ID работы: 9457394

Приюти меня в своём сердце

Слэш
NC-17
Завершён
32702
Размер:
230 страниц, 36 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
32702 Нравится 3985 Отзывы 13269 В сборник Скачать

Часть 29. Взрослый

Настройки текста
      Тэхён сонно потирается носом о грудь старшего, окончательно просыпаясь, и приподнимает голову, чтобы посмотреть на спящее лицо супруга. Омега лежит в крепких объятиях и смущённо улыбается, вспоминая, как Чонгук целовал его прошлым вечером. Губы альфы были тёплые, нежные, влажные и с привкусом жжёного сахара… Щёки пылают, потому что кожа на пояснице ещё помнит ласковые и одновременно обжигающие поглаживания пальцами, которыми Чонгук забрался под омежью кофточку. Тэхён жался к нему, тихо, еле-еле слышно мыча от удовольствия, потому что ощущения невероятны. Альфа потом ещё покрывал поцелуями горящие щёчки, носик, не упустив родинку на самом кончике, лоб, глаза — всё, до чего мог дотянуться, и в любви признавался, отчего омежье сердечко неистово трепыхалось, а жар в груди плавно спускался ниже с каждым новым прикосновением Чонгуковых губ.       Чонгук немыслимо красив… А эти густые чёрные ресницы вызывают нестерпимое желание невесомо провести по ним пальчиком, что омега, собственно, и делает.       — Ой… — Парень отдёргивает руку, когда замечает дрожание век. А потом Чонгук и вовсе открывает глаза… — Простите…       — Продолжай, — шепчет альфа и берёт омежью ладошку, кладя её на свою щёку и видя, как Тэ губки поджимает, чтобы не заулыбаться прямоугольником.       Он, приподнявшись на груди старшего, подушечкой указательного пальца ведёт по тёмной брови, обводит глаза, любуясь чёрными радужками, спускается ниже, очерчивая контур ровного носа, и замирает, когда доходит до губ, растянутых в игривой полуулыбке. Тэхён зависает, гипнотизируя крошечную родинку под нижней губой, и потом всё же дотрагивается пальчиком и до неё.       А Чонгук дышать лишний раз боится, дабы не спугнуть своего мышонка, который сейчас, оторвавшись от созерцания альфьих губ, смущённо моргает, глядя в глаза напротив, и вдруг клюёт в щёку.       — Доброе утро…       — Самое доброе. — Чонгукова ладонь скользит по нежной щёчке. — Почему ты такой горячий? — Альфа и рад бы, будь это вопрос с сексуальным подтекстом, но нет… Тэхён горит в прямом смысле.       Только сейчас Чонгук замечает испарину на лбу и висках, затуманенный взгляд и пересохшие губы. Чёрт, не стоило затевать эту прогулку! Или хотя бы надо было взять омеге тёплые вещи…       Чонгук чувствует себя безответственным бараном.       — Разве? — Тэхён сам трогает свой лоб. — Вроде всё в порядке.       — Не в порядке, — альфа начинает переживать, — нам лучше поехать домой.       — Но… — Лицо омежки становится грустным, потому что он успел себе нафантазировать много романтики на берегу озера и тёплые объятия мужа, даже не подозревая, что придётся покинуть это волшебное место так скоро…       — Мы обязательно вернёмся сюда, Кроха, — улыбается Чон, поняв причину расстройства младшего. — А вдруг станет хуже?       — Ладно…       Чонгук хихикает с такого детского сейчас личика и гладит пальцами за ушком, с удовольствием следя за тем, как омега прикрывает глаза и ластится, смущённо улыбаясь ему в ладонь.       — Мышонок внезапно стал котёнком, — хмыкает альфа и слышит тихий смешок.       — Для Вас я буду кем угодно. — Так тихо, будто боится, что Чонгук его услышит… А Чонгук слышит да к сердцу прижимает своё сокровище.       — Просто будь со мной до конца жизни, идёт?       Альфа целует мужа в лоб, ещё раз убеждаясь в том, что на нём можно жарить яичницу. Нехорошее предчувствие закрадывается мгновенно, и Чонгук, садясь на постели, но всё ещё прижимая омежку к себе, обеспокоенно трогает шею с подозрительно вздувшимися венками. Та тоже горячая…       — Тэхён-а, я бы с тобой так вечность провалялся, — говорит Чон, прижимаясь губами к виску, — но у тебя жар… Я сам виноват, надо было думать, что у тебя может быть слабый организм… Собирайся, Кроха, а я пойду Торнадо подготовлю.       «Но я очень редко болею», — так и остаётся несказанным, потому что Чонгук, легко чмокнув в самый уголок рта, осторожно отстранился и поднялся с кровати, через пару секунд оставляя младшего одного в домике.

