***
В пустых коридорах каждый звук, каждый случайный порыв ветра казался в два раза громче; можно было подумать, что случайно упавшую каплю воды могли услышать все бессмертные, обитающие в крыле. Сэми же считал, что от их с Ади разговоров в кровати подскочит даже сам Серафим Кроули. — Думаешь, что вы сделаете нас на чемпионате? — фыркнул Шаарон, вскинув бровь. Черные крылья за его спиной напряглись и чуть раскрылись, точно дьявол был готов начать бой по Крылоборству прямо сейчас. — Мечтайте. — Не всё же вам выигрывать, — кинул в ответ Уайтвуд. Он встал в шутливую боксерскую стойку и, чуть раскачавшись, толкнул Ади в бок. Рыжеволосый театрально подкосился, схватился за ребра и простонал, «как ему было больно!», после чего ангел расхохотался. Его смех пронесся звонким эхом по коридору, стихнув только возле оконной рамы дальнего подоконника. Сэми чуть смущенно улыбнулся собственным мыслям и стал спускаться на нижний этаж. Ади, в свою очередь, замер на одном из пролетов: — Слушай, я, наверно, сделаю кружок–другой перед сном вокруг школы. Хочу немного отойти от глифта. Ты со мной? — Шутишь? — выгнув бровь, воскликнул Уайтвуд. Он обернулся на демона и посмотрел на него как на сумасшедшего. — Ты хоть представляешь, сколько времени у тебя займет этот «кружок»? — Минут двадцать. Сэми вскинул брови, искренне удивляясь, откуда у демона было столько сил — особенно после таких посиделок. Для Шаарона же такие полеты были привычны и даже желанны; дьявол говорил, что после них ему спалось в несколько раз лучше. Сэм, конечно, тоже любил летать, но не так часто и долго, как Ади. Решив, что спорить с рыжеволосым невозможно, ангел махнул ладонью: — Ладно, иди. Я открою окно в спальне, залетишь сразу туда. — Спасибо, Сэм, — кинул Ади и хлопнул Уайтвуда по плечу, который скривился ни то от постоянных ударов в сустав, ни то от сокращения имени. Потом они развернулись друг к другу спиной и продолжили идти уже по одиночке: Шаарон подошел к ближайшему подоконнику и спрыгнул с него, практически сразу полетев прочь, а Сэми, напротив, побрел в сторону мужского крыла.***
Раньше Ади ненавидел летать: суровый папаша, который сдал его в школу Ангелов и Демонов, вынуждал юного беса летать чуть ли не постоянно, отчего маленькие крылья, не готовые к таким нагрузкам, жутко болели и едва не отвалилась. Только сейчас Адиабат не отказывался ни от одной возможности полетать. Иногда дьяволу казалось, что если кто–нибудь разбудит его среди ночи и предложит сделать пару–тройку прыжков с вышки или прогуляться возле грота плачущих дев, он не сможет отказать. Полеты, фактически, были одной из его немногих слабостей, о которых знали лишь единицы. Направляясь к окну, Адиабат не в первый раз подумал, что любил ночные полёты намного больше, чем дневные. Воздух, который точно становился другим, лунный свет, песни надоедливых сверчков, лёгкая прохлада и полное уединение… В этом было что–то особенное, что–то, черт бы всё побрал, романтическое. И если бы его спросили, какое свидание считалось идеальным, ответ не заставил бы себя долго ждать. Едва Шаарон сорвался с подоконника, он почувствовал, как земля начала притягивать его тело к себе. Ветер остервенело трепал рыжие пряди, бил дьявола по лицу, а сам Ади едва сдержался, чтобы не закричать от восторга, что сдавил, заколол его легкие чуть ли не до радостного крика. Хлопок остановил свободное падение, вынудив ветви некоторых деревьев с жалобным хрустом упасть на землю. До земли оставались считанные метры — при желании Ади мог преодолеть их за один прыжок, — но дьявол, не сдержав глубокого вздоха, полного радости, с силой взмахнул крыльями и практически сразу взмыл на ту же высоту, с которой прыгнул. Совсем скоро земля скрылась за толстым слоем густых облаков. Ади, петляя между