be my light

Ruelle — Bad Dream Dead By Sunrise — In the Darkness Linkin Park — In the End Billie Eilish — Lovely Bishop Briggs — Never Tear Us Apart Marilyn Manson — This Is The New Shit Мои маленькие пальцы ловко бегают по черно-белым клавишам рояля. Мне тяжело играть, но я очень стараюсь, чтобы мама была довольна. Она постоянно ругает за плохую игру и за то, что мне не хватает чувственности. Я продолжаю играть и смотрю в окно. На горизонте видна последняя полоса света перед закатом и идет летний дождь, а крупные капли сильно стучат по окнам и крыше особняка. Мне хотелось бы пойти погулять сейчас. Хочется почувствовать эти теплые капли на коже и волосах, покататься на качелях на заднем дворе и наслаждаться свежестью в воздухе, но мне нельзя. Мама не разрешает гулять, когда папы нет дома. Она говорит, что это пустая трата времени и поэтому учит меня играть, пока он на работе, а там он почти всегда с утра до самого позднего вечера. По библиотеке раздается красивая, но грустная мелодия. Не помню ее названия, но я давно идеально выучил ноты, хотя мама говорит, что я играю все еще недостаточно хорошо. Мне далеко до нее, ведь она профессиональная пианистка. Но я и не очень стараюсь, ведь если буду играть хорошо, то она наградит меня за это, а я не хочу. Совсем этого не хочу. Только мне все равно нужно сыграть хорошо ее, хотя бы один раз, иначе мама будет злиться, и тогда мне будет очень больно. Я тяну время и специально допускаю ошибки уже несколько часов. Пальцы сводит от напряжения, шея очень болит от долгого сидения в одном положении, но я продолжаю играть. Я снова специально нажимаю не на ту клавишу и сбиваюсь, а закрыв глаза и глубоко вздохнув, начинаю играть заново. — Ты рассеян, малыш. Нужно быть более собранным. Если ты хорошо сыграешь в этот раз, я тебя похвалю за это, — говорит мама, гладя меня по волосам. Каждый раз, когда я играю как нужно, она потом показывает мне, насколько сильно меня любит, а если играю плохо, то наказывает. Я уже очень сильно устал и хочу спать, если сейчас отыграю все правильно, то она быстрее все сделает и отпустит меня в комнату. Да, так и нужно сделать, тогда я наконец-то смогу закрыться внутри и спрятаться со своими машинками, и я заканчиваю мелодию без ошибок. — Прекрасно, мой мальчик, — произносит радостно она, гладя меня по щеке. — Ты играешь все лучше и лучше. Она плавно подходит к двери библиотеки, стуча каблуками по полу, и закрывает ее. Мама всегда так делает, перед тем как показать, как она любит меня. Наверное, боится, что другие увидят, ведь это наш с ней секрет. Она не рассказывает никому и мне запрещает этим делиться. Мама берет меня за руку и подводит к дивану возле камина. Она садится передо мной и осматривает меня своими черными глазами с длинными ресницами. — Ты такой красивый, малыш, — она проводит тонкими пальцами по моим темным волосам, как у нее. — Когда ты вырастешь, то поймешь, насколько ты привлекательный. Девчонки будут без ума от тебя. Я не понимаю, что это значит, но улыбаюсь, чтобы ее не огорчать. Мама несколько секунд молчит, а потом облизывает губы и тянется руками к моим брюками, чтобы расстегнуть их. — Ты же любишь маму, солнышко? — спрашивает она ласковым голосом. Я согласно киваю и смотрю на ее красивые серьги в ушах, которые покачиваются от движений головы. Я считаю количество маленьких камушек, которые обрамляют большие камни, и рассматриваю ее черные локоны. Что угодно, только бы не смотреть на то, что она делает. Мне почему-то стыдно и хочется закрыть руками глаза. Я люблю маму, но мне не нравится это делать. Я просто хочу уйти и играть. Ее ладонь нежно гладит меня, и мое тело почему-то боится сопротивляться. Я не могу пошевелиться и убрать ее руку. Не могу отойти на шаг назад, поэтому смирно стою и молчу. Я знаю, что если откажу ей, то она обидится и сделает мне потом больно. Кончики моих пальцев покалывает от долгой игры на рояле. Я сжимаю ими края своей белой рубашки, а одна часть моего тела увеличивается от маминой ладони и от ее движений. Я не знаю, что это значит и почему это так работает, но мама говорит, что это значит, мне нравится ее ласка. Я чувствую