Глава 3
17 мая 2020 г. в 22:35
Рассвет застаёт Притчарда и Дженсена, когда они шагают бок о бок по улицам Детройта, погрузившись в свои новые личности, как в ванну со льдом.
Никто из них не ожидал, что они могут встрять в подобную ситуацию, причём вместе, но у них всё может получиться. Фрэнсис знает, что они оба, каждый по-своему, оказались не в своей стихии; Дженсен поставлен перед необходимостью работать в более спокойной и мирной обстановке, чем он привык, Фрэнсис в этой ситуации вынужден взять на себя практическую часть миссии, что также непривычно для него. Нельзя сказать, что они совсем не разбираются в том, что делают, но обычно, когда речь заходит о совместной работе, это означает совсем другое. Для Фрэнсиса работа с Дженсеном означает бессонные ночи в его офисе, освещённом лишь тусклым мерцанием компьютерных мониторов, нездоровое количество кофеина плюс потеря чувства реальности благодаря бесплотному голосу на другом конце инфолинка. А не это, когда они физически находятся в одном пространстве друг с другом, и обоим угрожает одна и та же опасность. Когда они практически поменялись ролями, и пришла очередь Дженсена отойти на задний план, и очередь Притчарда — оторвать зад от кресла и действовать.
Это могло бы стать интересным вызовом, если бы только их жизни не висели на волоске, но опять же, с работой на Шарифа их жизни постоянно висят на волоске. Даже Притчард, работая в относительной безопасности своего офиса, то и дело подвергает себя опасности — мир киберпространства таит в себе не меньшее количество ужасов, чем город снаружи.
Оконные стёкла отбрасывают оранжевые и золотые блики, которые озаряют всё, что их окружает, выхватывая мельчайшие детали. Фрэнсис по случайности задерживает взгляд на лице идущего рядом Дженсена и почти сожалеет об этом — он видит все до одной складки и морщины на его коже, все небольшие рубцы шрамов от заживших ран, полученных им за прошедшие годы, и это служит лишним напоминанием того, насколько Дженсен человечен. Да, несмотря на всё пережитое, а возможно, благодаря этому, Дженсен человечен в высшей степени. Лучшим доказательством того является его сердце — не в прямом смысле, здесь имеется в виду не физический комок плоти, бьющийся в теле, но то сердце, которое люди подразумевают, когда говорят, что нужно следовать зову сердца.
Фрэнсис тихонько вздыхает, возвращая свой взгляд на дорогу перед собой — ещё слишком ранний утренний час для философствования. Его движение не ускользает от Дженсена, и он искоса смотрит на Фрэнсиса. Его имплантированные линзы убраны, но его глаза остаются скрытыми за обычными солнцезащитными очками, умно подобранными по форме таким образом, чтобы скрывать его импланты со всех видимых углов, и в то же время выглядящими естественно и, по правде говоря, довольно стильно. Выражение его лица нечитаемо, как всегда.
— Всё в порядке, Притчард? — спрашивает он, и Притчард хмурится, не имея в виду ничего конкретного. Какая-то часть его ценит этот жест участия, но другая часть (а именно, подавляющее большинство его когнитивных процессов) просто хочет поскорей покончить со всем этим и послать подальше.
— Что, теперь ты заделался моим психологом? Быть просто телохранителем тебе недостаточно? — огрызается Фрэнсис. Он решает возложить всю вину за свою жестокость на то обстоятельство, что a) вся эта миссия в принципе грёбаный кошмар, и дальше, вероятно, будет только хуже, b) сегодня грёбаное утро грёбаного понедельника, и c) он пытается войти в образ. Все эти факторы, безусловно, способствуют проявлению озлобленности, но вместе с тем он хорошо понимает, что его поведение также является внешним выражением глубочайших внутренних проблем с его собственными эмоциями.
И опять же, ещё слишком ранний утренний час — утра понедельника — чтобы впадать в философию, и Притчард вроде как не против завернуть на полпути в ближайшую кафешку и утопить все свои горести в кофеине, вот только это в дальнейшей перспективе не принесёт никому пользы.