ними, резко меняя высоту полета, пролетал мимо школы; натренированные крылья позволяли ему выполнять такие виражи, при виде которых у Непризнанных обычно челюсть падала на пол. В тот момент он почему–то подумал о Вики. Точнее, об её безбашенном — как он назвал его за глаза — прыжок. Дьявол понимал, что в Непризнанной был какой–то огонек, из которого можно было раздуть целое пламя. Младшая Уокер, может быть, ещё и понимала того, но была одной из самых перспективных бессмертных, носивших серые крылья. В какой–то момент его рыжеволосую голову озарила мысль, что Виктория даже могла научить его тому, что знал и без неё. На секунду Шаарон прикрыл глаза, представляя, как девушка летела перед ним, совершая невероятные «мертвые петли», которым он научил её, и хохоча… Собственные мысли заставили Ади замереть в воздухе. На мгновение сердце его ухнуло куда–то вперед, словно хотело продолжить полет, но практически сразу вернулось в нормальный ритм. «Хотя, эта оторва и без моей помощи задаст жару» — хмыкнул Шаарон и продолжил парить то над облаками, то под ними. Только, лететь так быстро, как он хотел на самом деле, у него не получалось. «Видно, у Уокеров в крови легкое безумие и стремление к приключениям. Мари тоже была — хотя, почему была? Есть! — совершенно…» Дьявол не успел закончить мысль, что старшая Уокер совершает какие–то нереальные поступки с самого момента поступления в школу, как вдруг что–то стремительно пролетело перед его носом. Рыжеволосый инстинктивно отлетел чуть назад, надеясь, что завтра не проснется с огромным синяком, и ругнулся: — Сука. Это что ещё за?.. И прежде, чем взвесить все «за» и «против» своей затеи, кинулся за «хренью» — как её назвал за глаза. Догнать вещицу, что чуть не оставила на лицо веснушчатом лице синяк, Шаарону не составило никаких трудностей. Он вскинул руку и победно сжал «хрень» в ладони, едва удержавшись от желания что–то вскрикнуть. Зеленоглазый не сдержался и вздохнул с притворной печалью; на мгновение Ади даже стало жаль, что никто не видел, с какой скоростью он летел. А потом демон посмотрел на свою руку. Всё желание юлить и ухмыляться сразу пропало. В его ладони, чуть перекатываясь, лежал пузырек с синим лекарством. Сердце предательски потяжелело, когда он понял, кому оно принадлежало. Дьявол присмотрелся к его пробке и заметил небольшую бирку, висящую на ней: «Виктория Уокер» Догадки беса подтвердились, отчего все внутри разом сжалось до микроскопических размеров, а потом с неприятной дрожью вернулось в прежнее состояние. Но Ади не хотел давать этим чувствам и эмоциям какого–либо названия, не хотел разбираться, с какой частотой стало биться его сердце. Ему просто захотелось найти эту Непризнанную и заставить её силой выпить чертово лекарство. Шаарон распрямился, повел затекшими плечами и лениво взмахнул крыльями, удерживая равновесие. «Она решила поиграть с огнем?» — спросил он у себя. «Неужели не нашла лучшего способа пощекотать нервишки?.. Ведь для этого есть я!» Из груди вырвался непрошенный выдох. Через мгновение Ади спрятал пузырек во внутреннем кармане черной куртки, решив, что разберется с этой упёртой оторвой завтра; желание завершить круг вокруг школы пропало без следа. Дьявол, оглянувшись, понял, что до окна их с Сэми спальни совсем недалеко. Он резко спикировал вниз, чувствуя, как ветер, что он создавал своим падением свистел, в ушах. Рукой Шаарон чуть ли до боли в пальцах сжал карман, в котором лежала склянка с синим порошком; мысли его были заняты лишь тем, что «завтра ей мало не покажется». Возле большого квадратного окна, со стороны которого можно было увидеть старый, почти заброшенный сад, дьявол остановился. Он постучал по стеклу, готовый в любой момент взять разгон и влететь в собственную спальню, как говорил Уайтвуд, «с ветерком». Только никто не спешил открывать. «Да где его черти носят?» — пробубнил Шаарон и прислонился к окну вплотную, приставил руки к лицу в попытке разглядеть хоть что–нибудь в темноте собственной комнаты. Единственным, что дала ему эта тьма, стало осознание, что спальня была совершенно пуста.***
