Дочери Земли

      Щёлочки узкие, длинные, ставенные, ветер свистит, словно в лёгких, забитых мокротой. Тьма осязается сыростью, вязкостью, липкостью от пола до потолка. Я поднимаюсь и ступаю на ощупь, под ботинками хлюпает грязью осеннюю. Зеркало в трещинах, мимо которого иду, отражает лишь бурую, неясную тень. Стон, обессиленный женский плач, перешагиваю через бледное чьё-то тело. Я нахожу ручку двери, со скрипом протяжным проворачиваю. Дверь открывается, и я вижу свет.       Этот сон заставил меня проснуться в тревоге и непонимании, я будто забыла, где я и что я такое. Но услышала тягучий голос Сабы, и стало спокойнее. Она говорила с кем-то, но не известно, о чём – все слова были степные, и отвечали ей так же, но, стоило мне выйти, обе заговорили по-нормальному. Посетительницей была широкоплечая женщина, от которой пахло кровью, и я сразу поняла, кто передо мной.       — Потрошительница!       — Имей уважение, — Саба как-то слишком подобострастно посмотрела на ту снизу-вверх, — перед тобой наследница Служителя, и не называй её иначе, как ойнонэ.       — Можно просто Артемия, — мне смущённо улыбнулись. Никогда бы не подумала, что такая физиономия способна улыбаться.       Бурах неумело уложила в сумку какую-то резную шкатулку, приложила руку к сердцу в благодарственном жесте и собралась уходить. Я обрадовалась было, потому что хотела спросить про свой сон у Сабы, но она уготовила для меня другое.       — Ступай с ней. Проводи до одонхе, собирателя трав. Степь укажет тебе дорогу.       — Ойнонэ что, сама его не найдёт?       — Её минуты дороже золота, — Саба прищурила глаза и стала похожа на хищную птицу, — а твои до захода солнца не стоят и ногтя. Капризами цену не поднимешь. Иди.       Солнце светило ужасно жарко, и, как бы ни хотелось закутаться от Бурах, лишь бы не видеть её, мне пришлось развязать шарф и стянуть с головы шапку. Волосы мои прошуршали при этом гораздо мягче, чем вчера под рукой Эспэ-инун. Я засунула руки глубже в карманы и затеребила два завалявшихся там крючка. Иногда они укалывали мне палец, отчего я кривилась сильнее.       — Если не хочешь со мной ходить, можешь бежать по своим делам, — примирительно сказала Бурах. — Я не скажу Сабе Успинэ, что ты не исполнила её наказ.       — Может, я и сама хочу пойти к этому одонгу! Думаешь, только ты одна такая важная?       — Хорошо, хорошо, не кипятись.       Я выбрала направление наугад, даже не подумав – лишь бы побыстрее дойти до червя и избавиться от неприятной компании. Город становился от нас всё дальше, мы миновали загоны с быками, вдали проплыла и исчезла за спиной ограда кладбища. Юрта появилась перед нами, будто из ниоткуда, и иначе, как удачей, это назвать нельзя – мы с лёгкостью могли пройти мимо неё в нескольких метрах, заплутать в степи и так никогда и не выбраться обратно к Городу. Может быть, степь и правда указала мне путь?       Из юрты выбралось уродливое, гладкоголовое, несуразное существо, несомненно опасное, несмотря на свой вид. Оно скосило взгляд на Бурах, а передо мной согнулось пополам.       — Сайн байна*, дочь Земли. Как поживает твой скот, хатангэр?       — Как ты меня назвал? — выпалила я быстрее, чем успела себя остановить.       Червь содрогнулся и сложил замотанные в лохмотья лапы, совсем как складывала руки Саба перед Бурах. Свои выпученные глаза он опустил в землю.       — Я имею ввиду, почему ты так сказал? Прости, что напугала тебя.       — Вижу, да, точно, — закивал он, — точно, дочь своей матери. Из глины жирной, из костей белых, лицом одна, но не та, нет, не та. Другая.       — Другая? — я наклонилась и коснулась его плеча. Одонг бросил на меня короткий взгляд. — Не как сестра?       — Би хара, совсем не она. При свете сделана, да, не ночью. Руками Бодхо рождена, да. Суок разгневана, но смиренна, шуу дээ.       