Мы любим не самых лучших, красивых, достойных. Мы любим тех, кто задевает душу и до крови царапает сердце.
Злодея выдернул из задумчивости оклик тётушки Эверген и хлопнувшая дверь, разнёсшая грохот по всей зале. Это Анжелика удалилась, гордо подняв голову, и степенно ступая по плитам. Они успели договориться о чём-то. — Штраус, подойти ко мне, — попросила Эверген, складывая руки на пышной юбке, расшитой синими драгоценными камнями. Она справилась с непонятным волнением, и выглядела теперь, как всегда, — спокойной, чуть приподнявшей уголки губ. Ей для полного комплекта не хватало только чашки с любимым чаем, распространяющим аромат жасмина и сирени. Шури спрыгнул на пол и, понуро преклонив голову, подошёл к ней. Насмешливость и надменность испарились будто их и не было, а бесстрашными словами бросался совсем другой человек. Но злодей растерял и страх, ведь Эверген — это не Зар, с ней хотя бы можно спорить. Злодей был удивлён тому, что Анжелика его на месте не убила, за то, что он сделал. Но стоило женщине заговорить, как Зарксис снова сжал зубы, пытаясь оставаться хладнокровным, что было в принципе невозможно. — Конечно, ты будешь наказан. Ты столько всего натворил, — Эверген вздохнула, — наказывать тебя буду я. Мне удалось уговорить Анжелику. — И что ты думаешь?! Если ты будешь издеваться надо мной, я прощу это?! — взвился Шури, вскидывая на неё горящие глаза. И не скажешь, что ему уже за двадцать. Ведёт себя хуже детей. — Нет. Не думаю, — женщина покачала головой. Она была печальна. — Я хотела поговорить с тобой, поэтому осталась. — Я не хочу с тобой говорить! — и всё-таки смирение не для него. — Ты тоже врала мне! Как и все — врала! — Например? — женщина скривила губы. Ей было очень тяжко смотреть на племянника. На самом деле она прекрасно знала о чём тот говорит, но всё ещё надеялась на что-то другое. — Например?! — Шури всплеснул руками, отбрасывая хвостом один из стульев, отлетевший к дальней стене. — Ты тоже стояла и смотрела как они убивают меня! Ты никогда не вступалась за меня! Ты только делала вид, что на моей стороне! — он схватил ей за рукава, в бессильном отчаянии. — Я был ребёнком — думал — ты всерьёз заботишься обо мне, но это не так! Ты просто потакаешь своей сестре! — злодей опустил голову и тихо, почти шёпотом прибавил: — И тоже молчишь. Всё правда, к сожалению. — Да. Так, пожалуй, это выглядит для тебя, — женщина погладила застывшего парня по волосам. — Но, поверь, это не так. Он вопросительно покосился на неё. — Тебя волнует твоя жизнь, и меня твоя. Но я не могу идти против сестры, никогда не могла… Эверген всегда восхищалась своими сёстрами — Анжеликой и Матушкой. Они были такие важные, гордые. Вольные. Сама она была довольно обычной, ничем не примечательной. Так уж получилось, что осталась она жить в особняке, не выйдя замуж. Детей у неё не было, но она всегда с удовольствием возилась с чужими. И она прекрасно помнила, как сестра радовалась, когда родился её первый сын — Штраус. Она нянчилась с ним, на время оставив свои прямые обязанности. Но продолжалось это недолго. Когда книга семьи наконец написала имя ребёнка — та возненавидела его. Почему так случилось, оставалось вечной загадкой для Эверген. А мне стоит снова давать пояснения. Вот напридумывали всяких заморочек, а мне с ними мучиться! В каждой семье есть книга летописи. В ней, сами по себе записываются все события, произошедшие в семье или с её членами. Кто умер, кто родился, кто чего достиг. На белых, пустых листах, проявляются буквы с завитушками, повествующие историю семьи. Книгу невозможно уничтожить, обмануть, переписать. Ходят слухи, что эти книги создал и раздал древним магическим семьям великий Проклятый Фокусник, один из тех, кто участвовал в создании Измерений. Казалось бы — здесь ожили все известные вам сказки, но такая история, даже для этого мира является глупой выдумкой. Каждый раз, когда в семье появляется новый ребёнок, именно книга придумывает ему имя. Порой, она долго думает — несколько недель или месяцев. С чем это связано никто не знает. И вот, когда в книге проступили чернила, сложившиеся