***
Собрался Тэхён и правда очень быстро, а ещё перекусить успел, ибо Чонгук сказал, что голодным его никуда не возьмёт. Границу города они преодолели уже спустя минут так десять пути, а потом свернули на просёлочную дорогу, по которой ехали медленно около часа. Погода стояла ясная, машина ехала сначала по полю, потом по лесу, и Тэхён ни на секунду не отрывался от рассматривания красивых видов. Наконец, когда они остановились и Чонгук сообщил о прибытии, омежка, не дожидаясь супруга, который наверняка собирался снова открыть ему дверцу и подать руку, выскочил из автомобиля с восхищённым «ва-а-а». Причиной такого восторга стала огромных размеров поляна посреди леса, где находились таких же масштабов несколько зданий — видимо, конюшен — и ещё какие-то пристройки, домики. Много, много всего, это целый конный двор! А вокруг него сплошные деревья, нет даже никакого заборчика… — А лошади не убегут? — спрашивает он у подошедшего к нему альфы. — Нет. По крайней мере, такого никогда не было. Ну а если что-то всё же пойдёт не так, в лесу по периметру ограждение, так что беглецов быстро найдут, — говорит Чон, беря омежку за руку. — Пойдём. Тэхён закусывает губу и опускает голову, чтобы так очевидно не улыбаться, но справляется плохо. Ему нравится вот так идти с альфой за ручку, нравится, что с собой взял, хотя наверняка приехал сюда по работе. Они молча шагают по тропинке прямиком к конюшне, во второй руке Чонгука большая сумка, где точно лежат Тэхёновы вещи, а что ещё — омега не ведает. С их признания друг другу прошла уже пара дней, а Тэхёну всё кажется, что ему это приснилось. Хороший такой сон… Но то, что Чонгук стал ещё чаще его обнимать, целовать в макушку, заставляет перестать сомневаться в реальности произошедшего. — Отвести тебя к жеребятам, пока я буду заниматься делами? — Чонгук, видя, что младший еле поспевает, замедляет шаг и смотрит, как глазки последнего загораются взволнованным-радостным-заинтересованным огоньком. — Да! Альфа нежно улыбается и заводит парня через трёхметровые деревянные ворота на самую ближнюю к ним конюшню, которая, как думается Тэхёну, является главной, приветствуя работников, сразу же подошедших к хозяину поздороваться. Омега смотрит на всё с разинутым ртом, видя вдалеке головы лошадей, что выглядывали из своих стойл, и счастью нет предела. Внутри помещение выглядит ещё крупнее, чем снаружи. Стойла установлены в два непрерывных ряда, и Тэ не может сосчитать, сколько их всего, ибо не видно, так что сдаётся на двадцать второй голове лошади. Соответствующий запах, высоченный потолок; под ногами рубленая солома, какие-то мелкие камушки, песок — глинобитный пол; всё убрано, красиво обустроено… Тэхён не очень разбирается, но здесь и ребёнку будет ясно, что животные содержатся на высшем уровне, хотя он и не думал, что у Чонгука может быть иначе… — Это Чон Тэхён. Мой супруг, — вдруг представляет альфа, а у Тэхёна снова уши гореть начинают от внимания к своей скромной персоне. Рабочие — сейчас здесь было только четыре альфы и две омеги где-то от тридцати пяти до сорока пяти лет — почтительно ему кланяются, а Тэхён, почти как в прошлый раз немножко спрятавшись за Чонгука, всё же мямлит негромкое: — Здравствуйте. — Гидон, Донгу, — обращается Чон, — подождите меня в моём кабинете, я подойду через несколько минут. — Хорошо. Все работники, ещё раз поклонившись, расходятся по своим делам, а Тэхён смотрит на альфу, потому что ему, вообще-то, обещали жеребят. Чонгук, будто прочитав мысли, рассмеялся в голос, смущая парня, и нежно погладил омежьи волосы, заправляя прядки за ушко, что, надо сказать, делать ему очень полюбилось. — Идём, идём. Омега тоже лучезарно улыбается и довольно шагает за мужем, который подводит его к самому первому стойлу, где спали пятнистые крошки. Тэхён так и прилип к ограждению, пытаясь получше разглядеть каждого из трёх жеребят. — А погладить можно? — В голосе столько надежды, что, даже если бы было нельзя, Чонгук разрешил, ни секунды не раздумывая. — Разумеется, — говорит, отворяя калитку и впуская омегу внутрь, — можешь потом попросить их покормить, если захочешь. Чон не удерживается и снова гладит парнишку по голове, а потом и вовсе целует в висок, заставляя последнего замереть с широко открытыми глазами. — Я постараюсь быстро закончить, Кроха. Не скучай. Да как скучать, когда здесь есть три очаровательных чуда? Осталось только сердце в порядок привести…***