Его слова поразили меня в самое сердце, оно потяжелело и болезненно отдалось в груди, рука, лежащая на плече червя, обмякнув, опустилась. Одонг посмотрел на меня смелее, огромными зрачками забегал по моему лицу – а я по его. Нужно было то ли обратить сказанное им в шутку, или огрызнуться, гордо уйти, но я будто пустила корни и лишилась рта.       — Кровный, мне нужны твои травы для настоев. У меня есть кровь и есть, чем платить. Давай меняться.       Я совсем забыла про Бурах! Она слышала всё, до последнего словечка! И наверняка подумала, будто я людоедка, шабнак, чудовище! Она всем расскажет, и уже вечером весь город придёт к сторожке бедной Сабы с вилами и огнём, и сожгут нас обеих, невинных.       — Тиимэл даа*, хорошая кровь, орган хороший. Отдаю своё, у тебя беру. Баярлаа.       Убежать ли мне? Сжать ли в кулаке отмычку, напасть ли на Потрошительницу, огромную, как скала, толстокожую, как корова? Взмолиться ли, оправдаться ли, пригрозить ли?       — Держи, — перед моим носом появился тонкий стебель с белыми пушистыми почками на вершине. Одонг бережно протягивал мне его. — Не будь тревожна, ради нас… сайбар* басаган.       Я взяла траву дрожащими пальцами. Червь снова поклонился мне и кивнул Бурах.       — Пойдём обратно? — спросила она.       Я показалась себе маленькой и жалкой рядом с Бурах, шагающей с высоко поднятой головой по мою правую руку. Мы всё шли и шли, жухлые стебли цеплялись за одежду, воздух подрагивал от жара, а мне было холодно. Степь тянулась во все стороны до горизонта, стрекотали насекомые – ни намёка на заводские трубы, железный лязг, мычание быков. И думалось мне, так даже лучше.       — Ты, говорят, чудотворица? Бакалавра утверждает, ты на её глазах вернула рабочего с того света.       Я закивала.       — И не такое случалось. Однажды я воскресила человека из мёртвых. Его уж в гроб хотели класть, а тут я, и…       А больше и рассказывать было нечего. Ни лица, ни семьи спасённого я не помню, как прознала про него и как меня проводили – тоже.       — Тогда Городу повезло, что ты посетила его. Ему понадобится твоя помощь.       Я посмотрела на свои ладони, чистые, если не считать забившейся в складочки грязи. В моём сне они были запятнаны не то кровью, не то глиной, не то чем-то ещё. Бурах тоже опустила на них взгляд.       — Ты же не думаешь, — мой голос стал очень плаксивым, — что этот червь сказал правду? Ну как живую человеку могут сделать из глины? Это же просто чушь!       — Черви видят мир иначе, не то проще, не то приукрашенней. Я тоже никогда не могла понять: это они сказку мне рассказывают или последними новостями делятся, — Бурах усмехнулась, и её страшное лицо ненадолго стало даже приятным. А потом она сдвинула брови. — Ты боишься, что я, не разобравшись, побегу сдавать тебя Коменданту, но ты меня не знаешь. Начнём с того, что ваш разговор не предназначался для меня, а закончим тем, что тебе и самой ничего не известно. Так что тебе с этим и разбираться.       Я была так счастлива это услышать и вдохнуть, наконец, спокойно, что обвила своими руками толстую, как ветка, ручищу Бурах. Как же мне повезло, что она оказалась добрее, чем выглядит! Где-то послышалось зычное коровье мычание.       — Скажи, Артемия, а почему ты сюда приехала? Ты ведь вернулась после долгого отсутствия, да?       Она ответила не сразу.       — Наверное, ты меня поймёшь. Ещё утром я думала, что у меня простая задача – отомстить убийце отца. Он писал мне много месяцев, но я не успела к нему. Опоздала на несколько часов.       Я сглотнула ком в горле и ближе прижалась к её руке.       — Ты говори, говори. Что-то поменялось, да?       — Скорее, стало большим, чем было. Отец звал меня на помощь, мне казалось, для самого себя. Но помощь нужна этому Городу, его людям. Я должна обеспечить им будущее.       — А ты этого хочешь? Зачем ты соглашаешься подвергать себя опасности?       Перед нами открылась Станция, склады, дулами устремлённые в небо трубы Завода. Взлетели тревожные птицы.       — Это мой дом, и я его люблю. Успела забыть уже, почему, но это мне ещё предстоит вспомнить. Ты тоже можешь полюбить Город. В нём много чудес.