Пока Ади кружил над школой мимолетной тенью, Сэми неспешно шел по коридорам. Общее напряжение должно было заставить Уайтвуда озираться по сторонам, в надежде не повторить судьбу Эрнела — его близкого друга и одного из немногих ангелов, кто не осуждал общения с дьяволами. Только, к собственному удивлению, Сэми не боялся. Напротив, тьма, которая напрягала всю жизнь, в тот момент казалась такой успокаивающей, такой… родной, что Уайтвуд даже не смел торопиться в спальню. У него вдруг возникло некое чувство дежавю: примерно двадцать четыре часа назад он тоже был в ночном коридоре, тоже никуда не торопился и считал минуты, которые вдруг стали казаться дольше. Для полной картины не хватало только Мари, которая бы сидела рядом с ним и уже привычно кривила душой, говоря, что её волнует только экзамен с Геральдом. Сэми вдруг замер на месте. «Что она должна была сделать? Какой грех её обязали совершить? И справилась ли она с экзаменом? И какой ценой?..» Миллионы мыслей закрались в его голову, сразу же пустили свои ядовитые корни. Перед серыми глазами появилась Мари, которая делала что–то ужасное, поистине дьявольское для достижения собственной цели; подсознание вырисовывало всевозможные картины, каждая из которых была страшнее предыдущей.Вот Уокер стоит возле маленького ребенка и, улыбаясь, говорит ему, что спички совершенно безопасны. Вот Мари просит у бармена одного из тысячи американских пабов «повторить» и пьет ром, а после выпроваживает на улицу пьяного мужчину, со спокойной душой сажает его за руль автомобиля и машет рукой в ответ на быстрый «щелчок» аварийки. Вот Непризнанная поддерживает решение юной девчонки бросить учебу и «познать настоящую жизнь скитальца», которая в её понимании представлялась бесконечными поездками с музыкальной группой, что жила в фургоне и завершала любой прием пищи кокаином.
Сэми передернуло. Тогда видение пропало, а в конце коридора появилась знакомая фигура. Мари шла, обхватив себя руками. Серые крылья были растрепанными и чуть поникшими, словно стали слишком тяжелыми для девушки. В тот момент Непризнанная казалась очень уставшей, но даже это не помешало Уокер вскинуть подбородок и держать спину прямо. Уайтвуд чуть улыбнулся Непризнанной, подумав, что мысли материальны, но потом присмотрелся к Мари и понял, что её пальцы, скользнувшие по собственным рукам, оставили за собой кровавые следы. «Она ранена» — такой была первая мысль, что появилась в его голове. Сэми направился — нет, он побежал — навстречу девушке, чувствуя, как предательски затряслись его колени. — Мари! — Уайтвуд не сдержал испуганного вскрика, когда между ним и Уокер осталась пара метров. Он схватил черноволосую за локти, помогая ей удержать равновесие. Непризнанная, в свою очередь, вскинула брови и посмотрела на Сэми так, словно видела его впервые. — Чего ты кричишь?! — шикнула кареглазая, быстро оглянувшись за свою спину. — Я и так чуть с Фенцио не столкнулась… — Почему ты в крови? — Сэми словно её не слышал. Ангел, не помня себя от волнения, от страха, что сжало нутро отвратительной ледяной рукой, не мог оторвать взгляд от рук Мари. Каждое прикосновение ладоней Непризнанной оставляло следы, и маленькие красные отпечатки на запястьях едва не бросили парня в холодный пот. — Это было моё задание. Я должна была подтолкнуть одного парня на суицид, — проговорила Уокер. — Только он боялся. Поэтому попросил меня вскрыть ему вены, вот и… — она многозначительно развела руками, позволяя Сэми рассмотреть