be my light

Florence The Machine — Seven Devils Unsecret feat. Remmi — Mad World Маленькие электронные часы на прикроватной тумбочке показывают 01:53 ночи. Ленивые тени прыгают по полу, а по крыше и подоконнику стучат крупные капли весеннего ливня. А Чимин сидит в своей старой комнате впервые за последние десять лет, с сжимающимся сердцем переступив порог родного дома. За столько времени здесь совершенно ничего не изменилось: те же обои, та же постель, те же постеры на стенах и та же коллекция старых рок-пластинок на полке. А маленькая винтовая лестница так же вела на чердак прямо из комнаты, оборудованный под второй этаж. Раньше он там прятался от внешнего мира, когда был ребенком. Ему казалось, что там его никто не найдет и можно переждать все темные дни, просто закрыв эту маленькую дверь, которая отделяет первый и второй уровень его комнаты. Сейчас он вырос и больше не прячется от мира, а просто открыто его ненавидит. Ненавидит каждую его деталь: грязный воздух, дождь, людей, которые его окружают, абсолютно все. Его душа наполнена злобой и ненавистью ко всему живому, но он с этим давно смирился, уж такой он есть, и этого уже не изменить. Никто не пытался его направить на правильный путь. Никто не пытался протянуть ему руку помощи, когда он с криками и слезами молил о ней, и поэтому он перестал ее просить. Многие обстоятельства его изменили не в лучшую сторону, и теперь он привык к себе такому. Его питают отрицательные эмоции, которые он получает от других людей, а их предостаточно. Особенно, когда кто-то пытается узнать его получше. Он, в своем роде, энергетический вампир, поэтому многим тяжело с ним просто находиться рядом. В его жизни нет ни одного просвета и белого пятна, кроме цвета его собственных волос. Сплошная тьма, как и он сам, как и его мрачная душа. Он крайне мало знает о простом и светлом добре, ведь в его жизни его было критично мало. Возможно, он заслуживает такого отношения к себе нынешнему, но прошлый он — точно такого не заслуживал. Все, что сейчас ему известно о мире за стенами этой комнаты, — это то, что тот полон грязи, в которой люди купаются каждый день. Раньше Пак хотел спрятаться от нее внутри той комнаты наверху, но именно в нее он сбежал из этого дома, когда его душа сломалась окончательно. В любом самом мерзком дерьме было лучше, чем здесь. И он бы ни за что добровольно не вернулся сюда, если бы не одно обстоятельство по имени Чон Чонгук. Чимин глубоко вздыхает, окидывает еще раз комнату брезгливым взглядом и идет в гостевую спальню, тихо ступая ботинками по дорогим коврам. Незапертая дверь легко открывается, впуская его, и он идет уверенным шагом к кровати, где лежит неожиданный гость. Он развалился на спине и спокойно спит, а парень смотрит на него внимательным взглядом несколько минут. Просто сама невинность, будто это не он испортил жизнь человеку, смотрящему с ненавистью на него прямо сейчас. Пак достает пистолет из-за пояса штанов и тихо снимает его с предохранителя. Сегодня он все закончит. Вся эта игра уже достаточно затянулась, он выбьет из него раскаяние за то, что тот сделал. Раскат грома раздается за окном, перебивая сильный шум дождя по крыше, и спящий парень легко дергается. Чимин поднимает руку с оружием и наставляет его на него. «Может, просто его убить?» — проносится в голове, но он хочет не этого. Ему нужно услышать прости из уст этого мальчишки, прежде чем с ним покончить навсегда. Да, может, для многих это мелочь. Что значит это самое «прости»? Оно ведь не вернет ему потерянное время и не вычеркнет из памяти то, что там засело на всю оставшуюся жизнь, но ему это какого-то черта необходимо. Ему нужно и важно знать, что Чонгуку жаль. Он даже не представляет, какой ад Пак прошел из-за его