приторный запах ее духов от того, что она находится очень близко, и меня начинает тошнить. Неприятный ком подходит к горлу, но я его сглатываю и глубоко вздыхаю. — Мама тоже тебя очень любит, малыш. Ты же послушный и хороший мальчик, так? Я снова согласно киваю. И она кладет мою ладонь на вырез своего красивого платья. Мои пальцы прикасаются к ее коже и выпуклостям, как она меня учила. И я снова чувствую, как не могу сопротивляться ей. Я боюсь, поэтому послушно выполняю ее желание. Ее кожа обжигает мою, и мне хочется плакать, но я терплю, зажмуривая глаза. Тонкие пальцы обхватывают мой подбородок и удерживают на месте. — Тебе разве неприятно, солнышко? — спрашивает мягкий голос. — Твоему телу нравится, видишь? — говорит мама, показывая мне. — Не жмурься, я ведь с тобой очень нежно обращаюсь. Я открываю глаза и смотрю на нее. Ее пухлые губы расплываются в мягкой улыбке, а темные глаза радостно сияют. Мама довольна, что я слушаюсь ее. А я чувствую, как теплая волна начинает опускаться к моим ногам, до самых кончиков пальцев в новых ботинках. Я не знаю, что это за ощущение, но чувствую его, только когда мама прикасается ко мне. Она говорит, что это наш маленький секрет. Что это ощущение доступно только тем, кто ведет себя послушно и тем, кто правильно показывает свою любовь. А я хороший мальчик, потому что часто испытываю это. Но почему оно мне так не нравится? После него я чувствую пустоту и грусть. Мне хочется закрыться в моей комнате, в башне на втором этаже и долго-долго рисовать или играть. Я задерживаю дыхание и начинаю мысленно считать, когда мое тело пронзает какой-то непонятный электрический ток. — Вот так, хороший мальчик, — с улыбкой говорит мама и расстегивает свое платье. — Теперь ты должен показать мне свою любовь. Чимин вскакивает на кровати в холодном поту, чувствуя, как бешено колотится его сердце. Это просто сон, твою мать, просто сон. Он шумно выдыхает, зачесывая влажные волосы, и проводит ладонями по лицу. Кошмары снова вернулись. Они перестали ему сниться на время, когда с ним рядом спал Чонгук, но сейчас его кровать пустая, так как его спасительное успокоительное теперь живет в своем доме. Все паршиво. В его жизнь не просто вернулись плохие сны, вернулась и их причина. Он берет пачку сигарет с прикроватной тумбочки и закрывает глаза, пытаясь прогнать страшный сон. Его тело все еще бьет мелкая дрожь. Он берет одну из сигарет в рот и поджигает. Его мозг постепенно начинает отличать реальность от сновидений, когда сладко-едкий дым наполняет его легкие. Эти чертовы картинки никогда не уйдут из его головы, потому что он никак не сможет вычеркнуть их из памяти, но ему необходимо найти способ жить с ними. От постоянного недосыпа он практически все время чувствует себя уставшим и разбитым. В таком состоянии можно жить достаточно долгое время, но потом наступает момент, когда организм не выдерживает и нажимает сам на кнопку перезагрузки. Он просто отключается и набирает необходимый ему заряд батареи, пока Чимин спит без всяких снов. Для него это единственный способ нормально отдохнуть, но для этого нужно изматывать себя несколько дней или недель. Жить на снотворных тяжело, от них тошнит каждое утро, потому что дозы становятся все больше, и у него есть тяга к алкоголю, а это опасное сочетание, ведь такие препараты нельзя им запивать. Самый страшный момент для него за весь день это именно период сна, когда он находится в самом уязвимом состоянии. Он не контролирует ни свое тело, ни разум. Он никак не может защитить его, и эти воспоминания просто начинают пожирать, вызывая эти кошмары. Именно по этой причине Пак предпочитает бодрствовать, или все же спать на препаратах. Ему срочно необходима сейчас его личное успокоительное, его личный свет и его зона комфорта, иначе он просто погибнет. Он, зажимая сигарету между большим и указательным пальцами, делает глубокую затяжку и сначала смотрит на пустую сторону кровати, а затем на время в телефоне. Черт, слишком поздно для визитов. Значит, придется справляться самому в этот раз. Он докуривает, выдыхая последнюю партию белого дыма через нос, и быстро уходит в ванную, чтобы