На руинах былого величия

Я любовь эту буду теплить и вынашивать так Чтоб она разрослась во мне деревом Чтобы кончики пальцев стали ею окрашены И чтобы её во мне немерено.

      Тело Синчэня потянуло вперёд, и лишь считанные мгновения отделяли от конца, глупого и трагичного. Предельно сконцентрированное внимание и осторожная выверенность в каждом шаге всё же не уберегли от того, чтобы оступиться. Мгновения те словно растянулись на целую вечность: Сун Лань едва ли успел податься вперед, с силой натянул верёвку, чтобы хоть немного притормозить опасное падение. Всё его нутро, весь дух словно мигом сверзился в пучины преисподней: страх не справиться, что не хватит силы рук удержать. Удар сердца в глубине грудной клетки, оглушающий. Грубое волокно прорезало ладони, даже мозолистую от долгих трудных тренировок кожу протёрло до кровавых потёков.       Алые капли оставили пятна на предательски скользившей меж рук верёвке.       Напряжённые вены проступили на кистях и запястьях, запульсировали на висках.       И если сейчас не сможет удержать, то не значило ли это, что погибнут они вместе? Или же Синчэню хватило бы ловкости рук, чтобы одним движением развязать собственный хитрый узел и оставить Сун Ланя одного с грузом нестерпимой вины и боли? Если уж так, то Сун Лань сам готов был сброситься следом, ведь иначе…       Верёвка скользнула вперёд, снимая за собой кожу с пальцев.       Сгруппировав всё своё тело, напрягшись до боли в натренированных годами мышцах, Синчэнь силился сам остановить своё падение, вернуть равновесие и твёрдо встать на две ноги. Глубокий вдох, за ним прерывистый выдох. Кровь кипела, перетекая по телу куда быстрее из-за инстинктивного первородного страха перед угрозой смерти. Но всё же куда страшнее утянуть вслед за своей неосторожностью ещё две безвинных жизни — пальцы его потянулись к петле, связанной на поясе. Хитрый узел, крепкий, но развязать его было делом одного лёгкого движения за верный край. — Прости, — только и смог произнести Синчэнь.       Не успел он даже коснуться, как вдруг — резкий рывок. То Сун Лань из последних сил, не чувствуя боли в израненных ладонях, в единственный оставшийся миг потянул на себя. Но смазанная кровью верёвка отказывалась оставаться в крепкой хватке. Будто злая насмешка провидения: то, чему должно было стать орудием спасения, никак не подчинялось своей роли.       Времени шагнуть вперёд и протянуть руку, чтобы схватиться рукой за руку, одежды, притянуть к себе ближе, ни за что не хватило бы. Шагнуть вперёд — значило бы неизбежно ослабить хватку на верёвке, а значит, тут же упустить последнюю призрачную ниточку. Глупая его привычка — убегать вперёд! Ведь не здесь, не сейчас. В тихом лесу, на просёлочной дороге, посредь мирной деревни Синчэнь мог оторваться чуть вперёд присущей ему лёгкой походкой, чтобы Сун Лань неспешно шагал следом, не пытаясь нагнать. Не сейчас, не в тот момент, когда один единственный шаг мог бы стать спасительным! Не он ли говорил об уверенности в безопасности, когда опутал их в единое целое перед этим злосчастным восхождением?       Оставалось лишь бессильно зажмуриться, по-прежнему не разжимая ладоней, но лишь бы не увидеть того самого рокового момента. Страшное, неописуемое ощущение ужаса сковало всё тело. Холодные путы душили, спирали дыхание. Заледенели пальцы, лицо и что-то в глубине души — тоже.       То было горькое непонимание, отчего же судьба распорядилась именно так, почему так мало времени отвела провести с дорогим сердцу другом, поиздевалась такой нелепой маленькой деталью, сгубившей всё.       Тёмная горькая мысль проскользнула в сознании Сун Ланя. Ежели пред ним сейчас явилось бы хитрое божество или злобный демон и предложило утопить весь этот злосчастный город, чёрной полосой трагедии перечеркнув судьбы сотен людей, грязнейшим грехом навсегда сгубив душу того, кто дал обещание защитить, в обмен на одну крохотную жизнь… пожалуй, он, не раздумывая, согласился бы.       Никто не предложит спасения. Оставалось лишь ринуться следом.       Удар в грудь. Сун Лань отшатнулся, спиной вжимаясь в каменную твердь. Холод явственно ощущался на спине даже через несколько слоёв одежд, немного отрезвляя всё ещё метавшийся в панике разум. Так и не разомкнув глаз, он вслепую поднял окровавленные ладони, алым пачкая белоснежный мех на оборках накидки Синчэня, и накрепко прижал к себе тёплое живое тело. Ледяной ветер бил по щекам, и лицо своё Сун Лань уткнул в шею Синчэня, кончиком носа поднялся чуть выше, стремясь упрятаться в прядях шёлковых волос и осознать, была то реальность или что-то, лежавшее уже за тем самым последним шагом. Слеза, единственная, скатившись к подбородку, льдинкой упала на тёмное одеяние.       