2 года назад
Идём, рассудим обо всём, что было. Одних — прощенье, кара ждёт других. Нет повести печальнее на свете, Чем повесть о Ромео и Джульетте.
Должно быть, знакомые строки, правда ведь? Я всегда любила Шекспира. Любила «Гамлета», «Отелло», «Ричарда» «Бурю», и много чего ещё… Но есть одно-единственное произведение, которое я не переношу уже очень давно: «Ромео и Джульетта». Поначалу я старательно игнорировала тот факт, что живу в грёбаной трагической пьесе, но принятие стало неизбежным. Это трудно представить, понимаю, однако если описать всё это на «современный лад», то много лет одна династия презирала другую, а когда они всё-таки решили зарыть этот, как всем казалось, бессмысленный топор войны — всё пошло… по наклонной. Я бы сказала, скатилось прямиком в Ад.Ад пуст! Все дьяволы сюда слетелись!
Да, Шекспир. Такими же словами можно описать скопище, образовавшееся в кабинете миссис Сильвер-Харрис. Пятью минутами ранее, увидев самого главного Беса, я была, мягко говоря, не в восторге: хотелось расцарапать лицо этого плейбоя и в добавок утопить на одной из построенных им же яхт. Но как бы долго я ни мечтала об этом, как бы сильно ни хотелось воплотить всё это в реальность, я сдержалась под натиском тётушки, которая прекрасно понимала, что прозвучавшая новость в ту же секунду выкрала у нас прежнюю радость и овации. Все были напряжены. Никто не знал, что и как сказать, очевидно, не предвидев подобного хода событий. Хотя ты-то могла подумать об этом, тётя… Сидя на подлокотнике кожаного дивана, я нервно подёргивала ногой, чего не заметила бы самостоятельно, если бы не рука Дилана, опустившаяся на моё колено в немой просьбе перестать. Рядом же сидел Данте, а Элиза — на втором подлокотнике, сжимая подол своего нежно-голубого платья. Прямо напротив стояла Аннет, оперевшись поясницей на свой стол, возле неё — Чарльз, объявившийся как раз вовремя, а вот на диване из красного бархата сидели наши «уважаемые и горячо любимые» гости. Как там говорят?.. Просим любить и жаловать? Ну, любить — очень навряд ли, а вот жаловать — всегда пожалуйста. — Как ты допустила это?! — не в силах терпеть давящую тишину, я поворачиваю голову. Удивившись, Элиза указывает пальчиком на себя и пытается что-то сказать, хлопая большими глазами. — Да, ты, сестра! А Вы, дядюшка? Неужели Вас всё устраивает? — Мисс Харрис… — Рэй пытается вклиниться в мою гневную тираду, однако сидящий рядом Нильсен, кое-как сдерживая улыбку, качает головой и жестом руки останавливает блондина. Смешно тебе, смешно? Смеётся тот, кто смеётся последним. — Нет-нет-нет! Вы трое, я уверена, уже достаточно наговорили ей за это время — пусть теперь откроет глаза! — сорвавшись с места, становлюсь напротив хозяйки дома и киваю в сторону красного дивана, едва не тыкнув пальцем. — Кажется, ещё ваш отец отказывался вести с ними дела! Он говорил: династия Харрисов падёт, доверившись кому-то, кроме себя самих! Напомню, когда мы пытались договориться, они едва не обвели нас вокруг пальца. — Тогда вы прибыли на переговоры с моими «очаровательными» родителями, — раздраженно, однако сдержанно проговаривает Александр, смотря на меня исподлобья, — наша верфь совсем не касается их бизнеса, так что не нужно искажать истину… Вдох. Выдох. — И где гарантия, что вы лучше? Нильсен демонстративно поднимает руку, начав сгибать пальцы. — Сама миссис Харрис, ведь она умная женщина, так что обмануть её будет проблематично. Двое юристов — один ваш, второй наш. Ну, и моё слово. Прыснув со смеху, отвожу взгляд и складываю руки на груди. Я могу довериться юристам, могу довериться тёте, но его слову. Пф-ф, не смешите… Изменившись в лице, Аннет приподнимает голову и, обогнув стол, садится в кресло. Я же так и стою посреди комнаты, искоса поглядывая на Чарльза и троицу за его спиной. Пока Аннет рассказывала нам, как всё это завязалось от начала до конца, я не перестала зло коситься в их сторону, изредка ловя на себе ответные «любовные» взгляды Нильсена. Наконец тётушка сообщила, зачем собрала всех нас: она хотела обсудить лично с нами, ведь мы являлись обладателями пускай крошечной, но всё-таки доли её бизнеса (пять процентов, четыре из которых наши, а последний — дядюшки, а оставшиеся получит лишь тот, кто записан в завещании). Начало, конечно, многообещающее. Спустя целый ряд убеждений от возможных партнёров, нам удалось прийти к какому-никакому согласию, и, когда к нам приедут юристы, мы оставим свои