что они растут по мере того, как к нам возвращаются воспоминания. — Озвучивает свои догадки Хонджун. — Восемь человек, восемь ветвей на дереве. Вчера, после того, как Минги вспомнил всё, ветвь, что была почти голой, вдруг расцвела почти полностью, — Объяснил он. — Не знаю почему, но мне кажется, что ветви как-то связаны с каждым из нас. — Может, нам нужно вернуть все воспоминания, прежде чем мы сможем взобраться на дерево? — предположил Уён. — Какая-то психологическая магия или вроде того? — В этом нет никакой логики, но в этом месте я бы не удивился, окажись это правдой, — сказал Чонхо. — И если мы предположим, что так и есть, может тогда вместо того, чтобы пытаться залезть на дерево…мы сконцентрируемся на воспоминаниях. — Окей. Тогда… Нам с Хонджуном есть, что вспомнить, — начинает Сонхва. — что насчет всех остальных? — Я уверен, что помню всё, — признался Минги. — Но не могу сказать того же о Юнхо. — Я тоже помню всё, — добавляет Уён. — И я, — говорит Чонхо, и Ёсан молча кивает вслед за ним. Единственным, кто не ответил, оставался Сан. Они все смотрели на него в ожидании, и парень выглядел заметно напряжённым от такого пристального внимания. — Я… — начал он, пытаясь проглотить вставший в горле ком. Он знал, сердцем чувствовал, что должен переступить через себя — рассказать всё. — Я не знаю, всё я вспомнил или нет. Думаю да…но это просто…оно…я всё ещё не совсем понимаю, — признаётся он. Он смотрит на остальных, наконец решившись. Он страдал так долго, не имея никого, кому можно было бы довериться. Но сейчас, сейчас у него были друзья. Почему он до сих пор не рассказал им? Он ощущал, как груз упал с плеч, когда он наконец объяснил всё, что вспомнил о себе — его отца, время, что он был в бегах, и воспоминание о том, как он тонул. Ему хотелось ударить себя за то, каким глупым он был. Почему он так долго не мог понять, что эти ребята были теми, кому он мог доверять? Почему он подозревал их в чём-то? Но на самом деле он знал. Он относился к ним с недоверием, потому что это стало привычкой с тех пор, как он пустился в бега. Он научился не верить никому. Если бы он попросил кого-то о помощи, его преследователь вмиг отыскал бы его. Если бы он вернулся к отцу, он бы пострадал ещё больше. Если бы он попытался связаться с кем-то из старых друзей, он бы подверг их опасности. Он никому не мог доверять. Но каким-то образом, в этом странном месте ничего из этого больше не волновало его. Он чувствовал себя в безопасности на этом острове, с этими новыми друзьями. - Остаток дня они провели в исследованиях (и попытках вернуть оставшиеся воспоминания тем, кто этого ещё не сделал) и разговорах друг с другом. После полудня Юнхо наконец покинул свою спальню. Он выглядел потрёпанным, под глазами залегли мешки и тени. Все, конечно, пытались его подбодрить и разговорить, и всё кончилось тем, что они снова провели остаток дня играя в игры и веселясь. Это, без сомнения, был их самый непродуктивный день за всё время, но никто не возражал. Всем необходим был перерыв. На самом деле, после столького времени, им начинало казаться, что они знакомы всю свою жизнь. Как будто все они действительно близкие друзья. В реальности же, прежде чем проснуться на этом острове, почти никто из них не был знаком. Хотя между ними, без сомнения, была связь; каждый из них встречал хотя бы одного человека из их компании в настоящей жизни. Минги и Юнхо были друзьями. Юнхо сбила машина, в которой ехал Ёсан. Ёсан слушал музыку Чонхо. Чонхо, как они узнали сегодня, посещал те же музыкальные курсы, что и Уён в университете. Уён был другом детства Сана. Сан видел, как Сонхва убил человека. Сонхва влюбился в Хонджуна. Хонджун, как они тоже успели выяснить, как-то доставлял цветы в дом Минги. Они все были связаны по кругу. Они не были друзьями тогда, но были сейчас, и это ощущалось правильным. Позже этим же вечером, устав наконец от игр, они разошлись по комнатам. Все, кроме Ёсана. Вместо этого, он остановился у лестницы, когда Чонхо отделился от него и направился в сторону своей комнаты. Ёсан смотрел, как он уходит, не решаясь заговорить, и чувствовал, как потеют его ладошки от