Забери мое сердце

Грубые толчки все усиливались. Горячее дыхание спутницы обжигало шею мужчины, а её яростные вздохи только сильнее разлетались по комнате. Движения были резкими, неконтролируемыми. Тело обхватывала дрожь, а сердце буквально выпрыгивало из грудной клетки. Одна только голова работала в привычном режиме, не ощущая ничего, даже эмоционального удовлетворения. Руки парня держались за изголовье кровати и напрягались от каждого движения, просвечивая через светлую кожу пульсирующие вены. Закрыв глаза и опрокинув голову назад, он сделал последний глубокий вдох и грубо вошёл в девушку, чувствуя, как его плоть охватило приступающее тепло. Последний глубокий выдох и девушка потянулась к губам мужчины и оставила на них страстный влажный поцелуй. Он машинально прикусил её нижнюю губу, поймал сбившееся дыхание и медленно отстранился. Уложившись на спину рядом с напарницей, Лэнгдон неторопливо взял в руки портсигар и достал из него сигарету. Поджег табак, вальяжно вдохнул, пропуская сигаретный дым через легкие, и медленно выдохнул, наслаждаясь его зависимым запахом и вкусом. — Мне нравится, когда мы с тобой вот так вот миримся, — игриво пробормотала девушка и, перевернувшись на живот, начала довольно болтать ногами. Майкл демонстративно выгнул бровь и скептически хмыкнул, обращая своё внимание на даму. Он давно потерял к ней всякий интерес и надеялся, что сегодняшняя ссора даст той намёк о полном разрыве этих отношений, если это можно было так назвать. Что касалось недавнего секса, то это было лишь очередной возможностью снять напряжение. Лэнгдон любил женскую красоту, сексуальность и раскрепощённость. А ещё он любил ум и проницательность женщин. Лорен подходила только под два типа — сексуальная и раскрепощенная. Лэнгдон мог назвать тысячу женщин, более умных и красивых, но все же с Лорен быть выгоднее всего: она не делала ему мозги, не билась в истерических конвульсиях и всегда могла ему угодить, впрочем, как и все его прошлые девушки. Но тогда, спрашивается, что его не устраивало? Он никогда не держался за долгие отношения. Постоянно менял спутниц и не привязывался к обыденности. Может, иногда его голову посещала мысль по-настоящему полюбить какую-нибудь девушку, жить вместе с ней, ходить в кофейню по утрам, вечером прогуливаться в парке с их собакой… но все это очень быстро улетучивалось, потому что он считал, что не способен на что-то серьёзное, не способен полюбить. Все это было удобным до определенного момента, но, когда приходило время прощаться, начиналось настоящее шоу из постоянных вопросов, монотонных речей и непониманий. Выслушивая это сотни раз, можно было и свыкнуться, но, как бы он ни надеялся, все же где-то глубоко в душе частица морали не позволяла ему быть настолько черствым, чтобы пропускать мимо глаз женские слёзы. И сейчас, когда Лэнгдон не чувствовал к Лорен не то что какой-то любви, а просто симпатии, он должен был закончить это. Он устал. Его начинали раздражать эти чрезмерно хохочущие девки, их бесстыдность и легкомысленность. Стоило ему приподнять брови, невзначай пофлиртовать, как дамы тут же бросались ему на шею. Все это было настолько однотипным, словно жизнь вообще не двигалась с места. Но после сегодняшней ссоры Майкл наконец понял, что это ему просто осточертело. Ему требовалась встряска. Ну или хотя бы душевный покой, чтобы разобраться в себе и своих желаниях. Сделав ещё пару затяжек, он потушил сигарету, отставил пепельницу на прикроватный столик и принялся надевать брюки. Не сказав ни слова, он направился к барной стойке, плеснул себе прохладного бурбона, после чего подошел к окну и посмотрел на город. Сквозь панорамное окно на него поглядывали мерцающие огоньки зданий и длинных дорог. Лондон вновь жил ночной жизнью и приманивал к себе взор. Сейчас Лэнгдон хотел только тишины. Он мысленно молил о том, чтобы никто и ничто не посмело нарушить этот покой. Он сделал глоток и почувствовал, как по телу медленно проплывает тепло. Майкл вспомнил сегодняшнюю стычку с новой ученицей. О’Нил — так представилась первокурсница. И он до последнего не мог разобрать, с чем было связано его слишком строгое поведение с девушкой. Он всего лишь хотел немного спровоцировать ее, посмотреть, как та выйдет из ситуации. А злость как будто сама начала выплескиваться, не контролируя свой поток. Ему вдруг стало неловко перед ней. Он