***

      Всю дорогу до конюшни альфа рассказывал Тэхёну разные истории: как впервые сел на лошадь в девять лет, как у него позже появился Торнадо; извинился за то, что так скоро выдернул их из хижины, ещё раз объяснив, что переживает и что, в случае чего, им лучше находиться в городе, где врач сможет добраться до них за короткий срок. И вдобавок, не желая упускать возможность, Чонгук шептал омежке на ухо всякие милости, заставляя того смущённо хихикать и поджимать плечико.       Рука альфы опять покоилась на животе мужа, надёжно оберегая от «мало ли что», а Тэхён на этот раз сам вжимался в альфью грудь своей спиной и периодически откидывал голову на плечо, дабы Чону было удобнее дотянуться до его щеки губами. Это, несомненно, приятно удивляло Чонгука, ведь парень, видимо, стал чувствовать себя рядом с ним увереннее…       Омега долго прощался с жеребцом, словно видел его последний раз в жизни, чем вызывал у Чонгука улыбку умиления и желание затискать, потому что, Боже, этот парень такой лапочка, когда всегда… Температура, кажется, совсем не беспокоила Тэхёна — если о ней забыть, то он вообще выглядел как обычно, отчего альфа стал сомневаться, не повёл ли он себя как взволнованная курица-наседка, зря сгребая супруга в охапку и быстренько сматываясь в цивилизацию.       Как оказалось позднее, чуйка его не подвела.       После обеда, на котором, к слову, омежка кушал весьма неохотно, что совсем не было на него похоже, Тэхён пожаловался на боль в пояснице. Хотя нет, не так. Он бы и не пожаловался, не заметь Чонгук сам, как тот за неё держится и болезненно морщится. Он снова превратился в одно сплошное беспокойство и начал спрашивать, не катался ли Тэхён один на Торнадо, не падал ли где ночью и множество другой нелепицы, на всё получая — удивительно — отрицательный ответ. А потом и вовсе почти силком заставил растерянного омегу «дать посмотреть», но внешних повреждений не обнаружил.       В голове уже застуженные почки, мочекаменная болезнь и куча других болячек, ни одна из которых не радовала альфу, который на пару секунд почувствовал, что седеет раньше времени. Тэхён просто молча слушался его: три раза парил ноги в тазике, подготовленном Чоном, пять раз давал приложить к пояснице грелку и в душ бегал, потому что потел. Чонгук ещё ему шерстяной пояс повязал, каждые пять минут справляясь о самочувствии.       Но самочувствие не улучшалось, в чём Тэхён признавался сразу под взволнованным, мягким и одновременно строгим взглядом альфы. К вечеру и вовсе начало лихорадить, а боль распространилась на низ живота, став почти режущей, и Чонгук боялся что-либо предполагать, а делать тем более.       Больше не собираясь поддаваться уговорам омежки не вызывать врача, который сквозь слёзы и трясучку, держась за живот и скручиваясь пополам на кровати, твердил, что само пройдёт, Чонгук говорит служанке позвонить господину Киму — знакомому доктору — и попросить срочно приехать, потому что этого «само» он ждал весь день. А если сделал только хуже?       — Тихо, тихо, Мышонок, всё будет хорошо. — Внешне альфа выглядит спокойно, дабы не заражать неуместной — он очень на это надеется — паникой ещё и Тэхёна, которого горячка буквально размазывает на кровати, заставляет неестественно выворачиваться и хныкать от беспомощности и боли. — Доктор должен приехать с минуты на минуту, — шепчет он, поправляя одеяло, и во взмокший лоб целует, вдыхая запах бисквитов…       Странно.       — Прости меня, мой хороший, — просит альфа, чувствуя вину за случившееся, и осторожно промакивает влажным полотенчиком пот на шее и лбу парня.       Врач действительно пришёл в скором времени и, коротко поздоровавшись с Чонгуком, показавшим, куда ему идти, поспешил к больному, попросив альфу, у которого неконтролируемо тряслись руки от нервов, подождать за дверью спальни.       