набрать воду. Стянув пижамные штаны, он забирается в нее. Горячая вода мгновенно расслабляет тело, и он сидит так несколько минут. Он знает только один способ на время прогнать своих демонов. Раз человек может чувствовать только один вид боли, то нужно переключить свой мозг на ее физический вид, чтобы отпустить душевный. Раньше, когда он жил в особняке, то часто наносил себе увечья острыми предметами или старой, отцовской зажигалкой. Пак внимательно смотрит на небольшой круглый шрам от ожога на запястье и проводит по нему мокрым пальцем. Он его оставил сам себе, когда ему было тринадцать. В тот день он все понял. Осознал, что с ним все это время делали, и будут продолжать делать. В тот день он стоял перед Минхо на коленях, умоляя защитить его. И в тот день отец его избил, тем самым затыкая рот. Чимин после случившегося лежал на втором этаже своей комнаты, чувствуя разрушающую душевную боль от осознания всего происходящего, и даже физическая его не спасала. Его душили слезы и ребра болели от каждого вдоха и выдоха. На них еще долго заживали синяки, но этого все равно было недостаточно. Этого было ничтожно мало, чтобы переключить его мозг, и поэтому тринадцатилетний мальчик стащил у отца зажигалку. В тот момент, когда огонь стал прожигать дыру на его коже, рана в его душе переставала кровоточить. Он чувствовал запах своей горящей плоти, и ему становилось легче на мгновение. Чимин, стиснув зубы, молча терпел эту боль, пока душевная полностью не отпустила. Позже, когда он сбежал и вырос, то понял, что этого метода ему становится недостаточно. И не хотелось постоянно наносить раны на свое тело, потому что они становились все сильнее и глубже, а это оставляло шрамы. И Пак нашел для себя другой метод, который помогал ему погрузиться в состояние, когда он балансировал между жизнью и смертью. Он гораздо более опасный, страшный и эффективный. Это уже не просто самоповреждение, а игра со смертью. Каждый раз старуха приходит в его дом и молча курит, наблюдая за этим процессом. Она терпеливо ждет момента, когда однажды он ей проиграет. Чимин погружается под горячую воду, закрыв глаза и глубоко вздохнув, и все снова начинается по зацикленной схеме. Он ведет мысленный отсчет. Кислород постепенно покидает его легкие, и приходит это знакомое чувство удушья. Снова невидимая рука сжимает его горло, пока маленькие пузырьки воздуха вырываются из его носа, а тело наполняет тяжесть. Он хватается руками за бортики ванной, с силой сжимая их, но продолжает лежать. Он чувствует, как его демоны возвращаются в свое постоянное место обитания, а тьма медленно уходит за тяжелую дверь, которую он сейчас закрывает, истязая свое тело. Она снова не успевает вырваться за пределы его души. Эти ощущения пугают и одновременно приносят облегчение. Спустя время, он стремительно теряет сознание, когда легкие сильно сжимаются от отсутствия воздуха. Прошло много времени, если он продолжит эту игру, то его сердце остановится, а мозг испытает кислородное голодание. Когда он отключится, обратного пути уже не будет. Между тридцатью и ста восьмидесятью секундами лишения мозга кислорода, люди начинают терять сознание. На отметке в одну минуту — мозговые клетки начинают умирать. Через пять минут смерть становится практически неизбежной. Через десять, даже если чудом мозг остается в живых, то обеспечена кома и сильное его повреждение. А через пятнадцать — выживание становится невозможным. Если продолжит лежать — он умрет, но парень не встает. Старуха с косой в очередной раз стоит на пороге его ванной и ждет, когда же кто-то из них сделает «шах и мат». Но вдруг Чимин слышит из-под воды приглушенный звук его мобильного телефона и это возвращает его в реальность. Он с резким вдохом и большим усилием поднимается из воды. Смерть сегодня проиграла, и она разочарованно уходит до следующего раза. Парень несколько секунд откашливается и шумно вздыхает. Сердце готово выпрыгнуть из груди, а организм получает облегчение, когда снова может дышать. Но, к сожалению, это не надолго, все это дерьмо вернется, когда легкие придут в норму. Он проводит рукой по лицу, убирая воду, и по мокрым волосам, откидывая