На руинах былого величия

      Страх и волнение твёрдым густым комком собрались в горле. Сун Лань тяжело сглотнул, и неприятные ощущения опустились к животу. Как успел демон переселиться в свою следующую жертву за столь короткий срок? Значило ли это, что предыдущий носитель уже мёртв? Когда он успел столь прочно укорениться в теле старика Шэнь? Значило ли это, что тёмное создание с самого начала притворялось старостой? Тогда отчего же Сун Лань не заметил сразу? — Зачем же молодой даочжан хватается за оружие в чужом доме? Это очень и очень невежливо с вашей стороны, — ничуть не изменившимся голосом произнёс демон.       Цзычэнь лишь крепче сжал рукоять Фусюэ, готовясь к нападению в любой момент. Он не знал, что могло случиться дальше, не знал, справится ли он один. Отступать было поздно. Враг оказался там, где обнаружить его Сун Лань никак не ожидал.       Глаза старика изменились, стали непроглядно чёрными, кожа растрескалась, обнажая участки плоти и связки мышц, местами покрывшиеся тёмными пятнами гнили. Помещение заполонило уже знакомой тёмной энергией, втрое сильнее той, что источали уничтоженные им талисманы. Сун Лань старался твёрдо стоять на ногах, но тело его не успело восстановиться; он почувствовал, что руки предательски начали дрожать, колени подгибаться. Времени звать на помощь не было, как и малейшей возможности отступить. Ничего не оставалось, кроме как просто принять бой, не думая об исходе и вложив все оставшиеся силы. — Неужели господин заклинатель столь наивен и глуп, что полагал, будто я не догадаюсь о его истинных намерениях? Не стоит путать меня с моим никчёмным братцем, о победе над которым люди успели сложить одну из своих бесталанных сказочек... Убивать людей по одному — это так скучно и непрактично, в самом деле.       Человеческих черт в том, что ещё несколько минут назад было обыкновенным стариком, уже не было. Никакого отверстия, хотя бы немного походившего на рот, на растёкшемся лице не осталось: звук голоса его раздавался отовсюду и, одновременно с тем, из ниоткуда будто рождался и сразу пропадал в голове Сун Ланя. Цзычэнь напряжённо нахмурил брови.       Весь вид этой твари был несообразным и невероятно отвратительным, словно расплавленный, сваренный заживо человек, которого кое-как слепили заново неумелыми руками. Буро-красная плоть пузырилась, будто кипела, и пузырьки, лопаясь, источали отвратительный гнилостный запах; обыкновенные человеческие руки обратились несуразными трёхпалыми конечностями, оканчивавшимися огромными, острыми, точно первоклассный клинок, когтями. Колени прогнулись в обратную сторону. — Половина из этих никчёмных душ уже моя, а стоит мне покончить с достопочтенным господином заклинателем, как и вторая станет моей. Даочжану Сун не хватит сил справиться со мной в одиночку, а значит, свою кончину юноша встретит от рук неизвестного существа, и подвиг его даже не превратится в прекрасную балладу. Одной бесславной смертью станет больше. Как жаль...       Сун Лань стоически молчал. Говорить с подобными созданиями было себе дороже, да и смысла на самом деле не имело: договориться всё равно ни за что бы не вышло, а вот незаметно для самого себя проговориться о чём-то важном было проще простого. Судя по всему, о Синчэне злобное существо и не подозревало, и сейчас это стало единственной надеждой и преимуществом.       Первый удар Цзычэню удалось заблокировать, но от такой неожиданной мощи его отбросило и впечатало спиной в архивные шкафы: бессчётные свитки и книги тут же посыпались на него сверху. В попытках прикрыть голову от падающих предметов, Сун Лань пропустил второй удар, и когти демона проехались по его рёбрам, едва не успев проткнуть насквозь мягкую брюшину. Цзычэнь всё же успел отпрыгнуть. Разрезанные ткани одежд мгновенно пропитались кровью. Сун Лань зашипел сквозь стиснутые зубы, рисуя в воздухе печать и бросая её в сторону противника. Заклинание никакого эффекта ровным счётом не оказало: демон попросту рассеял его одним движением своей руки, рассыпая на тысячи искр.       