К его изумлению, Дженсен фыркает в ответ. Это далеко не громогласный смех, и даже не тихий смешок, но это намного больше, чем то количество эмоций, которое он обычно показывает, и в сумме это уже составляет целых две (2) демонстрации чувства юмора за последний час. Ох, ебать, да здесь есть в чём покопаться, и Притчарду, кажется, стоило бы чаще бывать на свежем воздухе, если уж дошло до того, что он взялся анализировать своего коллегу по работе.
Дженсен шагает, засунув руки в карманы стильного чёрного пиджака, выглядящего как нечто среднее между блейзером и тактической курткой, который он накинул поверх своей водолазки.
— Я всего лишь приглядываю за тобой. Возвращаю услугу, если тебе будет угодно.
Голова Фрэнсиса идёт кругом. Он отстранённо гадает, не проснётся ли он в холодном поту, чтобы обнаружить, что всё происходящее на самом деле было некой ужасающей путаницей из фантастических видений и кошмарных галлюцинаций, вызванных постоянным недосыпом. Он теряется в догадках, отчего вдруг Дженсен стал таким спокойным, таким доброжелательным, таким чертовски невозмутимым, и одновременно с этим осознаёт, что подавляющая часть его опыта общения с этим человеком относится к тем ситуациям, когда Дженсен буквально находится на волосок от смерти. Нынешний случай, разумеется, мало похож на приятную прогулку в парке, но с другой стороны, если они не провалят своё прикрытие, то имеется нехилая вероятность, что никого из них даже не подстрелят, и это само по себе делает их общение более непринуждённым… в отличие, вероятно, от любого произвольно взятого случая взаимодействия Притчарда и Дженсена в прошлом.
Фрэнсис осознаёт, что пауза затянулась, когда Дженсен, так и не дождавшись его ответа, глубоко вздыхает. Его грудь с усилием вздымается (вау, какие у него мускулы, разумеется, это ни для кого не новость, но это не было настолько очевидно раньше, когда он постоянно прятался в непроницаемый футляр в виде длинного свободного тренча).
— Если твоё хрупкое эго от этого почувствует себя лучше, то моя обязанность как начбеза — оберегать твои здоровье и жизнь. Шариф Индастриз нуждается в тебе, чтобы функционировать, как положено, и эта миссия тоже не обойдётся без тебя.
А, ну тогда ладно. Притчард и не надеялся, что Дженсен будет руководствоваться чем-то иным, нежели чувство долга, когда речь заходит о нём, но слова Дженсена… — это что, была отмазка? — чем бы они ни были, они правдивы, и не стоит углубляться в невысказанные предположения о том, что за ними стоит, сейчас у него просто нет времени в этом копаться.
Возможно, позднее, если всё пройдёт без особых накладок и согласно плану, они смогут поговорить. Возможно, думает Фрэнсис каким-то дальним уголком своего грешного мозга, они смогут перешагнуть через обоюдный сарказм, на котором акцентируются их отношения с тех пор, как они знают друг друга — это чувство, учитывая недавние события и дав себе время на раздумья, Фрэнсис склонен счесть ненужным. Хочется безопасности, да, но в жизни Притчарда ничто не бывает по-настоящему безопасным, и ничто не бывает постоянным, и если даже что и встрепенулось у него в груди, услышав, как Дженсен чуть не рассмеялся, то это его личное дело, и никого не касается.
Они заворачивают за угол. Фрэнсис вскидывает руку, чтобы прикрыть глаза от ослепивших его отблесков солнца на здании впереди. Глаза Дженсена защищены линзами, быть может, не в полной мере, но опять-таки, его глаза, в отличие от биологических, сами по себе не особенно нуждаются в защите от ультрафиолета. И всё равно он щурится, наверное, по привычке, судя по тому, как двигаются его брови.
На здании висит вывеска, которая привлекает внимание их обоих. В ней нет ничего кричащего, сплошная утилитарность, и по её виду сразу становится ясно, что люди, повесившие её, всего лишь арендовали часть здания.
