Кошмарной вам ночи

Заглохший минивэн стоял посреди просёлочной дороги с раскрытыми дверями и багажником. От него вглубь леса вела цепочка глубоких следов, оставленных на влажной от прошедшего на днях дождя земле. Плотные кроны деревьев защищали Грёзу от солнечных лучей, но ей от того было нисколько не легче. Она тащила на себе Кумитэ, которая всю ночь и всё утро бредила, не приходя в себя, и сумку с донорской кровью, которую, на её счастье, оставили вчера в машине. Без пищи они вдвоём не протянули бы больше суток. Пробираясь через заповедный лес, Грёза видела самых разных птиц, зайцев, косуль и даже заприметила молодого волка, но все животные уносились в страхе прочь, едва почуяв вампира. Тем лучше, думала девушка. Полдня она тащилась по едва различимой в опавшей листве тропинке, пока не обнаружила домик охраны. Войдя в незапертую дверь, она наткнулась на изумлённые взгляды двух пожилых мужчин в форме. А глазеть было на что: хрупкая невысокая девчонка в дырявой окровавленной футболке несла на своём плече бездыханное тело другой девушки, которая, к слову сказать, была выше неё и немного крупнее, а в руках держала огромную спортивную сумку тоже немаленького веса, судя по натянутым ручкам. — Нас не существует, — сказала Грёза устало. Мужчины покрутили седыми головами и вернулись к обсуждению недавних новостей. — На днях встретил в лесу медведицу. Обмер и смотрю. Ну она носом повела в мою сторону и пошла восвояси. — Дела! Грёза сбросила Кумитэ на диван, та застонала и свернулась калачиком; села рядом, достала из сумки пакет с кровью и, оторвав уголок упаковки, выпила всё одним глотком. А затем выплеснула обратно, давясь из-за отвратительного вкуса. Мужиков за столом обдало брызгами, но они не обратили на это никакого внимания. — Чёрт! — прошипела девушка, стряхивая капли с рук. Грёза покопалась в сумке, пытаясь найти подходящий именно для неё вариант. Но она понятия не имела, какая кровь ей нужна, поскольку не знала, что за группа была у тех парней, которых она ела. Обернувшись к Кумитэ, она толкнула её в плечо, пытаясь пробудить. — Какая у тебя группа крови? Кумитэ! Эй! Девушка застонала и приоткрыла глаза. — Группа крови твоя! — Четвёртая… — А резус? — спросила Грёза, ощутив подкатывающий к горлу ком. Кумитэ молчала. — Только бы не отрицательный, — взмолилась девушка, доставая пакет с этикеткой AB(Rh+). Отпив небольшой глоток, Грёза посмаковала кровь и, удостоверившись, что всё в порядке, на радостях выпила сразу две упаковки. Спустившись на пол, она опёрлась спиной на диван и раскинула ноги в стороны. В воцарившемся наконец покое она смогла закрыть глаза и погрузиться в забвение. Отдых был недолгим. Кто-то подхватил Грёзу под мышки и поднял на ноги, выволакивая из сна, и она, вскрикнув, стала отбиваться от удерживавших её рук. «Это я, Скайли, тише», — раздался голос Мидаса в голове. Она открыла сонные глаза и, увидев радостное лицо сира, измазанное кровью, бросилась к нему в распахнутые объятия. Тут же оказались и остальные сородичи: помятые Мяускул и Дина разбирали сумку с донорской кровью, вскрывая один пакет за другим, Ренегат доедал охранников, а Редукс валялся без сознания на диване рядом с Кумитэ. Почти всё его тело было покрыто струпьями ожогов, от длинных пепельных волос ничего не осталось. — Вы справились с тем человеком… Брутом? — Нет. Фанатичная вера способна порой даже простых людей сделать чудовищами, — предупредил Мидас, глядя на покалеченного вампира с жалостью. — Никогда, слышишь, никогда не выходи против Брута один на один! — Что он с сделал Редуксом? — Низвёл на него божественное пламя, — сказала Дина, причмокивая. Мидас перевёл взгляд с Редукса на Кумитэ и, нахмурившись, склонился над ней. Он опустил руку на её шею и прощупал пульс. Естественно, его у девушки не было. — Ты обратила Кумитэ? — Она умирала, — стала оправдываться Грёза. — Я не