Кэт понимает, что на грани своего спокойствия, когда видит очередной «положительный».
Вечером пишет, а затем звонит Данте. Но вместо нее отвечает Пенни. Кэт трясется, когда слышит его голос. Сдерживает стоны — бежит на улицу. Нужно потеряться в толпе и мыслях. Нужно на время отпустить себя. Телефон так и остается в руках Пенн.«Что, блять, произошло? Где она?»
«На улице, Данте, она просто вышла в магазин, и…»
«И?»
«… она скоро придет и перезвонит тебе, ладно?»
Ни завтра, ни через неделю Кэт не перезванивает.
В руках брошюра с не самой приятной рекламой. Рядом лежат книги и засохшие травы. От одного понимания спящая к собственному телу ненависть начинает подавать признаки жизни. А вот ей хочется уснуть навечно. Медиум поднимает с пола телефон и смотрит на имя. Пожалуйста, не сейчас. Данте ломает стол одним ударом кулака, затем впивается пальцами в волосы и тянет их. Прикрывает глаза — вспоминает, как это делала Кэт в последний раз, — стонет сквозь зубы. Нахер ему сдалась эта поездка? Ах, да, два нефилима на приеме лучше, чем один скучный Верг. Нахер. Просто ответь, я знаю, что ты слышишь. Смотрит на разбитую рамку и небрежно поднимает фотографию: он, Кэт, брат и еще люди из Совета. Все одеты с иголочки (скольких нервов это стоило), все расслабленно смотрят на него сейчас, а он — на Кэт. Они тогда так и не досидели до конца: Данте просто вынес ее через окно гостиной, либо мы уходим домой, либо я закрываю к хренам эту комнату, черт, Кэт, держи херову дистанцию, пока я не… В порядке. Ха. Ни он, ни она вообще не в порядке. Данте горазд пешком вернуться в свой город (по воде гребанным маршем пойдет), если у них действительно все в порядке.«Я никогда, ты слышишь, никогда не пойду против тебя, Кэт, но… почему нет?»
«Ты знаешь! Ты держишь в руках документ о детях, которым мы никогда не сможем помочь. Они мертвы, понимаешь? Их родители тоже. Ты хочешь так?»
«Так не будет! Блять, Кэт, послушай… Мы… Я… Все будет хорошо. Мы сделаем это, когда ты будешь готова»
«А если я никогда не буду? Если у нас ничего не получится?.. Я боюсь, Данте»
«Я буду рядом. Обещаю»
Медиум тупо пялится в зеркало, задрав майку до груди. Похудела, осунулась — трогает впалые щеки, хныкает, когда видит синеву под глазами. Боль — не фантомная, а настоящая, сжигающая, — внутри сбивает с ног, заставляя лечь на холодный пол. Кэт дотрагивается дрожащими пальцами до живота. Не может заставить себя полноценного коснуться. Считает до пятнадцати секунд и отдергивает, словно все это время держала руку над языками пламени. В горле совсем сухо. Она должна идти.«Опять идешь туда?»
«Да, Пенни, я…»
«Зайди за молоком к Мартину на обратной дороге»
Прохлада улицы никак не помогает телу успокоиться. Данте сидит на проезжей части дороги возле клуба и с отвращением смотрит на бутылку, но потом все равно присасывается к горлышку и делает несколько больших глотков. На нем дорогой костюм и порванный галстук с рубашкой. Низ живота ощущает липкий слой губной помады. Нефилим смотрит на свои костяшки и слизывает с них чужую кровь. Ему нужно снять блядское напряжение. Срочно. Тебя же никак не трогает наша встреча с Кэт?.. Да? Черт, она такая недотрога, если бы я не знал, что ты ее поттрахивал все это время, то ушел бы даже до десерта. — На какой хер тебе важно, что я… был с ней? — Ты каждый «уголок» Лимбо метил, а тут внезапно притих. И с кем? С ней, Данте. Просто признайся, что в тихом омуте и дырки качественнее… Блять, Данте, какого хера?.. Сука, ты мне нос сломал!.. Вергилий! Убери его! Убери!.. Едва заметное движение слева. Данте не шевелится — не двигается с места, не уступает его брату. Отмахивается, когда Вергилий придирчиво осматривается и предлагает вернуться в отель. К клубам он равнодушен (предпочитает другие варианты «отдыха»), поэтому смотрит на покидающих заведение нечитаемым взглядом. Беззаботные и пьяные — им явно все равно на завтрашний день и его проблемы. Тот блюющий хотя бы видит разницу до ублюдка и после его смерти? Потому что сам нефилим с трудом различает что-либо здесь. Только вот всем вокруг хорошо, а Данте — нет. И Вергилий знает причину. Теперь уже все бывшие спонсоры знают. И ему жаль. Честно жаль, что потраченное впустую время не вернуть. Бессмысленные разговоры и извинения этих идиотов никоем образом не помогли — ему теперь точно придется задержаться. Но Данте отправится домой, в крайнем случае, по частям к порогу его временного заместителя. Потому что портит работу, настроение и жизнь, в частности, своим унылым… Такое себе подобие поддержки рядом вообще не помогает. Данте ложится на асфальт и смотрит вверх. Я заебался. — Твой рейс рано утром. — Что я, блять, сделал не так, чтобы быть в этом