подписи на бумагах. Во мне по-прежнему кишит злость и отвращение, но если Аннет уверенна в том, что это необходимо, я поддержу её. К тому же, мы все видели, как она обрадовалась сегодня — может, для неё это действительно важно? После продолжительного разговора мы спускаемся вниз. Забавно, стол уже давно накрыли, а мы предпочли выяснять отношения — обычный день семьи Харрис, ничего нового. Все ели в тишине, поначалу чувствуя неловкость, однако потом разговорились. И снова о работе! — …Пресса узнает, так или иначе, братец. Лучше пусть они увидят детей любезными друг с другом, чем вечно воюющими, — Аннет смотрит сначала на меня с Элизой, потом задерживает долгий и внушительный взгляд на сыне и Данте. — Я прошу каждого из вас, хотя бы постараться поладить. Не делайте то, из чего журналисты раздуют новый том «Войны и мира». Вы поняли меня? Кузены в унисон согласились — я же промолчала, лишь сдержанно кивнула. Под рёбрами ныло каждый раз, стоило взглянуть на эту ухмыляющуюся рожу Александра. Поверить не могу, что согласилась на это… — Агата?.. — С каких пор мы работаем на публику? — нахмурившись, поворачиваюсь к тётушке. — Мы что, в шоу-бизнесе, или помимо сотрудничества ты решила выгодно нас посватать? Зачем нам ещё и светиться вместе?! В прошлой жизни я была Гитлером, иначе мне непонятно, за что приходиться терпеть это наказание. Хорошо, допустим, я перехожу грань, срываясь на мелочах: возможно, причина в ломке от желания покурить, а возможно, я просто не готова смириться с тем, что Аннет связывает бизнес с людьми, в числе которых ненавистный мне Нильсен… Глубоко вдохнув, женщина осторожно складывает столовые приборы и протирает рот салфеткой. — Неужели тебе самой приятно читать этот бред, вырванный чаще всего из контекста? — она усмехается, деловито сцепляя руки в замок. — К тому же, после королевы, желтушники следят за аристократией, а я меньше всего хочу видеть на первых полосах, как мои племянники громят Биг-Бэн с телефонным будками… — Да было-то всего один раз! — возмущается Данте, всплеснув руками. — Зато сколько хлопот за один раз потребовалось, чтобы отмазать вас вдвоём, — Аннет проговаривает голосом твёрдым, нарочито использовав всю силу английского акцента. Это говорит лишь о том, что она до сих пор недовольна тем случаем. Благо, я была… в другом месте. — Ты с Элизой здорово отметил свой день рождения, сын. Вот почему с Агатой никогда подобных проблем не случалось? — подключается Чарльз, и, кажется, Харрисы совсем забыли о том, что за столом посторонние люди. И неважно, что они без пяти минут партнёры миссис Сильвер-Харрис. — Да, кстати, сестра, — Данте поворачивается ко мне, сидя в другом конце стола. — Мне всё интересно, куда же ты пропала на моё восемнадцатилетие? Бросив всего секундный взгляд вперёд, встречаюсь с ледяными глазами, в которых пляшут черти. Вновь закипающая злость и волнение сдавливают грудную клетку, и я перестаю дышать, не замечая, с какой силой сжимаю в руках столовые приборы — вот-вот да сломаю их, хотя зачем бессмысленно переводить такие полезные в хозяйстве вещи, если можно просто-напросто швырнуть их в наглое шведское лицо?.. Очнись, Харрис, ты что, киборг-убийца?! — Решила осмотреть окрестности Лондона, — отвечаю сквозь плотно стиснутые зубы, натягивая самую милую улыбку, — и, как оказалось, не зря… — ага, одной проблемы избежала, но встретила другую… Уткнувшись в тарелку, понимаю, что есть совсем не хочется. Повсюду слышится звон приборов о фарфор, когда все утолили свой первый голод, за столом поднялся негромкий гул: кузены, о чем-то спорят между собой; Фредерик обсуждает некие договорённости с Аннет и Чарльзом; Александр сосредоточенно слушает Рэя, потупив взгляд в невидимую точку на столе. — Прошу меня извинить, — прокашлявшись, случайно громко опускаю нож с вилкой на тарелку, — у меня разболелась голова. Я лучше поднимусь к себе… Я быстро встаю из-за стола, спиной чувствуя на себе их взгляды. По пути забегаю в ванную, где ополаскиваю лицо, смывая с себя тонну штукатурки, которая, к слову, неплохо справилась со своей задачей. Тётушка до сих пор не заметила мой, очевидно, не самый лучший вид, хотя, возможно, просто-напросто решила не акцентировать на этом внимание. Я смотрю в зеркало и провожу рукой по волосам, подцепляя небольшую прядь у лица, что заметно выбивается из моих рыжих волос — именно поэтому мне приходится использовать парики…— Чтобы скрыть от других или от себя самой?..