Цзычэнь старался держать расстояние, разбрасываясь незамысловатыми огненными печатями, но даже на них уходило непозволительно много духовных сил. Второй раз столь же ловко отпрыгнуть ему уже не удалось бы — слишком вымотался, слишком много крови потерял, и с каждой секундой терял ещё больше. Вся надежда была на то, что Сяо Синчэнь сможет почувствовать всплеск тёмной энергии неподалёку и придёт на помощь.       Сил Сун Цзычэня явно было недостаточно. Лезвие Фусюэ сверкало, звенело, то и дело билось о тело демона, но не оставляло на нём даже малейшей царапины. В небольшом помещении царил полнейший хаос, множество книг и свитков оказались изрезанными на бумажные лоскуты. После каждого удара Цзычэнь вынужденно отступал назад, стараясь сохранять расстояние с противником. Верхняя часть одежд превратилась в окровавленные лохмотья тёмной ткани, и Цзычэнь одним движением руки оторвал остатки рукава и отбросил ненужную тряпку в сторону — сейчас она только мешала. Из узких и глубоких ран на его боку, не прекращая, сочилась кровь.       С каждой секундой его движения становились всё более медленными и всё менее точными. Цзычэнь отчаянно оттягивал момент потери сознания, пока перед глазами его весь окружающий мир превращался в мутную смесь цветных пятен. Он, покачиваясь, отступал всё дальше, стремясь попасть наружу и подать сигнал: любой знак, который смог бы увидеть и распознать Синчэнь. Последний оставшийся у него талисман Сун Лань не стал запускать во врага, лишь сжал с силой в ладони — бумага тут же напиталась его кровью.       Цзычэнь у самого порога запнулся, окончательно спутавшись в ногах, упал, проломив собственным весом входную дверь, и тут же отполз как можно дальше. Окровавленный талисман, подхваченный ветром, вылетел у него из рук и унёсся вместе с сухими листьями и дорожной пылью в промежуток между домами. Сун Лань зажмурился и кое-как поднялся на ноги. Духовные силы полностью иссякли, и Цзычэнь как можно крепче взялся за рукоять меча. Оставалось лишь силой собственных рук до последнего отбивать удары и молиться, чтоб этот последний рывок был не зря, и послание достигло своего адресата. — Синчэнь... — едва шевеля губами прошептал он.       Следующий удар отбросил его через дорогу, впечатывая в прилавок мясницкой лавки, а острые демонические когти успели полоснуть по рукам и груди, оставляя ещё несколько глубоких тонких порезов. Раны, нанесённые противником, беспощадно горели, и жжение это непрерывно распространялось по всему телу вместе с движением крови по венам. Сун Лань едва вновь не упал на колени, но сумел выстоять, опершись об уцелевший деревянный столб, бывший частью прилавка.       Его долгом было выстоять до прихода помощи, каких бы усилий это не стоило.       Синчэнь, выбрав удачное место неподалёку от нужной им хижины, спокойно сидел на земле, протирая лезвие Шуанхуа. Хотя Сун Лань отлучился довольно давно, подобный разговор мог затянуться, поэтому даочжан успокаивал сам себя, оставаясь на месте. Всё равно он то и дело оборачивался в надежде увидеть силуэт Сун Ланя.       Слишком много душевных метаний и переживаний ему пришлось вынести за эти годы в мыслях о возлюбленном. Не смотря на казавшуюся тогда вечной разлуку, сердце Синчэня принадлежало лишь одному, болело и тосковало только по нему одному; Синчэнь даже и помыслить не мог, что сумел бы полюбить кого-либо ещё до самого конца своих дней. Даже спустя несколько лет ни один встреченный им человек не вызывал никаких чувств, которые были бы сильнее тёплой дружеской привязанности. Если бы Сяо Синчэнь и захотел забыться и отдаться кому-либо ещё, то после от отвращения к самому себе не смог бы жить дальше, даже сама мысль о возможности полюбить кого-то ещё, с той же самоотверженность дарить всего себя, свои душу и тело ещё одному человеку вызывала приступы тошноты.       На счастье, он воссоединился с возлюбленным, но оттого его чувства обострились до предела. Стоило разлучиться даже на пару минут, как мгновенно нападали тоска и волнение, как бы не случилось с любимым чего плохого. Сун Цзычэнь щедро одаривал его ответной заботой.       Что ни на есть — две утки-мандаринки.       