Приюти меня в своём сердце

      — У тебя гон… — Чонгук вздрагивает от горячего шёпота на ухо и чувствует, как маленькая ладошка скользит по груди, играясь с белыми пуговицами на рубашке, но не расстёгивая их.       Он задумался и пропустил момент, когда омега зашёл в кабинет…       Альфа блаженно улыбается, на секунду прикрывая глаза, а потом резко поднимается с кресла, притягивая мужа к себе, а тот лишь глазками своими невинно хлопает, глядя на старшего.       — Я отвлёк тебя от работы?       — Да, — отвечает Чон, прекрасно понимая, что о работе он уже и думать забыл, когда перед ним такие аппетитные розовые губки, которые Тэхён «невзначай» облизывает.       — Тогда я… могу загладить свою вину… — Омега ведёт ладошкой от плеча к торсу, спускается ниже и легонько сжимает пах, всё ещё невинно улыбаясь, когда слышит шумный выдох супруга.       — Тебе придётся хорошо постараться, Мышонок, — пошло ухмыляется Чонгук и властно целует парня, только сейчас понимая, что у того вот-вот начнётся течка.       Тэхён стоит перед ним в одном шёлковом халатике и с удовольствием на поцелуй отвечает, не переставая поглаживать пах альфы, отчего у того дыхание спирает да в ушах звенит. Даже как-то унизителен (совсем нет) тот факт, что омега одним лишь своим присутствием может заставить стоять его член по стойке смирно…       Младший первым разрывает поцелуй с громким чмоком и снова облизывается, смотря Чону прямо в глаза. Дразнит. А Чонгук стойко держится, позволяя себе лишь сильнее сжимать омежью талию в нетерпении, чем, собственно, довольствуется недолго, ибо Тэхён, ловко высвободившись, медленно, слишком медленно опускается на колени, по пути оглаживает крепкую грудь, задевая твёрдые соски, и торс через ткань рубашки.       Бесёнок.       Чонгук смотрит на омегу сверху вниз, видя, как тот с напускной сосредоточенностью и нарочито медленно расстёгивает кожаный ремень, пуговицу на брюках, собачкой вжикает, а потом рубаху, ранее заправленную, вытаскивает, не спеша вынимая пару её нижних пуговиц из петелек.       Альфа терпит. Стояк сейчас челюсть подопрёт, но он терпит.       Тэхён, прекрасно видя состояние своего альфы, решает смиловаться, приспуская брюки и высвобождая кровью налившийся член, который тут же прижался к животу, принеся хозяину невероятное облегчение. Омега, ещё раз смочив губы слюной, почти невесомо целует головку и слизывает каплю выступившего предэякулята, слишком уж довольно улыбаясь, когда Чонгук не выдерживает, подаваясь бёдрами вперёд.       — Как такой взрослый альфа может быть настолько нетерпеливым? — наигранно удивляется Тэхён, вскидывая свои густые бровки, и взглядом, полным непорочности, словно вовсе не он тут развратно сидит на коленях перед членом, глядит на мужчину, которого, кажется, начинает знатно потряхивать.       — Плохой мальчик… — только и может сказать.       — Учился у лучшего, — хмыкает омега, явно намекая, и, больше не намереваясь (очень даже намереваясь) мучить старшего, берёт внушительное возбуждение сразу в обе руки.       Тэхён обхватывает губами покрасневшую головку, проводит по ней языком и, не изменяя себе, начинает медленно до шума в Чонгуковых ушах насаживаться больше, прикрывая глаза. А от глаз альфы не ускользает, как щёки парня всё-таки покрываются лёгким румянцем, и, Боже, это не может не улыбнуть.       — Тэ… — Чонгук сглатывает, запрокидывая голову, и еле на ногах держится, когда омежка берёт почти по основание и мычит, посылая вибрации, от которых альфе дурно, очень дурно. Он запускает пятерню в светлые волосы, не вытерпев, и слегка надавливает, качнув бёдрами вперёд, а Тэхён послушно берёт глубже, с силой хватая альфу за ягодицы, отчего тот громко вскрикивает и сжимает в руке пшеничные прядки на затылке супруга.       По подбородку стекает густая слюна вперемешку с естественной смазкой и капает на пол, но омега игнорирует это, как игнорирует и чуть саднящее горло, и только старательнее заглатывает, всё так же намертво вцепившись в задницу мужа и наслаждаясь его хриплыми стонами, доносящимися сверху.       — Тэ… — повторяет Чон, чувствуя скорую разрядку. Ротик его мальчика такой горячий и влажный…       Тёплая струя стреляет в горло под низкий стон альфы, а Тэхён, мысленно улыбаясь, покорно всё глотает и отстраняется, облизываясь.       — Мой альфа такой большой и вкусный, — произносит он чуть охрипшим голосом, вытирая тыльной стороной ладони подбородок, и встаёт с колен, игриво глядя на немного потерянного после полученного оргазма Чонгука.       Пользуясь моментом, Тэхён быстро расправляется с оставшимися пуговицами на альфьей рубашке и стягивает ту, откидывая в сторону. Видя, что старший неотрывно следит за его действиями, омега, пытаясь не обращать внимания на собственные трясущиеся от течки ноги, снова улыбается и лёгким движением развязывает тёмно-синий шёлковый поясок, после чего тонкий халатик сам по себе сползает с изящных плеч, падая на пол.       — Какого чёрта ты со мной творишь?! — обречённо простонав, рычит Чонгук, имея в виду больше своё душевное состояние, и заглядывает в глаза омежке, который упустил момент, когда оказался прижатым к стене сильным мужским телом.       — Так… накажите меня, Господин Чон, — горячо шепчет Тэхён, шумно выдыхая, когда чувствует крепкую хватку на своих бёдрах.       — Ты очень… очень-очень плохой мальчик, Тэхён. — Чонгук ещё больше сжимает персиковую кожу, отрывая парня от пола.       — Вы повторяетесь. — И глубоко целует, обняв за шею.       Чонгук, поймав его совершенно бесстыдный взгляд, готов взвыть от своей беспомощности перед этими тёмно-вишнёвыми глазами и медовыми губами. Он так не играет! Альфа сильнее придавливает охнувшего парня к стене своим телом, продолжая жадно целовать своего маленького провокатора и получая в ответ не менее яростные поцелуи.       Чувствуя, что задыхается, Чонгук, вжимаясь возбуждением в возбуждение омежки, бормочет, параллельно вылизывая шею:       — Я до спальни не дойду…       Взгляд безумных глаз даёт ответ раньше, чем припухшие, сводящие с ума губы.       — И не надо.       Чонгук, рыкнув, опускает младшего на пол, а в следующую секунду, смахнув пару небольших стопок бумаг со своего рабочего стола — потом будут убирать вместе, — укладывает его обнажённой грудью на деревянную поверхность, а тот тихо поскуливает от прохлады, что коснулась возбуждённых сосков, принеся волну крупных мурашек по всему телу.       — Что же мне сделать с тобой? — немного совладав с собой, наигранно задумывается Чонгук, оглаживая круглую попку и наслаждаясь видом стекающей по бёдрам вязкой смазки.       Насыщенные запахи бисквитов и жжёного сахара вперемешку уже давно заполнили кабинет, сводя с ума обоих.       — От… отш… — кусая губы, пытается произнести Тэхён, слишком быстро приняв своё поражение, когда ладонь альфы стала нежно гладить между ягодиц.       — Я не понимаю, Кроха, — ухмыляется Чон, неотрывно следя за призывно виляющей попкой и еле сдерживаясь, чтобы не засадить этому юному мучителю по самые, прости Господи, яйца.       — Отшлёпать… — набрав в лёгкие побольше воздуха, выдыхает омежка, цепляясь пальчиками за край стола, когда ладонь, что раньше ласково гладила, громким шлепком опускается на одну из мягких половинок.       Чонгук больно закусывает губу, растирая место удара, а потом шлёпает ещё раз, видя, как моментально краснеет молочная кожа и выделяется новая порция смазки. Его мальчику явно нравится…       — Чонгук… — сипит парень, когда ощущает, как альфа трётся своим членом меж ягодиц.       — Что? — невозмутимо интересуется Чон, хотя, видит Бог, сейчас откинется от перевозбуждения и желания войти в горячую узость.       — Перестань… — молит омега, снова виляя попой.       — Ну уж нет… Полагаешь, только тебе дразнить можно? — улыбается Чонгук своей маленькой победе, в который раз шлёпая, но, конечно же, не перегибая.       — Я… больше не буду.       — Ты всегда так говоришь, — хмыкает альфа и присаживается, чтобы поцеловать красные половинки, прекрасно зная, что кожа горит, пусть Тэхёну и доставляет это удовольствие.       И вдруг отстраняется, заставляя омежку удивлённо поднять голову и обернуться. Тэхён видит, как альфа, усмехнувшись, шагает к кожаному дивану, садится на него и, стащив брюки и расставив ноги, пару раз хлопает по своему бедру, властно смотря на омегу, у которого от этого взгляда коленки привычно затряслись да смазка потекла обильнее.       