поступка. Он делает несколько шагов вперед и подносит дуло пистолета ко лбу спящего парня. Он аккуратно убирает им темный локон волос в сторону и прислоняет оружие вплотную к медовой коже, чуть надавливая. Снова раздается сильный раскат грома, и яркая молния на секунду освещает лицо Чона. От громкого звука он резко просыпается и распахивает огромные карие глаза, которые мгновенно становятся еще больше, как у оленя в свете фар. Испуганный взгляд устремляется на человека у кровати, и он пытается рассмотреть его. Рваные джинсы, темная куртка и светлые волосы. Черты лица слабо видны в тусклом свете, который падает от уличного освещения через окно, но он замечает скульптурное лицо и сильно выделяющиеся пухлые губы. Чонгук пытается понять, что может быть нужно от него ему, но в голову ничего не приходит. Руки и ноги начинает неприятно покалывать от страха. А когда он открывает рот, чтобы что-то сказать, то Чимин медленно прикладывает палец к своим губам, призывая молчать, и тихо шепчет: — Ни звука или твои мозги украсят стены. Чонгук послушно закрывает рот и нервно сглатывает. — Хороший мальчик, а теперь поднимайся, — шепчет тот, бросая на кровать одежду. — Ты идешь со мной. Парень без лишних слов начинает выполнять указание под прицелом пистолета. Его тело и мозг охватывает паника, и непослушные пальцы с трудом натягивают одежду, а в голове носится миллион мыслей сразу. Разве здесь не должно было быть безопасно? Что с Тэ? Что с его отцом? Что ему нужно от него? Кто он вообще такой? Почему охрана до сих пор не отреагировала на человека с оружием в доме? Ведь везде камеры. Он быстро смотрит по сторонам и замечает одну из них в верхнем углу комнаты. — Без глупостей, малыш Чон, — говорит Пак, замечая это, и толкает его в спину в сторону двери, когда тот поднимается с кровати. Он быстро переводит дуло пистолета на его затылок. — Я не высоко ценю человеческую жизнь, поэтому разнести твою голову могу за долю секунды без всяких сожалений. И в этот момент все внутри Чонгука обрывается. Он вздрагивает от этого прозвища и от уже знакомого мягкого голоса. Так его называл только человек в капюшоне. Черт возьми, это он. Чон столкнулся лицом к лицу с человеком, который много недель разрушал его психику и жизнь. И прямо сейчас он идет за его спиной, держа холодными пальцами за шею и пистолет у его затылка. Столкнуться со своим главным кошмаром наяву — это чертовски страшно. Это все полная чушь, когда говорят, что своему страху нужно посмотреть в глаза, это не помогает перебороть его. По крайней мере, не тогда, когда у твоего ночного кошмара есть лицо. Человеческое лицо, и ты понятия не имеешь, что у него на уме, когда он держит твою голову под прицелом. Пак выводит его через заднюю дверь дома и ведет куда-то дальше от него через газон. Чонгук осторожно смотрит по сторонам в поисках охраны, но абсолютно никого нет. Какого хрена происходит? Где они все? Теплые капли стеной обваливаются на голову, грохочет гром, и он старается не поскользнуться на мокрой траве. Они сворачивают в сторону, когда выходят за территорию дома и идут прямиком в лес. Если до этого Чон испытывал страх, то сейчас это перерасло в тихий ужас, который ледяной волной накрывает его тело с ног до головы. Почему в лес? Чтобы никто не слышал его предсмертных криков и выстрелов? Куда он его ведет и, главное, для чего? Они проходят часть пути через хвойный лес и потом срезают оставшийся путь по протоптанной тропинке. Холодные пальцы сдавливают шею сзади, отчего по спине и рукам Чонгука ползут огромные мурашки. Парень вдруг резко дергает рукой, направляя его тело в левую сторону, а далее он замечает недалеко очень старую церковь, которая выглядит заброшенной и пустой. Он понимает, что его ведут именно