— «Виндзорская группа «За человечество», — остановившись, громко вслух читает Дженсен. Притчард спотыкается, едва не врезавшись в него, и пытается отпрянуть от руки Дженсена, которая совершает достойный кобры бросок из кармана, хватая Притчарда за бицепс. Этот захват оказывается неожиданно бережным, даже несмотря на кажущуюся грубоватость текстуры кожаной перчатки, и Фрэнсис, к своему удивлению, не пытается сразу вырваться из него. Вместо этого он растерянно моргает, глядя на Дженсена, чьё выражение лица остаётся всё таким же до бесячки нечитаемым. Своё собственное выражение лица «оленя перед фарами» и море отраженного солнечного света — это всё, что он видит, глядя в тёмные линзы Дженсена — и расслабляется. Что-то невысказанное остаётся между ними. Гудение электричества, вставшие дыбом волосы на загривке Притчарда, наполовину сформировавшиеся слова, застрявшие у него поперёк глотки.
— Спасибо, — бормочет он, когда рука Дженсена медленно, как будто колеблясь, возвращается в карманную бездну. Притчард почти готов поклясться, что его плечи как-то странно напряжены, но не может сказать с уверенностью, вдруг это всего лишь игра его воображения, и к тому же, сейчас ему следует сосредоточиться на вещах поважнее.
Не зная, что ещё сказать, он снова перемещает своё внимание на вывеску.
— Название просто поражает креативностью, а?
Дженсен изучает вывеску взглядом. Какая-то часть Притчарда мечтает узнать, каково на самом деле выражение его глаз за этими солнцезащитными очками.
— Ага, — говорит он. — Но если честно, Аарон Джонсон звучит не намного лучше.
Притчард фыркает.
— Зайдём внутрь?
— А то как же.
Притчард больше не может видеть его лицо, потому что Дженсен оказывается впереди, когда они идут к зданию, но он готов поклясться, что Дженсен — о, простите, Джонсон — ухмыляется, распахивая перед ним дверь.
— Сначала вы, мистер Ламберт, — говорит он, и да, Фрэнсис не ошибся, он ухмыляется.
— Мистер Ламберт, я полагаю, — долетает до него первая фраза администратора на входе всего лишь секунду спустя, и Фрэнсис пытается не заржать, потому что сейчас он Портер чёртов Ламберт — до чего тупорылое имя, думает он, хотя его настоящее имя ничем не лучше — и пришло время для игры с серьёзной миной.
То, что происходит дальше, отчасти смазывается в его сознании. Теперь, когда начальный шок прошёл, Притчард с тревожащей лёгкостью вживается в новую личность и даже умудряется приправить свою игру щепоткой драматического флёра. Образ «эксцентричного мультимиллионера» излишне претенциозен даже для него — он, конечно, временами бывает порядочным мудаком, но не до такой же степени законченным уёбком. У него получается, скорее всего, потому, что он воспринимает происходящее как своего рода представление, в котором он — играющий роль тайный шпион, кем он, по сути, и является, но отличие в том, что он не видит себя эдаким хладнокровным джентльменом, как большинство, если не все вымышленные шпионы, которых он может припомнить.
С самого начала экскурсия по зданию обещает быть скукой смертной, но Фрэнсис всё время делает заметки и снимки при помощи своих нейронных дополнений, и он готов начать запись видео в нужный момент. Любопытно, что Виндзорская группа «За человечество» (он по-прежнему считает, что они могли бы придумать название получше, несмотря на то, что их гид опускает это как несущественную деталь) управляет всем своим корпоративным бизнесом извне, так как в пределах здания ничего похожего на центр управления не наблюдается — квадратно-гнездовые кабинеты и горы бумаг, вот первое впечатление Фрэнсиса об этом месте, — но при этом здесь неподалёку (сюрприз!) у них имеется лаборатория и примыкающий к ней склад, где, по словам гида, они занимаются разработкой «менее инвазивных путей отмены аугментаций». Он практически чувствует напряжение, исходящее от Дженсена, когда гид в этот момент придвигается к ним ближе, начиная вещать заговорщическим тоном. Ему всё это тоже не нравится, и он уже понимает, что эта лаборатория станет их следующим пунктом назначения, но притворяется, что всё идёт как надо. Он улыбается и кивает в ответ, всегда выбирая идеальный момент, и забрасывает гида вопросами, чтобы не вызывать подозрения. Его почти пугает то, как легко он со всем этим справляется — или, по крайней мере, думает, что справляется — учитывая, что это даже отдалённо не походит на его любимую работу или такую работу, которую он теоретически способен полюбить в будущем.
