Оружие веры

— Ос...Оста-но...Вись...Остановись, м... Мгно-ве...Ве... Он щурился слишком сильно и часто останавливался. А во время остановок любил психовать, устраивать драм-сцены и всячески пытаться прекратить эти мучения. Но на Афелия это абсолютно не действовало. И поэтому полувастайи отчаивался ещё больше. — ...Ве...Ве-ни... – Сетт поднял голову и уставился на спокойное и будто безразличное лицо. – Достаточно! Мне надоело! У меня ничего не получается, а если и получается, то отвратительно. Момент упущен: я давно перерос тот возраст, когда... Левая рука вспархнула в воздух. — [Учиться никогда не поздно. Начни эту строчку ещё раз. Давай сделаем больше, чем вчера. Вчера был целый абзац, а сегодня я хочу услышать страницу.] — Какой в этом смысл? – Сетт даже приподнялся на стуле, опираясь ладонями в стол, но быстро сел обратно, потому что увидел изменения в лице: тонкие чёрные брови слегка ушли к переносице. Он даже убавил громкость голоса, однако тот не потерял низких тональностей и хрипа. – Я имею ввиду... Если у меня не получается читать твои собственные заметки из книг, как я прочту целую книгу? Афелий не расслабил брови, это заставило Сетта напрячься. Он понял, что к обучению этот юноша относится более чем серьёзно, когда умудрился прогулять первое занятие. Полувастайи намеренно не пришёл в библиотеку, игнорируя договорённость, за что получил неожиданный подсрачник под сраку на глазах у слуг, а когда попытался быкануть, его схватили сначала за запястье, а потом за ухо, и поставили на колени, карая гневным взглядом. Бедное ушко оказалось в заложниках до самой двери в библиотеку и было отпущено только после того, как его обладатель клятвенно пообещал больше не пропускать занятия. От одного воспоминания об этом ментальная боль вернулась, и ухо дёрнулось само по себе. Афелий выдохнул и прикрыл глаза, но только на миг. — [Хочешь, чтобы я поискал литературу для маленьких детей, где слова заранее написаны через дефис?] — Деф...Что? — [Де-фис], – рука медленно повторила это слово. – [Небольшой прочерк между слогами. Ты же знаешь, что такое слог?] Сетт застыл с наитупейшей лыбой. Афелий закатил глаза. Ухо снова дёрнулось. — [Кажется, всё же стоит начать с детских сказок. И потом переходить к более серьёзной литературе. ] — Наху... – Сетт поймал гневный взгляд. – ГХМ! Я хотел сказать ЗАЧЕМ. Да. Зачем мне вообще заниматься этим? Я еле пережил твои перестановки в моём кабинете. Не считаю, что он был обставлен безвкусно. – Полувастайи откинулся на стуле и скрестил руки на груди. Кажется, его план по уболтанию лунари начинал работать. — [Красный ковёр на полу и синие массивные шторы на окнах? Ты серьёзно?] — Я виноват, что мне нравятся эти цвета? Ладно это, но ты убрал все вазы и картины! — [Я вытащил из одного кабинета пять маленьких ваз и четыре размером до пояса, а на одной небольшой стене каким-то образом уместилось две абсолютно разные картины: натюрморт с, да хранят его боги, двумя вазами и репродукцию Последнего дня Помпеи. Скажи, у тебя какой-то фетиш на эти дурацкие вазы? Я понять не могу.] — Реп...Что? Фетиш? – Ладони опять оказались на столе. – Да с чего ты взял?! Это просто подарок! Вернее...Трофей, да. Брови брюнета дрогнули в мнимом удивлении. — [Босс подпольной мафии с фетишем на вазы, мечтающий быть садовником. ] – Губы исказились в мягкой улыбке. – [А я то думал, что видел в этой жизни всё.] Кажется, Сетт ещё никогда так стремительно не краснел. Уши прижались к голове, а щёки защипало. Это бледное лицо с какой-то нежно-нахальной улыбочкой... Как же хотелось пройтись по нему кулаком! Но он не мог, не имел права поднять руку: что-то болезненно сжималось в груди об одной лишь мысли о совершении этого действия. Поэтому приходилось терпеть. Сетт опустил голову и глаза в стол, вниз ушли и плечи. — Издевайся сколько хочешь. Знаю, сам виноват, что так открылся. А ты... Ты до сих пор не сказал о себе ни слова. Даже о собственной мечте. Неделя прошла. Ты ведь уже забыл о ней, да? Афелий поджал губу. Нет, он не забыл. Не было и минуты наедине с собой, чтобы в голову не лезли подобные мысли. Лунари думал, рассуждал и все чаще приходил к выводу, что совершенно не знает, чего хочет от собственной жизни. У него... всё ещё не было мечты. Средний палец