Выдранные страницы
Прошла неделя, потом еще одна. За это время смирения не пришло, но хотя бы пришло понимание того, что нужно благодарить за хорошее к себе отношение. Желательно искренне, потому что под этим внимательным взглядом солгать попросту сложно. Ходить по пятам и попросить такого не повторять по прежнему считал непозволительной роскошью. Вздрагивать перестал, где бы тебя не нагнули, не важно в какое время и сколько раз подряд. С уважением стал относиться к личному пространству, зачастую попросту боясь подойти. Но при этом начал себя дрессировать как собаку, подходить мгновенно на малейший зов, отходить как только заканчивал выполнять свою функцию. Старательно выполнял любое указание и гнал от себя малейшую мысль о невозможном к себе как к человеку отношении. А он злился. И снова, и снова. Ты перестал показываться на глаза без необходимости просто затем, чтобы лишний раз не напрягать своим присутствием. А он продолжал злиться, приходил и уходил. Обращал внимание и игнорировал. Пока ему эти игры, наконец, не надоели. "Хорошо", успел ты услышать прежде, чем смог догадаться о том, чем тебе это может обернуться. Наверное все же стоило смириться, но непонятное самому себе упорство или, возможно, отчаянное желание выжить сделали свое дело. Вместе с его выходом за дверь из твоего сознания также резко вышла последняя надежда. Снова трое. Теперь другие, незнакомые лица. Снова его знакомые или просто сослуживцы. Снова затопившее разум отчаяние. Единственной мыслью в голове прозвучало тихое "почти не больно". Возможно это был самообман, возможно констатация факта - в тот момент это не имело никакого значения. - Что встал как вкопанный? Неизвестный, резкий и грубый голос заставил ненароком вздрогнуть. Но не стал поводом к передвижению. А стоило, наверное. Пустая бутылка разлетелась осколками о край стола и не оставив на руке владельца ни единой царапины, отлетела к твоим ногам. Вздрогнул? Да. Испугался? Нет. Увел взгляд с него и только. Хватило ума взглянуть на знакомое лицо, оставшееся таким же безэмоциональным. Взял себя в руки, спокойным медленным шагом направился на свое, ставшее рабочим, место. От одежды избавился быстро, даже не поворачиваясь. Смотреть ни на кого не хотелось, взгляды в спину совершенно не тревожили. Одежда в стороне, теперь сесть на край кровати и ждать распоряжений. И не сметь поднимать взгляд. - А убирать я буду?! Гогот не заставил себя ждать. Вздохнул, поднялся и пошел в сторону уборной. Не дойдя пары шагов был пойман, за предплечье и с разворотом отброшен на пол. Все что успел - закрыть голову руками. Еще успел мысленно сказать спасибо за то, что прежде тебя так не швыряли. Не швырял он. А он молча смотрел стоя совсем близко. - Руками. Руками так руками. Главное - молча и послушно, иначе осколки придется вытаскивать из собственного бока, и хорошо бы не из спины. Приподнявшись на руках, раз с силой тряхнув головой чтобы собраться с мыслями и, главное, молча поднимаешься, идешь к столу. Туда, где разбросаны осколки. Стараясь не поранить хотя бы ноги, опускаешься на колени и начинаешь не думая собирать осколки. Куда? В собственную ладонь. Если позволят - пойти и выкинуть. Если нет, значит нет. Но собрать придется. Из ладоней осколки, может быть, позволят вытащить после. О чем думает он - все равно. На него перестал обращать внимание хотя бы для того, чтобы в памяти не отложилась связь этих событий с ним. Собрав, не нашел ничего лучше как подняться и поднять с собой все что удалось собрать, в раскрытых ладонях, прижатых запястьями к собственному телу. Надеяться, что если тебя толкнут, то хотя бы успеешь скинуть все это на пол. Надеяться, что позволят выкинуть все это подальше. Поднимаешь взгляд, почему-то сразу на него. Он едва заметно и молча кивает. Покорно идешь и выкидываешь все это в ведро. В том же состоянии вытаскиваешь все видимые осколки из из руки, бездумно возвращаешься прямиком к кровати. Вокруг тишина и его, ты четко понимаешь что именно его, взгляд сверлит спину. Ну и хорошо, видимо так должно быть. Хотя, конечно, ничего хорошего в этом сразу не находится. - Надеюсь, девочка готова? Кто-то подходит, задаёт вопрос а ты просто киваешь ему, максимально вежливо, молча и спокойно опускаешься