одной лишь мысли о том, чтобы просить кого-то провести с ним ещё немного времени. Чонхо, должно быть, слышал, что шаги Ёсана резко стихли, и он остановился тоже, оборачиваясь. — Всё в порядке? — спросил он. Чонхо не мог видеть выражения чужого лица, но решил, что что-то не так, раз Ёсан внезапно замер на месте. Если бы он мог видеть, то заметил бы, как Ёсан тревожно закусывает губу. Ему хотелось ещё немного побыть с Чонхо. Он не чувствовал усталости, и после того, как утром все поделились своими секретами, он ощущал себя немного…за бортом. Он знал, что мог рассказать больше, но каждый раз, когда он хотел заговорить о чем-то подробном, его сердце начинало биться в бешеном ритме, и парень боялся, что оно просто взорвётся. Поэтому Ёсан думал, что если он будет говорить только с одним человеком, то не будет так нервничать. Из всех здесь он ближе всего общался с Чонхо, поэтому он пытался набраться смелости и попросить Чонхо поговорить с ним ещё немного. — Эм, не хочешь зайти ко мне? — предложил Чонхо, когда Ёсан не ответил. Он не видел, но Ёсан с готовностью кивнул в ответ, прежде чем направиться за Чонхо дальше по коридору к его комнате. Они вошли в комнату и сели в тишине. Пока Чонхо ходил в ванную, чтобы переодеться и почистить зубы, Ёсан просто сидел там, осматривая чужую спальню. Он думал о том, о чём же он хотел поговорить с Чонхо? О своих чувствах? Но…чувствах по поводу чего? За эти несколько недель он постепенно вспомнил все аспекты своей реальной жизни, и был уверен, что не забыл ничего. Он чувствовал, что, в отличие от остальных, у него не было никакой трагической истории. Он не был болен, не переживал смертей и не был в бегах. Если честно, объективно можно было сказать, что он жил жизнью, полной возможностей, в окружении любящих его людей. Его родители обеспечивали его, у него были деньги и время заниматься тем, что ему нравится, и множество людей выказывали ему симпатию после первой же встречи. Но на этом всё — люди осыпали его подарками и вниманием, но в то же время он был обречён на одиночество. Только увидев его, люди старались сблизиться. Их не волновало его мнение или его слова. Он прошёл через огромное количество «друзей»: дети бизнес-партнеров его семьи, ребята из школы, которым нравилось хвастаться, что им удалось поцеловать красавчика. Когда-то он действительно верил, что был важен для них. И только когда он отказывался помогать своим друзьям цеплять девчонок, или когда он решал сделать подарок своими руками, а не покупать что-то дорогое на их дни рождения, они бросали его. Их интересовали только две вещи: деньги его семьи или его внешность. Никого не волновали его чувства или что-либо ещё, связанное с ним. Поэтому он перестал говорить. Раз никого не волновало, что он хотел сказать, то он просто прекратил даже пытаться. Может, осознав, что с Ёсаном было не так просто сблизиться и манипулировать им, они бы перестали пытаться воспользоваться им. Но нет, его жизнь была чудесной. Объективно. Может поэтому он никак не мог ничего рассказать остальным — без сомнений они бы осудили его за то, что он чувствовал себя так жалко, живя такой прекрасной жизнью? Да, всё это время они были понимающими и поддерживали друг друга… но что произошло бы, узнай они правду? Что, если бы он признался, что несмотря на все привилегии, он не был счастлив? Он не знал, но опыт подсказывал ему, что всё тут же изменилось бы. Это не изменило бы самих ребят, но изменило бы их отношение к нему. Разумеется, он надеялся, что этого не произойдёт, но не желал рисковать. Так почему тогда он был здесь, если страшился делиться с кем-то своими мыслями? Что-то в том, как они признавались в самых разных вещах друг другу каждое утро здесь, заставляло Ёсана хотеть того же. И Чонхо каким-то образом помогал Ёсану чувствовать себя свободнее. Может потому, что музыка Чонхо успокаивала и утешала его в моменты, когда было особенно одиноко. Или, может, частично это было из-за ауры спокойствия и независимости, окружавшей самого Чонхо — в его присутствии казалось, что любые проблемы можно решить. И, может, ещё потому, что Чонхо был слепым. Не имея возможности