Zu dieser Zeit an diesem Ort

Прогуливаясь до речушки, именуемой здесь Ромашкой за огромное количество этих цветов у самого берега, Ландерс рассказывал офигительные истории из своей жизни, приключившиеся с ним за последнее время. Он чувствовал себя таким нужным, таким неодиноким, впервые за долгое время ему было с кем поговорить и обсудить все, что не получалось с друзьями. Ведь у всех у них уже были семьи, и выбраться удавалось редко. О, как он благословил эти вылазки по выходным, когда один из приятелей находил-таки место в своем графике между восьмичасовым рабочим днем и семейными делами и встречался со старым другом. Правда, звонки от назойливых начальников и жен не всегда в полной мере давали им насладиться теми недолгими минутами вместе. Но другого варианта не находилось. Шнайдер слушал Пауля и все отчетливее понимал, что не ошибся. Именно с этим человеком он хотел бы провести остаток дней, и никого ему больше было не надо. Они могли бы жить даже в какой-нибудь глуши, да хоть на краю света, где нет ни электричества, ни связи, и Шнай был бы счастлив. — Ты слушаешь? — Из его мечтаний мужчину вырывает голос Пауля. Он улыбается. — Ну конечно, я тебя слушаю. А еще любуюсь твоими глазами, в которых отражаются солнечные блики. Тебе говорили, какие невероятно красивые у тебя черты лица? Пауль отвернулся, пряча красное от смущения лицо. Разумеется, ему говорили это, но немного в иной обстановке и не с целью похвалить, а просто как якобы факт. Но эти слова никогда не воспринимались им всерьез. Однако теперь Хайко чувствовал искренность и хотел доверять всему, что говорит ему его приятель. — Полагаю, что нет, — ответил наконец он, поворачиваясь и жмурясь от солнца. — А тебе говорили, что в детстве ты так часто смотрел на море, что оно решило там и остаться? — озвучил Пауль то, что придумал на ходу. Ему и правда нравились его глаза. Так почему же не сказать об этом? — Говорили, — вдруг ответил Дум. — Но я не верил. А тебе почему-то хочется. — Вот как. — Пауль сморщил нос. — Тогда догони! Он несся по ярко-зеленому склону, усыпанному цветами, и в этот момент хотелось забыть обо всем на свете. Он чувствовал себя беззаботным ребенком, которого выпустили поиграть с другом на речку, только теперь они совсем уже не дети, и могут делать абсолютно все, что захотят. Например, искупаться в той странной речушке. Только подумав об этом, Пауль остановился, не учтя того, что с отставанием в два шага за ним бежит длинноногий друг, который непременно врежется ему в спину, и оба покатятся кубарем, пачкая одежду травой, которую, кстати, потом очень непросто будет отстирать. — Поймал. — Запыхавшийся Шнай прижал Хайко к земле и откинул с лица кудри, всматриваясь в серьезную мину Ландерса. — Ты чего такой загруженный? — Детство вспомнил, — улыбкой ответил тот. — Захотелось в речке искупаться. — Понимаю. Мы с друзьями, когда мелкие были, всегда тут играли, пока однажды одна девочка не утонула. — У тебя все самые радостные и приятные воспоминания ассоциируются с детством? — поерзал Пауль, чувствуя, как вся ностальгия куда-то улетучилась. Даже повеяло холодом. — Прости, — сморщился Шнай. — Надо же было тебя отговорить лезть в этот водоем. — Так ты все это выдумал! — догадался Пауль. — Ну ты и… Но договорить ему не дал смеющийся мужчина, нависший над ним и прижавший его руки к земле. — Не хочешь повторить? Пауль поджал губы. С одной стороны, он уже четко высказал свою позицию относительно своей ориентации, и ни ту, ни другую менять не собирался. Но с другой… это так заманчиво, так запретно. И у него давно не было женщины. А этот мастер на все руки смог дать ему понять, что он нравится, что он желанен. К тому же, вчерашний сон был явно не просто так. — Я уже совсем запутался, — признался Хайко, но слишком поздно для того, чтобы на что-то повлиять. Пауль приоткрыл рот, а мужчина счел это за согласие и приник к желанным губам, по вкусу напомнившие ему лето. Пауль ни о чем не жалел и всецело отдавался ласкам, заверенный Думом, что дорога эта позабыта и заброшена, и никто сюда не сунется. Вскоре невинные поцелуи перешли в жаркие и страстные, начиная спускаться все ниже. Пауль извивался и все не давал стащить с себя майку, но, стоило Шнаю лизнуть его в шею, как он позволил раздеть себя. Он был невероятно возбужден, но ужасно стеснялся этого. «Меня не возбуждают мужчины, мне нравятся девушки», — повторял его мозг, но тело было с ним не согласно. Оно хотело иного. Дорвавшись до желанного тела, Шнайдер облизывал, целовал