Промакиваю лицо полотенцем и вылетаю из ванной быстрее Флэша, стараясь не подпускать к себе эти вьетнамские флешбеки, а когда поднимаюсь по лестнице и оказываюсь в коридоре, кто-то хватает меня за руку, затаскивая в пустующую комнату. Ну, конечно, куда же без этого… Александр поворачивает ключ в двери — с этим щелчком в меня проникает целый ураган самых разнообразных эмоций. Он поворачивается, складывая руки на груди, и преграждает мне путь к желанному побегу, оперевшись спиной на дверной косяк. — Чего тебе нужно, Ал? — произношу, зная, как его корёжит от этого сокращения. — На самом деле, много чего… — он размеренными шагами подходит ко мне, склонив голову набок. — Но, знаешь, получить всё и сразу не так интересно — куда приятнее растянуть удовольствие. Меня начинает потряхивать и, видимо, все эмоции, скопившиеся за эти годы, рвутся наружу, потому что иначе не могу объяснить, в какой момент я срываюсь, занося руку для пощёчины. Нильсен с нечеловеческой скоростью ловит моё запястье — грёбаный рептилоид, не иначе… — и грубо прижимает меня к двери. Пока я пытаюсь вырваться, шипя от злости, он приподнимает мои руки над головой, наваливаясь всем телом. Злость и вместе с ней паника бьются в висках — боюсь об заклад, что покраснела от ненависти и презрения. Прищурившись, я гордо вскидываю подбородок: — Я тебя уничтожу! — шиплю я, предпринимая очередную попытку вырваться, на что парень наглым образом устраивает свое колено между моих ног, предотвращая нежелательные для себя последствия. — Ты уже пыталась, — фыркает он и проводит большим пальцем по моей коже, оглаживая продолговатый шрам, — как видишь, не вышло… — затем улыбается краешком губ, глядя мне в глаза, и шепчет низким голосом: — Тебе придётся смириться с тем, что скоро мы станем партнёрами… — Черта с два… — когда внутри меня все сжимается от калейдоскопа ощущений, стараюсь дышать глубже и не думать о том, как рукой Александр проводит по изгибам моей талии, поднимаясь к рёбрам и опускаясь до бедра. — Харрис, Харрис… тётушка просила тебя не совершать глупостей, — с сочувствующим тоном проговаривает Нильсен и поднимает мои скрепленные запястья, отчего я вытягиваюсь на мысках, невольно приблизившись к его лицу. — И я бы не советовал идти ей наперекор… — И что ты мне сделаешь? — спрашиваю и со со свистом тяну воздух в лёгкие, пока швед свободной рукой исследует моё тело, фривольно касаясь ремешка на моих джинсах. — Ну, ты ведь не хочешь, чтобы кто-нибудь узнал, как Агата Харрис едва не переехала человека? — мужчина поддаётся вперёд, завораживая льдинами своих глаз. Обнимает меня за талию, плотно прижимая к себе, заставляя распахнуть глаза и возмущенно зашипеть. — Только представь какой скандал из этого раздуют… Наступает моя очередь коварно смеяться, отчего Нильсен заметно нахмуривается и, отстранившись, молча наблюдает, в какой ироничной улыбке тянутся мои губы. Чувствуя, наконец, долю личного пространства, когда он отходит на пару шагов, ядовито проговариваю: — Ты вроде не глупый мальчик, Алекс, и о том, когда водитель форсирует, знаешь лучше меня. У тебя нет видеозаписи аварии, ты не снимал физические повреждения во время ДТП и, к тому же, сам признал: ехала я медленно, так, что тебя едва задело. Парень вскидывает брови и всего на долю секунды теряется, но этого хватает для внутреннего победного возгласа. Затем молча кивает и, внимательно глядя на меня, он едва сдерживает удовлетворённую ухмылку. Я вижу в его глазах блеснувшее уважение и неподдельный интерес. Желание коварно рассмеяться, как злодеи в мультиках, и высказать ещё пару желчных фраз кануло в лету, когда я замечаю, с какой пугающей невозмутимостью швед лезет в карман своих брюк: — Что ты делаешь? — Скажи мне, где ты была перед поездкой в Бишоп-Мэнсон? — проигнорировав мой вопрос, Алекс улыбается. — Что ты помнишь о вчерашней ночи, Агата? — Не понимаю, о чём ты говоришь… — я шумно выдыхаю, чувствуя, как страх просочился в сердце. — Значит, не помнишь, — он усмехается. — Что