их назад. Кто бы ему ни звонил в данный момент, этот человек спас его задницу. Сегодня он едва не заигрался. На экране телефона светится имя абонента, и Чимин хмурится. Какого хрена в такое время? Сердце на мгновение замирает. А что, если что-то случилось? Он дрожащими пальцами принимает вызов. — Что-то случилось? — сразу спрашивает Пак. — Нет, — отвечает голос на том конце провода. — Нет. Просто мне не спалось. Странное ощущение было, вот и захотел тебя услышать. Черт. Чимин чуть не обделался от страха, увидев его имя на экране в такое время. Ночные звонки ничем хорошим обычно не заканчиваются. Они завершаются, например, тем, что тебе звонят копы и говорят, что это телефон найден у трупа, а твой номер последний из входящих или исходящих. Он облегченно вздыхает и откидывается на бортик ванны головой. — Твою мать, — выдыхает парень, потирая веки, — ты серьезно? Я чуть пешком в ад не пошел прямо сейчас. Время два часа ночи, Чонгук. — Прости. Я тебя разбудил? — Нет, я тоже не спал, — отвечает Чимин, вздыхая. — Что за странное ощущение у тебя возникло? — Сам не знаю, предчувствие что ли. Просто мне показалось, что я тебе сейчас нужен, — тихо говорит Чон. «Ты не представляешь даже, как ты вовремя» — проносится в голове Пака. Если бы не он, возможно, его бы сегодня не стало. Он практически вырвал его из костлявых лап смерти, которая крутилась над ним, как коршун уже много лет. — Ты всегда мне нужен, — отвечает парень и практически чувствует, как тот улыбается, слыша это. — Не могу спать без тебя. Не чувствую себя безопасно, — говорит Чонгук, еле слышно. — Поговори со мной немного, может быть, так я усну. Чимин задумывается ненадолго, опускаясь поглубже в ванну. Горячая вода снова расслабляет его мышцы, но сердце продолжает бешено колотиться в груди от звука голоса на том конце провода. — Что насчет секса по телефону? — спрашивает Пак с хитрой улыбкой. — Чимин, Боже, — тихо смеется парень. — Ты просто невыносим. Он улыбается от того, что ему удалось его рассмешить. — Серьезно, я так кстати сейчас голый и лежу в ванной, — ухмыляется Чимин. — А ты в чем? — Прекрати, извращенец, — говорит Чон, улыбаясь. — Да ладно, это же весело, — отвечает он, смеясь. — Скажи, что ты тоже голый, это будет просто идеально, можно будет сразу приступить к интересной части. — Я разочарую тебя, — говорит Чонгук. — Ну, скажи хотя бы, что ты наполовину голый, — не унимается Чимин, отвлекая его и себя глупым разговором. — Ладно, я действительно наполовину голый. — М-м-м, — протягивает Пак, — мне нравится, но раздевайся. Голый ты гораздо привлекательнее. — Боже, отстань, — выдыхает Чон, смущаясь. — Скажи, что ты хочешь, что бы я с тобой сделал или скажи, что ты хочешь сделать со мной, — продолжает Чимин игривым голосом. — Прекрати. Это очень неловко. — Сказал человек, которому я отсосал на похоронах моего отца, — говорит парень с издевкой. — Прямо через стену от комнаты, где лежал его труп. Как же это грязно, Чонгук. — Господи, — выдыхает он. — Мне все еще за это стыдно. — Стыдно, значит? — спрашивает Пак, приподняв бровь. — Стыдно за то, что мне не стыдно. Так бывает? Чимин смеется. Совсем обычное явление для него, он практически не знает чувства стыда. Ему никогда не стыдно за свои слова и поступки, почти никогда. — Мое обычное состояние. — Ты бесстыдник. Что я тебя спрашиваю? Разговор с Чонгуком успокаивает его и помогает отвлечься от паршивых мыслей, но это совсем не то же самое, что уткнуться носом в любимое местечко у основания его шеи или лежать рядом с ним в кровати и наслаждаться теплом его тела, обнимая руками, или чувствовать его нежный запах, который дурманит сознание. Ему нужен он прямо сейчас. — Мне тоже нужно было услышать твой голос, — говорит серьезно Пак, закрывая глаза. — Ты не спишь в такое время. Кошмары? — беспокойно спрашивает Чон. Чимин кивает, зная, что он не видит этого, и слышит какой-то шум в трубке, потому что Чонгук ворочается в кровати. — Я справлюсь, не волнуйся. — Не хочу, чтобы ты справлялся с этим один. У тебя есть я, не забывай о моих словах. — Ты очень вовремя позвонил, — тихо говорит Чимин, думая о том, что только