туда. Господи, все именно так начинается в фильмах ужасов. У него такое чувство, что его ведут на казнь. Ему хочется задать так много вопросов человеку за его спиной, но он послушно идет, не решаясь заговорить, потому что горло сковали какие-то необъяснимые силы. Они подходят к каменному строению и заходят через кованые ворота. Вблизи церковь выглядит еще более жутко. Поросшие травой и затянутые паутиной стены как будто еле держатся и готовы рухнуть в любой момент, а тяжелая входная дверь немного приоткрыта, и из нее вылетает черный ворон, громко каркая, когда они подходят к ней. Войдя туда, Чон замечает, что строение действительно давно заброшено. Все в пыли, грязи и паутине. Мебель сдвинута в один угол, витражные окна кое-где разбиты, на полу валяются поломанные ветви, сухая листва и осколки стекол, а источником света служат несколько одиноко горящих ламп на стенах. Пак с силой толкает его вперед к стоящему стулу на небольшом выступе, там, где обычно в таких помещениях находится алтарь. — Садись, — грубо говорит он, не сводя с него пистолета. — Что происходит? — садясь, решается наконец-то спросить Чонгук. Чимин берет стул и садится в нескольких метрах от него. Он опускает оружие, когда кто-то резко хватает руки парня и связывает их за спиной. Чон вырывается и пытается повернуться, чтобы увидеть, кто это или отбиться, но его плечи до боли дергают на место. — Какого хрена?! Отвали! — кричит парень. Ему в лицо прилетает мощный удар от этого человека. Внезапная боль пронзает челюсть и часть зубов. Он моментально чувствует металлический привкус на губах и во рту. Прекрасно, вот тебе и начало казни. — Я не разрешал тебе его трогать! — рявкает Пак. И его сообщник сразу же уходит куда-то назад. — Итак, — начинает говорить парень, зачесывая мокрые волосы назад, — не хочешь ли ты исповедаться, малыш? Символично, правда? — улыбается он, разводя руками. — Кто ты, нахрен, такой? — Я, кажется, однажды уже отвечал на этот вопрос, — произносит Чимин, разваливаясь на стуле. — Твой кошмар наяву. — Так ты больше не скрываешь свое лицо? — Может, так ты вспомнишь, кто я, — отвечает тот, закуривая. В церкви освещение лучше, чем в темной комнате, и это позволяет рассмотреть его хорошо. Чонгук окидывает парня беглым взглядом исподлобья. Светлые, почти белые волосы достаточно длинные, и тот снова проводит по ним пятерней, убирая мокрые пряди со лба. В ушах несколько сережек покачиваются при малейшем движении головы, ледяной взгляд карих глаз, пухлые губы. Он сидит, широко разведя ноги в стороны и откинувшись назад, а лицо такое надменное, что становится противно. Тонкими пальцами в массивных кольцах, он подносит сигарету к губам и, приподняв бровь, смотрит на него, как на свою загнанную жертву, наслаждаясь своей властью над ним. Этот человек все это время изводил его. Этот человек уничтожил его дом. И именно этот человек довел его психологическим насилием практически до нервного срыва. Он — конченный псих. Если бы у дьявола было человеческое лицо, то вот так бы оно выглядело. Он правда настоящий демон, только с ангельскими чертами. Снова парадокс. — У тебя есть имя? — спрашивает Чон. — Пак Чимин, — резко говорит парень, выдыхая дым носом. — Я не знаю тебя, — отвечает Чонгук. — Уверен, что знаешь. Он встает и широким шагом подходит к нему. Он с силой хватает его подбородок и приподнимает, указывая смотреть на него. Темные и глубокие глаза смотрят, как будто бы прямо в самую душу. От этого взгляда, кажется, что во все тело будто вонзаются сотни маленьких острых иголок, и волосы на затылке шевелятся. Чонгук хочет отвести лицо в сторону, но холодные пальцы сильнее сжимают его подбородок, не позволяя этого сделать. — Смотри, — грозным тоном говорит он. — Смотри и