левой руки дважды стукнул по столу, звуком привлекая к себе внимание. Нехотя Сетт всё же поднял глаза на руку. — [Прости, это было грубо с моей стороны. Хрен с этими вазами... ] – Кисть на миг замерла, а потом вновь начала выписывать пируэты в воздухе. – [И я правда пытался придумать мечту. До сих пор пытаюсь. Ничего не...] – Пальцы дрогнули. – [Не выходит...] Кисть успокоилась и хотела упасть на стол, как падают с неба подбитые охотником дикие птицы. Но вместо этого она вдруг легла в большую шершавую ладонь. Чужие пальцы обхватили тонкую руку и полностью скрыли её где-то у себя внутри. Афелий опустил голову, закрываясь длинной чёлкой. Видевший это полувастайи заметил, что кадык юноши дрогнул. — А впрочем, – раздался низкий бас, – это не важно. Я знаю о тебе достаточно. Уголки губ лунари дрогнули в мимолётной саркастической усмешке. — [И что же ты обо мне знаешь?] – спросила вторая рука. — Я знаю, – уверенно начал Сетт, – что ты обильно сглатываешь слюну, когда сконфужен, смущён или не можешь на что-то решиться. Я знаю, что ты прекрасно танцуешь. Знаю, что ты левша и предпочитаешь есть с помощью палочек, а не вилки. Твоё лицо лишь кажется спокойным и безразличным: на самом деле внутри тебя бушует ураган эмоций, который по какой-то причине ты всегда подавляешь. Чёрная голова опустилась ещё ниже. — [Ты такой наблюдательный...] Сетт воодушевился: речь ускорилась и стала громче. — Я знаю, что ты из тех, кто готов подставиться ради другого. Знаю, что ты достаточно начитан и поэтому умён. Ты почему-то так вкусно пахнешь лавандой и вербеной. А ещё, – он разжал ладонь и взял второй рукой запястье юноши, – у нас с тобой одинаковые руки. Смотри. Серый глаз кое как пробился сквозь чёрные заросли и увидел, как полувастайи прислонил его ладонь к своей. — Понятия не имею, как это выходит. Твоя тоньше, моя более массивная. Но пальцы у тебя определённо длиннее. Смотри-смотри! Ну одного размера же! Он был рад этому так же, как дети радуются первому снегу: искренне и открыто. Афелий сглотнул, обращая внимание на то, как двинулся его кадык, усмехнулся сам себе, ведь раньше никогда не замечал подобного. А потом скользнул пальцами в сторону и обнял ими ладонь. Сначала осторожно, затем сделал усилие и сжал сильнее. Видел, как дёрнулись ушки, как застыла улыбка на лице и как дрогнули короткие ресницы. Пальцы полувастайи тоже согнулись, и вот руки сомкнулись в замок. — Я знаю о тебе достаточно, чтобы быть уверенным в искренности собственных чувств. Афелий еле удержался, чтобы не сглотнуть снова: действительно дурацкая привычка, от которой нужно избавляться. Отчего то лунари больше не мог смотреть на это лицо, эти горящие энтузиазмом глаза. Как вообще можно говорить о подобных вещах с таким лицом?! Он старался дышать ровнее, чтобы успокоить взволновавшееся сердце. — [Ты...] — Я? – Ушки Сетта ушли чуть вперёд, полностью поворачиваясь к собеседнику, что было достаточно забавно, ведь на самом деле Афелий не издавал ни звука. — [Тогда внутри лабиринта ты сказал, что любишь меня...] Сетт моргнул, ощущая как неожиданно быстро его захлестнуло волнение. — Ну, да. — [А... Я ничего не ответил...] Он усмехнулся и махнул свободной рукой будто невзначай. — Ну не ответил и не ответил. Чего переживать то? Афелий сильнее сжал руку Сетта. — [Но я не смог не потому что не захотел. Я... не понимаю тебя.] — О чём ты? Серые глаза скользнули на замок из рук, и Сетту показалось, что пора бы его убрать. Полувастайи расслабил пальцы, однако лунари не спешил освобождать руку. — [Я не знаю, как реагировать на твоё признание. Потому что не понимаю, как именно ты меня любишь.] Красные брови ушли к переносице. — О чём ты? Афелий вздохнул, затем улыбнулся и махнул головой, убирая чёлку с лица. И теперь он решил освободить вторую руку, но только потому что она была ему нужна. — [Существуют определённые виды любви.] – Обе руки начали вальсировать в воздухе. – [Эрос или страсть. Филия или крепкая дружба. Сторге или семейная любовь. Людус или игривая любовь (флирт). Мания или навязчивая любовь. Прагма или прочная любовь. Агапе или безусловная любовь. Ну и филатия или любовь к себе. Но она здесь не подходит.] Афелий сделал паузу, чтобы убедиться в том, что Сетт улавливает смысл и не потерял нить повествования. Ушки дёрнулись как верный знак сосредоточенности. Лунари продолжил: — [Я хочу, чтобы ты прочёл про каждый из этих видов любви и сказал, какой из них подходит больше. Так я... ] – Одна рука ушла вниз и легла на стол. – [...