Ночь воспоминаний
17 июня 2020 г. в 20:06
Завтра мы отправляемся в путь, поэтому этот вечер все разделили со своими родными и близкими: хоббиты — друг с другом, гном — со своим отцом, а Арагорн — со своей приемной сестрой Арвен (то-то был скандал!). Признаюсь честно, я был в шоке, когда эта сплетня дошла до моих ушей. Понятия не имею, с кем сейчас Митрандир и человек из Гондора; впрочем, уверен, они нашли тех, кто скрасит им последний вечер в Имладрисе.
Я же коротаю время до рассвета с письмом от отца, потому что того единственного, с кем я хотел бы проститься, от меня отделяют тысячи лиг. Приходится обходиться словами, выведенными его рукой на куске пергамента.
Отец пишет о своей любви ко мне; о том, как он гордится мной. Надеюсь, что я оправдаю надежды, которые он на меня возлагает. Молюсь, чтобы у меня хватило мужества с достоинством принять все тяготы, что встретятся на нашем пути. Стараюсь не думать о том, что шансы наши на успех невелики, и я могу так никогда и не вернуться домой, в мой лес.
— Не следует тебе сегодня быть одному.
Я даже вздрогнул от неожиданности, затерявшись в ворохе своих мыслей, из которого меня выдернул этот голос. Голос, который я предпочёл бы не слышать. Если и был в Имладрисе тот, кого я видеть не хочу, так это он.
— Здесь нет никого, кто пожелал бы проститься со мной, разве что удостовериться, что я покинул эту гостеприимную обитель, — огрызаюсь я, поворачиваюсь к незваному гостю спиной, и демонстративно утыкаюсь в письмо отца, ясно давая понять, чтобы меня оставили в покое. — Впрочем, здесь нет никого, с кем желал бы проститься я.
К сожалению, Глорфиндел не понимает. Вместо того, чтобы отправиться восвояси, он садится на траву рядом со мной, к моему ужасу. Не сиди он прямо передо мной, я бы страдальчески закатил глаза, но приходится сдержать сей пленительный порыв. Решаю не испытывать судьбу во второй раз — не с тем, кто сразил балрога. Вместо этого пытаюсь ненавязчиво отделаться от него.
— Вам следует проведать Боромира. Ему компания не помешает, ведь его родные и друзья остались в Гондоре. Человеку здесь должно быть очень неуютно.
— Да, — соглашается он со мной. Я рад, что мы понимаем друг друга. Но радость моя длится недолго. — Человек не найдёт покоя в этой гостеприимной обители. И нет. Боромир в компании не нуждается. Элронд об этом позаботился.
— Как это любезно с его стороны, — ворчу на грани слышимости. Ну почему? Почему бы ему просто не оставить меня в покое?
Он пропускает мой едкий комментарий мимо ушей, чуть наклоняется вперёд и суёт свой любопытный нос в моё письмо.
— Что это ты читаешь?
Прячу письмо подальше от его любопытных глаз. Его оно нисколечко не касается.
— Не твоё дело, — огрызаюсь я. Резче, чем следовало бы.
— Оно от твоего отца, как я понимаю.
Глорфиндел невозмутим, как и прежде, ни один мускул на его лице не дрогнул, выдавая его возмущение моей грубостью. Он совершенно спокоен. А я бесцельно пялюсь на письмо отца, лежащее на моих коленях, и чувствую, как, несмотря на все отчаянные попытки сохранить лицо, на глаза наворачиваются предательские слёзы. Проклинаю себя за слабость. Ну почему сейчас, почему именно перед ним?
Чувствую, как душа его осторожно касается моей, и его жалость порождает волну негодования во мне. Я поднимаю мосты, укрепляю стены, пытаясь его оттолкнуть. Я в его сочувствии не нуждаюсь!
— Ты увидишь его снова, — тихо произносит он.