испачкавшиеся в крови черную рубашку и джинсовую юбку. Ангел сразу же кивнул и откашлялся, внезапно почувствовав себя чертовски глупым и грустным сразу. «Действительно, как её могли ранить? У Мари такой характер, что ты, скорее, сам расшибешь голову об асфальт, чем рискнешь причинить ей боль» — хмыкнул Сэми. «И, значит, суицид… Ты всё–таки справилась со своим заданием, Уокер. Но довольна ли ты сейчас?..» Девушка подняла на Сэми быстрый взгляд, как вдруг напряглась. Она прислушалась к тишине, словно пыталась прочувствовать биение их с Уайтвудом сердец, а потом развернулась. Вдоль высокой стены скользнула чья–то крылатая тень. — С–сука… Это Фенцио! Сэми замешкался лишь на мгновение, но стоило парню прислушаться к энергии приближающегося бессмертного, он сразу почувствовал запах кардамона — именно такой аромат имела энергетика старого ангела. Уайтвуд, оглянувшись по сторонам, заприметил в ближайшей стене небольшую нишу. Мгновение — и Мари были зажата между холодной каменной стенкой и телом Сэми. Она что–то инстинктивно пискнула, чувствуя, как и без того уставшие крылья свело тянущей болью, но Уайтвуд приложил палец к её губам, точно велел молчать. Непризнанная, вдруг почувствовав, какими теплыми были руки ангела, послушно затихла; она даже привстала на носочки и вжалась в поверхность стенки, словно думала стать с ней единым целым. Ангел тоже сделал осторожный, максимально тихий, шаг вперед, прижимая Мари к камням, а белоснежные крылья — к спине. Сэми ощущал, как слабое дыхание Мари касалось его шеи, будоража каждое нервное окончание. Возможность попасться ангелу Фенцио росла с каждой секундой. Уокер слышала, как полы одеяния учителя били отца Дино по икрам, и сердце колотилось в такт этим хлопкам. Оба старались даже не дышать. Только адреналин, что с силой ударил в кровь, требовал больше кислорода. Губы Мари беззвучно шевелились, словно она молилась самому Шепфа, и Сэми, что стоял к ней ближе, чем мог стоять кто–либо, чувствовал их невесомые касания собственной кожей. Вдоль позвоночника пробежались мурашки. А после дверь одного из кабинетов, расположенного в десяти–тринадцати метрах от ниши, хлопнула. Это был такой мощный удар, что по стенам прошлась вибрация. Мари сделала глубокий выдох, опалила кожу ангела дыханием; ноги едва не подкосились, по напряженным мышцам прошлась судорога. — Пронесло, — кинул самому себе Сэми и без каких–либо сил поддался чуть назад. Расстояние, что было между ними, увеличилось, но все–равно казалось до неприличия маленьким. Девушка сглотнула, а потом медленно подняла взгляд на лицо ангела; Уайтвуд казался удивительно расслабленным и напряженным одновременно. Тогда она сделала глубокий вздох и почувствовала, как её грудь потерлась о грудь парня, оставляя на рубашке парня кровавые следы. Дыхание стало рваным, точно неровным, когда ангел переглянулся с Непризнанной. Вся гордость, с которой они смотрели друг на друга весь прошедший день, пропала. И в карих, и в серых глазах горели искры, напоминающие огненные отблески, что появлялись при зажигательных файер–шоу; были они заслугой выпитого Уайтвудом глифта или адреналина, ударившего в голову обоим, бессмертные так и не поняли. Хватило мгновения для принятия решения, и Сэми поддался вперед, поцеловал Мари; Уокер же схватила его за плечи, прижимаясь к ангелу вплотную. Чувство дежавю только усилилось — ведь вчера они точно так же целовались в коридоре, только сейчас ситуация была более рискованной. В любой момент из кабинета мог выйти Фенцио или другой дежурный учитель, мог появиться случайный ученик. Но эта «вероятность» придавала ситуации еще больший… азарт. Когда Мари зарылась пальцами в черные волосы, Сэми понял, что не прекратил бы целовать её, даже если бы за их спинами появился сам Шепфа. — Это — полное