скорее пойму, как реагировать на признание. ] Он ожидал чего угодно, вплоть до отказа искать информацию и тем более читать. Но Сетт поступил непредсказуемо. Подпёр голову рукой, прикрыл глаза, глубоко вздохнул, а потом выдал: — Ты всегда стараешься всё осмыслить, да? – Открыл глаза, и взгляды встретились. – Даже то, что понимать не нужно. Нужно просто чувствовать. Афелий часто заморгал, а брови убежали вверх. Хотелось резко возразить, но в конце концов лунари быстро осознал, что он прав. Взгляд ушёл куда-то вниз. — [Я... Ещё никогда в своей жизни не оказывался в подобных ситуациях. Поэтому... Прости, но мне так проще.] Полувастайи вздохнул и пожал плечами, отрывая голову от руки. — Что ж. Тогда будь по-твоему. Буду считать это домашним заданием, – улыбнулся он, демонстрируя клыки. – А теперь позволь пояснить, что за фразу ты пытался заставить меня прочесть. Что здесь написано? Лунари даже не посмотрел в свои записи. — [Остановись, мгновение! Ты прекрасно!] — И... Зачем ты это выписал? —[Это слова, которые произносит Фауст, излагая свое условие сделки с дьяволом — Мефистофелем. Тот готов выполнить все желания ученого, но последний боится, что однажды настанет момент, когда ему и желать уже будет нечего, и он утратит смысл жизни, будет томиться и страдать. Потому Фауст просит Мефистофеля прервать его земное существование, когда он достигнет наивысшего счастья и захочет, чтобы оно продлилось еще немного («Остановись, мгновенье!»)— и вот в тот же миг Мефистофель должен остановить время жизни Фауста и забрать его с собою в преисподнюю.] — Зачем ты читаешь такую белиберду? Лунари хихикнул, по привычке прикрывая рот рукой, после убрал ладонь, демонстрируя необычно широкую для себя, но вместе с тем искреннюю улыбку, склонил голову чуть на бок, позволяя волосам упасть в сторону. — [Вот поэтому нам лучше начать с детских сказок.] *** — [Сетт, прекрати портить бумагу! Где листок, который я тебе только что дал?!] Полувастайи понимал интонацию по тому, насколько интенсивно и резко Афелий махал руками. В моменты, когда эмоции нельзя было сдержать, обычно плавные движения становились отрывистыми и топорными. Вот и сейчас в исполнении лунари это был скорее не вальс, а энергичное дирижирование. — О каком листе ты говоришь? – Полувастайи сидел по струнке смирно, вытянувшись и выпрямив спину. А вид у него был абсолютно непричастный. Перед ним на столе не лежало ничего, кроме чистого пера и чернил. — [Я ещё не лишился рассудка и совершенно точно помню, что принёс тебе чистый лист бумаги для занятий каллиграфией! Куда ты дел лист?!] Сетт прикрыл глаза и чуть вздёрнул носик вверх. — Понятия не имею, о чём ты. Никаких листов, а тем более бумаги здесь никогда не было. Афелий щелкнул пальцами, чтобы тот посмотрел в его сторону. Полувастайи не среагировал, упорно выдерживая самую серьёзную мину на свете. Лунари хлопнул в ладоши, и от более огромного звука оба ушка повернулись к нему. А за ними и голова. — [Открой рот.] — Чиво? — [Я сказал, открой рот.] — Но... — [НЕМЕДЛЕННО!!] Брюнет так взмахнул руками, что бедняга подумал, будто тот уже готов кинуться на него с кулаками. А потому рот был открыт сию секунду. Взявшись рукой за подбородок, Афелий осмотрел ротовую полость на предмет наличия в ней остаточных следов пергамента. Ничего, кроме застрявших кое где кусочков курицы, поданной на завтрак, он не обнаружил. Лунари отстранился, сощурив и без того зауженные глаза. Он всё ждал, когда полувастайи хоть где-то проколется, хоть как-то выдаст себя. Но Сетт держался превосходно. С такими только в разведку ходить. Брюнет выпрямился и попытался успокоиться. — [Встань.] — Это переходит все границы! В конце концов я здесь Босс, а не ты. – Он позволил себе немного порычать. – И если я сказал, что здесь не было бумаги, значит её тут не было. Афелий прикрыл глаза, начиная массировать пальцами переносицу. Этот тип был просто невыносим. — [Хорошо, я принесу ещё бумагу. Ты выиграл для себя немного времени. Но в качестве наказания мы будем заниматься дольше