— А вот это вряд ли, лорд Глорфиндел! — рычу я в ответ. — Мы оба знаем, что шансы наши вернуться из этого похода живыми ничтожно малы. Так что приберегите слова утешения для тех, кто в них нуждается. Я уже не эльфёнок, чтобы верить в сказки.
Я поворачиваюсь к нему лицом, оглаживаю свирепым взглядом, но он не отводит глаза, принимая вызов.
— Разве я — не доказательство тому, что всё это не сказки? — Глорфиндел разводит руки в стороны и улыбается.
Должно быть, я сегодня соображаю особенно медленно, потому как не сразу понимаю, о чём идёт речь. Но когда наконец понимаю, то возразить мне нечего. Глорфиндел — единственный эльф, вернувшийся из чертогов Мандоса, прямое подтверждение тому, что надежда ещё не потеряна. Даже если судьбой мне предначертано погибнуть на этом пути, я смогу вернуться. Странно, но при мысли об этом на душе становится чуточку легче.
Глорфиндел падает на траву, кладёт руки за голову и устремляет взгляд к звёздам.
— Расскажи мне о своём доме, — просит он. — Я никогда не был в Великом лесу. Мне интересно, какой он.
— Хочешь, чтобы я рассказал тебе про Великий лес? — смотрю на него недоверчиво. — Про тот самый лес, за пределы которого такому дикому эльфёнышу, как я, не зачем совать свой невежественный нос?
— Что ж… Полагаю, я заслужил это, — его улыбка полна раскаяния. — В свою защиту могу сказать лишь то, что был очень зол, потому что если твоя кандидатура вызывала у Совета некоторые сомнения, то мою и вовсе не приняли к рассмотрению. Признаю, это слабое оправдание.
— И что изменилось? — мне любопытно, почему он здесь, со мной, пытается зачем-то урегулировать наши с ним разногласия и принести извинения. А сомнений в том, что именно эту цель он преследует, у меня нет и быть не может.
— Ты разделал меня под орех, а это мало кому удавалось. И хоть выволочка эта и не доставила мне удовольствия, но заставила пересмотреть мои взгляды касаемо некоторых вещей, — он смотрит на меня ласково, я бы даже сказал, с некой симпатией. — В твоих венах совершенно точно течёт кровь Орофера.
Я становлюсь мрачнее грозовой тучи, а ведь я почти было утратил бдительность. И Глорфиндел тут же нанёс удар, скрывая презрение ко мне и моим родным за вуалью лести. Он словно чувствует зарождающуюся во мне бурю — ещё бы он не чувствовал! — и спешит погасить её в зародыше:
— Да не укусить я тебя хочу, а комплимент сделать!
Но я крепкий орешек.
— Вы так явно его презираете. Не думаете же вы в самом деле, что в свете последних событий я могу счесть сравнение с ним комплиментом. Слова обманчивы, я усвоил этот урок. Спасибо гному.
— Я не презираю его, — отвечает он. — Не смею, потому что слишком плохо знал твоего деда. Я знаю лишь, что он заботился о своём народе и имел все основания не доверять нолдор. Но Гил-Галад не был ни своим отцом, ни своим дедом. Он был сам по себе. Орофер совершил ошибку, пойдя на поводу у своих предубеждений, когда следовало бы смотреть своими собственными глазами. И я наступил на те же грабли — судил о сыне по его отцу, хотя должен был судить по делам его. Думаю, нам всем следует смотреть своими собственными глазами и научиться доверять им, а не жить прошлым. Но это проще сказать, чем сделать, когда помнишь все эпохи мира.
Его слова пугают меня. Я притягиваю колени к груди и обнимаю их руками, словно стараясь защититься от неведомой угрозы. Но безуспешно.
— У него была весомая причина не доверять Гил-Галаду, — возражаю я.