Ким Чжихван — бета пятидесяти пяти лет и по совместительству друг детства Хосока, который никогда не брал плату за лечение маленьких Намджуна, Юнги и Чонгука, когда у Чона были проблемы с деньгами, а дети часто болели. Шесть лет назад Хосок помог мужчине с открытием собственной больницы, полностью оплатив все затраты и тем самым отблагодарив и вернув долг с лихвой, пусть Чжихван никогда и не заикался о подобном.       — Что с ним? Это почки? Он застудил ноги? А почему температура тогда? — засыпает Чонгук бету вопросами сразу, как только дверь за тем захлопнулась.       — В отличие от тебя, с ним всё хорошо, — мягко отцепляя руки младшего от своей кофты, говорит Ким, — скоро должна выступить смазка.       — Какая смазка?       Со стороны Чонгук, наверное, выглядит крайне глупо, поэтому врач и не сдерживает тихого смешка.       — Чонгук, у омег бывают течки…       — Какая течка? У него температура и его скрючивает от боли! — шёпотом вскрикивает альфа, не веря медику с почти сорокалетним опытом за спиной.       Он, что уж греха таить, имел дело с течными омегами, поэтому ему есть с чем сравнивать. Тэхёну плохо, больно, его колотит, он плачет, в каком месте течка?       — Перед первой течкой это нормально.       — Как первая? Доктор Ким, ему семнадцать, — упирается Чонгук. Он, между прочим, в курсе, что первая течка у омег случается в четырнадцать-пятнадцать лет, поэтому начинает подозревать, что бета попросту не хочет говорить ему, чем болен Тэхён на самом деле, дабы не шокировать и сначала как-то подготовить… Не на того напал. Чонгук имеет право знать.       — Так тоже бывает, — спокойно начинает пояснять Чжихван, пока альфа не вышел из себя, — по ряду причин. Стресс, истощение, например. Что угодно могло повлиять на нарушение гормонального фона. Сейчас, по всей видимости, всё пришло в норму. Смею предположить, что это из-за нахождения рядом альфы… — Мужчина поправляет свои очки, спадающие с переносицы, и выжидающе смотрит на Чона.       — А запах?       — Скоро станет намного ярче.       Для Чонгука, надо отметить, слишком много открытий за два дня. И он слишком много раз называл себя за эти два дня идиотом. И сейчас называет, ибо думал, что у Тэхёна сбит цикл или же просто нестандартный — вот течки и не было ни разу за всё это время. Про нестандартный, мать его, цикл он подумал, а про его отсутствие в принципе даже мысли не допустил. Отсюда слабый запах, отсюда вздувшиеся с утра вены на шее… Как же всё легко и просто! Чонгук никогда не считал себя тугодумом, но, видимо, в связи с последними событиями пора начать.       — Температура уже пошла на спад, так что минут через пятнадцать и вовсе станет нормальной. Как раз выступит первая смазка, и омега начнёт возбуждаться, — продолжает размеренно говорить Ким, своей интонацией стараясь успокоить парня перед ним. — Боль уймётся только если сделаешь всё правильно. — Он хмыкает, увидев заинтересованный блеск в глазах напротив.       — Это как?       — Мне провести сейчас краткий курс по удовлетворению своего омеги? — Для Чжихвана ситуация становится забавной. Подумать только! Он Чонгука ещё малявочкой-козявочкой, ходящей пешком под стол, помнит, а теперь эта малявочка-козявочка, слишком неожиданно превратившаяся в шкаф, стоит и пытается вникнуть, как обращаться со своим впервые течным супругом.       — А…       — Только не переусердствуй.       — В смысле?       — Без проникновения, Чонгук. Так ты только навредишь ему. В первую течку категорически нельзя, потому что организм испытывает сильный стресс, перестраиваясь и…       — Я понял, не продолжайте, — выдыхает Чонгук, смаргивая две слезинки облегчения. До него только дошло окончательно, что Тэхёну ничего не угрожает. Тугодум, не иначе! — Спасибо… — Он прикрывает лицо ладонью, ещё раз шумно выдыхая.       — Эй, ты чего? Не говори, что мне сейчас придётся тебя откачивать…       — Я так испугался… — словно маленький ребёнок, тихо признаётся Чонгук. — Я не смог бы жить, случись с…       — Но-но, прекрати, — цокает бета, ероша тёмные волосы этому ранимому, когда дело касается безопасности его семьи, мальчишке. — Лучше скажи, что за нелепый пояс ты повязал омежке.       — Взял на время у нашей кухарки… Она всегда использует его, когда спина болит, вот я и…       — Расскажу твоим братьям — век от их шуток не отделаешься, — смеётся Чжихван. — Но за креативность, конечно, «отлично».       — Ну дядя! — Альфа переходит на неформальное обращение, улыбнувшись, когда подумал, что это доктор ещё не знает о том, что он парил омежке ноги в тазике да грелку совал усердно.       — Ладно-ладно, — всё ещё посмеиваясь, бета ободряюще хлопает парня по плечу, — мне пора. Удачи. — Искренне, но всё же с ноткой издёвки. Фишка у них всех такая! Над Чонгуком издеваться! — Выход найду сам. — Чжихван подмигивает и направляется к лестнице.       — До свидания… — мямлит Чонгук, часто моргая.       Худо-бедно собрав мысли в кучу и выстроив план своих действий за пару секунд, альфа хватается за ручку двери и входит в спальню, где натыкается на стоящего в свете вечерних ламп Тэхёна. Парень тяжело дышит, морщится от боли и двумя руками за живот держится, еле стоя на ногах.       — Ты зачем встал, Кроха? — Чонгук быстро подходит к омежке и берёт того за локоть, поддерживая. — Пойдём, — говорит он, ведя обратно к кровати, после опускаясь на неё, а младшего усаживая боком к себе на колени.       — Вас… долго не было… — Голос Тэхёна тихий, чуть хриплый. Глазки совсем заплаканные, губки поджаты, ладошки всё ещё на животе, а Чонгук насмотреться на это чудо не может.       — Я разговаривал с доктором, — объясняет он, большим пальцем вытирая слёзки с розовых щёк.       — И… что он сказал? — Альфа улыбается с взволнованного личика парня, будто «Я умру?» он просто побоялся озвучить. Что ж, Чонгук и сам пятью минутами ранее вёл себя очень похоже.       — Сказал, что ты стал взрослым, — мурлычет прямо в ушко, а Тэхён ничего не понимает. — У тебя течка, Тэхён-и. — Альфа не удерживается и ведёт носом ниже — к шее, — втягивая запах, ставший в разы насыщеннее. — Ну же, не плачь, Солнце, — он снова вытирает слёзы, — всё будет хорошо, потерпи немного. Я помогу тебе.       Чонгук прижимается губами к омежьему лбу — температура и правда уже спала; одной рукой придерживает за талию, а второй медленно ведёт от плеча к сцепленным в замок ладошкам, гладит их и шёпотом просит убрать с живота и одну положить на его плечо. На узел этого дурацкого пояса смотрит и беззвучно хмыкает, развязывая и отбрасывая на край кровати.       Тэхён молча следит за действиями мужа, всё ещё периодически всхлипывая и шмыгая носом, и шумно втягивает воздух, когда ладонь альфы опускается на колено, начиная поглаживать и не спеша подниматься выше.       — Очень больно? — Омега чувствует круговые поглаживания на своём животе и отрицательно мотает головой.       — Уже нет…       Чонгук закусывает губу, изо всех сил стараясь не торопиться, потому что с Тэхёном даже в обычных ласках надо нежно, неторопливо, наслаждаться процессом. И он будет наслаждаться. Пусть в этот раз ему и не дозволено самого главного, зато он знает, что омеге будет более чем достаточно того, что он собирается сделать.       Альфа, позволив себе слегка лизнуть пульсирующую венку на шее вмиг смутившегося парнишки, начинает покрывать поцелуями омежью щёку, чуть солёную от ещё не высохших слёз, и улыбается, чувствуя мелкую дрожь юного тела.       — А здесь больно? — шепчет он, накрывая скромный бугорок рукой.       — Н-не-ет, — неестественно пищит омежка, опешив от такого жеста. Взгляд напуганный, смущённый, даже пристыженный, а сам Тэхён будто удивлён реакцией своего тела на прикосновение альфы.       Чонгук на пробу легонько сжимает маленькое возбуждение, внимательно следя за омегой, чьи брови вопросительно заламываются, а дрожащие пальчики мнут Чонгукову рубашку на плече.       — Ты словно никогда не трогал себя… — говорит Чон и замечает, что Тэхён глаза прячет, как если бы его застукали за чем-то непристойным. — Серьёзно?       — Я… — Омега становится похожим на спелую мякоть арбуза. — Нам… — Альфья рука, что не перестаёт ласково массировать плоть через ткань пижамных штанов, не даёт сосредоточиться. — Нам говорили, что рукоблудие — грех… — на выдохе выдаёт он и не знает, куда спрятаться от стыда, буквально въедающегося в кожу, и Чонгука, чьё лицо посещает еле заметная хитрая улыбка.       — И ты такой послушный мальчик? — заговорщически шепчет он в Тэхёновы губы, интенсивнее сжимая и разжимая твёрдую выпуклость.       Альфа и подумать не мог, что Тэхён окажется настолько невинным. Ему даже на секунду совестно становится, что позволял себе фантазировать всякие непристойности с этим воплощением непорочности. Но только на секунду… Сказать по правде, ему до чёртиков хочется его испортить… Нет, испортить — слишком грубо в отношении Тэхёна. Скорее, показать, что в ласках нет ничего постыдного и грешного, что с любимым человеком это естественно и правильно.       — Г…господи-ин… — хнычет омега, вдруг напрягаясь всем телом, и руку Чонгука убрать пытается, который, всё поняв, и не собирается отпускать.       Тэхён крупно вздрагивает, чувствуя, как низ живота сладко сводит, увеличивая напряжение во всех мышцах, в тугой узел стягивает, заставляя невольно ожидать чего-то прекрасного, чего-то, что унесёт за границы сознания… А потом этот узел внезапно словно взрывается, посылая по всему телу горячие пульсирующие волны неизведанного удовольствия.       Омега не знает, как выглядит сейчас, ощущает лишь крепкую хватку на своей талии и слышит какие-то нежные слова на ухо, но ничего не разбирает, продолжая сводить и разводить ноги от нахлынувших ощущений.       — Боже… — сипит омежка, не в силах сказать что-либо ещё.       А Чонгук… А что Чонгук? Чонгук чуть сам не кончил, глядя на такого Тэхёна. Тэхёна, который только что бился в оргазменных судорогах, слишком соблазнительно закусывая губу, Тэхёна, который до сих пор неосознанно ёрзает попой на Чоновых бёдрах, и без того уже влажных от омежьей смазки. Её запах однозначно сведёт альфу в могилу…       — Посмотри на меня, Мышонок. — Чон легонько похлопывает колено парня, что притих и, кажется, даже дышать теперь стыдится. — Посмотри, Тэхён-а, — просит он второй раз, когда омега мотает головой, не желая отрываться от рассматривания ковра на полу. — Тэхён, — альфа цепляет омежий подбородок пальцами и поворачивает к себе, — почему ты снова плачешь? — Тишина. — Разве тебе сейчас плохо было? — Чонгук и правда пугается, что всё понял не так, но, к его облегчению, получает очередное мотание головой. — Всё в порядке, Кроха, — он оставляет невесомый поцелуй на искусанных губах, — в этом нет ничего зазорного. Тебе не должно быть стыдно, слышишь?       Тэхён молчит, неловко теребя воротник альфьей рубашки и ведя внутреннюю борьбу со своими убеждениями и желаниями.       — Хочешь ещё? — вкрадчиво спрашивает Чонгук, водя носом по шее младшего и лаская ту губами.       — Х…хочу… — Звучит тихо и как-то повержено, и альфа не может перестать умиляться.       — Мой сладкий, робкий мышонок, — улыбаясь, воркует Чонгук, потираясь своей щекой о плечо омеги. — Давай сделаем вот так…       С этими словами альфа двигается к изголовью кровати, не выпуская Тэхёна, и, откинувшись на спинку, укладывает его меж своих разведённых ног на грудь, стараясь не думать о своём члене, который сейчас практически упирается парню в поясницу. Омега поддаётся всем действиям, снова ничего не говорит и вздрагивает от каждого прикосновения мужа, от каждого его выдоха на ухо.       Чонгук внутреннюю сторону бедра поглаживает, слушая вновь учащённое дыхание омежки, который не знает, куда деть свои руки, поэтому сжимает и разжимает кулачки в воздухе.       — Г…господин… — испуганно зовёт Тэхён, когда альфа ловко ныряет под резинку его штанов, и вцепляется в Чонгуково запястье, пытаясь вытащить уверенно обхватившую влажную от спермы и смазки плоть руку.       — Тш-ш-ш, Кроха, — Чонгук не обращает внимания на смущённые просьбы прекратить, — расставь ножки, — вполголоса просит он, — умничка, — улыбается, когда Тэхён слушается, оставив попытки избавиться от откровенной ласки.       