вспоминай. Но Чонгук не знает. Он не может вспомнить его и того, чтобы они встречались когда-то. Чимин выжидающе смотрит на него сверху вниз из-под полуприкрытых век, и этот демонический взгляд, наверное, способен воспламенить что угодно без каких-либо подручных средств. Как люди его выдерживают? Это просто невозможно, поэтому Чон сильно ежится. Он из тех людей, от которых исходит бешеная и тяжелая энергия. Он подавляет ею и от этого напора хочется просто провалиться сквозь землю. Пак медленно склоняет голову набок, опуская взгляд, и затем вдруг проводит большим пальцем по нижней губе своего пленника, вытирая с нее кровь. От этого простого движения холодного пальца Чон почему-то неосознанно задерживает дыхание, и на лице этого психа появляется дерзкая ухмылка. — Тринадцатое октября. Три года назад, — произносит тот мягко. — Что? — не понимая, спрашивает Чонгук. — Ты видел меня тринадцатого октября три года назад, — говорит парень, снова делая затяжку. Чонгук пытается лихорадочно вспомнить тот день, копаясь в своей памяти. — Поздний вечер. На парковке у магазина в твою машину сели двое людей. Угрожая, заставили тебя отвезти их к старому складу. Чон смотрит в пол, напрягая мозг, и начинает вспоминать. Он стоит у багажника машины на парковке у торгового центра, складывая пакеты с продуктами. Холодный октябрьский ветер пронизывает тело, и парень растирает замерзшие ладони. Вдалеке слышатся звуки полицейской сирены и какой-то странный шум. Не стоило выходить сегодня на улицу вечером, но днем он был занят на учебе. Он вдруг резко оборачивается на звук разбитого стекла, и у магазина на углу срабатывает сигнализация. Мерзкий, свистящий звук раздражает уши. Из-за поворота выбегают двое людей и со всех ног несутся прямо в его сторону, что-то крича друг другу и постоянно оглядываясь. Парень, смекнув, что лучше отсюда немедленно уходить, быстро закрывает багажник и идет в салон. Но, когда он вставляет ключ в зажигание, дверь с пассажирский стороны резко распахивается, и на сиденье запрыгивает запыхавшийся незнакомец. Следом открывается задняя дверь, тяжело дыша, садится и его напарник, которого Чон видит в зеркало заднего вида. — Что вы... — Быстро вези нас к старому складу у выезда из города, иначе я разнесу твою голову прямо сейчас, — угрожающе говорит тип на пассажирском сиденье спереди, наставив на него пистолет. Тот сразу же впадает в ступор на несколько секунд от всего происходящего. Он никогда так близко не видел настоящего оружия, а здесь оно прямо перед глазами. — Пак, нужно валить быстрее, они на хвосте, — говорит его приятель с мятными волосами, сидящий позади. Рыжеволосый громко бросает ругательства, глядя в боковое зеркало, и ловко спускает пистолет с предохранителя. — Живо! — кричит он на Чонгука. И парень дрожащими пальцами послушно заводит машину. Так это они. Твою мать, это они, только выглядят сейчас совсем иначе. — Я понял. Кажется... я вспомнил, — говорит тихо Чон. — Неужели? — усмехается Чимин, выдыхая белый дым в его лицо, и идет обратно к своему стулу. — Ты сдал нас копам. — Но у меня не было выбора. Меня прижали полицейские. Они искали вас несколько дней и вышли на меня. Машина попала на камеру, когда вы в нее садились. — Ты сдал нас, Чон Чонгук, — повторяет Пак, игнорируя его оправдания. — Да, но вы же устроили беспредел прямо в нашем жилом районе. Чего вы ожидали? Что вас не будут искать, когда вы сожгли кучу машин, разгромили несколько домов и магазинов? Конечно, вас искали, вы наворотили ущерба на миллионы. — Мы, твою мать, ежегодно устраивали судную ночь и все проходило отлично, до тех пор, пока твоя чертова задница не перешла нам дорогу, — бросает второй парень, выходящий из-за спины Чонгука. — Ты все испортил. Чонгук внимательно