Ладонь Синчэня мягко легла на плечо Сун Ланя — тот тут же протянул свои холодные израненные пальцы и сжал их на всё ещё на удивление тёплой руке. Дрожащие губы прижались к виску. Ни единого шага в сторону, ни одного лишнего движения и ни слова, произнесённого вслух. Странный, беспардонно эмоциональный порыв, нарушавший любые рамки приличия и дозволенные к другу жесты и прикосновения, но отчего-то именно так ощущалось правильно.       Если бы Синчэнь всё же сорвался, оказался быстрее и успел отвязаться, избавившись от узла на своём теле, то не осталось бы совершенно ничего.       Сяо Синчэнь, ответно закрыв глаза, щекой прижался к широкой груди.       Минмэй, ничем не выдававшая своего присутствия, осторожно выпустила из зубов верёвку, присела рядом у самых ног двух заклинателей и отвернулась к горизонту, внимательно вглядываясь вдаль. Зверь никогда не просил благодарностей.       Восхождение по ступеням выше далось с большим трудом, но теперь оба шагали ещё осторожнее, чем до того, пока не добрались до небольшой ровной площадки, кажется, тоже вырубленной человеческой рукой. Это была короткая возможность вновь перевести дух перед дальнейшим восхождением: Сун Лань бросил взгляд вперёд. Каменные ступени перемежались дощатыми настилами прямо над обрывом. Так был проложен путь в местах, где не оставалось возможности для вырубки лестницы в горной породе, и остатки досок когда-то были настоящими маленькими мостиками, только вот ограждения, там, где они остались, не внушали совершенно никакой надёжности. Впрочем, как и сами деревянные тропинки.       Ветер отступил.       Два заклинателя осторожно присели прямо на этой маленькой площадке — вытяни полностью ноги и ступни свиснут над обрывом. Минмэй, которая, кажется, не испытывала совершенно никаких сложностей в восхождении, улеглась рядом, массивную голову устраивая на коленях Сун Ланя. — Так часто поднималась сюда, что даже ни капельки не переживаешь, а? — тихо спросил Сун Лань. — Спасибо за помощь…       В ответ волчица лишь фыркнула и мордой оттолкнула от себя ладонь, перевязанную уже пропитавшимся кровью обрывком ткани. Синчэнь молча протянул свои руки, чтобы сменить перевязь.       Отчего-то два заклинателя, не сговариваясь, избегали обсуждать произошедшее совсем немногим ранее. Даже большее эмоциональное потрясение вызвала, пожалуй, не опасно близко протянувшая к ним руку смерть, а то, что следовало после.       Те тёплые крепкие объятия совсем не были похожи на то, как Сун Лань касался его до того. Щёки сами собой алели, всё нутро Сэнчэня начинало гореть при одной мысли об этом, но ещё сильнее сдавливала грудь жажда ещё раз также прижаться к Цзычэню, обхватить его руками и застыть так хоть на целую вечность. Замереть безмолвной скульптурой в этом неописуемом тепле. Но куда жарче горело сердце. Что то было за чувство?       Синчэнь избегал смотреть в глаза и по-прежнему молчал, пока снимал окровавленную перевязь с израненных рук Сун Ланя. Больно кольнула вина за то, что рану эту брат получил в попытках спасти его самого, так глупо оступившегося и подвергшего риску разом всех. Свежая ткань легла поверх едва переставших сочиться кровавыми каплями ладоней. — Брат, не напрягай пока руки, — едва слышно проговорил он.       Более слов не нашлось.       Минмэй приоткрыла один глаз и навострила уши, поглядывая в сторону тушевавшегося Синчэня. До чего непонятны и странны были юные людские создания, обуреваемые излишними эмоциями! За многие-многие десятилетия жизни бок о бок с главой Линь волчица привыкла к его выверенной хладной мудрости, в которой были похоронены все неуравновешенные чувства. Неужели и Линь Юйцзинь, затвердевший под годами усердного самосовершенствования, израненный сотнями потерь и приземлённый грузом вины, тоже когда-то был столь же безрассудным волчонком, метавшимся пред лицом неизвестного чувства?       Встряхнув головой, Минмэй прищурилась и глянула вперёд, на ведущую вверх горную тропку. То был самый опасный участок подъёма, и если думать о чём-то, кроме восхождения, волноваться о чём-то, кроме верно поставленной после следующего шага ноги…       Перешагнув колени Сун Ланя, она схватила Синчэня за рукав и резко потащила на себя. Подобные игры Минмэй до того позволяла себе лишь с Сун Ланем, только потому, что знала, как легко он включался в эту игру. Синчэнь был другим, куда более спокойным и уравновешенным, однако сейчас у неё не было цели позабавиться.       