ж, тебе не повезло, потому что я помню всё очень хорошо: помню, как налил тебе текилу и как тебе захотелось потанцевать, помню каждое порочное действие, на которое ты была готова, — Александр достаёт из кармана телефон, демонстративно покрутив им в воздухе, — а если вдруг забуду, то всегда смогу посмотреть видео… Конечно, я догадывалась об этом и принятие пришло ко мне, стоило мне увидеть его в стенах нашего дома. В своё оправдание могу сказать лишь то, что с момента нашей последней встречи мы оба изменились, отчего и не узнали друг друга (как оказалось сейчас, только я — его). Но я бы узнала его, если бы не треклятая текила, опустившая все мои подозрения словами: «Да это просто совпадение, такого быть не может». Даже смешно, как циничны люди. Ну, конечно, всё в стиле Нильсена… А тот юноша, прервавший и, должно быть, снявший нас вместе — Рэй… Династия Нильсенов неизменна, и он наглядное доказательство. Все они грёбаные манипуляторы — это выяснилось, когда Аннет и Чарльз готовились подписать с ними контракт, но, благо, всё-таки не сделали это. — Этого будет достаточно для прессы? — мужчина наигранно хмурится, сосредоточившись на телефоне. Воздух выбивает из лёгких, и я перестаю дышать, вперившись в него яростным взглядом. Соберись, Харрис! — Ты не докажешь, что это была я, — от нервов закусываю щёку изнутри и глубоко дышу, стараясь унять подскочившее к горлу сердце. — Думаешь, желтушники будут разбираться? — усмехнувшись, Александр делает шаг навстречу. — Не всё же им узнавать тебя по особенности… — я вздрагиваю, когда он осторожно проводит ладонью у моего лица, убирая выбившуюся белую прядь за ухо. Эффект бабочки — смысл в том, что любой поступок имеет последствия, иногда очень непредсказуемые. Я своё совершила несколько лет назад, однажды познакомившись с Александром, и, к сожалению, не раз за это поплатилась, но то ли ещё будет… За это время я называла его много как: «Исчадием Ада», «шведским ублюдком», «горделивым павлином», «хлыщом» и «петохуем». Но нет такого слова ни в одном языке, описывающее его истинное нутро. Он не Нильсен — он Мудильсен, не иначе… Во мне кипит злость, готовая вот-вот взорвать вулкан и убить всё живое на этой планете. Глупо было полагать, что мне удастся выхватить телефон: Алекс перехватил мою руку и, крутанув меня, прижал спиной к своей груди. Его пальцы крепко держали меня, обездвиживая, пока сам он с улыбкой в голосе проговаривал: — Хватит распускать руки, каттен, — он плотнее прижимается ко мне, шепча на ухо. — Ты же понимаешь, что этим только поджигаешь ещё больший интерес сдать всё это прессе? — Сволочь… — шиплю сквозь плотно стиснутые от зубы, тщетно пытаясь вырваться. — Чего ты хочешь? — Ну я же сказал, — смеётся швед, — много чего… Но для начала, чтобы ты признала свой проигрыш. — О-о, — прыскаю я, не сдержавшись, — вот этого ты не дождёшься, Ал, ни за что и никогда. Поверь, я скорее раз за разом буду просматривать тот день в своём персональном Аду. — Давай поспорим, — неожиданно предлагает он. — Какой резон? — Ты заносишься гордостью, у вас, Харрисов, это в крови, — да уж кто бы говорил… — а если струсишь и откажешься, то потеряешь достоинство. Ну, и своим послушанием ты отсрочишь радости газетчиков и репортёров на неопределенный срок. Я ненавижу Александра Нильсена и эту его уверенность. Весь день вёл себя так, будто уже победил и, если я правильно понимаю, только что взял меня на слабо — что ж, схема знакомая, не правда ли, Ал? На войне все средства хороши, да и цель оправдывает средства. — Тебе придётся смириться, Харрис, — мазнув кончиком носа по моей щеке, едва дотрагиваясь губами, мужчина выдыхает насмешливо: — Уверена, что сможешь переиграть меня в этой игре? — Ты думаешь, что я тебя не переиграю? Что я тебя не уничтожу? — Думаю, что нет, — Александр заливисто смеётся, качая головой. — Но понаблюдать за тобой будет забавно. Он отпускает меня, не дав возразить, и вскоре я слышу за своей спиной щелчок открывшейся двери и удаляющиеся шаги.