видеть, он никогда бы не решил воспользоваться Ёсаном из-за его внешности, верно? Он не был уверен насчет денег, но Чонхо, похоже, был тем человеком, которого абсолютно не волновали такие вещи. Им двигала его любовь к музыке, не к деньгам. Он…мог доверять Чонхо, правда? — Чонхо? — Наконец заговорил Ёсан, разрывая тишину, в которой они сидели уже довольно долго. Чонхо согласно промычал, показывая, что слушает. — Я просто… Думаю, я хотел поблагодарить тебя, — продолжал Ёсан. — За…не знаю, за то что принял меня? За то что не ждёшь от меня чего-то и добр ко мне, хотя я ничего не сделал для тебя и в основном бесполезен. — Ёсан поморщился, абсолютно не привыкший выражать свои эмоции вслух. Он чувствует, как его лицо покрывается румянцем, и очень рад тому, что Чонхо не видит этого. Не получив ответа, Ёсан поднял глаза на Чонхо. На чужом лице отразилось непонимание. — Эм…пожалуйста…за то, что я относился к тебе как к нормальному человеку? — Чонхо издаёт тихий смешок, но всё ещё выглядит серьёзным, показывая, что понимает всю важность момента. А затем, неспеша, Ёсан рассказал ему некоторые детали своей жизни. Чонхо слушал внимательно, делая всё возможное, чтобы понять, через что Ёсану пришлось пройти. — Так…ты слишком боялся рассказывать остальным? — наконец спрашивает Чонхо, когда Ёсан замолкает, чувствуя, как от непривычно долгого говорения болит горло. Если честно, он был почти уверен, что сказал сейчас намного больше, чем за несколько последних лет. Как Чонхо мог петь — громко — часами без перерыва, было для него загадкой. — Да…я просто, не то чтобы я не доверяю им, но…начинаю паниковать. — Поясняет Ёсан, оставляя при себе так и рвущееся наружу «но рядом с тобой мне спокойно». Какое-то время они оба молчат — Чонхо осмысливает всё услышанное. За эти несколько секунд Ёсан успевает начать волноваться о том, что Чонхо может сказать, что это всё — чепуха, или наоборот, что ещё хуже — начнёт активно утешать его. Но Чонхо поступает совсем не так. — Я рад, что ты сказал мне, — просто говорит он, растягивая губы в улыбке. Чонхо улыбается не часто, и для Ёсана каждая его улыбка — настоящее сокровище. Казалось, что Чонхо действительно рад слышать Ёсана, как будто его слова на самом деле что-то значат. Чувствовать себя важным для кого-то было…в новинку. — Если…если мы сможем вернуться назад, к своим жизням…я бы хотел сходить на твой концерт. И было бы хорошо не умереть по дороге на этот раз, — говорит Ёсан, и яркая улыбка озаряет его лицо. — У тебя будет VIP-доступ, — усмехается Чонхо. — Только люди, которые мне нравятся, удостаиваются этой чести. Ёсан смущается. От мысли о том, что у него есть настоящий друг. Или от чего-то ещё. В любом случае, он не заостряет на этом внимание, просто радуясь тому, что Чонхо не видит, как он краснеет. - На следующий день все собрались для завтрака довольно рано. Они чувствовали необычный прилив энергии, даже если некоторым всё ещё было морально тяжело переварить всё случившееся. Завтрак был мирным — парни весело болтали, шутили, рассказывали истории и не забывали о вкусной еде. Никто из них не обратил внимания, но в эти самые моменты, когда они были вместе, они были действительно счастливы. Да, были пугающие вещи, о которых стоило поразмыслить позже, но сейчас всё было прекрасно. Прекрасно настолько, что могло бы считаться утопией. Ребята решили выйти наружу и прогуляться, а Уён, напротив, отправился в библиотеку. Не то чтобы ему не хотелось насладиться красотой природы и погодой, просто было несколько вещей, на которые он хотел взглянуть. Во-первых, ему хотелось снова пролистать книги по психологии, на этот раз с точным намерением найти что-то о восстановлении после депрессии. Во-вторых, он хотел попытаться найти что-то о самом острове — какие-то забытые верования, связанные с подобным местом, или художественные книги, в которых действие происходило на острове в альтернативной реальности. Он знал, что таких книг существовали сотни, если не тысячи. Но раз уж он застрял здесь на неопределенное количество времени, то почему бы не начать прямо сейчас. Первыми были книги по психологии. Профессора всегда