осматривает его сообщника. Это тот, что был с мятными волосами три года назад, он — послушный исполнитель. Сейчас его волосы черные и висят по обе стороны мокрыми прядями. На его лице глубокий шрам, начинающийся над правой бровью и заканчивающийся на середине щеки. Карие глаза злобно смотрят на него, но он ничего не решается сделать ему, хотя видно, как он себя сдерживает. Его похититель, значит, был тогда рыжим. Он, как и тогда, ведет себя, как настоящий лидер. Становится понятно, что основателем всего этого происходящего сумасшествия был именно он, потому что этот просто выполняет все его приказы. И в прошлый раз более смело вел себя именно он. Тринадцатое октября. Беспорядки. Эти двое бежали явно от полиции, и до Чона вдруг доходит. — Подождите, так это вы «Каратели»? — распахивает глаза он. — Охренеть. Группа «Карателей», как их прозвали жители Сеула, несколько лет всегда тринадцатого октября устраивали дебош или «судную ночь», как они ее сами называли. Их показывали по всем новостям и писали о них в газетах. Их было всего несколько человек. Они неизменно совершали какой-то акт беспорядка в одну и ту же ночь несколько лет подряд, но как раз три года назад все это прекратилось. В эту ночь они вытворяли абсолютно все, что хотели. В основном устраивали беспорядки на улицах частных секторов, где живут обеспеченные и наделенные властью люди. Они поджигали их дома и машины, а также магазины, которые им принадлежали. Они разбивали их и наносили как можно больший ущерб любым другим возможным способом, словно демонстративно наказывая тех, кто погряз в коррупции и безграничной власти. Каратели занимались вандализмом и избивали богатенькую молодёжь, прожигающую жизнь на деньги родителей. Они вламывались на частные вечеринки богатых деток и устраивали им там свой собственный суд. Все это заканчивалось всегда тем, что эти ребята снимали свою веселую деятельность и выкладывали видео на специальном сайте, показывая другим слоям общества очередной акт мести. Их никто не мог вычислить несколько лет, так как на видео было невозможно увидеть лиц и понять, кто к этому безобразию причастен. Они их прятали за масками и капюшонами, а отследить, откуда выкладывали видео на сайт, не могли даже лучшие хакеры, потому что у них был свой. Весь беспредел, что они вытворяли ежегодно, оставался безнаказанным, пока три года назад их наконец-то не вычислили. — Из-за тебя мы попали в тюрьму, мелкий ты ублюдок! — рычит Юнги и неожиданно бьет Чонгука снова. Сильная боль вновь пронзает лицо парня в области скулы, и он сильно жмурится от нее. — Черт, Мин! Я не разрешал тебе его трогать! — кричит Чимин, и тот сразу же отходит. — Это все из-за него, это он слил им видео. Я три года отсидел из-за него, я такое в этой тюрьме пережил, — Юнги делает паузу, запинаясь, — мы оба пережили. Это все, мать его, из-за этого мелкого уродца. Он заслужил получить по роже. — Я знаю, но подожди с этим, — отвечает Пак. — Я ждал три года, чтобы поквитаться с этим поганым дерьмом! Три года! Пока он спокойно спал в своей мягкой кровати, а я каждый день проходил через ад! Я хочу, чтобы ему было так же больно! — Заткнись, ты еще успеешь! — бросает он. Тот тяжело выдыхает, признавая свое поражение перед ним, и отходит в сторону. — Зачем ты отдал наше видео? Чем тебе конкретно мы навредили? Твой дом испортили? Тачку? Или ты просто борец за справедливость и осуждаешь нас? — спрашивает Чимин, обращаясь к Чону. — Я не понимаю, — сводит брови он в полном недоумении. — О чем вы? Какое видео? Юнги горько усмехается. — Видео с нашей камеры, которую мы обронили в ту ночь в твоей машине. Обычно мы снимали все от начала и до конца, а потом монтировали видео, чтобы не было видно наших лиц. Но в тот раз ты предоставил