На руинах былого величия

      Дни в небольшой деревне, спрятанной в живописном местечке посреди леса, текли своим чередом. Жители довольно быстро сподобились и, собравшись все вместе, взялись за восстановление полностью разрушенных домов в самом центре поселения. Совместными усилиями они валили лес, выпиливали и строили, а добрым их помощником был ласковый слепец-даочжан в белом. После похорон останков старика Шэнь, ещё не успев снять по нему траур и избрать нового старосту, у жителей появилась новая неразрешимая проблема — наказание виновницы произошедшего: Сяо Синчэнь обнаружил, что ткачиха Шу ошиблась, проводя нечистый обряд, и вместо души её почившего мужа из преисподней в мир людей выбрался демон, учинивший в небольшом поселении столько бедствий.       Вершить суд Синчэнь оставил на односельчан и соседей женщины, сказав, что над людьми и их судьбами у него, как у заклинателя, нет власти. Люди здесь всегда жили мирно, у них не было даже подобия темницы, и потому не нашли выхода лучше, чем изгнание — никто не решился бы вынести, а уж тем более претворить в жизнь смертный приговор даже после столь ужасного поступка.       Сам заклинатель большую часть своего времени проводил в хлопотах о своём раненом друге, и как люди не старались уговорить его отдохнуть и не марать руки грязной работой, Синчэнь никого близко не подпускал и забот своих никому не доверял. Разве что небольшую часть, вроде сбора каких-то трав, поручал юной слепой девушке, сопровождавшей его. Появлялся на людях он обыкновенно на пару часов, днём: помогал валить деревья или перетаскивать материалы для строительства, а после снова удалялся в их уединённый дом.       Жители не решались разговаривать об этом даже наедине, между собой, и молчаливо наблюдали, как благородный даочжан не отдыхал днями напролёт, стремясь помочь всюду, но и не покидая своего дражайшего друга.       Синчэнь окончательно потерял покой. Как он не старался, без конца вливая в Сун Ланя собственные духовные силы и перебирая все доступные ему противоядия, глубокие раны, оставленные демоническими когтями, продолжали сочиться и нагнивать. Сяо Синчэнь несколько раз за день менял повязки, промывая и очищая порезы. Раны затягивались слишком медленно, отнимая у Сун Цзычэня много сил, которые Синчэнь компенсировать не успевал, да и не мог, сам будучи истощённым едва ли не до предела.       Так шли дни.       Синчэнь не терял надежды, изо всех сил старался не терять. Он перебирал все известные ему травы, часами бродил по лесной чаще, выискивая и выбирая: в тот момент он впервые пожалел, что никогда не уделял много времени изучению травничества. Через пять дней Синчэнь уже едва ли стоял на ногах. Он совсем позабыл о сне. Обеспокоенная А-Цин уговаривала его вздремнуть хотя бы пару часов, но даочжан по-прежнему отказывался, продолжая своими и без того израненными руками перемешивать и перетирать целебные настойки, и распухшими от холодной воды и множества царапин пальцами снимал бинты, стирал их и вывешивал сушиться, наносил целебные мази на раны и накладывал новую перевязь. По кругу и днём, и ночью, чтобы в порезах не накапливалась сочащаяся из них гнилостная отрава.       Сяо Синчэнь в свободные минуты беспокойно гладил Сун Ланя по волосам и касался лица, особое внимание уделяя тоненькому шраму над бровью и морщинкам на лбу, вокруг глаз и под носом — тем невозможно очаровательным маленьким деталям, появившимся на любимом лице совсем недавно и ставшим своеобразным отпечатком их расставания. Сун Лань был сильным, и Синчэнь верил, что он обязательно поправится и вскоре очнётся, но страх возможного обратного исхода то и дело сдавливал ему горло и практически всегда играл где-то в глубине его сознания. Вечерами Сяо Синчэнь бессильно ложился рядом с ним, слушая ровное, тяжёлое дыхание возлюбленного, держал его пальцы в своих, а когда не мог себя сдержать, плакал, терпел жгучую боль от кровавых слёз, обнимая здоровую руку даочжана, после чего спешно менял покрывающую пустые глазницы повязку.       А-Цин старалась не мешать и не приставала с расспросами, лишь по мере своих сил и возможностей — и того, насколько ей дозволялось — помогая даочжану.       В первый раз Сун Лань очнулся на шестой день, но в сознании пробыл совсем недолго. Даже не успел что-либо сказать, как снова провалился в тяжёлый глубокий сон. Раны на его теле затягивались куда быстрее прежнего и больше не гноились — по всей видимости, тело его окончательно побороло яд, и с этого момента Цзычэнь уверенно шёл на поправку. Сердце Синчэня радостно затрепетало: все страхи были зря! На следующий день с самого утра Синчэнь занялся приготовлением самого роскошного обеда, будучи уверенным, что именно сегодня Сун Лань обязательно снова очнётся. И оказался прав.