говорили, что ставить диагноз самому себе — плохая идея, и вместо этого стоит обратиться к врачу, но если честно, он был здесь единственным человеком, кто имел хоть какие-то знания в этой области. Уён был абсолютно уверен, что он в конце концов покинет это место и вернётся к обычной жизни, но не знал, когда именно. Может через несколько дней или недель. Или даже несколько лет. Нельзя было отрицать такую возможность. К этому моменту он был готов уже к чему угодно. В любом случае, из-за неуверенности в том, когда он сможет получить помощь настоящего специалиста, Уён хотел взять всё в свои руки. Он знал, что это будет нелегко. Он знал, что ему захочется сдаться, что всё будет казаться бессмысленным. Но он должен попробовать. Нельзя было продолжать жить так — полностью порабощённым страхом перед такими глупыми вещами как баллы и оценки. Он не мог продолжать вредить себе и думать, что может быть счастлив. Поэтому он начал поиски. Конечно, многие из этих книг говорили о лечении, которое не было доступно ему на этом острове. Но, опять же, Уён не мог исключать возможность того, что остров своей магией мог просто создать для него любые необходимые медикаменты. Но надеяться на это тоже не стоило. Кроме того, лечение, описываемое в книгах, было не только медикаментозным, оно предполагало и терапию тоже. Это он, хотя бы, мог попытаться устроить. Он выбрал книги, которые показались ему полезными, отметив закладками нужные главы. От психологических терминов кружилась голова, и Уён решил сделать перерыв, не торопиться и не перегружать себя. Вместо этого он решил перейти к другой поставленной перед самим собой задаче — поиску информации об острове. К этому времени к нему присоединился Хонджун, который поднялся в библиотеку, чтобы проверить, как там Уён, а потом решил остаться и помочь. Уён не очень любил выдуманные истории, предпочитая больше тексты основанные на реальности (хотя он не был уверен, что этот остров вообще реален). Так что книгами из этого раздела занялся Хонджун, а Уён отбирал книги по истории и религии. Просматривая глазами ровные ряды книг на полках, он вдруг заметил стеллаж, который до этого ни разу не привлекал его внимание. Он располагался на одном из верхних уровней, и чтобы до него добраться, приходилось использовать лестницу. На первый взгляд стеллаж ничем не отличался от остальных, но кое-что всё же было другим: он не был подписан. Все остальные стеллажи имели названия: Античная история юго-восточной Азии, Художественные стили конца девятнадцатого века, Фотоальбомы политических мероприятий Америки. Но на этом не было ничего. Это заинтересовало Уёна. И так как у него, судя по всему, было всё время мира, он отложил свои дела, чтобы сфокусироваться на загадке мистического книжного стеллажа: что за книги хранились там? Он забрался на лестницу и стал разглядывать книги. На многих не было никаких названий совсем, а если и были, то больше походили на шифры. Он взял несколько наугад и устроился с ними за столом неподалёку. Все книги казались совершенно не связанными друг с другом: одни содержали в себе записи наблюдений за созвездиями, другие были учебниками по тем или иным предметам или простые детские сказки с картинками. Ради чего все эти книги были собраны в одном месте, думал Уён. Может, для них просто не нашлось места, и их составили здесь, на последнем свободном стеллаже? Но что-то в этой теории было неправильным. Ничего на этом острове не происходило просто так. У всего в этом месте были свои причины. Уён продолжил читать. Спустя какое-то время он заметил кое-что — ни одна из этих книг не относилась к реальному миру, тому, в котором Уён родился. Он никогда не слышал о таких созвездиях, а информация в исторических книгах не сходилась с тем, что знал Уён. Детские сказки выглядели обычными, но ни с одной из них парень также не был знаком. Это запутывало. Неужели все они были сплошным вымыслом? Возможно. Может поэтому они и стояли рядом — кто-то безумно изобретательный создал свой собственный мир в стиле Джорджа Мартина, увлёкшись настолько, что заполнил целый стеллаж книгами с описаниями несуществующей вселенной? Это было