Постаравшись взять себя в руки, Тэхён отзеркаливает улыбку и подходит к мужу, перекидывая стройную ножку через его мощные бёдра, удобно устраиваясь и сразу находя его губы своими. Альфа довольно мычит, одной рукой окольцовывая омежью талию, а второй зарываясь в волосы, чтобы притянуть к себе сильнее и углубить поцелуй. Но перенять инициативу не пытается, ибо ему уж слишком нравится то, как Тэхён лижет его нижнюю губу, засасывает, плавно переходя на язык и играясь уже с ним. Чонгук скоропостижно тает, сгорает, умирает и воскресает, но виду не подаёт, позволяя себе лишь жалобно простонать, когда омежка, обхватив его член и снова почувствовав свою власть, слишком медленно направляет в себя.       Чонгук как в воду глядел три года назад, когда думал, что Тэхёнова поза наездника его погубит.       — Чонгук-а-а… — низко стонет Тэхён, закатывая глаза, когда опускается на плоть полностью, а альфа готов поклясться, что услышал, как зазвенели его яйца от восторга.       Омега, вцепившись в оголённые плечи мужа, наращивает темп, сладко вскрикивая, когда Чонгук покусывает соски да попу сжимает, насаживая на себя до предела. Он выгибается, доверчиво подставляя шею под горячие губы, прижимаясь к супругу теснее грудью и животом, чувствуя, как его возбуждение приятно трётся меж их телами, и оттого стоная громче.       Оргазм настигает обоих слишком быстро из-за течки и гона. Тэхён дрожит от сладких волн по всему телу, мысленно благодаря альфу за то, что крепко держит его. Он испуганно ойкает, когда Чонгук не выходит из него, и чувствует внутри сильное давление, что только приятно растёт…       А альфа умиляется не совсем вовремя. Он так давно не видел этого потерянного выражения лица своего мальчика, который столкнулся с чем-то неизведанным и не знает, что делать…       — Тихо, Мышонок. — Он так соскучился по этой фразе! — Мы в сцепке. — Чонгук целует удивлённо приоткрывшиеся губки и не сдерживает утробного рыка, потому что для него это тоже впервые, потому что не знал, что это так прекрасно.       Чон кладёт голову постанывающего в удовольствии омежки на своё плечо, а сам руки удобнее на талии устраивает, поглаживая спину. Им так сидеть не меньше двух часов…       Тэхёну двадцать. Какой же его мальчик уже взрослый… Чонгук, как бы странно это ни звучало, готов разрыдаться, подобно самой гордой мамаше, и всхлипывать в розовый платочек, приговаривая, что его Кроха очень вырос.       Чонгука, по правде говоря, ни за кого так гордость не распирала, как за своего мужа.       Преподаватели, что приходят к омеге по сей день, не перестают нахваливать его за старательность, смышлёность, прилежность — список можно продолжать бесконечно. Не было ни дня, чтобы Тэхён элементарно поленился бы что-то делать — за исключением выходных, конечно, — это альфа обычно оттаскивал его от книг и учебников, бурча под нос что-то про то, что не унизится, не будет ревновать к бумаге с чернилами, вызывая тем самым заливистый смех младшего.       Последние два года Чонгук по просьбе супруга обучает его уверенно держаться в седле, а также большинству того, что умеет сам. Пусть Тэхён и схватывал всё на лету, моментов с ошибками было отнюдь не мало — тут-то альфа и включал своего «учитель-соблазнитель», самодовольно улыбаясь, когда понимал, что омежка всё прослушал, сосредоточившись, например, на Чонгуковой руке, что лежала на бедре сугубо в целях объяснения, разумеется.       На совершеннолетие альфа решил подарить Тэхёну собственную лошадь и остановил свой выбор на шикарной андалузской породе. Он до сих пор с улыбкой вспоминает, как омежка, гладя белоснежную гриву, расплакался и бросился мужу на шею, бормоча многочисленное «спасибо», и как имя ей долго придумывал, придя к решению назвать Грацией, уточнив у старшего, не очень ли это банально, на что тот рассмеялся и сказал, что банальнее «Торнадо» ему точно не светит. Они стали ещё чаще кататься в домик у озера, где всё было пропитано романтикой, нежностью и взаимной страстью на узенькой, но невероятно уютной кровати.       А ещё Тэхён решил, что хочет писать. И кто такой Чонгук, чтобы не поддержать его в этом? К тому же омежка лишь просил читать его «пробы пера» в виде маленьких рассказов и говорить исключительно правду. Чонгук и говорил. Возможно, он просто слишком любит Тэхёна, возможно, совсем не разбирается в ремесле писателя, но Чон, честно, видел потенциал. Тэхён от похвалы смущался, приговаривая, что выбрать в единственные критики собственного мужа было плохой идеей, на что последний в какой-то момент надулся подобно маленькому ребёнку и отправил к Намджуну, мол, тот точно разбирается.       