в имя нашего злодея — глава переменилась полностью в своём отношении к нему. Мальчика отдали на воспитание юной матери, которая была не против. Один или два ребёнка — роли не сыграет. Все решили, что Матушка просто хочет вернуться к своему основному занятию — управлением рода. Лишь некоторые, в числе которых была Эверген догадывались, что тут что-то не так. Эверген сразу полюбила любознательного и доброго мальчика, не мучившего животных и с усердием учащегося. Сестра игнорировала её вопросы о причинах ненависти к ребёнку. Но поспорить с сестрой она не могла. Она молчала, когда у мальчика отбирали мечту. Молчала, когда его заставляли сражаться на мечах, что противоречило его натуре. Молчала, когда его воспитывали в ненависти к совершенно незнакомому сверстнику. Молчала, по приказу Матушки, когда его обижали братья и сёстры. Она лишь по секрету старалась утешить его конфетами или чтением сказок, когда заплаканный мальчик прибегал к ней. Эверген слышала его просьбы о помощи, но дальше разговоров с сестрой дело не шло. Не могла она взять и прекратить всё это. Может быть она надеялась, что Шури никогда не узнает о её бездействии? Злодей молчал, задумавшись над её словами. Никто не знает, но возможно его тронула искренность Эверген, да и несмотря на всю его неприязнь ко взрослым поколениям, он не забыл её. Её прошлую. Конфеты, что казались вкуснее всех вместе взятых. И сказки, такие интересные, каких он больше нигде не слышал. — И что же? Ты будешь помогать мне, даже если я, например, отрекусь от своей фамилии? — настойчиво затянул свою волынку Штраус, стараясь следить за каждой эмоцией на её лице. — Да, — Эверген испугалась такого заявления. Отрекались от своей фамилии настолько редко, что таких магов можно пересчитать по пальцам рук. «Отречённых» презирали — вот, не сумели поддержать честь семьи. — Или, например я откажусь от своей «миссии», — он презрительно сделал кавычки пальцами. — Ну да…? — ещё более неуверенно ответила Эверген. Но женщина быстро спохватилась. Штраус — не она. Ему невдомёк, что такое авторитет, что такое поклонение кому-то. Он презирает мать и старших, обрёкших его на ту судьбу, которая ему была чужда. Он сможет отказаться от всего, что мешает ему жить. — Или, если, например, я буду дружить с героем? — задал последний провокационный вопрос злодей. — Да, — вздохнула женщина. — А я тебе не верю, — Шури засунул руки в карманы джинсов и ткнул кончиком хвоста куда-то в волосы собеседницы. — Сними это украшение и кинь его на пол, тогда я поверю тебе. Эверген опустила руки, складывая их на юбке, крепко-накрепко сжимая ладони. Да, мальчик знает цену всему, знает силу клятв и даров. Женщина понимает, что чем дольше будет колебаться, тем с большей ненавистью племянник отринет её слова. Её волосы венчает прекраснейшее украшение: заколка с настоящей розой, облачённой в серебро, зачарованной от увядания. Сложно найти нечто более прекрасное, более изящное и волшебное. Цветок совсем живой, его лепестки чуть покачиваются на ветру, и, кажется, шелестят. Всё было бы просто и легко — возьми, да выдерни заколку из пышных локонов, но всегда есть какое-то препятствие. Особенно, когда имеешь дело с магическим миром. Это украшение — подарок Матушки, главы рода. Так она отмечала всех приближённых к себе. И, конечно, снять его, а тем более швырнуть, было бы отречением от неё. Мысленным, но противоречащем всему складу ума Эверген. Но каждому приходится однажды делать выбор, изменяющий жизнь. Менять мысли и восприятие, ради кого-то. Женщина переступила на серых плитах пола, расправила и снова сложила крылья. Потом медленно потянулась к украшению, чуть дрожащей рукой. Штраус наблюдал за ней, склонив голову к плечу. Звонко чиркнули железные зубчики заколки, когда она полетела в сторону. На тёмном полу роза сразу показалась несчастной, затоптанной, увядшей — куда подевалось её великолепие? Шури помолчал несколько секунд. Ему очень хотелось цветок сжечь. — Поднимай своё сокровище! — злодей с трудом кивнул. Женщина послушалась и быстро вернула брошенную вещицу на законное место. Пока она прихорашивалась, Штраус думал. Думал, тяжело хмурясь и проводя когтем по рогу.***