на колени там, где ему удобно. Надо угадать как сделать так, чтобы этому человеку было приятно. Старательно подстраиваешься под любые намеки на изменения. На этом все старания заканчиваются, действия почти бездумны и механически. Внутри вскипает ярость. Ненависть к себе усиливается в момент когда слышишь: - Хватит. Оказалось что больше пока ему от тебя ничего не надо. Спасибо за это, мысленно. Равнодушно поднимаешься и садишься на край кровати, молча ждешь следующего. Разговорный фон разрезало громкое "geh zum Teufel!", заставившее поднять голову и заметить пошлые взгляды направленные на тебя. Все до единого. И чтобы не попасться в очередную ловушку его взгляда ты просто опускаешь голову и решаешь что так оно, по факту, и должно быть. "Hosenscheißer" и "Grotte" добавили еще несколько оттенков к самовосприятию. Потому после того, как смех затих, ты принял свое положение как данность. Казалось, так будет проще. И схема работала весьма успешно, попустив мимо сознания следующего желающего поразвлечься. С коленей ты уже не поднялся в ожидании третьего. Но как нарочно третьим подошел он. То ли каким-то наитием, то ли просто решил сбить накрывающее тебя равнодушие так чутко замеченное им с приличного расстояния. Неизвестно что толкнуло его подойти именно в момент воцарившегося внутри спокойствия. Равнодушно поднятый взгляд был награжден ударом наотмашь. Видимо, заслужил. И всю ту ненависть, с которой тебя схватили за волосы и швырнули на кровать тоже. Покорно развел ноги, расслабился и принял все что дали, все эмоции, накрывшие тебя огромной волной и тяжелой волной. Резкие, грубые безразличные к тебе толчки - нормально. Рука, сжатая на запястье и вывернутая - нормально. Боль от безразличия - нормально. Он вышел не только не кончив, он плюнул на свою ладонь и вытер все, что соприкасалось с твоим телом. Демонстративно глядя на тебя, чтобы ты осознал, наконец, смысл собственного существования. Табачный дым из другого конца комнаты в полнейшей тишине не вызвал в тебе никаких изменений. Зато подействовало его тихое, почти неразличимое: - Dümmer als die Polizei erlaubt. Мгновение замершего дыхания и слезы вновь вырванных в сознание эмоций. Он стоял над тобой и смотрел, слов больше не потребовалось. Желаний никаких не осталось. Стало безразлично на то, что происходит вокруг. Видимо этот результат его устроил, потому что в этот момент он просто развернулся и пошел к своим. Больше он подходить не стал. Тебя подняли, наклонили, отымели вдоволь все кто хотел. Он даже не смотрел в эту сторону. Когда решили что больше не интересно, стали кончать на плечи, на лицо, на губы. Испачкали волосы, тело и пнули чтобы ушел прочь. Правильно, касаться было бы неприятно. Тело упорно ныло, болели колени и локти, болела спина и несколько ребер. Кожу обволокло невыносимым запахом, пачкать своим присутствием кровать уже не захотелось, потому позволил себе лечь на бок прямо на полу. Надеясь, при этом, что тебя не погонят вон.Х
19 мая 2020 г. в 09:59
Очень жарко, темно и горьковатый, терпкий запах. Под боком что-то теплое, мягкое… похоже на… ковер? Странно… А тело вновь болит, словно били. Синяки на коленях, царапины, волосы липнут к щекам. Стук миски о каменный пол отдает оглушающим эхом… вода с хлебом – подсказывает не столько обоняние, сколько опыт. И ужасно тихо. Страшно.
Чья-то рука ложится на плечо, сзади. Вздрогнув, понимаешь, что на тебе нет совсем ничего. Сжался… не двигаться, молчать, и, главное, не сопротивляться. Щелчок, слишком громкий для выключателя. Яркий свет слепит так, что текут слезы. Ощущаешь его присутствие.
Зажмуриваешься, закрываешься руками и замираешь – ничего не происходит. Лишь через время попытаешься открыть глаза и просыпаешься – взмокший, сжавшийся и дрожащий. Несколько минут и все вновь в порядке – дрожь затихла, мышцы расслаблены, эмоций никаких. Осознание сна и реальности вернулось. Закрываешь глаза и пытаешься вспомнить, кто же это был – бестолку.
Помнишь все, каждую деталь, кроме лица. Хорошо помнишь руки, которые не раз во снах касались твоей щеки, подбородка, головы, шеи… мог бы даже в подобном состоянии разглядеть в деталях. И если бы умел рисовать, то смог бы в мельчайших деталях их изобразить, одни лишь руки.