осуждаю. Но откуда ты узнала, как это сделать? — Она сама сказала мне. — Болтун несчастный, — процедил Мидас, имея в виду Редукса. — Предусмотрительный, — предположил Ренегат. — Куда там! Чтоб он позволил кому-то другому обратить его милого зверька? Впрочем, повезёт, если он вообще очухается. Тогда и поговорю с ним. Раз в полчаса кто-то из сородичей отпаивал Редукса оставшимися запасами крови. Ожоги постепенно заживали, струпья отслаивались, обнажая нежную ярко-красную грануляционную ткань, на голове ёжиком вылезли новые волосы. Когда Кумитэ завершила трансформацию, она взяла уход за вампиром на себя, держась при этом поразительно стойко, ведь вся кровь, что осталась у них, должна была достаться одному Редуксу, тогда как остальные вынужденно голодали. Но им было не впервой оказываться в таком положении, а Кумитэ ещё не успела попробовать и капли столь необходимой ей жидкости. Очнувшись впервые за несколько дней, Редукс первым делом потянулся к Кумитэ, чтобы отведать её крови. И сделал бы это, не подоспей Мидас к ним. Он схватил девушку за воротник и отпихнул в сторону. — Почему? — жалобно произнёс Редукс, протягивая руку к удивлённой действиями Мидаса Кумитэ. — Потому что ты слаб и можешь зайти слишком далеко. — Нет, Мидас, уверяю тебя… — Ты ещё помнишь вкус крови вампира? — Причём тут… — Редукс запнулся и приподнялся на локте, чтобы лучше разглядеть Кумитэ. Она отвела от него алые глаза и закусила губу. — Кто?! Кто посмел это сделать? — Я обратила её, — гордо ответила Грёза. — Чтобы спасти. Она резко развернулась на пятках и выскочила из домика, не желая и минуты находиться в одном помещении с хамом. — Неужели всё было настолько плохо? — Да, — вполголоса ответила Кумитэ и села перед Редуксом на колени. Он положил ладонь на её шею и, притянув к себе, поцеловал в лоб. — Ты будешь её наставником, — сказал Мидас. — Не Грёзе же учить её выживанию, она сама ещё птенец. Да и мне хватило на своём веку двоих, пора бы и тебе узнать, что такое воспитание чужого дитя. — Я вовсе не против, — ответил Редукс. Выйдя наружу, Мидас проследовал по пути, которым ушла Грёза, и нашёл её у берега озера, на дальней стороне которого возвышалась горная гряда. Мерный шелест волн, порождаемых тёплым ветром, умиротворял и убаюкивал. Пахло свежестью и влажными камнями. Мидас сел на плоский валун рядом с Грёзой и посмотрел в ту же сторону, что и она. — Как вы нашли нас? — Я просто следовал зову сердца. — Я серьёзно спрашиваю. — Ответ будет крайне прозаичен, мне даже немного стыдно признаваться. — Ну колись уже, — сказала Грёза, глянув на Мидаса с лёгким недовольством. — У Кумитэ на телефоне установлена программа слежения, — быстро произнёс тот и вымученно улыбнулся. — Это была моя идея, да. Я ей не доверял. Грёза капризно надула губы. Конечно, она понимала, что иначе их вряд ли обнаружили, но всё равно было обидно, что всё оказалось так просто и так подло. — Ты пошутил на счёт сердца? Мидас обратил на Грёзу серьёзный и тоскливый взгляд. Он приподнял её лицо за подбородок и посмотрел девушке в глаза. — Нисколько. Ты стала мне очень дорога. Больше всего на свете Грёза мечтала о том, чтобы в груди что-то ёкнуло, щёки залились густым румянцем, а губы дрогнули от смущения и волнения, но она почему-то не ощущала абсолютно ничего, и это огорчало её. — Все человеческие чувства увядают со временем, — сказал Мидас, заметив тень печали во взгляде девушки и прочитав её мысли. — Вот почему среди сородичей есть негласное правило: не обращать творческих людей. Это всё равно что срезать цветок с клумбы и поставить в вазе, вместо того, чтобы разбить дома собственный сад. Они чахнут без прежних эмоций, перестают созидать, впадают в депрессию и ищут окончательную смерть, подвергая себя и других сородичей опасности. — Как вы живёте без любви? — понуро произнесла Грёза. — Есть кое-что, что её заменяет — узы