— Нет, — качает головой Глорфиндел. — У него была весомая причина не доверять его предшественникам, но Гил-Галад не сделал твоему деду ничего дурного. Смотри своими глазами, Леголас, старайся видеть других такими, какие они есть, и ты далеко пойдёшь. Я этот урок до сих пор не выучил.
Его слова достигают цели, заставляют меня задуматься. Может, не так уж и неправ был Арагорн, когда утверждал, что дерево предубеждения пустило столь же глубокие корни во мне, как и в тех, кого я осуждал?
— А сейчас прекрати хмуриться, — Глорфиндел выдёргивает меня из вороха моих мыслей. Снова. — Лучше расскажи мне о своём доме и народе, дитя. Мне правда интересно.
И я рассказываю. О моём лесе и его сокровенных местах, об эльфах, которых люблю, о доме, который могу никогда не увидеть, и воспоминания о них приносят покой.
Когда я наконец умолкаю, Глорфиндел рассказывает мне о Гондолине, о легендарном городе, сгинувшем задолго до моего рождения; о тех, кто жил за много тысячелетий до нас; о героях и легендах минувших дней. Некоторых из них меня учили презирать, но по мере того, как я узнаю о них больше, они уже не кажутся мне достойными презрения. Истории его так увлекательны, что я не замечаю, как исчезают на небе звёзды, а ночь уступает место новому дню. Не так я планировал провести эту ночь. Но, учитывая, что это ночь перед походом, из которого мне, возможно, не суждено вернуться, иного и желать нельзя.
Мы покидаем Имладрис на рассвете, когда первые лучики солнца пробиваются на горизонте алыми всполохами. Тому, кого никто не вышел проводить в дальний путь, прощание кажется бесконечным и утомительным. Умом понимаю, что нервозность моя всех вокруг раздражает, но не могу спокойно стоять на месте. Это выше моих сил, я слишком взбудоражен и хочу поскорее отправиться навстречу приключениям.
К моему облегчению, Митрандиру эти унылые прощания тоже встают поперёк горла.
— Отпустите нас с миром! — раздражённо кричит он. И мы отправляемся в путь.
Арагорн едет во главе колонны. Но вдруг оборачивается, чтобы в последний раз взглянуть на родной дом и близких, оставшихся позади (хотя мне кажется, он выискивает в толпе дочь Элронда). Первый луч зарождающегося света падает на его волосы и увенчивает его голову почти божественным сиянием… венцом… Короной, понимаю я и забываю, как дышать.
— Ты тоже это видишь. Предзнаменование, — слышу ворчание Глорфиндела у себя за спиной. — Ему суждено стать королём, хорошим королём.
— Вижу, — отвечаю я. — И собираюсь внести свой посильный вклад в его восшествие на престол.
— Стало быть, встретимся в конце пути, принц Леголас, — треплет Глорфиндел меня по плечу.
— Возможно, — мне бы его уверенность. Предзнаменование предназначалось Арагорну, не мне. Мой удел — предчувствие надвигающейся беды.
— Увижу Трандуила раньше, чем ты, непременно скажу ему, что яблочко от яблоньки недалеко упало, — смеётся Глорфиндел. — Ты справишься, мальчик, — добавляет он с улыбкой и склоняется к моему уху. Эти слова предназначаются только мне: — Просто держись от гнома подальше.
Он застигает меня врасплох, и я захожусь хохотом, в клочья раздирая серьёзность и напряжённость исторического момента. Митрандир оборачивается, взирая на меня с упрёком, Арагорн смотрит и не верит своим глазам, видя, с кем принц Эрин Гален изволит шутки шутить. Выражение абсолютного неверия и благоговейного ужаса, застывшее на его лице, заставляет меня хохотать ещё громче.
Так с лёгким сердцем и звонким смехом, я покидаю Имладрис, ступая на тропу, что ведёт в неизвестность. Могу лишь надеяться, надежде вопреки, что однажды вернусь в эту обитель, и возвращением моё будет столь же радостным.