Старший альфа, конечно же, не стал, как Чонгук, говорить что-то по типу «оу, мой мальчик такой талантливый, это так возбуждает, иди ко мне, Тэхён-а», но тоже оценил, сказав, что неплохо, но есть куда расти и над чем серьёзно работать. Ох, и долго же омежка тогда «вымаливал прощение» у супруга за то, что записал его в слишком, слишком заинтересованные лица.       К слову, буквально месяц назад, парень закончил свою полноценную книгу, на которую ушёл год и в которой Чонгук узнал их с ним историю, позорно растрогавшись, и ещё неделю ходил, изредка шмыгая носом. Сказать, что Тэхён был в шоке, не сказать совершенно ничего. Книжке ход давать он не собирался, решив, что пойдёт в издательство только тогда, когда будет в себе уверен.       Чонгука не может не радовать и тот факт, что омега стал куда смелее и решительнее во всех отношениях. В первую очередь, окончательно принял, что любит и любим. Принял то, что Чонгук своей жизни без него не видит, как и он без Чонгука, принял свою сказку, о которой до последнего боялся мечтать, одёргивая себя.       — Я люблю тебя… Очень-очень люблю… — шепчет измотанный Тэхён в альфью шею и крепче обнимает, в который раз вздрагивая и пачкая живот мужа.       — И я тебя, Кроха. — Альфа улыбается, покрывая невесомыми поцелуями хрупкое плечико.

***

      Поцелуи-бабочки беспорядочно порхают по нежной щёчке, заставляя омежку сонно мычать, улыбаясь, и жмуриться.       — Ещё пять минуточек, — просит он, слабо пихая разыгравшегося альфу в грудь.       — Тэхён-а, ты сам просил тебя разбудить пораньше, потому что не сделал задание мистера Ли.       — А из-за кого я его не сделал вчера вечером? — с ноткой недовольства бубнит омега, всё же сдаваясь и подставляя лицо под губы мужа.       — Не понимаю, о чём ты, — смеётся Чонгук, за что тут же получает несильный шлепок по плечу. — Пошли завтракать.       Альфа отстраняется, с улыбкой наблюдая за тем, как младший тут же заворачивается обратно в одеяло, промычав еле различимое «Да, да, ты иди, я сейчас…». Тэхён всегда любил подольше поспать, но в последнее время он, жалуясь на усталость, проводит в кровати ещё больше времени…       Видя, как супруг, видимо, почувствовав угрожающий Чонов взгляд на себе, закопошился и недовольно высунул растрёпанную макушку, Чонгук довольно хмыкает и выходит из комнаты, зная, что теперь-то младший точно встанет.       Спустившись к столу, который был уже давно накрыт, альфа, глупо улыбаясь, пока этого никто не видит, садится на своё место и принимается ждать омегу, который пришёл достаточно скоро. В разных тапочках, в Чонгуковой рубашке наизнанку, сонный, с небольшим гнездом на голове, но всё равно самый очаровательный.       — Ты чего? — спрашивает Тэхён и сонно глазки кулачками трёт, вызывая у альфы, что и так до этого улыбался, прилив нежности, умиления и желания обниматься.       — Ты такой хорошенький, — нараспев тянет Чон и сажает мужа к себе на колени боком, потянув за руку, отчего тот ойкает, но быстро расслабляется и тоже улыбается, глядя на старшего, чьё лицо сейчас выражает исключительно ребячество и детскую радость от маленькой шалости.       — Такое дитё, — издаёт смешок омега и тянется за кружкой с какао под недоумённый взгляд чёрных глаз.       — Разве я похож на ребёнка?       — Очень, — довольно кивает парень, слегка болтая ножками, и отпивает немного любимого напитка, сморщив нос от удовольствия.       — И когда ты успел стать таким дерзким, м-м? — деланно удивляется мужчина, укладывая подбородок на плечо, прикрытое лишь тонкой тканью белой рубахи, и любуется своим хихикающим мальчиком, делающим ещё один глоток какао.       — Отвезёшь меня к Чимину ближе к вечеру? — вдруг вспомнив, спрашивает омега.       — Отвезу, — кивает Чонгук, — ничего же не случилось?       — Ну… — Тэхён пожимает плечами. — Знаешь же, что Юнги уехал по делам и вернётся только завтра утром, ну, а у хёна волосы на голове шевелятся только при одной мысли о том, чтобы укладывать омежек без него.       Чонгук понимающе хмыкает.       — Близнецы и правда без него как два маленьких дьявола. Никогда бы не подумал, что Юнги способен так влиять на детей… — рассуждает альфа, не замечая чуть погрустневшее лицо супруга. — А ведь им только годик! Только представь, что будет, когда подрастут… Да им тишины и покоя не видать как собственных ушей. — И посмеивается.       — Наверное, только у Намджуна дети с пелёнок познают смысл существования, оттого и ведут себя спокойно, — соглашается Тэхён и откусывает протянутое ему варёное яйцо, которое альфа любезно почистил, пока говорил. Не то чтобы Чонгук считал, но Тэхён за последние три недели съел так много яиц…       — Точно.       Омега на его коленях довольно жуёт свой завтрак, откусывая ещё и вдруг начиная жевать медленнее, словно пытается распробовать получше.       — Что такое, Тэ?       — А… С яйцом всё в порядке? — Тэхён недоверчиво косится на еду в Чонгуковых руках, всё пытаясь понять, почему такой странный вкус.       — Конечно. — Альфа на всякий случай сам кусает, дабы убедиться, а Тэхён берёт его за запястье, поднося к носу оставшийся белок, и тут же морщится с отвращением.       — Оно испортилось!       Как по щелчку пальцев к горлу подступает неприятный ком тошноты, и омега едва успевает соскочить с колен мужа и унестись в ванную, куда за ним ломанулся и опешивший Чонгук, бросив злосчастное яйцо в первую попавшуюся тарелку.       — Тэ… — обеспокоенно зовёт он согнувшегося над ванной парня, видя, как из того выходит недавний завтрак, и подходит ближе, чтобы погладить меж лопаток.       — Не… не смотри… — смущённо хрипит Тэхён. — Уйди… Я сейчас выйду.       — Не говори глупостей. — Альфа садится на бортик ванны и, дотянувшись до полотенца, закидывает его себе на плечо, помогая ослабевшему Тэхёну умыться и почистить зубы. — Надо позвать господина Кима… — задумчиво тянет он, тут же встречаясь с удивлёнными глазами.       — Зачем? Со мной всё в порядке! — уверяет младший. — Просто яйцо испортилось…       — Оно свежее, Кроха.       — Но оно пахло странно… — При одной мысли о неприятном запахе носик снова сам по себе морщится.       Тэхён слишком внезапно чувствует небывалую слабость во всех мышцах, цепляясь за рукав не на шутку обеспокоенного альфы. Чоново лицо видно становится размыто…       — Тэхён?!       Чонгук успевает поймать свалившегося без сознания омегу, подхватывая его на руки и вынося из ванной.

***

      — Дядя, он будет жить?! Может, то яйцо и правда тухлое было? Но я ведь тоже ел! Почему со мной всё нормально?! Это потому что он их месяц без остановки лопает? Переел? — Чонгук по классике жанра заваливает вышедшего из их спальни бету вопросами. Пусть не очень умными, но очень важными.       — Да успокойся ты, Чонгук-а, — Чжихван мягко отцепляет от себя дрожащие пальцы альфы, — а то бледнее своего беременного супруга…       — Какая сейчас разница, как я сейчас выгляжу?! — Чон начинает злиться. — Скажите мне лучше, что с Тэхёном! Погодите…       Чжихван растягивает губы в улыбке, наблюдая за тем, как младший пытается воспроизвести его секундами ранее сказанные слова.       — К…какого супруга? — только и выдаёт воспалённый мозг бедного альфы.       — Твоего, Чонгук, — смеётся доктор, складывая руки на груди.       — Да понятно, что не соседского! — хмурится Чон. — Б-б… Б-б?       — Бе-ре-мен-но-го, — по слогам произносит бета, на всякий случай готовясь поймать сошедшего с ума от счастья парня.       — Б-б…       А нет. Кажется, он просто разучился разговаривать.       — А… сколько? — Чонгук глупо хлопает глазами и стучит пальцем по своим наручным часам.       Чжихван бы пошутил сейчас, но решает пожалеть сына лучшего друга.       — Около двух месяцев.       — Двух… — выдыхает альфа, понимая, что у них всё получилось ещё в первую сцепку.       — Поздравляю. — Бета хлопает его по плечу и улыбается тепло, пока Чонгук пытается переварить новость. — Я написал все рекомендации на листочке, потому что слушать ты сейчас вряд ли будешь в состоянии. — Чжихван, посмеиваясь, кладёт сложенную втрое бумажку в карман Чонгуковой рубашки. — Я думал, что Юнги выглядел смешно, но твоё выражение лица определённо победило.       — Спасибо… — Чонгук сейчас ни то заплачет, ни то засмеётся.       — Эй, всё хорошо, чего ты нюни распустил, а? — деланно хмурится мужчина, ероша волосы одного мило растерявшегося мальчишки, который узнал, что станет отцом.       — Дядя, ты прости, но я пойду к нему… к ним, ладно?       — Конечно. Если что, обязательно зови.       — Да…       Больше не медля ни секунды, Чонгук почти с ноги открывает дверь в спальню, где на их кровати лежит омежка, укрытый одеялом. Альфа осторожно присаживается на край рядом с ещё не очнувшимся супругом и светлые прядки с влажного лба убирает. Чуть поразмыслив, он дрожащими руками стягивает с Тэхёна одеяло и тут же наклоняется, принюхиваясь.       