что чуть сам себя не утопил в ванной. — Почему? Что ты делал? — удивляется Чонгук. Если он скажет ему, что делал, то парень не поймет этого и отругает его. Ему не нужно об этом знать, об этом вообще не нужно никому знать. Это странное и ненормальное пристрастие к игре со своей жизнью никто не поймет. — Ничего особенного, — отмахивается Чимин. — Просто очень вовремя. Я скучал по тебе. Чон какое-то время молчит, и Чимин напрягается, сжимая пальцами бортик ванной. Почему он не отвечает? «Ну же, скажи это, пожалуйста. Это так необходимо услышать» — мысленно твердит парень. Он должен быть уверен, что не зря сейчас дышит. Проходит долгих десять секунд, прежде чем он слышит: — И я по тебе скучал, — раздается его родной голос. Пак довольно улыбается с закрытыми глазами. Всего лишь несколько маленьких и простых слов, но они так греют его душу. По его венам растекается нежное тепло и проникает прямо в холодное сердце, вызывая в нем приятный укол. Он скучает. Хоть кто-то в этом мире скучает по нему, хоть кто-то нуждается в нем. Значит, одному человеку важна его никчемная жизнь. Значит, он не зря все еще жив. — На самом деле, я бы многое отдал сейчас, чтобы просто обнять тебя, — тихо говорит Чонгук, нарушая тишину. — Что бы тебе там не снилось, постарайся абстрагироваться от этого. Не думай о своем прошлом, не погружайся в эти воспоминания. Думай о хорошем. О том, что вызывает у тебя улыбку и о том, что приносит тебе удовольствие или счастье. Может, это глупый совет, но попробуй, вдруг это поможет. — То есть мне нужно просто думать о тебе? — спрашивает Пак, улыбаясь. — Знаешь, я делаю это двадцать четыре на семь, если бы мне за это платили, то я бы уже был миллионером. — Если тебе это поможет, то да, думай обо мне, — смеется Чонгук. Чимин глубоко вздыхает и улыбается. Он представляет, как дорогой его сердцу человек, сейчас уютно лежит в своей кровати, зарывшись в теплое одеяло, и улыбается своей кроличьей улыбкой, глупо и влюбленно хихикая. Сейчас они, как школьники ночью болтают по телефону совершенно ни о чем и чувствуют себя счастливыми. Чон не подозревает, что этот звонок стал для него спасительным. Он просто продолжает спасать его, сам того не замечая. Это так странно, ведь Пак именно тот человек, который хотел его уничтожить. Он хотел, чтобы тот страдал и делал все для этого. Жизнь так непредсказуема и может развернуться на сто восемьдесят градусов в любую секунду, поэтому он и не живет в завтрашнем дне. Его может просто не быть, есть только сегодня и сейчас. — Выключай свет и ложись спать. Я за тобой присмотрю, малыш Чон, — повторяет парень свои слова, которые однажды писал ему в сообщении анонимно. В тот вечер он стоял напротив его дома, наблюдая за его окном, и пытался запугать. А сейчас пойдет на что угодно, чтобы защитить его от всего дерьма в этом мире. Чонгук тоже вспоминает эти слова, и его губы расплываются в улыбке. — Доброй ночи, Чимин. — Доброй ночи. Клади трубку. — После тебя. — И нам снова по пять лет, — смеется Пак и смотрит на время в телефоне. — Иди спать, начало третьего ночи. — Ладно, — протягивает Чон. — Постарайся не влезть в какое-нибудь дерьмо, пока я буду спать. — Это сложно, — отвечает Чимин с улыбкой. — Мне нужно, чтобы ты меня контролировал постоянно. — Просто веди себя, как все нормальные люди. Как я. Соблюдай рамки приличия и будь хорошим мальчиком, — смеется Чонгук. — Хорошим мальчиком быть так скучно, — хитро говорит Пак. Чон тяжело вздыхает и отключается. Чимин тоже кладет телефон с улыбкой, ведь в его голове только что появилась одна мысль, которая теперь не дает ему покоя. Чонгук будет ворчать и противиться, но разве это его волнует, раз Чимин плохой мальчик?