обычного. ] — Это нечестно! — [Я всё сказал.] Сетт уже прекрасно знал, что после подобного спорить с этим юношей бесполезно. Он наблюдал за тем, как лунари исчезает за рядами полок для книг, а потом слушал, как удаляются шаги. И вот хлопнула дверь. Он остался один. И тут же привстал, доставая из-под задницы чистый лист. Абсолютно довольный собой, полувастайи принялся заниматься своими грязными делами. Бумага шуршала. Сетт был в предвкушении. Афелий переместился к столу так, точно плыл по воздуху, положил перед Боссом чистый лист и присел на стул рядом. — [Давай вспомним алфавит. Напиши мне в правильной последовательности все буквы. Сначала заглавную, потом маленькую. Чего лыбишься? Перо в руку и вперёд. ] — Конечно. Сразу после того, как спрошу, что хотел этот господин. – Сетт посмотрел куда-то за спину юноши. – Что-нибудь хотели? Конечно же лунари обернулся, ведь мимика полувастайи была на высшем уровне. Афелий искренне удивился, когда не обнаружил позади себя никого. Пока брюнет считал ворон несколько секунд, Сетт достал из-под стола то, что держал на коленях. Афелий, ничего не понимая, вновь глянул на Босса, а руки уже упархали вверх, дабы толкнуть речь, но замерли, так и не сделав движения. Полувастайи держал на ладони небольшого бумажного журавлика. — Это тебе. Афелий захлопал ресницами. — За вредность, – чуть шире улыбнулся Сетт, а потом добавил. – А ещё он умеет делать так. Он взял журавлика одной рукой за грудку, а второй аккуратно потянул хвост, и бумажный журавлик замахал крылышками! Афелий выглядел так, будто ему только что раскрыли величайшую тайну мироздания: бровки домиком, рот приоткрыт. На лице смешалось несколько эмоций, но самыми яркими из них были удивление и умиление. Кажется, Сетт и сам не ожидал, что произведёт такой фурор. — Видел такое когда-нибудь? Лунари отрицательно мотнул головой. — Меня мама научила. Раньше я только и делал, что складывал фигурки из бумаги. Забыл, как это называется. Есть какое-то слово. Но видишь, пальцы помнят. Сложил правильно. Держи, это подарок. Сетт взял журавлика за хвостик и положил в подставленные ладони брюнета. А потом снова сиганул рукой под стол. — Смотри. Вышло не очень аккуратно: у меня не было ножниц. Пришлось отгрызать, но...Вот. – Он продемонстрировал плоскую фигурку небольшого бумажного человечка. Потом сделал движение – и один человечек превратился в нескольких, держащихся за руку. — Ну как тебе? Он не ожидал, что увидит эту эмоцию снова. От подобного у самого полувастайи внутри будто зажглись огни: стало невероятно тепло. Этот юноша так искренне радовался столь простым вещам! Сетт и не заметил, что стал улыбаться буквально от уха до уха. — Я много чего ещё могу сделать из бумаги. Научить тебя? Афелий так энергично закивал, что Сетт было подумал, будто его голова вот-вот оторвётся. Полувастайи сложил человечков в одного и взял чистый лист, что предназначался для письма. Усмехнулся, глядя на восторженного лунари. — Можешь положить журавля. Афелий осторожно прислонил тыльную сторону ладоней к столу и, разомкнув руки, поставил журавлика так, будто тот действительно был живым. — А сейчас разделим лист пополам. На секунду в сознании юноши счелкнуло, что этот чистый лист предназначался для другой цели. Он резко накрыл руки полувастайи своими, прекращая любое их движение, потом смутился и перестал держать. — [Но... Мы должны были писать...] — Расслабься. Не всему же тебе меня учить. Позволь и мне показать кое что новенькое для тебя. Оказалось, было достаточно продемонстрировать один раз, чтобы лунари понял принцип и сложил бумагу в точности как требовалось. Сетт даже успел поразиться столь быстрой обучаемости юноши. К сожалению, бумага стремительно иссякла. Зато на столе красовалось целых три журавлика. Афелий смотрел на них, периодически поправляя положение фигурок, а полувастайи смотрел на него, медленно расползаясь в нелепой улыбке и опуская ушки. И ведь никогда ещё с ним не было такого: казалось, будто он способен часами смотреть на брюнета, следить за каждым движением его ресниц, краем глаза улавливать экскурсию грудной клетки и пульсовую волну на шее, осознавать, что с этим человеком приятно делать всё, даже молчать. Особенно молчать. Но к сожалению, подобное было непозволительной роскошью