Омежка на пятках приподнимается, тихо поскуливая и вжимаясь спиной в грудь старшего, когда Чонгук большим пальцем чувствительную головку оглаживает; руку назад закидывает, хватаясь за сильную шею, а второй всё так же запястье сжимает. Альфа и не думает щадить бедного парня: розовое ушко вылизывает, затвердевший от возбуждения сосок меж пальцев через ткань зажимает, выбивая робкие постанывания…       Долго Тэхён не выдерживает: выгибается, изливаясь альфе в кулак с тихим вскриком и вновь погружаясь в сладкую негу.       — Давай снимем штаны? Они совсем промокли… — предлагает Чон, массируя поджатые яички омеги.       — Не… надо… — звучит в ответ хрипло и жалобно.       Но Чонгук, видимо, всё равно считает, что потрясений для омежки пока недостаточно, и дьявольски ухмыляется, ловко вылезая из-под обмякшего тела.       Плохо соображая и ловя послеоргазменные судороги, Тэхён откидывается на подушки, со страхом и предвкушением ожидая дальнейших действий старшего, которые и не заставляют себя долго ждать.       Альфа нависает над растерявшимся парнем, притираясь меж разведённых ножек собственным возбуждением и коротко целуя в губы. Низкий стон вырывается из груди, потому что тяжко, потому что Тэхёна хочется до шума в ушах и боли в паху, потому что оглушающий запах бисквитов сводит с ума.       — Чёрт, Тэхён… — как в бреду шепчет Чонгук, утыкаясь в ключицу, — ты даже не представляешь, сколько всего я хочу сделать с тобой… Хочу целовать тебя долго и по-взрослому… Хочу любить тебя… Любить целыми ночами… — Альфа с силой подаётся бёдрами вперёд, проезжаясь по омежьему возбуждению, и, к своему стыду и невероятному облегчению, спускает в штаны с громким рыком.       Ну, никто же не узнает?       — С… Вами всё в порядке? — обеспокоенно спрашивает Тэхён, впервые видя мужа в таком состоянии, и робко запускает пальцы тому в волосы, очень мягкие на ощупь.       — В… полном. — Улыбается. — Ты сводишь с ума, Тэхён-и…       Чонгук опять втягивает сладкий аромат, спускаясь от ключиц ниже, не упуская и сантиметра, ибо далеко не каждому альфе предоставляется возможность обнюхать своего омегу в первую течку, буквально вживить в него свой запах навсегда…       — Ой! — Тэхён пытается отползти, когда чувствует, что альфа приспускает его штаны, и, конечно же, безуспешно.       От Чонгука не сбежать…       — Тебе понравится, Кроха, — заверяет старший и едва ли не облизывается, рассматривая аккуратный омежий член с невероятно милой, блестящей от смазки головкой. Тэхён даже тут красивый, прости Господи…       Омежка хнычет от неловкости и возбуждения, делая попытки прикрыться, но Чонгук не даёт, убирая руки младшего в стороны и заменяя их языком. Он кончиком ведёт от основания к головке, слизывая остатки семени, и обхватывает ту губами, сразу начиная посасывать.       — Не на-а-ахдо, госп…ммм... — Тэхён извивается, а альфа по основание берёт, выбивая последние крупицы разума.       Не найдя решения лучше, Тэхён принимается рассматривать балдахин, комкая в кулачках простынь и тихонько постанывая от восхитительно-постыдного ощущения влажных губ на себе.       — Не надо… — уже охрипшим голосом молит он, чувствуя новую разрядку, — п…прошу…       Чонгук все просьбы мимо ушей пропускает, усердно втягивая щёки и в какой-то момент чувствуя теплую жидкость на языке. Тэхёна всего трясёт, а альфа ухмыляется, думая о том, что он не сделал и части того, что собирается в будущем…       — Мой вкусный мальчик…

***

      Тэхён лежит на боку, рассматривая луну за окном. В теле слабость, очень хочется спать... Чонгук ещё много раз повторил с ним все эти ласки, пока возбуждение наконец не спало. На постельном белье огромное мокрое пятно от смазки, омега вымотан и крайне смущён произошедшим, а Чонгук куда-то ушёл.       — Кроха… — Пришёл.       Альфа забирается на кровать и ложится, прижимаясь к взмокшей спине супруга.       — Я набрал ванну. Тебе помочь?       — Нет! — Слишком резко и испуганно. — Я сам, сам…       А в следующую секунду от омежки и след простыл, что вызвало тихий смех у Чона. Счастливый такой смех…
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.