и кусал каждый его сантиметр. Он словно боялся, что его отнимут, боялся, что вот-вот проснется, и все это окажется сном — вот настолько реальность была потрясающа. Пауль, прямо как в его фантазиях, извивался под ним и стонал, подставляя места для новых поцелуев, а Дум кусал его за соски и срывал с губ очередной вскрик. Поцеловав солнечное сплетение, мужчина прислушался. Хайко практически не дышал, скосив глаза вниз. — Ты уверен? — хрипло спросил он. — Я хочу его попробовать, — ответил любовник и, не слушая, что тот говорит дальше, одним рывком стянул нижнюю часть одежды. Оглядев так называемый фронт работ, он прикоснулся губами к головке, и тут же дрожащая рука нырнула ему в волосы, пропуская их меж пальцев. «Пути назад больше нет», — понял Дум и, еще раз глянув на Хайко, взял у него в рот. Тот стонал и выгибался, прося не останавливаться, ускориться и не томить больше долгими муками. Шнай и сам хотел сделать как можно приятнее, насаживаясь как можно глубже и размазывая по стволу свою слюну, которая перемешалась со смазкой. Рука на затылке поначалу просто лежала, не решаясь на действия, но спустя пару минут уже с силой надавливала, а бедра толкались вверх все реще и реще, пока Пауль наконец не кончил, выплескиваясь партнеру в рот. — Я должен был сказать, когда… — пересохшими губами произнес он, все еще не восстановив дыхание. — Нет, все нормально, — вытираясь, ответил Шнайдер. — Я сам этого хотел. А ты, видно, совсем изголодался. — Не то слово, — после недолгой паузы отозвался Хайко. — Но ты не думай, что я использовал тебя, нет. Я и правда был не против этого именно с тобой. Ландерс даже сам удивился сказанному. Неужто и впрямь Дум смог пробудить в нем какие-то чувства? Кроме похоти и животного желания, конечно. Он-то уж думал, что совсем очерствел, а оно вон как обернулось. — А чего еще ты не против со мной? — Шнай навис над Паулем и слегка потерся своим пахом о его. Тот вдруг осознал, что мужчина все это время тоже был возбужден, но так и не притронулся к себе, даря все удовольствие ему, и теперь придется отвечать взаимностью. Стоило Паулю подумать об этом, как партнер оперся на локоть над ним, обхватывая второй рукой за талию, и снова совершил движение вверх-вниз. — Я сам, — сказал он. — Больно мне нравится смотреть на твое удовлетворенное лицо. Тот кивнул. Он еще не отошел от оргазма и плохо соображал. — А знаешь… — начал он. — Ты мне привиделся вчера, перед сном. — Да? И что же я у тебя делал? — продолжая тереться о него, спросил Дум и чмокнул Ландерса, пока он собирался с мыслями. — Расскажи мне. — Я уже лежал в кровати, и мне приспичило подрочить, — свободно, раскованно, словно своему самому близкому другу, рассказывал мужчина. — И я начал представлять, как девчонки сидят подле и помогают мне с этим… — И я был с вами? Помогал тебе разрядиться? — тяжело дышал в ухо Шнай, не переставая двигаться. — Ты прогнал их, а сам помог мне рукой. — М-м-м… — И спросил, приятно ли мне было. — А тебе было? — Не так, как сейчас, но я давно такого не чувствовал. Чувствуя небольшое стеснение, Пауль все же решил поведать Думу, как оно было на самом деле. Во-первых, свою разрядку он уже получил, и теперь, как сытый кот, думал лишь о том, где бы завалиться спать. А во-вторых, рассказать такого он больше никому не мог, хоть и хотел, а тут такой шанс. Вдруг Шнайдер раскроет ему тайну таких правдоподобных глюков в этой деревне, когда ощущаешь даже прикосновения к себе. Но тот был сейчас слишком занят, чтобы пытаться что-то истолковать. Внезапно Пауль почувствовал, как мужчина напрягся и вжался еще сильнее в его тело, притянув за талию. Ландерс немного прогнулся, чтобы сделать их контакт в области паха еще теснее, и тот обмяк, протяжно простонав в шею. — Я тоже, — ответил мужчина, перекатываясь на бок, а затем на спину. — Интересные же у тебя сны, товарищ натурал. Он усмехнулся и скосил глаза на лежащего рядом Ландерса, который даже немного опешил от такого заявления. Он и сам удивлялся тому, что приходит в его голову в последнее время. Раньше о связи с мужчинами не могло быть и речи, зато теперь перед глазами совершенно четко вырисовывался образ обнаженного Шнайдера. И то, что случилось пять минут назад на берегу этой Ромашки, не давало ему покоя, запутав его еще больше. — Это не то чтобы сон был… скорее, видение, — попытался увильнуть парень, чем еще сильнее обрадовал любовника. Он решил, что во что бы то ни стало добьется Пауля. Всю следующую неделю Шнайдер активно ухаживал за