безумие, знаешь об этом? — шепнул Уайтвуд, а сам, словно противясь собственным словам, подхватил девушку под ягодицы. Тело Непризнанной, прижимающееся к его телу, только с большей силой опьянило ангела. Брюнетка послушно обвила его талию ногами и сжала в кулаке воротник белой рубашки: — Только попробуй… Мари не договорила, потому что Сэми поднял голову и снова поцеловал её, вынуждая Непризнанную чуть задохнуться от неожиданности, что–то неразборчиво простонать. В следующий миг руки Уокер скользнули вниз по рубашке парня, расстегивая пуговицы. Происходящее в тот момент точно стало «альтернативной концовкой» их прошлой встречи. Сейчас же Сэми, точно извиняясь перед Уокер за вчерашний холод, дернул чёрную юбку вверх. Пальцы прикоснулись к чувствительной коже внутренней стороны бедра; по ногам Непризнанной пробежались мурашки, и Мари, чуть всхлипнув, поддалась вперед, точно просила большего в нетерпении. Ангел же ни на секунду не оставлял губы Уокер без внимания. Его язык по–хозяйски блуждал по губам, накрашенным бордовой помадой, в то время как мужская рука зарылась в длинные темные волосы. Он намотал пряди, растущие на затылке, на кулак, вынуждая Непризнанную откинуть голову назад, оголить для него — только для него — свою шею; в следующую секунду влажные губы коснулись ключиц. Сэми целовал, посасывал нежную кожу, оставляя на ней следы, отчего Мари лишь гладила парня по плечам. Не в силах сдержать эмоций, Уокер закусила собственный кулак в попытке не вскрикнуть от удовольствия; Уайтвуд — будто специально — стал ещё активнее проводить рукой по внутренней стороне бедра. Силы сдерживаться иссякли, и по коридору едва слышным эхом пронесся её стон. Сэми, удовлетворенно хмыкнув, шепнул девушке на самое ухо: — Если ты не хочешь, чтобы нас исключили, тебе придётся быть потише, маленькая, — сердце Уокер чуть не остановилось от того, с какой нежностью — и каким развратом одновременно — прозвучало это его «маленькая». Пальцы, прикосновения которых были так знакомы, поднялись чуть вверх, потянули её нижнее белье вниз. — Не томи–и, — проскулила девушка, выгибаясь всем телом навстречу Уайтвуду. Парень, казалось, только этого и ждал; уже в следующую секунду Уокер услышала, как расстегивается ширинка. Сердце сделало кульбит, а сама Мари нетерпеливо потерлась своим пахом о его пах. Сотни гормонов сразу ударили в кровь, вынуждая терять рассудок. Она сжала плечи Уайтвуда, закусив нижнюю губу, когда почувствовала неспешный, точно плавный, толчок, и чуть не заплакала от наслаждения, что сдавило грудь. — Да!.. — Тише, — приказал Сэми тихим, едва слышимым голосом, делая ещё один толчок. Он вдруг провел языком дорожку от ложбинки на груди Мари до подбородка, остановившись лишь на опухших губах. Поглощая поцелуем все стоны Непризнанной, которой ему было чертовски мало, Уайтвуд не сдержался, рыкнул ей в губы. Уокер же ответила ангелу неровным «ох»ом, поддалась тазом вперед, потом назад, устанавливая желаемый темп. Из груди обоих бессмертных вырывались неконтролируемые вздохи, которые эхом отскакивали от каменных стен ниши и смолкали только в коридоре. Плавные, но сильные толчки то и дело придавливали серые крылья Непризнанной к стене, отчего их чуть сводило. Однако в тот момент Мари было не до тянущей боли между лопатками. Переплетенные пальцы, руки, сжимающиеся в волосах друг друга в кулаки, непрекращающиеся поцелуи и произнесенные в унисон имена — всё это слилось в один невообразимый коктейль чувств и эмоций, вынуждающий забыться. Время для бессмертных стало слишком эфемерным, и хотя Мари не знала, сколько провела в этой чертовой нише, она, почувствовав сердце, заколотившееся где–то в горле, недовольно проскулила; Уокер совсем не была готова к такому быстрому — как ей казалось — финалу. Когда откуда–то