***

      Её слова зацепили меня крючком. Может быть, я не случайно здесь? Может, и мне нужно что-то понять, чтобы исполнить свой долг, о котором я до сих пор ничего не знаю? Что за место этот Город, и какое место в нём должна занять я?       Я ничего не знала. Бурах оставила меня у Станции и просила не идти за ней дальше. Но я всё же прокралась следом и увидела, как она заходит в небольшое строение, окружённое многогалонными пустыми бутылками. Несомненно, там живёт не простой человек. У него я и собиралась найти первую хлебную крошку своего собственного пути.       Бурах вышла через некоторое время вместе с ещё одним человеком, разглядеть которого из-за огромной спины Потрошительницы я не сумела. Я не последовала за ними, решив дождаться возвращения хозяина. Сидеть в траве, опёршись о холодную стену станции, было достаточно приятно, чтобы провести так ещё какое-то время.       Стебелёк с белыми почками всё ещё был в моей руке. Стебель толстый, гладкий, точно хлыст, почки источают сладкий, щекочущий аромат. Я всё крутила его и крутила, подносила к самому носу, щекотала себе щёку. С ровного среза сцедилась маленькая прозрачная капелька, искрилась на солнце, красивая. Дети морщатся, пробуя молоко одуванчиков, с радостью рвут клевер, жуют барбарис. А сок этой травы – белой плети ведь, да? – он какой? Я не могла удержаться и не попробовать.       Мне приятно закололо язык, согрело горло, и вкус показался самым чудесным из всех существующих яств. Я даже будто наполнилась силами, сразу же, как сделала первый глоток. Когда кончился сок, я сжевала твёрдую кожуру, снимая с языка тонкую верхнюю плёнку, не побрезговала пожелтевшим маленьким листиком и напоследок по одной отправила в рот почки, одну за одной, как конфеты. Степь ласково зашептала вокруг меня, щёки устали от широкой улыбки, которую я и не думала унимать. Хорошо!       Я едва не упустила возвращение хозяина, щуплого, сутулящегося, едва ворочающего тяжёлую входную дверь. Он встретил меня неприветливо и настороженно.       — Не могу вспомнить, видел ли я тебя раньше. Кто ты?       — Так ты же и не выходишь совсем отсюда, — внутри было сыро, совсем не проникал солнечный свет из-за заколоченных окон. — Как давно до сегодняшнего дня ты бывал на улице? Месяц?       Он смутился.       — А вот это не твоё дело. Но ты права. Я редко сейчас бываю в городе. Я Влад, и попрошу в моём присутствии не звать меня Младшим. Это… унизительно.       — Ни в коем случае не буду, даже за глаза. Я Клара. Меня тоже зовут не так, как мне нравится.       Влад внимательно меня разглядел.       — Ты не из отцовской челяди, это кристально ясно. Значит, пришла не по делам семьи. Значит, любопытствуешь. Я вынужден быть негостеприимным и просить тебя уйти.       Мне непременно нужно было остаться! Я забегала глазами по плохо освещённому помещению. Пусто, ненаполненно, хотя я чувствовала, что Влад – не такой уж трудяга, чтобы заниматься работой круглые сутки. Доски, тряпки, лопаты, кладка не то тоннеля, не то колодца, прикрытая деревом, а на ней – вот оно! – тетрадь явно рукописная, с неясным рисунком на обложке, и амулет, совсем как тот, что плела вчера Саба.       — Погоди, не гони меня! Я и сама не знаю, что ищу, но очень хочу знать! Ты человек Города, сын Правителя, но ты ведь больше, чем это, так? Ты хочешь быть проводником. Расскажи мне о связях, что ты хочешь связать. Пожалуйста.       Влад оглянулся через плечо, куда я и смотрела, и повернулся с заинтересованностью.       — А ты не так проста, как кажешься.       Свою тетрадь он бережно погладил по корешку и провёл пальцем по линиям знака. Это был странный рассказ, про Город Зверей, вырастившего на себе Город Людей, скреплённых одной большой артерией, тянущейся из первобытных Боен через Заводы к Железной дороге, отходящей сосудами и завязывающейся в узлы между двух притоков Горхона. Влад говорил, что артерия эта сильна, но только одна, и чудом всё ещё не порвалась, залив кровью кварталы. Что оба города редко пребывают в балансе, хоть и образовали симбиоз, без которого уже не мыслят своего существования. Совсем кратко и будто с опаской, он поведал, что изучает историю и фольклор степняков, покровительство над которыми однажды перейдёт в его руки, чтобы смочь провести новые капилляры между двумя мирами.       — Я, конечно, не менху, и линий не знаю, — задумчиво закончил он, — но уверен, что для успеха в моём прожекте достаточно просто не быть круглым дураком.       — Это очень благая цель. Я искренне надеюсь, что ты её достигнешь, — я протянула ему ладонь для рукопожатия. — Спасибо.       Как только мы соприкоснулись, лицо Влада дрогнуло, будто он только что пробудился ото сна. Он напряжённо всмотрелся в меня и сжал руку крепче.       — Постой, я всё же встречал тебя. На железнодорожном мосту через Жилку. Ты спросила меня, кто подсказала Артемии Бурах о надёжном убежище в Машине.       Моё сердце подступило к горлу.       — И что ты мне сказал?       — Что это ядовитая Оспина, которая с самого приезда Бурах чуть не следы её целует, — он скривился в гадкой гримасе.       Я едва вырвалась из его хватки, выбежала наружу и со всех ног понеслась к сторожке Сабы, задыхаясь. Это сестра! Она хочет навредить! И я любой ценой должна это предотвратить!