Даже зверю не была чужда жажда ощутить тепло чужих прикосновений. Отчего же люди всегда так усложняли столь простые вещи? Если хочешь — попроси, если можешь так просто протянуть руку и взять — хватай не раздумывая.       Эффект неожиданности сработал на ура, у Сяо Синчэня не было и мгновения, чтобы попытаться сопротивляться. Не успел он моргнуть, как оказался поваленным прямо на руки Цзычэня; Минмэй, довольная собой, отошла подальше, насколько позволяла верёвка, и улеглась рядом с обрывом.       Сун Лань тихо, прерывисто выдохнул, едва успев схватить Синчэня, лицом летевшего прямо в камень. Синчэнь застыл, опасаясь шевелиться, чтобы вновь не нарушить границ дозволенного, но и подниматься отчего-то не спешил. Алый цвет с лица не сходил, лишь упрямо расцветал с новой силой. — Синчэнь, — позвал его Сун Лань.       Синчэнь не отозвался, даже не повернулся на звук собственного имени, вместо этого зажмуриваясь до того крепко, что пред закрытыми глазами расплылись разноцветные пятна. — Синчэнь… — куда тише прозвучало ещё раз.       Впрочем, Цзычэнь совсем не ждал ответа. Тишина и бездействие сказали всё: если бы Синчэнь поспешил отстраниться, то он никогда не посмел бы вновь обхватить его руками, спиной прижать к своей груди и носом коснуться головы рядом с высоким украшением. Всё по-прежнему казалось необъяснимым, не имевшим имени, но правильным — того жаждало всё его естество.       Сяо Синчэнь, не открывая глаз, и сам подался назад, обмякая в объятиях. Тепло, сладостно, он словно вознёсся к вершинам небесных чертогов, к вечному блаженству. Не нужно было говорить ни слова, смотреть на реальный мир и вовсе не хотелось. Весь он будто растворился в пространстве, потеряв границы своего тела и сливаясь всем своим естеством с крепко державшим его Сун Ланем. Ловкие пальцы обхватили лежавшие на его груди запястья, прячась в чужих широких рукавах. — Брат, — всё же решился разрушить тишину Синчэнь. — Нужно взойти на плато до захода солнца и найти укрытие для ночлега, иначе мы заледенеем прямо на этих камнях, если нас не скинет ветром вместе со снегом… — Хорошо. Ещё немного, — пробурчал Сун Лань.       Голос его вибрацией разошёлся по затылку Синчэня, вызывая волну мурашек и тихий смех. Ответно усмехнулся и Цзычэнь, и усмешка его щекоткой вновь прошлась по шее и всему позвоночнику вниз. Руки Сун Ланя сжались лишь крепче, до легкой боли сдавливая грудь Синчэня, но то было до того приятное ощущение, что попытаться ослабить эту хватку было бы смертеподобно.       Оба были живы, оба готовы были бесконечно упиваться этой близостью с тем, кого совсем недавно могли потерять навсегда.       Но было нечто, не терпящее отлагательств. Напоследок, покачавшись из стороны в сторону, утаскивая за собой Синчэня, Сун Лань отпустил, расправил складки на собственной одежде, а затем также на одежде друга. Тепло, однако, никуда не отступило, словно впитавшись под кожу и навсегда оставшись где-то рядом с сердцем.       Минмэй тут же оказалась рядом, намереваясь пойти вперёд по шатким прогнившим мосткам. Двоих, а уж тем более троих разом, старые доски ни за что бы не выдержали, но длина их, на первый взгляд, не превышала расстояния, что оставляла им верёвка: оставалось лишь следить за каждым движением друг друга и не ступать разом на одну доску.       Самый сложный участок пути на проверку оказался на удивление простым: без излишней эмоциональной бури в душе и сбивавших разум страхов, следить за шагом идущего рядом и собственным одновременно оказалось делом несложным. И так, цепочкой, они вскоре оказались на месте, у промежуточной цели.       Ночи на горной высоте были беспощадны, чем ниже склонялась солнце, тем более яростным становился ветер. И пока последние закатные лучи не коснулись земли, стоило найти подходящее для ночлега место. Небольшую пещеру, старое перевалочное сооружение, служившее пристанищем для путешественников прошлого, любой удачно прикрытый от лютующих ветров угол. Развести огонь и, если не погрузиться в сон, то согреть уставшие от напряжения конечности, зализать раны и провести за беседой всю долгую ночь.       Поговорить о деле и цели и, утомившись, болтать бездельно и бесцельно.       Если же ветер не принёс бы туч и облаков, то здесь ещё ближе можно было бы вглядеться в небо в поисках солдат имперской гвардии, — или гончих псов? — а увидеть лишь морду тигра.       И холод этой ночи обратился бы ласковым теплом вовсе не из-за потрескивающего рядом костра.