для Босса: реальность напомнила о себе, когда кто-то из прислуги крепко выругался близ открытого окна библиотеки. — Афелий, я хочу тебе кое что сказать. Полувастайи взял лунари за руку, заставляя оторваться от фигурок. Их взгляды встретились. — Чувствую, что должен поделиться. Надеюсь, мне станет легче. – Ушки чуть поднялись, однако всё равно продолжали теряться где-то в причёске. – До сих пор я не мог позволить себе говорить о подобном ни с кем. Потому что никто не имеет права знать мои слабости. Никто, кроме тебя. И снова кадык лунари дрогнул. Сетт слегка улыбнулся, подмечая это. — Расслабься, ну. Чувствую, как холодеет твоя рука. Афелий тихонечко кивнул. — На днях мне нужно будет встретиться с боссом другой группировки. Он хочет предложить какое-то выгодное дело. Однако мне совершенно не хочется там быть хотя бы по той причине, что я догадываюсь о том, каким будет разговор. – В речи слышался оскал. – Эта сволочь поднялась на наркотиках. До сих пор моя арена была полностью свободна от сферы влияния того упыря. Предполагаю, что он захочет это исправить. – Сетт прикрыл глаза и перестал демонстрировать клыки. Взгляд ушёл куда-то в сторону журавликов. – И я волнуюсь. Переживаю, что могу оказаться недостаточно сильным. То есть... влиятельным, чтобы отказать. Среди мафии это одно и то же. Боюсь, что что-то может пойти не так, и сделка сорвётся совсем. Я поднялся на грубой силе, и никто не захочет сходиться со мной в рукопашном. Поэтому следует ожидать атаку откуда-то со спины, понимаешь? – Он вновь поднял глаза на юношу. Афелий же ни разу не отвёл взгляд. – Иногда мне кажется, будто тучи сгущаются всё сильнее. И я не могу найти причину. Это... Всё. Он выдохнул, отпустил руку и медленно опустился вниз, кладя голову на стол. Упёрся лбом и замер. Лунари осторожно положил руку ему на затылок, прошёлся пальцами по коже головы, заставляя приятные мурашки забегать по спине полувастайи. Затем скользнул выше и стал массировать близ основания правого уха. Они молчали. В этом безмолвном диалоге слова были не нужны. В конце концов Сетт отстранил руку Афелия от своей головы, приподнялся и осторожно коснулся тыльной стороны его кисти губами. Глаза сразу же ушли вверх, заставая первые секунды появления алого рассвета на бледном юношеском лице. Лунари опустил глаза и чуть отвернулся, прикрываясь чёлкой, но руки не убрал. Они ещё очень долго не издавали ни звука. *** — [Ты уверен, что дело действительно в этом?] – Топорно рубил воздух Сетт. — [Не совсем, но и подобное тоже нужно исключить. Ты слишком щуришься, когда читаешь.] – Вальсировал Афелий, периодически выглядывая из-за угла и проверяя, нет ли там кого, пока полувастайи копошился у двери в попытке вскрыть замок. Этим двоим пришла гениальная идея пробраться на склад, под который отвели одну из комнат нижних этажей, с целью найти там "причудливые стёклышки ", как их обозвал полувастайи, когда-то видивший их. Афелию некогда было объяснять, почему именно с помощью этой коробочки со стёклышками можно проверить остроту зрения, да и сам Сетт слишком сильно загорелся желанием их добыть, чтобы что-либо слушать. Пойти к специалисту и получить консультацию? Так поступают только слабаки! Ведь гораздо интереснее сделать всё самому под покровом ночи, да ещё и так, чтобы это было максимально похоже на кражу. Афелий, как говорят в народе, стоял на стрёме, периодически отвлекаясь на ворчание Сетта, который явно был не в состоянии совладать с простенькими инструментами для взлома. Держа в зубах ручку от керосиновой лампы, Босс пытался провернуть приём, который видел множество раз в исполнении Арчи. Однако всё, что получалось у полувастайи, это нервничать и шепеляво материться себе под нос. В конце концов лунари это надоело, и юноша решил взять инициативу в свои руки, тем самым задевая гордость Босса. — Ты...! – Сетт попробовал возмутиться, когда у него отобрали инструменты, однако одного взгляда неестественно холодных серых глаз хватило, чтобы тот замолчал. — [Просто свети.] Афелий слышал недовольное тихое гортанное рычание, и ему стало казаться, что Сетт сейчас был максимально похож на обиженную жизнью дворовую собачонку, только и ждущую своего часа, чтобы выскочить из укрытия и в прыжке ухватить зубками за жопу. Лунари