***

— Это было не так уж сложно, — совсем тихо проговорил Синчэнь. — Всего лишь несколько простых заклинаний... носителя уже всё равно было не спасти, и...       Сяо Синчэнь зевнул. Вся усталость от прошедшей в метаниях без сна и отдыха недели разом навалилась на него. Сун Лань продолжал поглаживать его по волосам, и Синчэня окончательно разморило. Он даже не успел договорить, как именно расправился с демоном, а Цзычэнь не стал настаивать, просто позволив ему провалиться в сон и засопеть у себя на плече.       Обыкновенно сон Синчэня был невероятно чувствительным, и от любого внезапного чужеродного звука он мгновенно просыпался, но стоило оказаться в одной постели с Сун Цзычэнем, не говоря уже о его тёплых объятиях, и сон его не смогли бы потревожить даже сотни стенающих в соседней комнате демонов. Так и сейчас: стоило на пару минут расслабиться рядом с Сун Ланем под его ласковыми прикосновениями, как он мгновенно уснул, вновь безраздельно доверяя себя и свою жизнь в руки возлюбленного. Не смогла пробудить его и А-Цин, ворвавшаяся бесцеремонно в дом, а после, на радости от вида живого и пребывавшего в сознании даочжана Сун, кинулась в его сторону с криками и неуклюже попыталась обнять. Цзычэнь вовремя остановил её, вытянув перед собой свободную руку, и только после А-Цин заметила, что на постели рядом, с видом самого невинного, чистого и беззащитного существа, отдыхал Сяо Синчэнь.       А-Цин поджала губы и спокойно опустилась на краешек постели. — Я волновалась, — поджав губы, вполголоса произнесла она.       Порыв обнять Сун Ланя был слишком эмоциональным и необдуманным, обыкновенно такие яркие тёплые чувства А-Цин выражать стеснялась. Она смутилась сама себе, поэтому теперь сидела, уставившись на собственные руки и качая ногами. — Даочжан все эти семь дней не спал и почти не отдыхал, как я его не уговаривала. Он даже помогать не позволял, только мелкие всякие задания давал... я всё думала, боялась, что ещё и он сознание потеряет. Но всё хорошо... да?       Сун Лань кивал, улыбаясь. В таком случае было вовсе не удивительно, что Синчэнь так скоро уснул прямо у него в руках. — Я, конечно, в плену и не могу встать, но вообще-то всё замечательно. Ещё остался обед, даочжан не впихнул бы в меня всё, так что...       А-Цин кивнула и подошла к очагу. В нескольких кастрюльках и котелках и впрямь осталось немного еды, как раз на одну порцию для неё. Накидав себе всего прямо в одну тарелку, А-Цин уселась на полу и принялась за еду. Сун Лань по-прежнему не мог пошевелиться, накрепко стиснутый в объятиях Синчэня.       Проснулся Синчэнь лишь поздним вечером, когда солнце уже зашло и комнату освещали огонь очага, один большой фонарь и расставленные всюду свечи. Цзычэнь всё так же стоически терпел, не сдвинувшись и не поменяв положения. Руки и спина его нещадно затекли и, даже несмотря на ранения, безумно хотелось, наконец, подняться и размять уставшие от безделья мышцы. Первым делом Сяо Синчэнь протянул руку и ощупал лицо и шею Сун Ланя, а тот в ответ хрипло рассмеялся: — Живой, живой, отпусти только... хотя бы минутку пройтись.       Синчэнь закивал, мгновенно подскочил, садясь на постели и принимаясь разминать руку Цзычэня, на которой столько часов подряд проспал без движения. Сун Лань на этот жест тепло улыбнулся и перехватил руки даочжана, демонстрируя, что всё на самом деле хорошо (что, конечно, не было правдой, и свою руку он едва ли чувствовал). — Пройтись — вряд ли хорошая идея, родной. Твои раны ещё не совсем затянулись, поэтому... — Хочешь, чтобы я совсем разучился двигать ногами? Синчэнь, не нужно. Всё будет хорошо, я просто хочу немного размяться, ничего плохого не случится.       Цзычэнь опустил взгляд к их переплетённым рукам: даже в приглушённом свете свечей было видно, насколько изранены и воспалены бледные пальцы Синчэня. Улыбка с его лица вмиг исчезла. Сун Лань нахмурился и тут же осторожно коснулся пальцев даочжана губами. Один за другим он целовал их методично, медленно, каждый палец, от кончиков ноготков до исцарапанных костяшек. Синчэнь, кажется, позабыл даже, как дышать, слишком уж нежным и трогательным было это действие. Цзычэнь не знал, как иначе выразить всю свою благодарность и безграничную любовь — словами уж точно ни за что не смог бы.       Поцелуи от пальцев перешли выше. Синчэнь судорожно вздохнул сквозь стиснутые зубы, вздрогнул от прикосновения губ к тонкой чувствительной коже запястья. Сун Лань хитро улыбнулся, в миг обеими руками за щёки обхватывая его лицо, и нежно, трепетно коснулся губами губ, провёл по ним языком и толкнулся в приоткрытый рот. Подобного поведения от едва-едва очнувшегося даочжана Сяо Синчэнь никак не ожидал, но сопротивляться физически не мог, ведь сам безумно хотел. Хотел прикосновений и поцелуев. Хотел своего Сун Ланя. Хотел всего.       