Тэхён вдоволь нагладился маленьких лошадок, кормил одного из них с бутылочки; женщины-омеги отнеслись к нему радушно, наперебой рассказывая о конюшне, о работе здесь, о жеребятах и лошадях, о Чонгуке, да так, что парень против воли отчётливо почувствовал укол ревности, но быстро затолкал эти мысли как можно глубже, потому что он попросту не должен так поступать, пусть даже только в своей голове... Одним словом, время пролетело незаметно, очень интересно и приятно, несмотря на внезапно возникшую липковатую ревность. Тэхёну никогда не доводилось кого-то ревновать… Альфа возвращается слишком неожиданно: подкрадывается сзади и сгребает в охапку с тихим на ухо «я соскучился». Тэхён, не ожидавший такого, пугается и громко ойкает, кажется, переполошив добрую половину конюшни. — Прости, — виновато говорит Чон, а вот взгляд у него отнюдь не виноватый, но омега и не думал злиться. — Как тебе эти милые детки? — кивает он на вновь уснувших жеребят. — Они прелестные! — Искренне, почти с сердечками в глазах. — Пойдём, — улыбается старший и снова берёт омежку за руку, — хочу тебя кое с кем познакомить. Тэхёну много не надо, он уже заинтригован и с удовольствием семенит за мужчиной, сжимая его тёплую ладонь своей. Они проходят через всю конюшню, омега опять разглядывает лошадей, он уверен, всех возможных мастей в стойлах с открытым от восторга ртом и совсем не замечает, как Чонгук подводит его к одному из последних с их конца деннику. Тут-то парень и понимает, что до этого красоты и величия не видал… — Какой огромный… — только и может вымолвить. Перед ним стоит, как он только что сказал, огромный вороной конь. Тэхён в жизни-то своей первый раз сегодня лошадей видел, но про таких он даже не слышал. Ото лба к подбородку красавца проходит белая полоса, а всё остальное чёрное, как смоль. Завораживает… — О да… Шайр. Сто девяносто сантиметров в холке. Мой лучший друг. Голос Чонгука звучит гордо, а омега всё глазками удивлённо хлопает. — Его так зовут? — Нет, это порода тяжеловозов, самая крупная в мире. — О-о… А зовут как? — Тэхён, боясь сделать резкие движения, встаёт на носочки и еле дотягивается указательным пальцем до переносицы жеребца. — Смелее, — говорит Чонгук, видя осторожные попытки омеги подружиться с животным, и внезапно, присев, поднимает его на руки, — это самый радушный конь на планете. Тэхён пропускает всё мимо ушей, охая от неожиданности и вмиг заливаясь румянцем. Он возвышается над головой альфы, упираясь ладошками в его плечи, а тот держит под попой, как обычно детей. — Ну же, погладь, — улыбается Чонгук, а сам с удовлетворением отмечает, что омежка прибавил в весе. — А, да… — Тэхён послушно проводит по переносице, потом ещё раз и ещё… — Его зовут Торнадо, — наконец отвечает Чон на ранее заданный вопрос. — Как у Зорро? — удивляется парень. — Читал? — Конечно! Но… Разве у него был такой же? — Тэхён возвращает ладошки на альфьи плечи и ждёт ответа. — Нет, — Чонгук улыбается совсем по-ребячески, — у него был Андалуз. Но поклонник внутри меня запретил называть его, — кивает он на жеребца, — иначе, — и смеётся. — Тогда… Надо сделать Вам маску, — шутит омежка, невесомо проводя пальчиками вокруг чужих глаз, а Чонгук не упускает момент, слегка запрокидывая голову и ловя подушечки губами. — И найти шляпу, — улыбается Чон, наблюдая за краснеющим парнем, вмиг отдёрнувшим руку. Дабы не сталкиваться сейчас взглядами, Тэхён снова