крови. Прежде ты сопротивлялась им и, полагаю, не испытывала любовь как таковую, лишь безропотную привязанность неоната к своему сиру. Но ты давно не принимала от меня кровь, и потому то, что переживаешь сейчас, не является плодом моей власти над тобой. Однако эти чувства слабы и день ото дня будут всё бледнее. — Узы порождают искусственную любовь? — Отнюдь. Но есть в этой любви один изъян: в конце концов она может перерасти в ненависть. Потому я ни с кем не создавал такой связи. По-моему, лучше никогда не знать истинной любви, если в итоге она становится невыносимой ношей. — А если не станет? Разве можно упускать возможность наполнить свою не-жизнь хоть каким-то смыслом? — У меня он есть. Я поддерживаю и защищаю свою семью, частью которой ты тоже являешься. — А что делать мне? Мидас взглянул на Грёзу и увидел в её глазах просьбу… нет, мольбу. Не нужно было обладать телепатией, чтобы понять, что они искренне желает любить его. А ведь две недели назад Мидас хотел выпить её до последней капли. Истинно говорят: неисповедимы пути… — Ты так хочешь рискнуть? — Хочу. И рискну. Грёза развернулась к мужчине лицом и, взяв его за руки, положила их на свои колени. Она ласково провела ладонью вдоль внутренней стороны его предплечья. — Вот сейчас тот момент, когда надо раз и навсегда обозначить границы наших отношений, — сказала Грёза, мягко надавливая острыми ногтями на кожу. На лице Мидаса отразилась задумчивость. Последние две недели всё шло прахом: его обещание никогда никого не обращать и ни к кому не привязывать себя; абсолютно все желали смерти ему и его семье, и вполне оправдано — что бы ни происходило с ними сейчас, ответственность за это лежала на Мидасе и только на нём. Грёза тоже стала жертвой этой безумной игры, но ей отведена особая роль. Если слова пророчества верны, то Мидас обязан поддержать её всеми возможными способами, иначе она рано или поздно сломается. Он прикрыл глаза и, коснувшись предплечья Грёзы ногтями, быстро скользнул ими вдоль сухожилий, оставив две длинные кровоточащие раны. Девушка скривилась и рефлекторно отдёрнула руку. Повременив немного, она проделала то же с предплечьем Мидаса и положила своё поверх его. Мужчина притянул Грёзу к себе и поцеловал. Неохотно прервавшись, девушка наклонилась и собрала губами бордовые подтёки на коже Мидаса. Она с благоговением вкусила его крови и ощутила, как наполняется её мёртвое сердце безграничной преданностью и любовью. После нескольких глотков Грёза оторвалась от руки мужчины и протянула ему свою. Он нежно поцеловал её порезы и провёл языком вдоль одного из них, разделяя кончиком неровные края. Грёза тихо зашипела от боли и закусила губу. Новый поцелуй заглушил неприятные ощущения, и затем Мидас прижался к её ранам устами и жадно потянул кровь из вен. Даже того небольшого количества, что выпил Мидас, оказалось достаточно, чтобы его охватил волнительный восторг. Он давно забыл, что чувствовал во время обращения, забыл, как восхитительно было укусить кого-то впервые… но всё это осталось в прошлом, а сейчас начиналась совершенно новая, удивительно прекрасная и наполненная особым смыслом не-жизнь. И всё благодаря возникшей между ним и Грёзой связи. Мидас втянул клыки и, обняв девушку, крепко поцеловал её. Как и в первый раз, их обоих обуяла страсть, но в основе её лежали их собственные переживания, а вовсе не навязанные кем-то. Мидас с упоением целовал шею и ключицы Грёзы, не переставая думать о ней, как о той, кого ему так не хватало многие века. Все другие женщины меркли на фоне Грёзы, становились всего лишь страницами ветхой книги. А в ней кипела безграничная энергия, вечная молодость, невероятная притягательность, и Мидас мечтал стать с Грёзой частью единого целого. Он прижимал девушку к себе так крепко, словно боялся, что она может раствориться прямо в его руках, а та смеялась, нежно и звонко, гладя