***

Чон с трудом пытается уснуть, он все ворочается в кровати, не находя себе места. Этот разговор и голос Чимина не выходят из головы, с ним что-то было не так. Что-то в его голосе было странным, может, его мать что-то выкинула и он не сказал ему? Или это просто паранойя уже. Парень резко вздрагивает, слыша легкий стук по стеклу окна в спальне, какого хрена? Он поднимается и идет к нему. На его лице появляется улыбка и он качает головой, когда видит за окном Пака. Он сидит на толстой ветке огромного дуба, который растет рядом с домом. По нему очень легко можно взобраться к окну в спальню Чонгука, и вот он сидит там. Псих, самый настоящий псих. Чонгук открывает окно и ему в лицо бьет резкий запах летнего воздуха и нежного кондиционера для белья Чимина, которым всегда пахнет его одежда. — И что ты здесь делаешь? Пак смотрит по сторонам, а затем поворачивается к нему с улыбкой. — «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет. Ромео под любым названьем был бы тем верхом совершенств, какой он есть», — говорит он, держась за большую ветку дерева. — Ты что, цитируешь Шекспира? — смеется Чонгук, склоня голову набок. — Романтично, да? Луна, красивый я, Шекспир, я влез к тебе в окно, как в старых мелодрамах, — ухмыляется Чимин. — В начало четвертого ночи, очень романтично, — отвечает Чонгук и втягивает его в комнату, хватая за футболку. — Что ты здесь делаешь? — снова спрашивает Чон. Пак без слов накрывает его губы своими, притягивая ладонью за шею, а Чонгук облегченно выдыхает, как будто он только этого и ждал. Хотя да, он именно этого и ждал. Он обнимает его за талию и отвечает на жадный поцелуй. Парень чувствует его вкус на языке, и по телу мгновенно разливается желание. Он всегда на него действует таким образом. Интересно, когда-то это изменится? Чимин проводит холодными ладонями по его обнаженному торсу, и этот контраст температур вызывает мурашки по всему телу. Он тянет его в сторону кровати и садится на нее, опираясь на стену. Так ловко он стаскивает пижамные штаны с него, а затем усаживает на себя. — Моя мама спит в соседней комнате, Чимин, — тихо предупреждает Чонгук. — Я знаю, — отвечает парень, ухмыляясь, и берет рукой его член. — Ты ненормальный, — отвечает он, закусывая губу, чтобы сдержать стон. — Остановись. — Тебе это и нравится во мне, — отвечает Пак и снова целует его. Он прав. Ему нравится, что он такой смелый и его не сдерживают никакие обстоятельства и рамки, чтобы получать то, что он хочет, ведь сам Чон не такой. Он боится, выйти за рамки своего комфорта, даже в той же профессии, он до сих пор боится сказать маме, что это не то, чего он хочет. Парень издает приглушенный стон, когда чувствует, как его тело послушно поддается действиям Чимина. — Прекрати. Мама же спит за стеной, — тихо говорит он, уже сильно возбужденным голосом. — Я не принуждаю тебя, — говорит Пак с улыбкой. — Останови меня. Но Чонгук не в силах. Он слишком слаб перед ним и не может устоять. Он тянется к ремню на его джинсах и спускает с него их. Член Чимина, как всегда, готов до предела, и осознание того, что он так же сильно его хочет, вызывает глупую улыбку. — Скажи, что ты хочешь, чтобы я это с тобой сделал, — бормочет Пак, мокро целуя его шею. — Но, Господи, мама… — шепчет Чонгук, но замолкает и переходит на тихий стон. Влажные губы проходятся по его горячей коже, пробуждая все самые слабые точки на теле. Он скучал по нему, во всех смыслах, и больше всего хочет сейчас отдаться в его руки. — Скажи, — шепчет Пак и проводит языком у запрещенного места за ухом. Чонгук снова прикусывает губы, чтобы не застонать слишком громко. — Скажи мне, — настаивает он, как дьявол-искуситель у его уха. — Ты же хочешь этого, признайся. Тебя заводит то, что она там, и ты можешь быть застигнут врасплох. Тебя заводит то, что завтра утром она может сидеть за завтраком и знать, чем ты занимался в своей комнате со мной, — Чимин ритмично двигает рукой по всей длине, крепко обхватив его член, и продолжает целовать его изящную шею. — Признайся мне в том, что ты на самом деле ничуть не лучше меня, потому что меня это чертовски заводит. — Да, — выдыхает Чонгук, запрокинув голову назад. — Что, «да»? — тихо спрашивает Пак с довольной улыбкой, проводя ладонью по его спине. — Да, я хочу тебя прямо сейчас, — отвечает Чон. — Да, мне нравится, что меня могут поймать за этим. Чимин победно улыбается у пылающей кожи на его плече и начинает подготавливать его. Он был уверен, в том, что Чонгук, в конечном итоге, готов будет сдаться. Такой правильный и хороший мальчик, но в глубине души такой же грязный и отвязный, как