Прижав к себе свои горячие пальцы, осознаешь, что одежды на тебе действительно нет. Открываешь глаза, осматриваешься – вот она. Рядом. И еда на столе, диван посреди комнаты поставлен явно не тобою. Ты никогда ничего здесь не переставлял считая, что не имеешь на то права, ведь ничего из того, что вокруг, тебе не принадлежит. А за окном мягкий шорох и стук – это всего лишь дождь. Закрываешь глаза, вслух, едва слышно и на выдохе, шепчешь «обошлось».
Не вполне осознанно. Проснулся раньше, чем успел что-либо увидеть. И даже точно зная, чем бы это закончилось, способный представить это прямо сейчас, все равно почувствовал небольшое облегчение. Еще раз делаешь глубокий медленный вдох, выдох и поднимаешься.
Надеваешь свою одежду скорее из привычки, чем из желания или необходимости, ведь вставать и куда-то идти ты был бы не в состоянии. Подходишь к окну и, убедившись в том, что движение останется не замеченным, тихо приоткрываешь створку. Вдыхаешь влажный воздух жадно, словно только что задыхался. Иначе бы не поднялся. На стекле остается пар… от влажности?
За окном уже давно день, никого не видно. Выглядываешь, стараясь остаться не замеченным, выискиваешь взглядом кого-то и облегченно вздыхаешь. Жарко, весь взмок, но бросает в дрожь и в теле ко всему прочему сильная слабость. И как будто этого мало, раскалывается голова. Забираешься обратно под одеяло и вскоре опять засыпаешь под успокаивающий и убаюкивающий шорох дождя, не чувствуя ни себя, ни своего тела, ни каких-либо эмоций. Через какое-то время вновь открываешь глаза и смотришь в одну точку тихо, не шевелясь и совершенно спокойно. Кажется, что-то упало. Почему-то все равно, что это было, даже не вздрогнул.
Никого нет, тишина. Дождь тоже прекратился. Закрываешь глаза и засыпаешь. Вновь будит чувство голода, но вставать нет даже мысли. Проснулся, видимо, в той же позе что и уснул, потому что тело ноет. Уже научился различать боль и определять ее источник.
И его шаги, которые гулким эхом отдают в голове, заставляя закрыть глаза. Холодный пол, бесцветные, серые кривые стены, равнодушный камень… и те же шаги.
Открываешь глаза, но на него взгляда не поднимаешь. Не из страха, нет, даже не из смущения. Просто потому, что нет разницы. Мертвое равнодушие. Смотришь вперед, мимо него, молчишь и не реагируешь на его присутствие никак. Внутри тебя, в мыслях и ощущениях тоже ничего нет.
Подходит близко, наклоняется и проводит пальцами по волосам – не реагируешь. На мгновение замер и, убрав руку, смотрит молча, а потом садится рядом. Ты же, не произнеся ни звука и не отрывая взгляда от неизвестной точки в пространстве, просто ждешь каких-либо указаний. А лучше – действий, потому что ни на какие указания ты сейчас отреагировать, скорее всего, не способен. Даже под угрозой выстрела в упор.
А еще лучше остаться одному, хотя все же понимаешь, что это как раз то, чего сейчас делать не желательно. Да и не возможно попросту. На осмысление или четкое построение мыслей ты, кажется, тоже уже не способен. Одно его присутствие стирает абсолютно все, включая разумные мысли. Вздыхает, и это придает реальности краски не менее насыщенные, чем в любом твоем сне.
Перед мысленным взором он, эти люди, отрывки воспоминаний о произошедшем… усилием сконцентрировал взгляд… и как забытая декорация – все, что они оставили после себя: диван, бутылки из-под пива... прямо перед глазами.
Молча закрываешь глаза – лучше серые стены. Он курит. Ты не шевелишься и расслаблен, ни о чем не думаешь и просто ждешь. Он сидит еще какое-то время и уходит, ничего не сказав. Кажется, только еще раз вздохнул… или показалось. А может быть, в этот раз он просто приснился – слишком… тихий, как во сне. Не важно.
Следующий день ничего нового не добавил. Разве что ты заставил себя подняться и хотя бы немного поесть. Но легкая тошнота ограничила прием пищи до половины куска хлеба. И тот не осилил, а на остальное даже смотреть не смог. «Правильно, и воды. В миску» – единственная мысль за все это время.
А на утро смог встать. И первое, что пришло в голову – надо убрать все вокруг. Вот только происходила эта уборка без энтузиазма. Ей же ограничились все твои действия за день, разве что поел еще нормально.
Через три дня после своего последнего появления он вернулся. К мылу с одеколоном, которые он оставил в прошлый раз, добавилась еда. И в первый раз ты не смог бы поблагодарить его за это, даже если бы он сам того потребовал. Видимо, что-то сломалось внутри. А он точно такой же, как и всегда.