Солнце светило вовсю. Рэй разглядывал разноцветную дорожку из гравия под ногами. Он прислушивался к пению птиц и улыбался. Настроение было очень неплохим. Сестричка наконец отстала со своим «сватовством», весна вступала в свои полные права, а дождик чуть освежил улицу. Только вот злодея не видно уже два дня. Ахико поймал себя на этой мысли и дёрнулся — неужели он скучает по язвительному рогастику? Случай на крыше, слова злодея и подрагивающий голос, которым он просил называть его по имени — это всё не могло оставить его равнодушным. Герой с неким любованием, с нежностью вспоминал лицо парня, обрамлённое светло-фиалковыми волосами, с лёгким румянцем на обычно бледных щеках. Было в нём что-то незнакомое, такое непривычное, но в то же время родное, близкое. Ахико, порой, казалось, что он знаком с Зарксисом с детства. Именно со Штраусом, а не со злодеем, если вы понимаете, в чём разница. Рэй подумал, что стоит позвать Штрауса поесть мороженное, когда тот появится. Хотя герой мог бы и заявиться к нему домой, потому что два дня назад, он выпросил у злодея его адрес, взамен на свой. Потому что сделка, решила сделать удар на вторую просьбу злодея, про имя. Может быть, из-за того, что это желание было более важным и серьёзным. Но Ахико всё-таки не решался на такой отчаянный поступок. — Ой! Быть не может! Вы, что же, герой?! — раздался возглас рядом с ним. Рэй повернулся на звук. На неприметной лавочке, между кустами, сидела очень милая девушка с белыми, как снег волосами. Она захлопнула скетч, в котором водила толстым карандашом и воззрилась на героя. — Привет, — Ахико подумал и поклонился ей, следую правилам обращения с дамами, которым его учили в Доме. — Да, я герой. А Вы кто, леди? — Я Шарлотта Шриланке, — девушка приподняла края воображаемой юбки, дабы сделать реверанс. Парень подошёл поближе, рассматривая её. Длинная коса, белые, будто седые волосы, строгая одежда тёмных цветов, напоминающая траурное одеяние. — Не думала, что мне повезёт встретить и героя, и злодея за всю жизнь, — она лукаво улыбнулась, её глаза таинственно блеснули. — Вы встречались со злодеем? — Ахико почувствовал симпатию к приветливой девушке. — Да. Он рассказал мне очень грустную сказку. — Какую же? — Это была сказка о мальчике, который хотел любить и рисовал закаты, а злые люди сломали его душу и сделали все краски серыми, — Шарлотта смотрела прямо ему в глаза, спокойно. Так, будто не она недавно визжала, увидев его. — И ветер перебирал его фиалковые волосы? — А солнце освещало разноцветные глаза, — мисс Шриланке погладила блокнотик. — Этот мальчик подарил мне рисунок. Мальчик был так печален, но слёзы были ему запрещены, так же как и мечты. Рэй не знал, что ответить. Тишина повисла между ними. Герой шестым чувством понимал, что Шарлотта — не обычный человек. Но он не видел в ней магической силы. — Есть ещё сказка о мальчике, который играл на скрипке и пел вместе с соловьями поутру, — очень тихо, почти шёпотом сказала девушка и поднялась, отбрасывая на спину косу. — Мне было так жаль этих детей, что я проплакала несколько ночей подряд, — она остановилась рядом с остолбеневшим героем. — Но, знаешь, я мечтаю о продолжении этих сказок, где мальчики встречаются и всё хорошо заканчивается — ведь это всего лишь сказка. Ахико повернулся к ней — хотел схватить за руку, остановить, спросить. Но Шарлотта исчезла. Растворилась в воздухе. Её просто нигде не было. Герой попятился, с непониманием оглядываясь по сторонам. — Какого чёрта? — значит он не ошибся. Девушка — маг, существо из Измерений. Но как же так? Кто она? И откуда знает их истории? Почему она назвала их сказками? И почему её последние слова прозвучали как предсказание?! Герой никогда раньше не испытывал такого смятения. Мысли путались, перебивая одна другую. Но одна, очень маленькая, тихонько шептала: «Ты должен сделать конец счастливым. Ты должен спасти злодея, спасти от самого себя». Рэй ещё не слышал её — не замечал. Но это была чужая мысль, навеянная ветерком, нашёптываемая нежным, девичьим голоском.