Судорожно вздохнув, Синчэнь снова обернулся через плечо на тропу, по которой уходил и должен был вернуться Сун Лань. Не увидев желаемого, Синчэнь поджал губы и вернулся к своему мечу, опершись спиной о ствол дерева, возле которого сидел. С очередным порывом ветра в щёку его неожиданно что-то со шлепком влетело. Сяо Синчэнь протянул руку, снял неизвестный предмет с лица: окровавленный талисман, начертанный до боли знакомым почерком. — Цзычэнь! — взволнованно воскликнул он, пальцами проводя по листу заклинания и рывком поднимаясь на ноги.       Синчэнь бежал так быстро, как только мог, заранее обнажив меч. Чем ближе он был к центру, тем чаще ему встречались в панике убегающие в противоположном направлении люди: времени остановиться и расспросить кого-нибудь не было. По мере приближения к цели он всем своим существом ощущал волны энергии, накатывающие все сильнее и вибрацией прокатывавшиеся по конечностям. В очередной раз Синчэнь проклинал свою чрезмерную чувствительность к малейшим движениям потоков энергии в окружающем мире — ему понадобилась пара минут на то, чтобы привыкнуть к пронизывающим всё его естество потокам тёмной ци, из-за чего он двигался куда медленнее. Даже эта пара минут была драгоценной.       Последний поворот, и Синчэнь, ни секунды не раздумывая, бросился наперерез нападавшему, закрывая Сун Ланя от очередного удара демонических когтей. Шуанхуа точными ударами оставил несколько глубоких порезов на теле не ожидавшего внезапного появления ещё одного противника демона.       Цзычэнь, закашлявшись собственной кровью, оступился и упал навзничь прямо среди деревянных обломков. Мелкие твёрдые кусочки древесины тут же вонзились в его спину, раздирая и без того глубокие открытые раны. Очередной приступ боли пронзил всё тело, жгучий яд, проникший в каждую клеточку, заставлял дрожать и заходиться в приступах кашля, без конца сплёвывая потемневшую кровь, поражённую гнилостной отравой. Он попытался было повернуться и встать на ноги, даже приподнялся на колени, но бессильно упал обратно. Дыхание Цзычэня стало тяжёлым и медленным. Он мог лишь расфокусированным взглядом наблюдать за происходящим, на самом деле уже слабо отличая силуэты окружающего мира.       Последним, на чём сумел сосредоточить свой взгляд Сун Лань, было обеспокоенное лицо Синчэня, обернувшегося через плечо, чтобы взглянуть на него. Он сумел выстоять и именно поэтому, наконец, позволил себе закрыть глаза и провалиться в темноту.

***

      Сун Цзычэнь очнулся.       Первым делом он инстинктивно дёрнулся, чтобы сесть, но тут же зашипел от боли и упал обратно на постель. Обеспокоенный Синчэнь тут же оказался у изголовья его кровати и осторожно сел рядом. — Дорогой, не делай резких движений. Будет очень нехорошо, если твои раны опять раскроются... Не шевелись, сейчас принесу тебе поесть, хорошо? — ласково проговорил Синчэнь, сжав руку любимого в своей.       Над очагом кипел котелок с чем-то невероятно ароматным, и желудок Цзычэня не помедлил отозваться жалобным голодным урчанием.       Синчэнь ещё некоторое время хлопотал у очага, собирая вместе все наготовленные блюда и составляя множество тарелок, тарелочек, блюдец и мисочек на большом подносе. Сун Лань мог лишь беспомощно наблюдать за ним, всё же не рискуя двигаться по наставлению даочжана. — Наконец-то ты очнулся, дорогой. Хорошо поешь... обязательно хорошо поешь, тебе необходимо восстанавливать силы.       Синчэнь теперь хлопотал у постели, пододвигая к ней стол, а после помогая Сун Ланю сесть, опираясь спиной на подушки. Ласковым ветерком Синчэнь проносился туда-сюда, то составляя подушки в качестве опоры для израненной спины Цзычэня, то подтыкая одеяла, то ещё немного сдвигая стол. Вскоре перед Сун Ланем стоял большой поднос с бессчётным количеством самых любимых его блюд, приготовленных собственноручно Сяо Синчэнем. В долгих путешествиях им редко удавалось порадовать себя кулинарным разнообразием, и питались они в основном либо запечённой на костре подстреленной дичью, либо похлёбкой из засушенного мяса и специй. Однако, если выдавалась такая возможность, то Синчэнь всегда баловал своего Сун Ланя самыми изысканными и искусно приготовленными блюдами.       