смотрит на жеребца, а потом представляется ему, на что получает кивок животного и фантазирует, мол, якобы это он ему так «приятно познакомиться» сказал. — Ну что, Торр, ты же прокатишь нового друга? — Чонгук обращается к лошади, а сам чуть ли не мурчит и не знает, что делать с переполняющим чувством удовлетворения, ибо Тэхён в его руках и смотрится, и чувствуется чертовски правильно. — Меня? — Я его больше сегодня ни с кем не знакомил, — смеётся альфа и отпускает мужа, который снова готов прыгать от радости. Он как ребёнок, которому интересно всё, что бы ни предложили. И такой же искренний, ласковый, нежный… Тот, кого нужно окружить заботой и обязательно любить. Чонгук приносит всё необходимое для седловки, пока парень летает в своих мыслях, и приступает к делу. Специальной щёткой чистит жеребца, расчёсывает гриву, хвост. Движения отточенные, безупречные, видно, что альфа уверен в доверии животного (и совсем немного красуется, но ни за что не признается). Затем мужчина ловко закидывает на спину коня вальтрап, поправляя. Тэхён следит завороженно, с неприкрытым восторгом и обожанием, а альфа-то гордится собой, нос задирает, но всё же не забывает, что работает сейчас с животным и делает всё предельно аккуратно. Он кладёт седло, снова всё поправляет, регулирует подпругу, надевает уздечку, закрепляя все ремешки, и в конце важно поправляет жеребцу чёлку и гриву. Нет, Чонгук не какой-то там павлин-выпендрёжник. Если только совсем чуть-чуть… И то с Тэхёном. И то, когда ну очень припрёт покрасоваться. Надо же иногда баловать альфье эго? Альфа крепит себе на спину ту самую сумку, которую они брали с собой и которую он успел принести ещё вместе со сбруей, и просит Тэхёна отойти, а сам выводит Торнадо, предварительно широко распахнув ворота. Тэ идёт следом, ещё раз отмечая крупность коня и только гадая, сколько тот может весить, а также видит, что у него от пясти до копыт белая длинная шёрстка, создающая впечатление, что у такого величественного жеребца милые носочки. — Давай, — говорит Чонгук, подставляя своё колено, — вставай, а потом аккуратно возьмись за повод и заднюю часть седла, а другую ногу постарайся перекинуть… — Я не буду вставать Вам на ногу! Ботинки же грязные… — забеспокоился попусту омега, а самому ещё и страшновато. Чонгук лишь закатывает глаза, улыбаясь, и быстро находит способ получше. — Не забудь перекинуть ногу, — слышит Тэхён перед тем, как оказаться подхваченным на руки альфой. Чон с поразительной лёгкостью, прям как вальтрап ранее, закидывает омежку на седло, а тот, благо, успел перекинуть правую ногу, как ему и велели. Тэхён сидит в своих смешных салатовых штанишках и пытается переварить произошедшее, параллельно уговаривая себя не смотреть вниз, потому что стало страшнее. А альфа, погладив коня, стал регулировать стремя, после просовывая туда ножку парня и шепча ласковое «не бойся». Сделав то же самое и со второй ногой, Чонгук хватается лишь за седло и каким-то волшебным, по мнению омеги, образом тоже оказывается на лошади, устроившись позади младшего на крупе, аки истинный рыцарь и джентльмен. Альфа уже заранее в восторге от будущей поездки, потому что очень, очень близко к Тэхёну, потому что будет дышать ему в шею и на ушко. И нет, он не извращенец, просто… Просто хочется. — Не бойся, — повторяет он и одной рукой обвивает омежью талию, прижимаясь теснее. В целях безопасности, конечно же. — Ты можешь взять его за гриву, он не будет против. Тэхён молча слушается, всей спиной чувствуя теплоту чужого тела, а старший второй рукой берёт поводья. Торнадо начинает спокойный шаг с первой команды, и омега потихоньку входит во вкус. Крепкая, надёжная хватка поперёк талии и вовсе рассеивает непонятно с чего взявшийся страх, оставляя вместо него смущение и розовые щёки. Чонгук, как и хотел, ненавязчиво утыкается в шею омежки, будто это вообще случайно вышло… … Осознание накрывает слишком неожиданно.