просто смешно. Нет…похоже было, что этот книжный стеллаж пытался сообщить Уёну о чём-то. Какую-то важную информацию, Уён это чувствовал. Когда Хонджун спустя несколько часов поднялся к нему на верхний уровень библиотеки, чтобы спросить, не хочет ли Уён пойти поужинать, парень отказался. Он не мог пойти отдыхать, пока не закончит со всеми этими книгами. Хонджун нехотя оставил его, и спустя ещё час парни принесли Уёну тарелку, полную еды, прямо в библиотеку, чтобы он мог поесть, не отвлекаясь. Уже стемнело, но Уёну оставалось ещё довольно много. Он объяснил остальным, что он делал, и почему этот книжный стеллаж казался ему таким важным, так что они с радостью предложили свою помощь. К тому времени, когда они нашли, как им казалось, что-то действительно важное, наступила полночь. Вместе они справились с книгами намного быстрее, и Уён был тем, кто взял в руки последнюю книгу. Она был в твёрдой обложке, но всё равно удивительно тонкая — толщиной всего в несколько страничек. Большую часть веса составляла как раз обложка. Ни на лицевой стороне, ни на корешке не было названия, но как только Уён открыл её, то почувствовал, как все внутренности стягиваются узлом. Он не мог описать это чувство, но теперь точно знал, что эта книга — именно то, что он всё это время искал. Он смотрел на изображённые на странице символы и чувствовал странную лёгкость во всём теле и волнение, и даже если он не понимал информацию, что предстала перед ним, он был уверен, что эта книга — единственная действительно важная вещь во всей библиотеке. На первой странице было что-то вроде диаграммы, подписанной как «Жизнь и Вселенная». Это была диаграмма Венна — два больших наслаивающихся друг на друга круга. Общая область была достаточно большой, она занимала больше половины каждой окружности. Помимо кругов на странице не было ничего, кроме множества точек и пятен как внутри, так и за пределами кругов. Уён попытался найти этому рациональное объяснение — может эти пятна ничего не значили и были, скажем, смазанными чернилами? Он перевернул страницу. Следующая была озаглавлена как «Особенности аномалии». На ней было несколько кругов, похожих на пузыри. Внутри каждого из них был нарисован символ или предмет. Некоторые из них были Уёну знакомы — сердце, огонь, что-то похожее на кисть для рисования. Были и такие, которым Уён не мог дать названия. Символы были похожими — некоторые знакомые, некоторые нет. Те, что Уён узнавал, варьировались от флагов до символов, обозначающих целые религии. Крест, Колесо Дхармы, Печать Соломона. Уён, не в силах понять скрытый смысл этих изображений, снова перевернул страницу. На следующей странице была другая диаграмма, ещё более непонятная, чем первая. Надпись гласила «Образование аномалии». Здесь был один большой круг в центре страницы с восемью исходящими из него короткими линиями — в целом похоже на то, как дети рисуют солнце. Между каждой из линий, вне круга, были изображены стрелки, указывающие на круг. Одна из них была больше других, но не считая этого, все стрелки были идентичны. Внутри круг был пустым. Уён снова перевернул страницу. Это была четвёртая и последняя страница в книге. Уён был в замешательстве, но изо всех сил пытался понять её содержимое. Здесь также была изображена диаграмма — «Структура аномалии». Она была более детализированной, чем прошлые: фигуры накладывались друг на друга, образовывая собой пирамиду. Середина была чётко видна, в то время как фигуры на вершине были чёткими, но менее насыщенными в цвете, самые верхние линии были едва видны. Фигуры в нижней части не имели чётких границ, вместо сплошной линии ограничивающиеся точками по контуру. Самые нижние фигуры не имели конца и как будто имели продолжение где-то за пределами страницы. Все слои соединялись стрелками, направленными вверх или вниз. И, наконец, из самой вершины исходила лишь одна стрелка, направленная вверх, за пределы пирамиды. Она указывала на расположенную в верхней части страницы диаграмму Венна — идентичную той, что была на первой странице. Однако внимание Уёна привлекло едва заметное изображение внутри пирамиды — дерево с восемью ветвями.