Раздеться, лечь на кровать и не мешать ему получать то, чего он хочет. Вот ты и не мешал ему, причем совершенно – не проявил никой реакции, не говоря уже об отсутствующем возбуждении. Даже взгляд все так же блуждал где-то в пространстве. Ты дышал и это, собственно, все. Ему иметь практически безжизненное тело, видимо, не понравилось – не побрезговал собственноручно добиваться эрекции.
И все же никакой реакции не последовало, ты даже в лице не изменился. Закрыл глаза – и снова холодный пол, серые стены… вызванные собственным воображением уже нарочно, ведь там так должно быть, и с этим проще смириться. Не выдерживаешь, лишь когда его прикосновения становятся нежны, когда он гладит твои руки, бока, бедра, живот, шею… совсем не так, как должно быть.
Когда он прижимается, оказывается уже совсем близко, едва не касаясь лицом твоего плеча, трясешься и снова начинаешь плакать. Смог бы сказать что-либо осмысленное – попросил бы, наверное, делать с тобой что угодно, только без нежности.
Отвернул голову, не в силах на него смотреть, а он лег сверху и стал гладить твое лицо. Потом он просто лег рядом, сказал, что больше никого не приведет. Тогда несколько секунд затишья, и слезы перешли в подавляемую истерику. Несмотря ни на что, ты старался сдержаться, хотя и совершенно безуспешно.
Кажется, впервые в своей жизни ты рыдал кому-то в плечо, прижавшись всем телом и боясь, что отпустят, отойдут, оставят. Он успокаивал, гладил и не отпускал, а ты изо всех сил хотел верить в его слова. И верил. Просто, бездумно, безосновательно – верил. Он лежал рядом пару часов, пока ты вздрагивал, всхлипывал, дрожал, затем успокаивался и все повторялось вновь. А он все не отходил, ничего не говорил и не переставал гладить.
Казалось, боль в голове перешла уже все мыслимые границы. Ушел он, лишь когда ты успокоился и стал засыпать. Или чуть позже – ты не заметил.
Утро, холодная вода, зеркало и отражение – растрепанное, замученное и уставшее, хотя только что проснулся. И вопрос: когда же он ушел? Еда за мыслями о последних событиях и чтение. Вновь начал чувствовать себя человеком. Хотя бы каким-то, но человеком. Думать о том, что будет дальше, сил не находил, но и доли оптимизма от собственных ощущений не почувствовал.
Он сказал, что никого не приведет больше. Ты помнил это четко, но все же опасался, что могло и присниться. Сны бывают слишком похожи на реальность, а реальность, в свою очередь, может казаться каким-то невозможным и бесконечным сном. В твоем случае это кошмары. И порою сам не знаешь, что из этого страшнее – сон или то, что происходит в реальности. Даже то, что снится, иногда успокаивает.
И часто, очень часто снится, что кто-то бьет не понятно за что. За то, что другой? До сих пор так и не смог запомнить его лица, разглядеть, узнать. Только что-то смутно знакомое в его словах, он иногда что-то говорит. И ты уверен, что никогда подобного не слышал ни в одной своей реальности, ни в другой. Их две, как и две жизни – до и после.
За день не раз успеваешь понять, что задумался и прекратил что-либо делать незаметно для себя самого. Потом спохватывался, но вскоре вновь концентрация внимания терялась, и ты замирал то в мыслях, то в воспоминаниях. Не о том прошлом, когда еще был другим человеком, того уже даже в собственных воспоминаниях практически не существовало. Только эта жизнь, это прошлое, меняющееся и остывающее в памяти медленно и неохотно. Чтение, может быть, – вот все, что осталось от той, прежней жизни. И думать о том, что было тогда, хочется еще меньше, чем о том, что происходит теперь.
А сейчас день, второй, третий… они похожи, все, что меняется, приносит с собой он. Не что-то материальное, нет. Скорее, что-то на уровне ощущений или события. Хотя сложно назвать событием то, что уже стало обыкновенными буднями. Не в пример последнему…
Не приведет, не приведет… – хочется повторять как молитву, надеяться и верить. Но как же? Что он сказал им такого, чтобы они не имели возможности или хотя бы смысла возвращаться? Сидишь на краю кровати опустив голову, сложив ладони на коленях – бездумно застыв на время.
Потом обхватываешь руками свой живот, словно прячась, и вспоминаешь, как он гладил, обнимал и успокаивал. После того, что сделал? Не важно. Имел право, хотел и сделал. И успокоишься, и слезы высохнут, и смиришься – человек ко всему привыкает… или собака, она уж тем более.