усмехнулся, представляя всё это у себя в голове. Тонкие пальцы ловко работали с инструментом, и замок быстро поддался манипуляции. Сетт прекратил рычать, когда дверь щелкнула и отъехала чуть вперёд. — [Готово.] – Сообщил юноша, вставая с колена, и потянул дверь на себя. Полувастайи нашёл успокоение в том, что решил, будто всё дело именно в пальцах: его грубые сосисочки явно уступали пальцам рук обоих брюнетов. Внутри было неуютно и тесно, а воздух, казалось, навсегда пропах сыростью вперемешку с обилием пыли. В доказательство этого у Сетта начался приступ непрерывного чихания, едва тот вошёл внутрь. Бедняге пришлось мучиться до тех пор, пока Афелий не догадался отдать ему свой шарф, предварительно обмотав его вокруг головы так, чтобы от неё остались только глаза. Полувастайи был более чем доволен, ведь теперь мог бесконечно долго вдыхать любимый аромат близкого человека. — [Ты помнишь, куда могли поставить коробку?] — Откуда мне знать? Я за таким не слежу, – громким шёпотом отвечал Босс. – Но точно знаю, что её могли убрать только сюда, потому что я сам приказал это сделать. — [Зачем вообще тебе понадобились эти...Стёклышки?] — Как это зачем? Подарок! Афелий звучно хихикнул и тут же прикрыл рот рукой, потому что сам от себя такого не ожидал. — [Ты хотел сказать "трофей"?] – улыбался лунари. Сетт ничего не ответил, лишь многозначительно отвернул голову в сторону и сделался абсолютно безучастным. Они искали долго и упорно. Сетт вляпался в какую-то чёрную жижу на полу и до смерти испугался крысы. Афелию пришлось успокаивать его тем, что крыса тоже его боится. А сам влез лицом в большую паутину, и полувастайи взял на себя смелость очистить её с волос и плеч. Когда всё на уровне глаз и ниже было осмотрено, пришлось обратить взор на полки сверху. Пока Сетт разглядывал со всех сторон пустой платяной шкаф и пытался вспомнить, где он стоял раньше, Афелий обнаружил какую-то интересующую его коробку, но не смог до неё дотянуться. За время обследования помещения, никаких лестниц или стремянок обнаружено не было, поэтому пришлось оторвать Босса от его несомненно важного занятия. — [Приподними меня за талию, а я посмотрю, что там за коробка.] Полувастайи утвердительно кивнул, подойдя со спины. Массивные ладони сначала легли почему-то на плечи, затем медленно поползли вниз и остановились на бёдрах. — Надо же, – раздалось ехидно близ уха лунари, – не могу найти талию. Афелий почувствовал, как руки ушли с внешней стороны немного кзади, и запаниковал. — [Она выше!] – Трепыхнулась рука. – [Выше!] — Правда? – Сетт положил подбородок на плечо брюнета и взмахнул бровями. Если бы половину лица не закрывал шарф, можно было бы увидеть нахальную лыбу. Руки лишь чуть-чуть поднялись. – Здесь? – И снова ушли вниз. – А может все-таки здесь? Невероятное стеснение с ноткой страха заставили лунари действовать радикально. Рука ушла вверх и чуть кзади, с первой попытки поймала вастайское ухо в заложники и агрессивно сжала меж пальцев. Сетт понял, что деваться некуда: ещё одно движение, и станет невыносимо больно. Он снова пожалел о том, что поделился с юношей тем, какие у него чувствительные ушки. — Л-ладно! Я всё понял! – попытался улыбнуться полувастайи. Руки быстро перебежали с бёдер вверх. – Отпусти его, прошу ~ Чувствуя, как постепенно щёки перестают щипать, а сердце успокаивается, Афелий выпустил заложника. Однако при этом рука не мимолётно исчезла, а осторожно скользнула вниз, прошлась по виску и на мгновение задержалась где-то у скулы. — [Без глупостей, ладно? Просто подними меня.] Ему показалось, что ответом стало какое-то подобие кошачьего мурлыканья. Лунари убрал руку и резво взмыл в воздух. Сетт переборщил, и чуть не ударил беднягу головой об потолок. Благо обошлось, ведь тот успел подставить руку и унять энтузиазм. Одного взгляда внутрь коробки хватило, чтобы понять, что это именно то, что они искали. Афелий подал знак, чтобы его опустили вниз, и в процессе захватил коробку. — Да, точно. Это та самая коробка, – подал голос Сетт, когда разглядел содержимое в виде стёклышек круглой формы. Он хотел сказать что-то ещё, даже рот открыть успел, пусть это и не видно было за шарфом, но внезапно от двери внутрь помещения проник посторонний свет. Шаги. А затем голос. — Кто здесь? 