ебаном месте? — Стал моим кровным братом. — Где твои херовы мозги, когда они действительно нужны? — Анализируют ситуацию, ищут оптимальный вариант выхода. — И как? — Ты сейчас держишь руку на том шраме? — Да. — Значит тащи задницу в отель и проспись. Я не собираюсь доплачивать еще и за твое опоздание. Здесь огни большого города совсем не следят за ними, позволяя без проблем добраться до ночлега. Но в Лимбо-сити скрыться не получается. Кэт сидит на самых дальних качелях и затравленным взглядом смотрит на небольшую группу беспризорных детей. Те громко обсуждают что-то. До медиума лишь долетает пару слов: мост, старый гараж и подвал клуба. Каждый отстаивает свое слово и дело вот-вот дойдет до кулаков, но все стихает разом, когда рядом с ними слышится тихий кашель. Грязные, громкие и напуганные. Они несмело садятся в машину и молчат до самого прибытия в детский дом. Кэт видит, как панически округляются их глаза и как они пытаются тихо дергать ручки. Она понимает — вспоминает и сама уже дрожит. Но оборачивается к детям и натягивает теплую улыбку. Я контролирую этот дом. Вы будете в порядке. — Обещаете? — Обещаю. Придирчиво осматривает фасад и крепче сжимает ладошку самого младшего из детей. Обеспокоенно осматривает старшего и сжимает губы, когда тот просит дать ему денег, чтобы добраться до матери и сестры. Кэт не верит ему ровно до тех пор, пока тот не показывает старую, по краям обгоревшую фотографию. Почему-то от этого в горле резко запершило. Сколько видела такие семейные фотографии, столько тихо плакала. Несбыточные мечты теперь можно рукой пощупать, но легче от этого не становится. Мальчик отправляется домой (что он делал здесь?) с одним из работников. Он недовольно сверлит затылок медиума, но не смеет не сказать «спасибо», когда ему в руки протягивают конверт и две огромные сумки продуктов. Кэт забывает отдать тому фотографию. На секунду в голове появляется безумная картина, вселяющая раздирающую мысль.Она не хочет так.
Ложь.
Данте знает, что Кэт его избегает. Смотрит колючим взглядом сквозь толпу и не позволяет себе быть замеченным. Уважает ее чувства. Ладно. Старается уважать. Шесть раз. Она была в госпитале шесть раз. Сейчас седьмой. Нефилим не понимает — каждый раз видит слезы. Она будто бы убегает. Тяжело дышит сквозь стиснутые зубы — сраная Пенни ни слова не говорит. Как-то предупреждающе улыбается. Как-то хреново прячет напряжение в глазах. Не дает ему пройти и забрать плащ из квартиры — блядски раздражающе смеется, когда тот вместо ответа шлет ее к херам, — не должны ебать ее такие моменты. Данте знает, что найдет там ответы. Видит. Чувствует. Не поворачивается. Внизу тянет, а руки дрожат. Кожа все еще покрыта мурашками после липкого геля. Она впервые пошла туда. Непонятные чувства. Незнакомые. Уже больше пятнадцати секунд. Уже больше прикосновений. Смотрит в зеркало — вот так, чуток вправо, боком. Есть ли изменения? Возможно. Еще чуть-чуть. Она подумает еще чуть-чуть. Когда станет поздно. Когда ее «еще можно» станет его «мы справимся». Данте бы… Данте бы все равно был рядом. Он хороший, правда?Кэт так сильно по нему соскучилась.
Дверь. Между ним и Кэт хлипкая дверь, которую Данте готов снести одним ударом ноги. Потому что.. ... сегодня утром она написала ему. И он мог бы сделать вид, что не заметил. Что он самый занятой человек в Лимбо-сити. И вообще ебал эти молчание и неизвестность. Но он здесь. Стоит. Думает. Слышит шаги, тихий шепот. Она там. Хорошо. Просто возьмись за сраную ручку двери. Вот так. Поверни. Да, очень хорошо. Выдохни. И иди уже, блять. Заебал. Болезненная бледность. Разваленная комната. Она среди этого хаоса и смотрит на него, словно ожидает приговора. Следит за передвижением, обнимает саму себя руками и, наконец, садится на кровать. Травы и листы — один сплошной сомнительный ковер, исчезающий из-за ветра. Здесь холодно. Кэт дрожит. Панически осматривает недавние листы на полу и испуганно выдыхает, когда Данте садится на корточки и начинает молча перебирать их. Первый лист абсолютно нелогичен и изрисован — только чистое пятно в середине среди мрака. Второй — слова. Тот же хаос. Она плакала? Из-за него? Опять? Третий, четвертый, пятый… Не понимает. Шифруется даже здесь. Встает, открывает рот и… видит. Тонкие дрожащие пальцы держат что-то небольшое и квадратное — черное с просветами в центре. Ты не шутишь, Кэт? Смотрит снизу вверх. Не верит даже, когда проникает теплой ладонью под кофту и касается кожи. Правда, Кэт? Смотрит прямо в глаза. Полностью обнажен ими. Склоняет голову в бок, дышит спокойнее — чувствует сначала пальцы на щеке, а затем поцелуй — там, что чуть ниже губ. Тихо смеется. Ты можешь сказать это сейчас?Я беременна.