и он. Иначе не позволял бы ему все это делать. Комнату наполняют его тихие стоны, которые он пытается сдерживать, когда скользкие от смазки пальцы входят и выходят из него. Его тело напряжено и вздрагивает, он боится быть пойманным, но не может остановить свое желание. Оно контролирует его, а не он его. Пак наспех стягивает свою футболку через голову, оставаясь в приспущенных джинсах, и целует его, резко вводя в него свой член. Чон зажмуривается и стонет в его губы. Его пальцы сильно сжимают чужие плечи, и тот сразу же останавливается. — Все в порядке? — шепчет Чимин, внимательно глядя на него. — Да, — улыбается Чонгук. — Просто это было неожиданно. Он сам продолжает двигаться, потому что сейчас находится сверху и может контролировать процесс. Он начинает опускаться на его член с таким ритмом, каким ему хочется. Снова возникает это ощущение наполненности, которое так сводит с ума. Пак крепко держит его за задницу, удерживая на месте дольше, чем хочется Чонгуку и он понимает, что на самом деле ничего не контролирует. Но, черт возьми, ему это нравится. Так нравится, что он снова полностью берет все под свой контроль. Движения становятся быстрее, когда Чон окончательно привыкает к ощущениям и кровать начинает немного поскрипывать. Господи, только бы мама этого не услышала. Завтра ему будет очень неловко, зная, что она могла все это слышать. Не нужно было соглашаться на это, это невоспитанно, плохо и неприлично, но он не может остановиться. Хорошие мальчики не занимаются сексом дома, когда за стеной спят их родители. Да, но ему необходимо чувствовать это сейчас, он слишком сильно хочет его и снова поддается этому прекрасному демону. Он плавно скачет на нем все сильнее и быстрее, отчего стоны сдержать практически невозможно. Он прикусывает губу, когда из него вырывается громкий вскрик и прикрывает веки на мгновение. Это невозможно хорошо. Чимин так умело раз за разом давит головкой члена на нужную точку внутри, и по его телу в ответ проскальзывает горячая волна. Пальцы Пака продолжают сжимать его член и быстро ходить по нему то вверх, то вниз. Господи, просто невероятно. Что может быть лучше секса с этим человеком? Чимин вдруг резко поднимается с кровати, держа его руками под зад, и тот хватается за его плечи. Он кладет его на край письменного стола и теперь полностью держит ситуацию под своим контролем. Он начинает быстро и с силой входить в него, держа рукой его за шею. Чону становится понятно, почему он переместился, чтобы не создавать лишний шум. Но если он так продолжит делать, то шум будет создавать сам Чонгук. Чон хватается ладонями за край стола и сильнее обхватывает ногами его талию. Угол входа члена меняется, что вызывает его неконтролируемый вскрик. Господи. Пак довольно ухмыляется, а Чонгук наблюдает за тем, как он запрокидывает голову назад, проводя ладонью по взмокшим от пота волосам. Его кожа красиво выглядит под светом фонарей, пробивающимся через окно, по шее стекает тонкая струя пота, грудь быстро опускается и поднимается от тяжелого дыхания, а рельефный пресс сильно напрягается, каждый раз, когда он входит в него. Он выглядит невероятно горячо. Особенно, когда медленно проводит языком по своим пухлым губам, глядя прямо ему в глаза. Боже, он продаст душу дьяволу лишь бы видеть это зрелище каждый день, лишь бы чувствовать его в себе, как можно чаще. Он закрывает веки, не в силах выдержать это, но его тут же с силой хватает рука за челюсть. — Пожалуйста, смотри на меня, — тихо говорит Пак. — Мне нужно видеть твои глаза. Мне нужно видеть, что это ты. Чонгук мгновенно открывает их и с большим трудом сдерживается, чтобы не закрыть снова, когда он усиливает напор и буквально разрывает его на части. С его губ снова срывается громкий стон. Пак накрывает его рот ладонью, а второй удерживает за бедро, и Чон приглушенно стонет в его руку. Он ему благодарен за это, иначе бы он закричал на весь чертов дом. Проходит еще несколько минут этой сладкой пытки, и парень чувствует, как горячий ком нарастает внутри, готовясь разорваться. А Чимин очевидно испытывает тоже самое, потому что его движение становятся более хаотичными и