《Ты что не запер дверь?!》– этот немой вопрос хотел бы вырваться из глотки лунари, но не мог. Афелий совершенно растерялся: это было видно по испугу на лице. К сожалению, он был не из тех, кто способен быстро придумать решение. Ему нужно было рассуждать, взвешивать... Сетт другой. Просто берёт и делает, а потом думает. Полувастайи быстро затушил собственный источник света, выхватил коробку из рук брюнета и кинул на пол подальше от них, а сам схватил Афелия и бросился ровно в противоположную сторону от источника шума. В тот угол, в котором обнаружил шкаф. Охранник, которому доверили обход нижних этажей, первым делом пошёл на шум. Затаившись в шкафу, они слышали его шаги, видели мелькание света на полу и окружении. Нос полувастайи снова зачесался, поэтому тот решил дышать как можно реже, дабы случайно не чихнуть. Непросто быть большим мальчиком, запертым в узком пространстве. Сетт согнулся, скрючился как только мог. Однако близости избежать было невозможно: его согнутая голова была вынуждена расположиться на плече брюнета. Афелий изо всех сил жался к стене шкафа спиной, стараясь оставить Сетту как можно больше места. Но... Пространства было мало. Слишком. Слишком мало. Ушко дёрнулось, когда уловило учащение дыхания со стороны юноши. Сетт сначала не придал этому значения. Но дыхание быстро стало слишком шумным. Отрывистое и частое, оно делалось через чур громким. — Тише... – шепнул он, повернув голову в сторону уха лунари, которое было так близко. Афелий прикрыл глаза. Он хотел бы быть тише, но... не мог. Слишком темно. Слишком мало пространства... Сетт увидел меж щелей, что свет стал куда ярче. Да и шаги... Мужчина приближался в их сторону. — Афелий, пожалуйста... Полувастайи начинал паниковать. Он не знал, что предпринять, чтобы успокоить брюнета. Не знал, что вообще с ним происходит. Но что-то внутри подсказало ему, будто необходимо лишь переключить внимание юноши, и всё пройдёт. Вести диалог на отвлечённые темы прямо сейчас не удастся. А значит... *** Он тонул. Он снова тонул. Так тесно, что не пошевелиться. Дерево? Ящик. Он очнулся от того, что вода окатила лицо. Пошевелиться удавалось с трудом. Кто его запер? Не важно. Он не мог знать, но чувствовал. Чувствовал, что тонет. Нужно выбираться... Как быстро бьётся сердце. Страх. Неимоверный, животный страх умереть. Задохнуться. Утонуть. Воздух заканчивался, а вода стремительно прибывала. Страх. Шум в ушах. Кричать бесполезно: ему не помогут. Страх. Вода. Ящик. Смерть. У неё солоноватый вкус. Кислорода всё меньше. Помочь некому. Один. Он один. Как страшно... умирать одному. А ведь ему ещё так мало лет. Так мало... *** Сетт отстранил голову от плеча, упираясь спиной в противоположную стенку шкафа. Свет в щели мелькнул так удачно, что полувастайи удалось на миг разглядеть его лицо. Бледный как лист бумаги, он смотрел в одну точку, не моргал и часто дышал. Сетт уже видел это выражение лица, полное ужаса. Тогда хватило объятия. А здесь... Он подался вперёд, сокращая расстояние до минимума и одновременно с этим рукой опуская шарф, что прикрывал нижнюю половину лица. Его губы накрыли чужие холодные, тем самым запрещая юноше дышать ртом. Афелий очнулся тогда, когда полувастайи начал движение челюстью. Волна страха переросла в волну смущения, которая захлестнула лунари с головой. Обе руки упёрлись в широкую грудную клетку. Однако Сетт не отступил и будто сильнее обхватил его губы. Афелий сдался и расслабился, а руки ушли вверх к шее. Он забыл, хотя и знал из книг. Знал, что в такие моменты следует закрывать глаза. Лунари не закрыл. Как можно, если вблизи так много прекрасного? С закрытыми глазами не уловить лёгкого дрожания коротких ресниц, не присмотреться к движению нижней челюсти. Он быстро понял главный принцип и стал отвечать, чем заметно порадовал полувастайи. Ушки слегка качнулись, и брюнет обратил на них внимание. Пальцы скользнули вверх, коснулись кожи головы и обняли оба ушка у самого основания, начиная легонько массировать. От удовольствия Сетт позволил себе слабое гортанное рычание. Всё было слишком хорошо. Запах, исходящий от лунари, заставил полностью забыться о том, где они, в какой ситуации находятся и по какой причине он начал всё это. Разве можно так сильно раствориться в одном единственном