полное видео копам. После твоего визита в участок нас арестовали, — уточняет Пак, снова подходя к нему. — Я не находил никакую камеру. Да, это я сдал вас. Именно я сказал копам, куда вас отвез и описал вас, но на этом все. Я не знаю ничего про видео, — отвечает растерянно Чонгук. — Достал! Опять он за свое! — кричит Юнги. — Он издевается, что ли?! Я его сейчас просто грохну и все! — Нет! — рявкает Чимин на друга. — Что значит, ты не находил? Кто же тогда? Это была твоя машина. До этого камера совершенно точно была у нас, — спрашивает он Чонгука, опираясь руками по обе стороны от него на ручки стула, и наклоняется к его лицу. — Я не знаю, — тихо отвечает тот. — Это не я, клянусь. Пак, прищурившись, смотрит на него, как будто сканируя и оценивая, насколько правдивы его слова. Видно, как в его голове сейчас взвешиваются «за» и «против», и Чонгук мысленно молит, чтобы он ему поверил, глядя прямо в темные глаза напротив. Иначе, его просто могут убить прямо сейчас. — Господи, — выдыхает Мин, — да он же врет! — он достает пистолет и направляет его на парня. — Я прострелю ему колени, и он сразу заговорит с тобой по-честному! Чимин медленно оборачивается и грубо вырывает оружие из рук друга, злобно глядя на него. — Я сказал тебе нет, — произносит он ледяным тоном. — Мы должны выяснить, кто нас подставил. — Да это он! Это он сдал нас и подкрепил свои слова видео! Кто еще мог?! Камера была в его машине! А после его визита в отдел чудным образом нас вычисляют! — Я понятия не имею, о каком видео вы говорите, — вмешивается Чон. — Он же просто врет, Пак! Одумайся! — кричит парень. — Он скажет сейчас тебе что угодно, чтобы спасти свою задницу и свалить отсюда! Чимин недоверчиво смотрит на Чонгука. В его голове сейчас идет напряженный мыслительный процесс. Он сильно сомневается в том, что тот честен сейчас. Мин прав, в данный момент он скажет, что угодно, но с другой стороны, зачем ему врать? Он напуган до чертиков и прекрасно понимает, что, соврав сейчас, он подписывает себе смертный приговор. Пак кусает щеку изнутри, усердно думая с минуту, а потом обходит пленника со спины и развязывает его руки. — Твою мать, ты что, серьезно сейчас?! — возмущается Юнги. — Этот сопляк тебе врет! Ты что, веришь ему?! Какого хрена?! После всего, что мы пережили в этой тюрьме? Да что с тобой?! Чимин молчит и прожигает взглядом затылок парня, который сидит и потирает затекшие запястья. — Ты ему веришь? — повторяет Мин с ошарашенным взглядом. — Я не знаю, — отвечает Пак. — Ты псих, Чимин. Ты сейчас на полном серьезе веришь ему, а не мне? А как же твое «действуем по плану»? — Мы должны найти настоящего виновника. Что, если он говорит правду? Мы разберемся с ним, а настоящий виновник будет жить спокойно? Ты же хочешь справедливой мести, мы оба хотим этого, — говорит он. — Ты правда псих, если веришь ему и хочешь отпустить. Он прямо сейчас пойдет и сдаст нас копам за все, что мы с ним сделали! — кричит парень, запуская руки в волосы. — Он же видел наши лица! И за это светит уже не три сраных года! Чимин понимает, что друг прав. И, возможно, сейчас он допускает самую большую ошибку в своей жизни, но он хочет поверить этому парню. Что-то в его глазах подсказало, что он действительно понятия не имеет, о каком видео идет речь, а значит, — настоящий виновник всего дерьма, что происходило с ними последние три года, спокойно ходит по улицам и мирно спит без кошмаров. Пак опускается к уху Чонгука со спины и тихим, но угрожающим голосом произносит: — Если ты мне сейчас солгал, я превращу твою жалкую жизнь в ад. Ты знаешь, что я не шучу, а теперь вали отсюда. У парня от горячего дыхания на шее и от тона чужого голоса бегут мерзкие мурашки, и он, не медля ни секунды, уходит из церкви.