мужчину по волосам и целуя его лицо. Стащив через голову футболку и бюстгальтер, Грёза прильнула к Мидасу обнажённой грудью. Он чуть отодвинулся и опустил голову, обхватил губами твёрдый от прохлады и возбуждения сосок и несильно оттянул его, заставив Грёзу сконфуженно свести плечи. Она хихикнула и запустила пальцы в волосы Мидаса. Его руки гладили её спину и талию, желая коснуться каждого сантиметра прелестного юного тела девушки. Даже подростковая угловатость, сохранявшаяся и у некоторых более взрослых женщин, нисколько не вредила красоте Грёзы. Мидас обвёл любовным взглядом её небольшие острые грудки, плоский животик с проглядывавшими контурами мышц, расстегнул и спустил на бёдра джинсы, обнажая подтянутые ягодицы девушки. Он привлёк Грёзу к себе и укусил её, оставляя влажный след и бледные следы зубов на коже. Девушка засмеялась и оттолкнула Мидаса, вынудив его лечь спиной на прохладные валуны. Грёза склонилась над мужчиной и расстегнула одну за другой пуговицы на его рубашке, раскрывая покрытую татуировками грудь. Она приблизила лицо к ней и провела кончиком языка вокруг соска, поцеловала проступавшую под кожей ключицу и уткнулась лицом в шею Мидаса, прижимаясь грудью к нему. Руки девушки скользнули к ремню на брюках Мидаса, расстегнули его, освобождая путь, заползли под ткань, касаясь холодными пальцами горячей напряжённой плоти. Грёза обхватила возбуждённый член и закусила губу, ощущая прилив безудержного вожделения. Она поднялась на ноги, чтобы снять джинсы, и Мидас последовал её примеру. Едва презренная одежда оказалась в стороне, девушка осторожно села на таз Мидаса, касаясь нижними губами его фаллоса, и стала тереться ими о него, источая вязкую прозрачную влагу. Мидас приподнялся на выпрямленных руках и прильнул к Грёзе в поцелуе, она обняла его и издала тихий стон наслаждения. Он подтянул ноги, чтобы сесть удобнее, и освободившейся рукой направил член в лоно возлюбленной. Грёза приподнялась и, ощутив, что Мидас уже внутри неё, медленно опустилась вниз, постепенно насаживаясь на его фаллос. Настойчивое чувство распирания, граничившее с едва ощутимой болезненностью, заполнило разум Грёзы удовлетворением. Казалось, будто всё происходящее было предначертано, будто она жила ради этого момента, будто всегда ждала только этого мужчину. Мидас обнял Грёзу, положив руки на её лопатки и бедро, и стал мягко направлять девушку. Она не сопротивлялась, лишь задавала удобный ей темп, чтобы привыкнуть к ощущениям. Грёза заглянула в золотые глаза Мидаса взяла его лицо в свои ладони. «Я люблю тебя», — произнесла она чувственно, отчаянно, убеждённо… «Я люблю тебя», — вторил ей Мидас, прижимая девушку к себе. Их губы едва касались друг друга, передавая неуловимую и невероятную близость между ними. «Я так сильно люблю тебя…» Они слились в страстном поцелуе, и Грёза ускорилась, ощутив ещё более яркую вспышку возбуждения. Каждое её движение отзывалось волной удовольствия во всём теле, совсем не таким, как в первый раз, но намного мощнее. Ей хотелось любви каждой клеточкой тела, и потому Грёзе не было жаль ни одной капли витэ на то, чтобы заставить мёртвое тело служить её прихоти. Пусть бьётся сердце, пусть горят лёгкие от крика, пусть текут алые слёзы по счастливому лицу. Ничто не было важно потом, всё желанное уже находилось здесь. Мидас перевернул Грёзу на спину, положил её ноги себе на талию, и удерживая её поясницу на весу руками, взял инициативу. Девушка выгнулась и вытянула руки за головой, хватаясь за камни. Мидас был очень осторожен и нежен в этот раз, но по-прежнему напорист. Видя, что Грёза не ощущает дискомфорта, он стал двигаться жёстче, полностью погружая член в её лоно и упираясь головкой в шейку матки. Грёза громко застонала и закусила палец, чтобы сдержать порыв чувств. Весь мир померк для неё в один момент, а ощущения обострились до предела и взорвались тысячью