человеке, чтобы весь мир вокруг перестал существовать? Сетт никогда не думал, что на этот вопрос можно ответить "да". Но он отвечал. С каждым новым движением челюсти это "да" становилось лишь громче, а когда ему ответили взаимностью, то оно и вовсе перешло на крик, доносящийся откуда-то из груди, будто от сердца. Стоило перепробовать множество губ, чтобы понять, что только у любимых есть особенный вкус. Мягкий, холодный и будто сладковатый, лёгкий и чуточку робкий вкус. Определённо самый лучший. Охранник хотел проверить шкаф, но не успел. Ему под ноги выскочила громадная крыса размером чуть больше маленькой собачки, решившая, что не может больше терпеть и ждать подходящего момента перебежать на другую сторону комнаты. Мужчина отскочил, ударился головой о деревяшку, так удобно державшую на себе ведро. Оно с грохотом упало вниз прямо ему на ногу. Охранник матерился как никогда в своей жизни. Проклиная весь свет, он вылетел из комнаты, хлопнув дверью. Именно хлопок заставил вернуться в реальность. Сетт отстранился, касаясь его кончика носа своим. Афелий чувствовал пальцами, как опустились вниз и прижались к голове ушки. — Прости, – горячий шёпот обдал губы. Лунари не мог понять, за что он извиняется. За то, что прервал воспоминание о пережитом кошмаре столь приятным действием? Глупости! Афелий улыбнулся, одновременно с этим решаясь на смелость. Он подался вперёд, заставляя полувастайи поцеловать его улыбку, а сам бесцеремонно проник внутрь рта своим языком. Яркие волосы Сетта сжали меж пальцев, оттягивая концы. И внутри того загорелся звериный огонёк. Однако едва ли он успел вспыхнуть, как лунари прекратил всякий напор: отпустил волосы и отпрянул от губ. Затем вывернулся из-под руки, упёршейся в стенку шкафа, и просочился наружу, покидая укрытие. Полувастайи не спешил выходить, и Афелий догадывался, почему. Нужно время, чтобы опустить парус. С одной стороны лунари торжествовал, ведь смог тем самым отомстить за приставания во время поиска талии. А с другой ему было жаль Сетта, ведь так или иначе это была небольшая игра чувствами. Лунари пообещал сам себе, что больше не будет так делать. Он отыскал коробку со стёклышками во мраке и принялся ждать возвращения полувастайи. Когда тот вышел, оба пошли к двери в темноте практически наощупь. Повезло, что их не заперли. — Твои губы... Сетт только в коридоре при искусственном освещении заметил кровь на губах лунари. Афелий не понял беспокойства и, коснувшись пальцами губ, увидел на подушечках кровь. Откуда? Серые глаза поднялись на полувастайи, когда тот со всей дури ударил себя по лбу. — Чёрт, это моя вина! Ты не мог знать, что... Нужно быть осторожней, когда проникаешь в мой рот. Клыки острые и... Кажется, я забыл подпилить их этим утром. Он снял шарф с себя и с виноватым видом протянул его лунари. Светло-карие глаза, кажущиеся сейчас почему-то жёлтыми, были опущены вниз. Афелий улыбнулся одним уголком рта и подошёл ближе. Обе руки легли на ту, которой он протягивал шарф, затем одна ушла вверх и легла на щеку, начиная гладить большим пальцем скулу. Золото глаз осторожно поднялось выше, встречаясь с серебром. Юноша прикрыл глаза, подаваясь вперёд. Они соприкоснулись лбами. Кадык дрогнул. Хотелось сказать. Хотелось как никогда раньше обладать голосом именно в этот момент. Но он боялся. Боялся открыть рот и не произнести ни звука. Поэтому лишь прикусил губу и отстранился. — [Даже если буду знать, что получу увечье, это никогда не остановит меня от того, чтобы поцеловать тебя настолько глубоко, насколько я этого захочу.] – Танцевали руки, пока Афелий не отводил глаз от лица Сетта. Ему бы хотелось, чтобы тот улыбнулся. Поэтому он добавил, – [Зато у нашего поцелуя особенный вкус.] — Ага. Металлический. – Съязвил полувастайи, улыбаясь одним уголком рта. Затем сделал выпад и в одно быстрое движение замотал шарф вокруг шеи лунари. Неаккуратно, хаотично, накрыв им ещё и голову. Афелий отодрал ткань от глаз и хотел было возмутиться, но не стал, потому что увидел пусть и скромную, но полноценную улыбку. — Идём, – бросил Сетт, поднимая коробку с пола и начиная шагать в сторону выхода. Афелий размотал себя и набросил шарф на плечи так, как полагается. Это была определённо странная, но вместе с тем удивительная вылазка.