жесткими. Еще минута, и они кончают одновременно. Чимин убирает ладонь с его рта и накрывает его губы поцелуем, поглощая каждый хрипящий звук. Его язык торопливо скользит по языку Чонгука, и он шумно дышит носом, делая последние толчки глубоко внутри него. А затем он отрывается от его губ и довольно улыбается, выходя из него. — Я тебя ненавижу просто за такие моменты, — шепчет с улыбкой Чон, восстанавливая дыхание. — Ты заставляешь меня чувствовать себя самым главным грешником в этом мире. Я же воспитанный парень. Чимин тихо смеется и быстро целует его в губы снова. — Ты же можешь мне отказать, — отвечает он. — Не могу, в этом и проблема. Ты это знаешь и пользуешься этим. Он прав. Пак пользуется его слабостью перед ним, но разве это плохо? Ведь они оба хотят этого. Разница в том, что Пак способен соблазнить его в любом месте и в любое время, а Чонгук боится это делать. Его останавливают рамки приличия и воспитание, но ему нравится, что благодаря этому парню они ломаются и расширяются. Он придает ему смелости и ноты безумства, а этого ему очень не хватает в жизни. Этот остаток ночи они спали вместе, обнявшись и наслаждаясь присутствием друг друга. Кошмары отпустили Чимина, а Чонгук, чувствуя себя в безопасности, тоже смог крепко уснуть. За окном уже высоко поднялось солнце, и его лучи мягко падают на лицо Чона, пробуждая от сна. Он недовольно морщится и смотрит на спящего рядом парня. Он в глубоком сне, лежит на боку, обнимая его одной рукой. Он дышит глубоко и спокойно, а его ресницы немного подрагивают. Но любоваться его красотой мешает неожиданный телефонный звонок, который будит и Чимина. Чонгук быстро находит телефон наощупь на полу и отвечает не глядя. Он несколько секунд молча слушает голос на другом конце и затем резко поднимается на кровати, ероша волосы. — Подожди, стой. Спокойно расскажи мне, что именно происходит, — говорит он. Чимин все еще не до конца проснулся и пытается понять, о чем он говорит, но что-то явно случилось. Чон внимательно слушает замерев и некоторое время молчит. — Так. Хорошо, не паникуй, ладно? Закройся в комнате и сиди там, пока я не приеду, — отвечает парень в трубку, поднимаясь с кровати. Пак садится, потирая глаза. Кто ему звонит? Куда он собрался? Что случилось? — Нет. Нет, не лезь к ней ни в коем случае, Тэ. Она опасна, ты же знаешь, что эта женщина душевнобольная. Глаза Чимина мгновенно расширяются. Виен. Он говорит о ней, твою мать. Этого еще не хватало, что она выкинула на этот раз? — Хорошо. Я сейчас приеду. Чимин тоже приедет, он со мной. Сиди в комнате и не лезь к ней. Неизвестно, что у нее в голове, — говорит Чонгук, натягивая джинсы. — Жди нас, мы скоро будем. — заканчивает он и сбрасывает звонок. — Что случилось? — спрашивает Пак сразу же. — Виен устроила истерику. Нужно ехать в особняк, она там швыряется посудой и едва не бросила Тэхёну вазу в голову, когда он пытался ее успокоить. — Классика, — закатывает глаза Чимин. — Она всегда так делает, когда начинается очередной припадок. — Для тебя может быть, но не для него, — отвечает Чонгук. — Он напуган и не знает, что с ней делать, поэтому мы должны поехать. — Ладно, — отвечает без энтузиазма парень, начиная одеваться. Чонгук подходит к нему и осторожно целует в губы, мягко поглаживая его шею сзади. — Я знаю, что для тебя возвращаться в этот дом слишком больно и непросто, тем более, что она там, — говорит он, прижимаясь лбом к чужому. — Я знаю. Но Тэ беззащитный, а она опасна. Ты говорил, она даже хватается за ножи в таком состоянии. Я не доверяю ее больной голове, и поэтому буду мчаться туда, каждый раз, когда он будет меня звать. Чимин тяжело вздыхает, закрывая глаза, и кивает. Он прекрасно знает это. Чонгук слишком сильно привязан к Тэхёну и никогда не сможет оставаться в стороне, если тот находится в какой-то опасности. Он слепо будет бежать в огонь, чтобы сгореть самому, но вытащить из него его. Так всегда было в их дружбе и будет. А Пак его брат и он единственный, кто может переключить внимание Виен на себя, ведь именно из-за него она все еще находится в особняке. Он тяжело вздыхает, подняв голову и смиренно произносит: — Поехали.