Совращенный натуралом

Тогда все переживания настолько захлестнули меня, что я не придал значения навязчивому запаху хлора в доме и особенно в ванной. Впрочем, я до сих пор не могу определиться с отношением к некоторым событиям того времени. Это выносило мне мозг долгими ночами. Я должен был ненавидеть Каспера за все его поступки, но отчаянно искал оправдание каждому из них. Даже через столько лет я все еще не могу заставить себя ненавидеть его. Я больше его не люблю. Просто не люблю. И все. А тогда было иначе. Тогда я не мог дождаться встречи с ним. И было абсолютно наплевать на разницу в возрасте, на предупреждения Димки, на какого-то Сашу, который мог все еще быть любовником Каспера. Мне казалось все по плечу, я верил, что все наладится и будет хорошо. Просто нужно время. Вот скоро я закончу школу и поступлю в универ. Я буду уже совершеннолетним. В доме был идеальный порядок, будто всю неделю Каспер занимался уборкой, оттирая все вокруг с помощью хлорки, которой пахло повсюду. Мы пытались проветривать, а потом грелись на диване под одеялом, смотря какой-то фильм. Спустя несколько лет я задался вопросом, когда он признался мне в любви? До того, как мы переспали или после? События тех дней иногда перемешивались в голове из-за того, что снились мне. Нет, все же это было до нашего первого секса. Только сейчас уже кажется, что он сделал это специально, чтобы поправить на переносице мои тогда еще целые розовые очки, не дать мне возможности разобраться во всей ситуации и соскочить с крючка. А я был наивен и влюблён. На лице Каспера вновь появились ссадины. Ни о каких сходках не могло быть и речи.  — Я просто замажу это тональником, — пытался улыбаться он.  — Какой тональник? — ругался я. — Ты сделаешь только хуже. Меня бесил Димка, меня бесило бездействие Каспера. Уже тогда я воспринимал это на свой счёт, считал нас парой. Но Андрей только улыбался мне. Слишком удобным было амплуа жертвы.  — Почему он так тебя ненавидит? — спросил я, застывая в нескольких сантиметрах от него, боясь дотронуться до раненой щеки. Но Каспер сам взял мою руку и потерся об неё, будто кот, заставляя мои мысли течь в совершенно другую сторону.  — Не спрашивай меня ни о чем, пожалуйста. И прости меня.  — За что? Каспер постоянно извинялся, но разве был он виноват в том, что его брат предпочитает такие методы?  — Когда-нибудь я все тебе расскажу. И я верил ему. Верил, целовал и любил. Мне льстило то, как он выгибался и плавился от моих прикосновений, чувственный, красивый даже со следами порезов или ссадинами на лице. У него было куда больше опыта, но я не чувствовал себя зеленой малолеткой, так мягко направлял он наши действия.  — Прости меня, Максим, — сказал он в очередной раз, когда мы прощались на крыльце. — Знаю, что тороплюсь, но… Я люблю тебя. Он выбивал у меня из-под ног последнюю почву, окрыляя, мешая думать. Весь мир рядом с ним искажался, подстраивался, переставал быть упорядоченным.  — Андрей…  — Я не жду от тебя ответа. Просто мне нужно было тебе это сказать. Я должен был тебе сказать это лично. И даже тогда я не придал значения странности его фраз. Сказать лично? Должен? Вместо этого в каждом ударе пульса билось признание, и я мог бы уже тогда ответить на него, но был слишком смущён. Я много раз в своей жизни потом задавался вопросом, а было ли это любовью? И каждый раз приходил к мысли, что при всей извращенности и черноте, при всех недомолвках это все еще оставалось любовью. Я не помню, какая погода была за окном в тот день. Перебирая свои воспоминания о том дне, я с ужасом обнаруживаю, что не помню ни дня недели, ни времени. Он просто есть. В том доме вообще было сложно следить за временем. Шторы закрыты постоянно, будто окна совершенно не были нужны. Мы пили чай с бутербродами и дурачились. Каспер чувствовал себя лучше, был оживленным и улыбался. Он намазывал хлеб творожным сыром и пытался кормить меня, а испачкав, слизывал его, вовлекая в поцелуй.  — Ты меня провоцируешь, — возмутился я.  — Еще нет. Но могу, — улыбнулся он. — Можно? Да, вот так, предоставляя мне выбор, он создавал полное впечатление контроля ситуации. Это не он тогда полез. Это я разрешил. Разрешил взять свою руку, только и всего.  — Они у тебя очень чувствительные, — негромко сказал он и провёл языком по моей ладони. В такие моменты мне казалось, будто весь мир сокращался до нас двоих. Я никогда не обращал внимания на такие вещи, но Каспер замечал все. Никогда мне не приходило в голову, что вместо губ или того, что отзывалось сейчас в штанах, пульсировать могут ладони. Я смотрел на него, будто заворожённый, как прикасается его язык к пальцам, доходя до кончиков. Там, в темноте прихожей, я не мог смотреть, как выглядит Андрей, стоя на коленях. Сейчас один его вид был настолько эротичен, что каждое малейшее движение заставляло меня дрожать от удовольствия. А двигался он медленно. Медленно дотянулся до губ, но не стал целовать, а только провёл по ним языком и двинулся дальше. Легкий поцелуй в висок и ниже к шее. Его руки подцепили край футболки, и настойчиво тянули вверх, оставляя между нами все меньше и меньше барьеров.  — Идём в комнату, — шепнул он, утягивая меня за собой. Он был такой весь, притягивающий все внимание на себя. Уже в комнате я потянул его тунику вверх, избавляя от лишней одежды, и почувствовал смешок. Почувствовал, потому что в спальне Каспера вообще не было окон. Что за дурацкая планировка дома? Мы оказались в кромешной тьме, и лишь дыханием на коже отозвался этот смешок. Только там он избавился от одежды и торопливо избавлял от неё меня. Это стало согласием на все, хоть тогда я и смутно представлял секс между мужчинами. Но у Каспера хватало опыта на нас обоих. Я не могу сказать, откуда он достал презерватив и смазку, многие детали стёрлись из моей памяти, да и не это было главным тогда. Каспер сам натягивал его на меня, отвлекая поцелуями, заставляя выгибаться от прикосновений пальцев и языка. Я даже не задумался тогда о ролях, он просто решил, что сам будет «снизу», насаживаясь на меня почти без подготовки. Много лет я потом думал, почему он так решил. Каспер был универсалом и вполне мог занять активную позицию. Уже после всего произошедшего, я понял, что пассивная роль мне ближе, но тогда он оседлал мои бёдра, по сути и оставаясь активом, потому что это был первый в моей жизни секс. Все что я мог сделать, это притянуть его ближе и пытаться подмахивать в такт его движениям. Наверное, в тот момент он чувствовал себя слишком уязвимым, слабым. Ведь для него все давно было решено. Эта мысль еще долго отдавалась во мне негодованием. Он с самого начала знал обо всем, но продолжал. Он затеял все это, прекрасно зная, что у наших отношений нет будущего, зная, что на его совести несколько сломанных жизней. Но тогда я стонал от каждого движения, от каждого поцелуя. Тогда я любил его слишком сильно, чтобы думать хоть о чем-нибудь. Для меня застыло все вокруг, сокращаясь до этой комнаты, до мест соприкосновений, до его губ на моих губах. Казалось, что мы оба пульсируем. Каспер был прав, мои ладони стали невероятно чувствительными. Я проводил ими по его плечам, шее, ощущая напряженные мышцы, выступающие венки, приоткрытые губы, горячее дыхание, влажный язык. Он посасывал мои пальцы, не переставая двигаться.  — Кас…  — Еще немного, малыш. Но я не мог сдерживаться. Это было запредельно ярко. Он упёрся руками в кровать, пытаясь снова подняться, но я не позволил этого ему сделать. Хотелось, чтобы он был тут, со мной, в моих объятиях. Ему не хватало воздуха, а я все не разжимал объятий.  — Макс… — почти проскулил он мне куда-то в шею, впиваясь зубами в кожу.  — Я люблю тебя, — сорвалось с моих губ.