изнутри поднялась горячая, почти обжигающая волна, что разливалась от низа живота по телу, девушка застучала ладошками по спине Сэми, словно надеялась оттянуть момент. При самом оргазме Уокер сжала под пальцами белую рубашку, подавила стон. Через пару мгновений Уайтвуд присоединился к ней, сдавленно вскрикнул от наслаждения, отчего руки на ягодицах девушки сжались с большей силой. В попытке уровнять дыхание ангел прижал девушку к стене, уткнулся лицом в её шею. Легкие наполнил сладкий аромат ванильных духов. Сердце, что колотилось, как после многокилометрового марафона, сдавило грудную клетку; голова, напротив, стала легкой. Точно все проблемы, которые могли его волновать, разом стали какими–то незначительными и пустыми. Минуты, которые они провели в коридоре, приходя в себя, стали для Уайтвуда секундой. Мари, отдышавшись, поправила волосы — на этот раз прямые, но удивительно растрепанные — руками, отдернула свою юбку вниз. Посмотрела на торс Сэми, на котором остались кровавые отпечатки, белые следы от её ногтей, затем на перепачканную рубашку. — Я тебя провожу. — Не стоит, — кинула Мари. Она оправила собственные крылья, избавляясь от пыли, что осела на серых перьях. — Я дойду сама. — И всё–таки, — ангел начал застегивать свою рубашку; при лунном свете она, точнее, кровавые следы на рукавах и плечах, выглядели совсем неправильно. — Сейчас небезопасно. — Брось, — фыркнула Уокер, уже покинув нишу. — Тащиться от женского крыла в мужское по два раза тоже не вариант. Иди спать, Сэми. И, не дожидаясь каких–либо слов, девушка развернулась и направилась по коридору. Уокер услышала, как Уайтвуд шепотом назвал её по имени, но Непризнанная не обернулась. Она только шла в сторону лестницы, стараясь идти тихо, но, в то же время, быстро; точно боялась, что кто–то может её догнать. Но ноги предательски тряслись, вынуждая запинаться, а где–то под горлом точно затянулась петля. Уокер всю жизнь, точнее, всё своё существование считала, что испытывать что–то похожее просто физически невозможно, что люди разбрасывались всеми этими словами лишь для красоты и чертового драматизма. Только за последние недели Непризнанная, наверно, уже в двенадцатый раз понимала, что держать чувства под контролем, а потом задыхаться от эмоций — вполне реально. «Какой же это всё бред!» — прошипела она, рассматривая следы собственных зубов на кулаке, что остались в знак напоминания о… моменте наслаждения. Прикрыла глаза, поднимаясь по винтовой лестнице. Тогда воображение само по себе нарисовало фигуру с белыми крыльями и глазами, цвет которых напоминал октябрьское небо в Омахе. Фигуру, которая так крепко, но в то же время осторожно, держала за бедра в попытке подстроиться под желаемый темп, которая, целуя шею, называла её «маленькой». Сердце снова кольнуло. «Ёбаный запрет» — плюнула Уокер и поплелась по длинному коридору, в конце которого находилась их с Ости комната.***
Когда Мари пришла в спальню, Ости уже спала. Дьяволица лежала на животе, волосы были растрёпаны, беспорядочно валяясь по всей подушке; вид её крыльев, черные перья которых были, на самом деле, мягче пуха, на мгновение заворожил Уокер. Она успела подумать, что скоро — совсем скоро, возможно, даже завтра, — Геральд скажет дату её инициации, что скоро Непризнанная получит такие же «рогатые» крылья, а потом развернулась и зашла в ванную комнату. Быстро приняв горячий душ, который без труда смыл с её тела кровавые разводы, Мари направилась спать. Кровать встретила Непризнанную прохладными подушками — Ости всегда засыпала с открытыми окнами — и одеялом, отчего сон пришел ещё быстрее. Одной из последних мыслей Уокер перед погружением в сон было, что Сэми, наверно, придется выкинуть одну из множества его белых рубашек. Ведь отстирывать кровавые пятна так трудно…