даже несколько переживал, не подумает ли девчонка перевестись на другой факультет. Что, если для нее эти слова стали самыми обидными из всех, что она могла когда-либо услышать? От этих мыслей, мужчина лишь нервно скривил губы. «Неужели меня это должно как-то волновать?» Вся эта ситуация была крайне странной для Лэнгдона, ведь он никогда не сомневался в том, что делал или говорил. Майкл обладал очень стойким характером, и поэтому его было трудно вывести из себя. Но этого не требовалось, потому что профессор постоянно находил общий язык как с коллегами, так и со студентами. Он при любых условиях соблюдал приличия между этими двумя ступенями. Ему никогда не приходилось насильно искать уважения или повышать голос. Лэнгдон мог поставить на место кого угодно, при этом не испытав ни малейшего раздражения или неловкости. Он знал себе цену и гордился этим. Но отнюдь не только эти качества были его козырем в общении. По большей части, в любом разговоре присутствовали обаятельность и некая харизма молодого профессора. Но сегодня явно что-то пошло не так. И Майкл не хотел копаться в себе. Как говорится, что было, то прошло. Оправдываться за свой поступок он не станет. С другой стороны, если О’Нил действительно такая ранимая, то ей просто нечего делать на факультете актерских искусств. Каждый студент борется за лучшее место на сцене, каждый из них хочет показать, на что он способен. А если в тебе нет стойкости и силы воли, то путь твой будет проложен только до выхода. Пятиминутная тишина прервалась телефонным звонком. Майкл, не желая слушать трепет Лорен и абонента, пытался уйти в себя, допивая свой бокал и поглядывая на дорожную полосу. Ему вдруг захотелось уехать. Затаиться где-то в глуши, оставить постоянные звонки, работу, бурную жизнь в этом городе. Не исчезнуть, а просто отвыкнуть от всего этого, а потом вернуться и как ни в чем не бывало жить дальше. В голове крутился вопрос: куда? Ответ пришёл незамедлительно: к ней. К человеку, с которым он провёл все своё детство, который воспитал его и всегда был рядом. Майкл хотел уехать к Маргарет, своей родной бабушке. Она жила в маленьком английском городке и воспитывала его, пока родители были в вечных разъездах. Именно бабушка подарила мальчику детство, заботу и любовь. И именно благодаря ей, в нем до сих пор остаются эти чувства, которые он старается так глубоко запрятать. Но, когда юный Майкл закончил школу, отец начал посвящать его в кинорежиссуру. Постоянно возил с собой на разные площадки, давал камеру и намеренно старался воспитать из него будущего режиссёра. Парень был талантлив, но сразу понял, что кино не станет его увлечением и делом всей жизни, как это было у отца. Лэнгдон был предрасположен к театральным постановкам. Он видел в них жизнь, то, что нельзя было передать словами и показать через камеру. Пусть она была и не с кучей монтажа и спецэффектов, но этого и не требовалось. Нужно было просто включить воображение. Майкл знал, что отец будет полностью против. Он продолжал ездить на съёмки фильмов, следить за всем происходящим, параллельно занимаясь в школе актёрского мастерства. И когда он все же решился рассказать отцу правду, то услышал в ответ лишь недовольство. Отношения с отцом, которые и так не всегда были хорошими из-за разногласий во вкусах, стали ухудшаться. Они долгое время не контактировали. И узнав о том, что сын собирается поступать в актёрское, отец перегородил ему доступ во все театральные университеты. Настолько он хотел казаться властным и непоколебимым, что забыл про счастье и увлечения родного ребёнка. Тогда юный Майкл провёл год, сидя взаперти собственного дома. Но однажды, как и всем подросткам, ему в голову пришла мысль сбежать. Он перестал верить людям, так как знал, что в каждом из них скрывается корыстный мотив. Его единственным близким человеком оставалась только Маргарет… И хотя у него остались яркие воспоминания прекрасного детства в деревушке, ощущение их давно улетучилось. Майкл перестал чувствовать те эмоции, что дарил ему близкий человек. Он стал холоден, и это сказывалось на всех его отношениях. Он снова хотел ощутить тепло, которое излучала его бабушка. Он снова хотел почувствовать себя ребёнком. Недолго думая, Майкл развернулся к Лорен. В его глазах переплеталось море эмоций, но он даже не шелохнулся, когда ледяным тоном произнёс вслух: — Все кончено.