Первым делом его взгляд остановился на цзунцзы, любовно завёрнутыми в бамбуковые листы. Цзунцзы выглядели непередаваемо аппетитно, и Сун Лань уже едва ли не на языке чувствовал вкус начинки: курятины, свинины с мягкими каштанами, солёных яиц с арахисом... Цзычэнь мог с уверенностью сказать, что в своей жизни не ел ничего вкуснее, чем цзунцзы его даочжана, и он уже потянул было руку к тарелке с любимым лакомством, как вдруг Синчэнь мягко перехватил его запястье. — Нет, Цзычэнь, лучше начать с супа, пока он не остыл. Я не добавлял много специй, чтобы не бередить твои раны.       Сун Лань перевёл взгляд на мисочку с ещё дымящимся супом: именно он издавал тот восхитительный аромат. В богатом наваристом бульоне плавали кружочки моркови, несколько плодов красного финика и жирные аппетитные бараньи рёбрышки. Конечно, сперва ему хотелось отведать излюбленное блюдо, но всё же Цзычэнь послушно взялся за мисочку и глотнул немного бульона, тут же восхищённо вздыхая. — Великолепно! — воскликнул он. — Мой даочжан готовит лучше всех.       От чрезмерных эмоций он в миг закашлялся. — Не торопись, — поглаживая его по плечу, улыбнулся Синчэнь. — Иначе мне придётся кормить тебя самому.       Сун Лань, оправившись от внезапного приступа кашля, разумеется, не послушался Синчэня и продолжил торопливо отхлёбывать бульон, чтобы заполучить ещё больше заботы, принимая пищу прямо из его рук. Синчэнь лишь покачал головой и сам взял в руки палочки, развернул один из цзунцзы и протянул Цзычэню. Тот осторожно откусил, блаженно прикрывая глаза от настоящего вкусового экстаза: это были его любимые, с курятиной и грибами. — Невероятно, — с набитым ртом пробубнил Сун Лань, тут же получая шутливый подзатыльник, больше похожий на поглаживание по голове.       Все тарелки вскоре опустели: рёбрышки из супа валялись обглоданными подчистую белыми косточками, листики из-под цзунцзы остались чистыми до последней рисинки, а тарелка, бывшая до краёв наполненной кисло-сладкой свининой, опустела до дна — осталась лишь пара капелек соуса на стенках. Сун Лань довольно похлопал себя по животу и осторожно откинулся на подушки всё ещё болящей от порезов спиной. Оказаться практически смертельно израненным определённо стоило того, если после твоё пробуждение встречали подобным пиршеством, да вдобавок ещё и с нежной заботой кормили собственными руками. — А-Чэнь, — приоткрыв один глаз, тихо позвал он.       Синчэнь, уже собиравший пустые тарелки, остановился, вернул поднос на стол и присел рядом. Сун Лань взял его руки в свои. — Сколько я пробыл без сознания? — Около недели, — погладив ладони Цзычэня, отозвался он. — Я так боялся, что ты можешь больше не очнуться. А-Цин так перепугалась, пока сидела рядом, а я, когда очнулся... я...       Сун Лань притянул его ближе и заставил опустить голову на своё здоровое плечо, положил ладонь на макушку и скользнул ладонью по волосам, пропуская мягкие пряди между пальцев. — Ну же, не суетись, родной. Я ведь жив. Можно успокоиться. — Как у тебя всё легко — я же выжил!       Синчэнь умолк и поджал губы. Под ласковой рукой любимого он буквально плавился, и всё плохое разом теряло всякое значение. Ворчать совсем перехотелось, потому Синчэнь замер, положив ладонь на плечо Сун Ланя. Он и впрямь боялся, до последнего боялся, то и дело нервно проверял его дыхание и сердцебиение, старался ни на единую лишнюю минуту не покидать дома и практически не давал себе отдыха, хотя и сам получил несколько ран. — Я просто боялся потерять тебя. Ничего не может быть страшнее, чем снова потерять тебя, — смягчившись, добавил он.       На эти слова Сун Лань, забывшись, дёрнулся, чтобы обнять даочжана обеими руками и накрепко прижать к себе, но пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать от боли — Синчэнь недовольно нахмурил брови, но сказать ничего не успел. — Расскажи мне, как всё было... тебя самого не ранило? — над самым его ухом раздался хриплый, немного усталый голос Сун Ланя.       Синчэнь глубоко вздохнул и улыбнулся, расслабленно опустившись обратно. И впрямь, хлопоты можно было отложить на потом: грязную посуду могла вымыть А-Цин, заняться готовкой ужина можно было и позже, а целебных примочек и мазей он изготовил на два дня вперёд. — Хорошо, я всё расскажу, но только если пообещаешь больше не двигаться.