искр. Грёза выгнулась и раскрыла рот в немом крике. Мидас подхватил её и, подняв с земли, прижал к себе крепко и горячо. Его последние движения были редкими, но глубокими. Грёза чувствовала, как пульсирует его член внутри неё и едва не заплакала от восторга, переживая неописуемый экстаз. Положив голову на плечо Мидаса, Грёза удовлетворённо вздохнула и поцеловала его в шею. Когда они вернулись в домик, Кумитэ с порога налетела на Грёзу с претензиями: — Где ты была так долго? Я уже собиралась идти искать тебя! Разве ты не понимаешь, что мы постоянно в опасности? Даже здесь, в глуши, повсюду могут быть враги! — Ч-что? — недоумённо переспросила Грёза, соображая, когда прежде Кумитэ проявляла такую нетерпеливость, да ещё и по отношению к ней. — Я была с Мидасом на берегу озера. — Вот как, — осеклась девушка и посмотрела на вампира в распахнутой рубашке колким взглядом. — Вы же вроде не особо дружны, или я что-то упустила? Сидевшие на диване Мяускул и Дина подались вперёд, заинтересовавшись возникшей перепалкой. — Да что это с тобой? — встревоженно поинтересовалась Грёза. — Она просто ревнует, — пояснил Мидас, нисколько не удивляясь происходящему. — А вот и не ревную! — рявкнула Кумитэ, хотя уже поняла, что он прав, и злилась от того ещё сильнее. — Не нервничай, в тебе говорит кровь Грёзы. Но я это исправлю. — Каким образом? — Дам ей свою, — ответил Мидас так, будто речь шла о панацее. — Не поняла, — несколько напряжённо отозвалась Грёза и уставила руки в бока. — Возможно, дитя, для тебя будет новостью, — сказал Ренегат вкрадчиво, — но мы все связаны с Мидасом его кровью. Это прекрасный и старый, как мир, способ одного сородича подчинить себе других, тем более таких разных и своенравных, как мы. Впрочем, половина из нас согласилась на сие условие по собственной воле, других же наш славный лидер заставил принять его власть над ними. Даже родного брата. Ренегат кротко ухмыльнулся, взглянув на Редукса. — Старшего причём, — буркнул тот, свесив голову и почесав колючую макушку. — Нет уж, — усмехнулась Кумитэ и сложила руки на груди, — со мной такое не прокатит. Редукс нахмурился и бросил на Мидаса виноватый взор, зная, что за дерзость Кумитэ придётся расплачиваться ему. — Подойди ко мне. Девушка сделала несколько неуверенных шагов к Мидасу и остановилась подле него, сжимая кулаки и глядя на вампира исподлобья. — Не хочу! Не буду! — крикнула Кумитэ, видя, что он разрывает пальцами едва зажившие порезы на предплечье. — Не трогай меня! — Неплохо, — ехидно сказал Мидас, оценив попытку. — Но, кажется, ты забыла, что нас с тобой разделяет целое поколение. Пей. Девушка послушно прильнула к руке мужчины и стала жадно глотать его кровь. Грёза отвернулась, не желая это видеть, и стиснула зубы. Когда Мидас посчитал, что с неоната довольно, он разжал её челюсти свободной рукой и оттолкнул Кумитэ, потому что она никак не хотела отцепляться от него сама, наслаждаясь первыми в её жизни глотками крови. — Скоро рассвет, ложитесь спать, — сказал он, слизывая багряные подтёки. — На закате двинемся дальше. Идти придётся пешком, так что каждая минута будет на счету. Кумитэ подняла на Мидаса горящий от злобы взгляд. Что происходило в этот момент в её голове, даже она сама не могла понять. Редукс подтянул её за шиворот к себе и приобнял. Девушка сначала дёрнулась, пытаясь освободиться, а затем вздохнула и, постепенно успокоившись, уткнулась затылком в его грудь. Мидас и Грёза сели у стены в углу сторожки. Грёза взяла мужчину за руку, сплетая его пальцы со своими, и положила голову на его плечо, а он прижался к ней щекой. Задержав взгляд на этих двоих, Ренегат задумчиво поджал губы, а затем, кивнув головой, словно соглашаясь с каким-то умозаключением, прилёг на бок и закрыл глаза. Уснула Кумитэ в объятиях названного сира, уснула Дина, зарывшись в тёплый мех Мяускула. Настала гробовая тишина.