После затянувшейся на час с небольшим, наверное, прогулки по монохромным коридорам, залитым слепящим светом ламп, во время которой Фрэнсис изредка бросает вороватые взгляды на стойкого солдатика Аарона Джонсона, пытается контролировать работу лицевых мышц, чтобы удержать сухую усмешку, и притворяется крайне заинтересованным во всяком корпоративном дерьме, их небольшая группа возвращается в холл.
На Фрэнсиса навалилась необъяснимая усталость. Он хочет домой, но у него даже нет места, которое он мог бы по-настоящему назвать домом. Если он услышит ещё хотя бы слово о планировании квартального бюджета или ещё хотя бы одно небрежное напоминание о царящих здесь антиаугских настроениях, он собирается впечататься лбом в ближайшую твёрдую поверхность с надеждой, что его сознание погаснет.
Его чертовски выбешивает необходимость блюсти формальности, и он полностью сосредотачивается на том, что говорится и что происходит вокруг него, пока не предоставляется удобный момент задать единственный реально интересующий его вопрос, на который он желает получить ответ.
— Может, вы хотите взглянуть на что-нибудь еще, что, по вашему мнению, повлияет на решение спонсировать нас, мистер Ламберт? — спрашивает гид, аккуратно складывая руки за спиной и улыбаясь пустой улыбкой.
Притчард делает вид, что размышляет. Он поглаживает подбородок, поджимает губы и бросает задумчивый взгляд на своего «телохранителя», который встречает его выражением лица, косвенно говорящим «Это твоя часть работы, не моя».
— На самом деле, — медленно тянет он, разыгрывая нерешительность, — меня заинтересовала лаборатория, о которой вы упоминали. Мне любопытно, в каком направлении продвигаются ваши изыскания.
Их гид выглядит… растерянным? (Словно они понимают, что разговор вступил на опасную территорию, где их можно поймать на лжи, думает Притчард, скрывая улыбку, полную мрачного удовлетворения.)
Гид неловко пытается улыбнуться.
— Понятно. Мы не достигли больших результатов, должен признать, пока что это в основном теоретические исследования, ничего выдающегося.
В мозгу Притчарда что-то щёлкает. Он складывает руки на груди и демонстрирует широкий оскал. На этот раз в его улыбке нет фальши, хотя испытываемые им эмоции далеко не те, что предполагает в нём его собеседник.
— Что ж, тогда ладно, — говорит он. — Всегда лучше знать заранее, во что я собираюсь вложить мои деньги, особенно если я могу профинансировать потенциально полезное научное открытие, которое в противном случае покрывалось бы пылью в стенах лаборатории.
Он подозревает, что этим открытием окажутся поджидающие их Сборщики, которые избавляют людей от аугментаций и бросают покрываться пылью их трупы, но эту мысль он ни в коем случае озвучивать не станет.
После недолгой заминки гид улыбается ему классической корпоративной улыбкой, той самой, что украшает миллионы билбордов с рекламой, и которую он помнит ещё с тех пор, как был ребёнком. По его мнению, такие вещи никогда не выйдут из моды.
— Превосходно, — ответ гида вызывает у него облегчение и тревогу в то же самое время. — Если у вас есть время, я могу вызвать машину, которая доставит вас и вашего телохранителя прямо туда на небольшую экскурсию. Это будет в какой-то степени экспромтом, но…
Притчард теряет терпение, поэтому действует так, как действовал бы на его месте эксцентричный мультимиллионер Портер Ламберт, и щёлкает пальцами, обрывая речь гида.
— Вот и отлично, — говорит он, — так я и сделаю. Мне кажется, будет более разумно получить всю предварительную информацию за один присест.
Ему хочется сказать: валяйте, я хочу покончить с этим дерьмовым шоу как можно скорее, и если вы не возражаете, давайте обойдёмся без кучи трупов. Но, видимо, когда он по-настоящему прилагает усилия, ему время от времени удаётся удержать свои мысли при себе.