Паулем, помогая ему на огороде, ремонтируя все, что требовало сильной мужской руки, подкидывая лишних дров, чтобы Пауль мог затопить себе баню и нормально вымыться, потому что посещать чужую он никак не хотел из мерзкого чувства долга перед готовым ради него на все Думом. А тот и не стал настаивать, догадавшись, что предлагает слишком много, чего Хайко принять не может. Он делал все от души, в первую очередь потому, что ему хотелось, чтобы тот чувствовал заботу, а уже во вторую — потому, что хотел влюбить в себя этого миниатюрного и невероятно обаятельного мужчину с вечно смеющимися глазами. Или хотя бы попытаться. Пауль не оставался в долгу и помогал Думу с уборкой, на которую у того попросту не хватало времени, и приготовлением незамысловатых блюд, до которых у Шнайдера не доходили руки, и он предпочитал, не заморачиваясь, жевать всякую ерунду. Мужчина решил остаться здесь подольше. Все равно дома его никто не ждал, и обязательно нашлись бы какие-нибудь дела, в общем, скучать бы не пришлось. А здесь было спокойно и даже уютно, несмотря на необжитость жилья. Со всем необходимым мог помочь новый сосед, но, чтобы окончательно не устраиваться у него на шее, следовало научиться выживать здесь самому. Ничего садить в огороде, как он и обещал, не стал, а значит, и полоть нечего. На улице частенько стояла жара, и топить дом не было никакой необходимости, а особой формы и длины дров для бани было навалом прямо за сараем, к которому Дум довольно скоро подыскал замок, чтобы не пришлось его сторожить. Ландерс, в свою очередь, присматривался к портному, недоумевая, откуда же взялись к нему чувства. Всю сознательную жизнь ему нравились исключительно представительницы прекрасного пола, и допустить у себя мысль о том, что мужчины тоже могут привлекать, никак не укладывалась у него в голове. Даже несмотря на секс, случившийся у них однажды, он продолжал отрицать свою симпатию к Шнайдеру. До одного случая. Пауль в очередной раз собрался к Думу в гости. Он бывал там так часто, что могло сложиться впечатление, что он живет не у себя, а у него, а домой возвращается, только чтобы спать. Но Шнай был бы только за, если бы мужчина хотя бы разок остался у него на ночь, о чем говорить он, само собой, не стал. А то спугнет еще. Шнайдер привычно сидел на кухне и, подперев щеку кулаком, разговаривал со своим другом по телефону. Они редко созванивались по причине занятости Тилля, но вот наконец смогли пообщаться, и Шнай поведал ему о своем любовном интересе. — И что, так сильно нравится? — хитро улыбаясь, спрашивал Тилль. Он сам был геем и уже почти полгода встречался с парнем моложе его лет на десять. А потому новость о симпатии его друга к мужчине была для него не такой уж и новостью. Рыбак рыбака видит издалека, и Линдеманн давно подозревал, что и его друг был, так сказать, нетрадиционно ориентированным. — Ох, Тилль, знал бы ты как, — вздохнул Дум, опуская голову и почесывая глаз. — Только он утверждает, что не по этой части. — Вот как? А что насчет минета неделю назад? Или это уже не считается? — Тилль был в курсе всех последних новостей и, с одной стороны, радовался за друга, что ему наконец удалось найти себе партнера, а с другой — недоволен тем, что тот слишком уж явно выкручивал мужику яйца, то позволяя себя коснуться, то виляя хвостом и снова отходя на пару шагов назад. Шнай только помрачнел. — А не знаю. Я уже чего только не делал, и все не то, все не так. — Так, может, тебе того… — Тилль сделал паузу, раздумывая, стоит ли произносить это вслух. — Забить на него хер? Я всегда поддержу тебя, и ты это знаешь, просто согласись, что так долго бегать за мужиком, который явно не собирается подпускать тебя ближе, это попросту себя не уважать. Он ожидал, что мужчина возмутится и заявит, что ни в коем случае не откажется от него и будет добиваться до последнего. Но тот продемонстрировал несвойственную ему адекватность и почти сразу ответил. — Ты знаешь, я и сам об этом думал. Это просто какое-то издевательство. Я, конечно, понимаю, что он не обязан меня любить и вообще испытывать какие бы то ни было чувства, в конце концов, он ничего мне не должен, но мог бы прямо сказать, что ничего не выйдет. То говорит, что натурал, то так явно и откровенно на меня смотрит… Видно, он сомневается, хочет попробовать, но вечно ждать, пока он разберется со своей головой, я не могу. Стоявший все это время прямо за порогом Пауль отлично все слышал. Дум не имел привычки закрывать двери. Красть у него было нечего, а днем он