Он, остолоп, даже не заметил, что запах его омеги изменился… Совсем немножко, но изменился же!       Недолго думая, Чонгук и вовсе прижимается ухом к животу, сам не зная, что хочет услышать. Подумать только… У него теперь будет два крохи! Два сокровища! Два смысла жизни…       — Мы будем тебя ждать, крошка, — шепчет альфа куда-то в район пупка, целуя через ткань.       — Чонгук, моё лицо немного выше… — доносится сверху, и Чон вздрагивает, поднимаясь и встречаясь с расфокусированным взглядом Тэхёна. — Я ничего не услышал.       — А я не тебе говорил. — Улыбается Чонгук сейчас, надо сказать, совсем по-идиотски.       — А кому? — Омега, чуть привстав, даже вертит головой по сторонам, но никого больше не видит.       — Нашему малышу, Кроха.       Не успевает Тэхён удивиться и отреагировать в принципе, как чувствует тёплую ладонь мужа на животе и чуть влажные губы на своих. Чонгук целует мягко, благодарно и слёз всё-таки не сдерживает, не переставая поглаживать ещё плоский животик и ощущая на языке такую же солёную влагу.

***

      Кто ж знал, что так получится…       Чонгук нарезает круги около ванной, то и дело прикрывая рот ладошкой при новых позывах и почти слёзно умоляя Тэхёна побыстрее, потому что унитаз пугать сейчас его очередь! Как только мало что понимающий омега всё же выходит, Чон пулей залетает внутрь.       — Может, ты съел что-нибудь не то? — предполагает Тэхён, поглаживая плечо супруга одной рукой, а вторую уложив на свой едва заметный живот.       — Каждый день в течение месяца…       — Тогда давай обратимся к доктору Киму! — не унимается омега.       — Само пройдёт, не волнуйся, Кроха, тебе нельзя, — мягко улыбается Чонгук. — Я скоро вернусь, не скучай, — говорит он и, быстро чмокнув мужа в щёку, уходит на работу.       Это и правда скоро прошло само. К слову, у Тэхёна тоже… Но с облегчением альфа вздохнул слишком рано. У него начались боли в пояснице, ногах, он стал есть всё, что не приколочено, и, кажется, очень чувствительным. Поначалу Чон внимания на это старался не обращать, списывая всё то на усталость, то на старость под косые взгляды омеги, который всё чаще и чаще сопоставлял «недуги» старшего со своими, но потом случилось то, что таки сподвигло обратиться к врачу.       Финиш, одним словом. Пару дней назад, когда они вчетвером во главе с отцом обсуждали текущие дела, Чонгук внезапно попросил Юнги принести ему понюхать кирпича. И был послан в задницу за такие шуточки в столь неуместный момент, разумеется. И разрыдался под шокированные лица старших, приговаривая, что его никто не любит. Хороший такой звоночек был… Кирпич ему тогда, надо отдать Юнги должное, всё-таки добыли, чтоб не ныл.       Узнать, что же случилось с Чонгуком, собрались все. Чжихван вокруг да около ходить не стал, сказав диагноз сразу: ложная беременность. Сказал, что такое бывает довольно редко с альфами, которые сильно переживают за омегу и ребёнка или которые истинные, вследствие чего перенимают некоторые симптомы у супругов, а иногда и все. У Чонгука два попадания из двух.       Ржали всей семьёй, сильнее ржали, когда узнали, что может ещё и молоко выделяться, а понарошку беременный альфа снова так и норовил разрыдаться. Только Тэхён, обеспокоенный и нервно поглаживающий свой округлившийся живот, успокаивал, говоря, что всё будет хорошо и что ему хотя бы не надо по-настоящему рожать, чем вызывал новый приступ смеха у всех присутствующих.       — Чонгук-а, не переживай, зато мне ночью хомячить нескучно! — подбадривает мужа повеселевший омежка, шикая на сложившихся пополам Намджуна и Юнги.       — Чонгук, — вдруг зовёт серьёзный Хосок, присаживаясь рядом с сыном на подлокотник кресла.       — Что?       — Я… Кофе хочу…       Альфа непонимающе смотрит на отца, но через секунду становится ясно всё.       — Ты ж плеснёшь молочка?       — Десять из десяти, отец! — аплодирует ржущий Намджун рядом с Юнги, который держится за живот и вот-вот начнёт валяться по полу.       — Отец, на тебя-то что нашло? — хлопает пушистыми ресничками Тэхён и поочерёдно пихает локтями красных до кончиков ушей Джина и Чимина, что, кажется, скоро задохнутся со смеху.       — Вы детей своим ржачем пугаете, — обиженно бубнит Чонгук и ловит так удачно подошедшего к нему Хёнджуна, усаживая того на колени и еле сдерживаясь, чтобы не начать жаловаться ему на всех и вся.       — Дядя, не обласяй на них внимания, — уверенно говорит альфочка, глядя на Чонгука, — тебе незя воноваться. — И по чёрной макушке гладит своей маленькой ладошкой.       — Моя школа! — восклицает гордо Юнги — единственный, кто способен разговаривать в этот момент.       — Маленький предатель, — возмущается Чонгук, а потом замечает хихикающего Тэхёна, — и ты туда же?       — Прости, прости, — просит омежка, смахивая маленькую слёзку в уголке глаза, — но это… Боже, прости... — И смеётся.       На самом деле, Чонгук везунчик, хоть сразу и не скажешь. Чжихван сказал, что всё это может не пройти вплоть до родов Тэхёна, но уже на седьмом месяце синдром пошёл на ощутимый спад и через пару недель вовсе канул в небытие. А вот от колких и совершенно дурацких шуточек братьев, которые будут теперь преследовать долгие годы, избавиться не удалось…       Только Тэхёну тяжелее стало. И то ли из-за срока, то ли Чонгук забирал часть неприятных ощущений, но боли в пояснице стали сильнее, а аппетит усилился в разы. Альфа всё равно поднимался вместе с мужем по ночам, чтобы покормить его, и, глядя на то, с каким удовольствием тот лопает рыбу с пирожным, был в шоке с факта, что какой-то месяц назад он наворачивал подобное с ним на пару. Ужас…       А ещё Тэхён целоваться хотел постоянно. И Чон, стоит отметить, рад безмерно, что это желание заменило просьбы понюхать кирпич — даже Чонгук тут с себя помирает — или лизнуть кору пальмы на необитаемом острове, как это было у Джина по рассказам Намджуна. Омежка мог с лёгкостью прийти к нему в кабинет и бесстыдно усесться на бёдра, попросив уделить всего пять минуточек, а потом затягивая альфу в поцелуи на полчаса, иной раз с приятным бонусом в виде продолжения.       Чонгук совсем не против, правда. Он любит Тэхёна, любит его губы, круглый аккуратный животик, что трогательно упирается в его пресс, тоже безумно любит, а гладить его доставляет альфе отдельное удовольствие, как и нюхать беременного мужа.       — А кого ты хочешь больше? — интересуется омежка, когда они уже улеглись спать.       У Чонгука два брата имели дело с беременными омегами. Чонгук не попадётся на эту удочку, прекрасно помня их рассказы о том, как спали на диване.       — Мне всё равно. Просто хочу поскорее уже взять на руки нашего крошку. — На самом деле, правда, если не считать того, что на долю доли процента больше Чонгуку хочется альфу. Это нормально, это простительно, но он не расскажет. Намджун с Юнги уже сказали эту правду в своё время, и им даже после пару раз припоминали, ведь у обоих родились омежки. Нет-нет, Чонгук привык учиться на чужих ошибках.       — Да знаю я, что ты альфу больше хочешь, — спокойно хмыкает Тэхён и тихо смеётся с удивлённого лица супруга, который так и не уловил, в каком месте прокололся.       — Если только на са-а-а-а-амую малость… — Альфа для верности складывает большой и указательный палец, наглядно демонстрируя.       — Вот и попался.       — Ну Мышо-онок, я буду любить его в любом случае, — говорит Чонгук и теснее прижимается к спине младшего, укладывая руку тому на живот и поглаживая.       — Я знаю, — мягко улыбается омега, — ой…       — Он тоже знает! — счастливо шепчет Чонгук с улыбкой от уха до уха и прижимает ладонь чуть сильнее, тут же получая ещё один ощутимый толчок. — Если это омежка, то с уверенностью могу сказать, что за пояс заткнёт любого альфу! — гордо заявляет, не переставая улыбаться.       — Только устраивайте бои без правил вне моего живота, пожалуйста. — Тэхён болезненно ойкает от очередного пинка, кладя свою руку поверх альфьей, и улыбается шире.       — Ладно-ладно, — смеётся альфа и делает пару круговых поглаживаний, прекрасно зная, что так с лёгкостью можно успокоить разыгравшегося малыша, — так хорошо? — интересуется он, обнимая низ живота мужа и подкладывая ладонь под бок.       — Угу, — отзывается Тэхён и немного кряхтит, укладываясь поудобнее, — и ушко целуй.       — Я помню, Мышонок, — хмыкает старший и выполняет просьбу.       Как тут забыть? Последние три месяца омега без его руки на животе и губ на ухе не засыпает. А Чонгук и рад. Это ведь куда лучше и приятнее, чем объяснять плачущему омеге, что он не может достать ему целую пальму, верно? Вот и Чонгук так считает.