Любые трезвые мысли мгновенно улетучились. Синчэнь даже позабыл о ранах даочжана, подаваясь вперёд и с той же страстью отвечая. Он даже не успел заметить, не успел понять, как развязал своё ханьфу и как оно наполовину сползло с плеч, оставляя его практически обнажённым. Сун Лань уже целовал его шею, что окончательно раздробило и снесло напрочь остатки сознания. Синчэнь застонал, кусая тыльную сторону своей ладони.       Наконец можно было забыться, отдаться в горячие руки возлюбленного, скулить ему на ушко и несдержанно кусаться. Синчэнь придвинулся ближе, седлая бёдра даочжана. Сун Лань потянулся, чтобы перехватить его талию и сдавить в объятиях, но от слишком резкого движения раны на спине дали о себе знать. Цзычэнь зашипел, морщась от боли. Синчэнь едва ли не отпрыгнул от него, натягивая ханьфу обратно, закрывая плечи и наспех завязывая пояса. — Пора обработать твои раны и сменить повязки, — смущённо пробормотал он, утирая влажные от поцелуев губы. — Угу, — буркнул Сун Лань.       Синчэнь, качая головой собственной бесстыдной забывчивости, снял развешанные на балках сухие чистые тканевые полосы для перевязки.       Сяо Синчэнь обрабатывал порезы, царапины и ссадинки, каждую по очереди, сперва смазывая их пахучей настойкой целебных трав, а после перекрывая сухой чистой тканью. За монотонным сосредоточенным занятием тело его, наконец, успокоилось, сердцебиение выровнялось, и нечестивые мысли улетучились. Сун Лань молчаливо терпел щиплющий раствор на своих ранах, только морщил по-детски нос и иногда раздражённо фыркал. Закончив, Синчэнь осторожно обнял его со спины, приложившись щекой к плечу и вдыхая терпкий запах травяной настойки. — Если всё ещё хочешь размяться, можешь помочь мне с ужином. Только не перенапрягайся... Порежешь овощи? — Хорошо, — отозвался Цзычэнь.       Ужин их был куда проще и куда менее разнообразным, чем обед: немного жареного с овощами мяса и свежие лепёшки. Синчэнь как раз заканчивал раскладывать пищу по тарелкам, как за дверью внезапно раздался грохот, будто что-то тяжёлое упало на деревянный пол крыльца, а вслед раздался громкий детский голос, кричащий: — Да отчего это я не могу навестить старшего брата? Я помогал ему, пока тебя здесь даже и не было! Я тоже хочу поздороваться, раз он почти поправился.       Какой-то стук, снова шум падения, детский крик. — Я же сказала, что он едва только очнулся и ему ещё нужен отдых! — то уже был звонкий голос А-Цин. — Не лезь, раз тебя не звали! — Ты, девка, да как ты смеешь...       Двери дома внезапно раздвинулись. Ниже на ступеньку стоял Ю, насупившись и приняв защитную стойку, а ближе к дверям находилась А-Цин, замахнувшаяся на него своим бамбуковым посохом — оба приняли самый смиренный и прилежный вид, едва лишь увидев даочжана, из-за которого только что спорили. — Старший брат! — Даочжан!       Сун Лань изо всех сил сдерживал себя от того, чтобы улыбнуться. Ю запрыгнул на ступень выше, подбежал к даочжану и ещё несколько раз радостно подпрыгнул: — Старший брат уже встал на ноги, уже может ходить, да?! Значит, совсем скоро ты будешь совсем в порядке, да?       Цзычэнь лишь сдержанно кивнул, переключая своё внимание на надувшую губы и скрестившую руки на груди А-Цин. — А-Цин, — спокойно проговорил он. — Почему бы нам не пригласить младшего брата на ужин? Он и впрямь здорово помог мне в то время, когда я был здесь один. Меньшее, что мы можем сделать, чтобы отблагодарить, разделить с ним пищу, так?       А-Цин кивнула, хотя на самом деле соглашаться совсем не хотела. Сун Лань протянул руку и легонько потрепал её по волосам, тут же жестом приглашая обоих войти. Синчэнь успел накрыть ещё две порции на небольшом столике, стоявшем прямо по центру комнаты. За едой обиды детей друг на друга быстро прошли, хоть и спокойного разговора всё равно не выходило: Ю с А-Цин наперебой пытались перекричать друг друга со своими вопросами, пока Синчэнь со всей возможной для его голоса строгостью не сделал им замечание и не наказал спрашивать даочжана по очереди.       Даже на Ю, едва с Сяо Синчэнем знакомого, этот спокойный и ласковый в своей строгости голос оказал самое сильное воздействие. Крики прекратились, и завязалась спокойная, размеренная беседа.       Угли в очаге догорали. За окном протяжно кричала ночная птица.