всегда находится в доме или на огороде. Последняя фраза была произнесена так горько, что захотелось не раздумывая обнять бедолагу, который и так страдал без отношений, а тут еще и единственный человек, с которым у него стало что-то получаться, пытается свинтить, помахав ему на прощание средним пальцем. Этот разговор оказал на Хайко очень сильное влияние. Если до этого он еще сомневался, стоит ли давать Думу шанс, все-таки вся его жизнь изменится, и все, что он привык делать, теперь будет иным. Но с появлением Шнайдера в его жизни все и так пошло немного иначе. Он впервые попробовал связь с мужчиной, и пусть она была неполноценной, ему вполне этого хватило, чтобы понять, что ему оно нравится, и в этом ничего нет плохого, ведь Дум не раз позволял себе чмокнуть его в щеку при том, что вокруг могут быть люди, которые точно знают его. Вспомнив ставшие уже родными черты лица друга, его выражение лица, когда он наблюдает за Паулем, и то, как сам Пауль смотрит на него, порой совсем недвусмысленно, Ландерс понял, что давно уже влюбился. Приняв отчего-то только сейчас такую, казалось бы, очевидную истину, Пауль закусил губу и поспешил ретироваться. Ступенька под ним предательски скрипнула, и он уже зажмурился, приготовившись быть рассекреченным, но Шнай даже не взглянул в его сторону. Видно, он был слишком расстроен после разговора с другом и сидел, понуро опустив голову. Пауль почувствовал себя полным подонком, но подойти к нему и сказать обо всем не смог. Испугавшись правды, которая совершенно неожиданно открылась ему, Пауль поднялся к себе, улегся на диване на втором этаже и уставился в потолок. Он пролежал так черт знает сколько времени, но за окном уже стемнело, а Дум так и не пришел. Ландерс чувствовал себя препаршиво. За все то время, что они были знакомы с мужчиной, он разглядел в нем родственную душу и увидел такого же одинокого человека, как и он сам, который просто-напросто хочет здоровых отношений. И Пауль тоже этого хотел, немного в другом виде, но хотел. За сорок с лишним лет, что он прожил на свете, он никогда даже не допускал у себя мысли о том, что ему могут быть симпатичны мужские тела. Просто он никогда до этого не пробовал подобного рода отношений и боялся их. Но бояться стоило того, что он так и останется один, потому что упустит свою половинку, а потом всю оставшуюся жизнь будет корить себя за это, но ничего уже не вернешь. Разозлившись на себя в очередной раз, мужчина перекинул подушку на противоположную сторону дивана и бросил взгляд в окно. На него смотрел месяц и улыбался своим кривым ртом. Вдруг он обернулся довольной физиономией Дума, впрочем, в то же мгновение сменившей эмоцию на противоположную. — Почему ты просто не можешь сказать мне, что у нас ничего не выйдет? — с укором пронеслось у Пауля в голове, и он решил, что сошел с ума, раз ему уже не первый раз мерещится такое. На душе скребли кошки, и он, не в состоянии уснуть, спустился вниз, чтобы заварить успокаивающего чая и хоть немного усыпить свою тревожность. Шнайдер тоже не спал. Он как раз вышел из бани в махровом халате, как следует напарившись и вымыв голову. Теперь мокрые длинные кудряшки свисали к плечам и напоминали ему о том, что пора бы подстричься. Мужчина на минуту остановился, чтобы взглянуть в окна соседнего дома, в одном из которых совсем недавно горел свет, и тяжело вздохнул. Прохладный вечерний ветерок приятно обдувал распаренную после помывки кожу. Холодно было и на душе. Перепробовав, казалось, все мыслимые и немыслимые способы ухаживаний, Дум все равно оставался в дураках без надежды на взаимность. Пока он бегал за мужчиной, он снова почувствовал себя подростком, который не дает прохода своей однокласснице, в которую влюблен. Пауль дал почувствовать ему вкус жизни, вкус любви, пусть и ненадолго, но Шнайдеру и этого было достаточно, чтобы окончательно принять свою бисексуальную ориентацию и отпустить Пауля Ландерса навсегда, поблагодарив за присутствие в его привычной рутине. Вдохнув вечернего воздуха полной грудью, Дум прошлепал до порога и запер дверь. Он собирался глянуть что-нибудь по телику или полистать книгу, которых уже давно не брал в руки, но его планы на оставшийся вечер были нагло нарушены бесцеремонным вторжением. Обернувшись, чтобы включить свет, мужчина так и застыл на месте. Прямо напротив него, за кухонным столом, сидел уж больно знакомый силуэт. Перепугавшийся хозяин дома резко хлопнул по выключателю, и ночной гость с шипением закрыл лицо от яркого света руками.