***

      Чонгук снова дежурит у двери собственной спальни, на периферии сознания полагая, что это его наказание за грехи в прошлой жизни. Это всего третий раз, но будто первый, правда! И страшнее в сто крат. Тэхён кричит там уже три с лишним часа, а его не пустили! Чжихван сказал, что альфа только помешает. Ну вот как Чонгук помешать может?! Тэхёну же спокойнее будет!       Альфа спускается вниз по стенке, с силой сжимая волосы на затылке обеими руками, и жмурится, не в силах больше слышать эти душераздирающие крики и просьбы врача тужиться. Все могут шутить сколько угодно, а Чонгук с радостью бы перенёс эту боль вместо его маленького мальчика…       В какой-то момент звуки стихают, а им на смену приходит тот, который заставляет сердце мужчины взволнованно трепыхнуться и начать биться, словно птица в клетке. Плач. Он слышит детский плач! Зачем-то наспех поправив подобие причёски, Чонгук вскакивает и принимается гипнотизировать дверь, которая открывается только через долгих и мучительных пятнадцать минут.       Чон видит Чжихвана с маленьким белым свёрточком в руках и без слов тянется к нему. А сам трясётся…       — У тебя крепенький омежка, — улыбается бета, передавая младенца счастливому отцу, чьи глаза увеличиваются в размерах при разглядывании крошечного носика, крошечных губок… Крошечного всего!       — А почему такой лёгкий? — Чонгук один раз шмыгает носом, очень туго соображая.       — В следующий раз принесу тебе детёныша слона, крольчатина накачанная, — усмехается вымученный доктор. — Всё с ним хорошо, успокойся.       Наверное, в этой семейке только Намджун адекватный. Юнги, держа на руках сразу двух малышей, его вообще спросил, мол, откуда столько много, заставляя уставшего после долгих родов бету выпучить глаза и сначала даже не найтись, что ответить. Минутой позже он ему, правда, выдал, что, сколько сделал, столько и получай, наблюдая за счастливой улыбкой напротив, которая по мере осознания становилась только ярче.       — А…Тэхён? Он…       — Скоро придёт в себя, не волнуйся, — тут же успокаивает Чжихван.       Чонгук облегчённо выдыхает, возвращая своё внимание к маленькому комочку счастья в его руках.       — Добро пожаловать, Солнышко, — шепчет он, чувствуя руку беты на своём плече и то, как глаза снова предательски щиплет.       Он не нюня! Просто так получается…

***

      Чонгук то сверху нависнет, то сбоку глянет, то так посмотрит, то сяк поглядит, а насмотреться всё не может. За окном уже светает, а он за спящим сыном всё наблюдает, не смыкая глаз и периодически целуя то в малюсенький носик, то в щёчку совсем невесомо. Тэхён тоже спит, набираясь сил, но альфа будил его два раза за ночь, чтобы покормить малютку.       Омежка губками во сне причмокнет, а Чонгук пищать готов и рассказывать всему миру об этом чудном явлении, которое он узрел собственными глазами. При всей своей любви к детям он не понимал, как вечно суровый и колючий Мин Юнги превращается в одну сплошную розовую соплю рядом со своими омежками, а постоянно рассудительный Намджун — в третьего ребёнка Джина.       Теперь понятно стало всё. И Чонгук ещё никогда не чувствовал себя настолько счастливым.