Гид снова улыбается, его руки по-прежнему сложены за спиной, и кажется, что от него так и тянет фальшивым душком корпоративного счастья и симпатии.
— Замечательно. Мы постараемся показать что-нибудь стоящее вашего внимания, мистер Ламберт. А сейчас, если вы подождёте тут пару минут, я вызову такси.
С этими словами гид удаляется, Притчард и Дженсен остаются предоставленными сами себе. Взгляд Дженсена, совершенно не скрываясь, мечется по комнате, несомненно, при помощи аугментаций выхватывая детали, незаметные глазу большинства людей, не говоря уже о том, что неподготовленному человеку здесь даже аугментации не помогут. Притчард видит, как он слегка наклоняет голову, и затем, несмотря на непроницаемые солнцезащитные очки, начинает казаться, что он таращится в одну точку перед собой. Если бы это не было совершенно нехарактерно для него, учитывая ситуацию, Фрэнсис мог бы подумать, что человек попросту ненадолго завис.
Он снова скрещивает руки и наклоняется чуть ближе к Дженсену, что вызвало бы у него определённый дискомфорт в обычной ситуации, но не особо тревожит его в этот раз, потому что a) они тут разыгрывают представление, и b) поблизости не наблюдается никого из коллег по работе, которые бы не преминули подколоть их обоих. Не то чтобы Притчард знал наверняка, с чего бы их общих знакомых должно позабавить такое зрелище, возможно, он опять занимается проецированием своих загонов на окружающих. Это совершенно не то, на чём ему следует зацикливаться прямо сейчас.
— Я хочу услышать твоё откровенное мнение, — говорит он себе под нос. — Как ты считаешь, оно стоит моего внимания?
Голос Дженсена звучит чуть более хрипло, чем обычно.
— Я не знаю, как вы считаете, мистер Ламберт, но оно стоит моего внимания в том случае, если вы считаете, что оно стоит вашего.
Ну, это определённо подразумевает… кое-что насчёт их отношений. Не считая очевидного смысла, под этими словами кроется тщательно продуманное сообщение, которое на посторонний слух звучит абсолютно невинно: возможно, это не стоит внимания Портера Ламберта, но я считаю, оно стоит внимания Фрэнсиса Притчарда, и если ты пойдёшь по этой ниточке, то я последую за тобой. И если хорошенько подумать, то смысл высказывания куда глубже, чем их временные роли, если не считать эти слова относящимися непосредственно к Портеру Ламберту и Аарону Джонсону.
— Неплохо сказано, Аарон, — говорит Притчард, ухмыляясь реакции Дженсена, который пытается спрятать гримасу, на фальшивое имя. Какая-то его часть отстранённо гадает, что будет, если как-нибудь попробовать называть его Адамом вместо привычного «Дженсен» или «мудак», как он тогда отреагирует. Рельсы, по которым скользит его мысль, резко оканчиваются тупиком по причине сделанного им вывода о том, что нахождение в непосредственной близости от Дженсена дольше пяти минут зараз приводит к весьма интересным открытиям, а еще о том, что всё это ну крайне не вовремя, потому что какой бы полной ни была уверенность Фрэнсиса в своих выводах, остаётся еще одна вещь, в которой он железно уверен: прямо в этот момент за ними следят.
Дженсен скрещивает руки, отзеркаливая Фрэнсиса. Они оба опираются на ближайшую стену, но Дженсен слегка наклоняется к Притчарду, возможно, делая это подсознательно.
— В лаборатории наверняка будет интересно, — говорит он, — ты так не думаешь?
Притчард кидает взгляд мимо Дженсена на их гида, который, кажется, полностью погружён в беседу с секретарём на другой стороне холла. Оба человека явно нервничают. Их гид яростно жестикулирует. Часть мозга Притчарда принимается развлекать себя просмотром пугающе реалистичных роликов на тему, что Сборщики сделают с ним или Дженсеном, если их прикрытие окажется раскрыто.
— Да, — отвечает он, — определённо будет.