***
Лос-Анджелес, июнь 1868 года. — Мы не ходили туда, слишком опасно. Стены и потолок тоннеля не укреплены, а после недавнего землетрясения часть ходов обвалились, — доложил подчинённый. — А ещё… Мужчина замолк и потупил взгляд. — В чём дело? — спросил Мидас, вскинув бровь. — В прошлом месяце там видели странное существо. А в ушедшем году и того хуже — говорят, тогдашняя бригада обнаружила в недостроенных коридорах покойника. Обескровленного. — Небось бездомный забрёл и заблудился, — отмахнулся Мидас. — Что же тут необычного? — Нет, сэр, это… Это был ребёнок. Мальчик. Его тело ещё не успело околеть. По-видимому, рабочие спугнули то, что сделало это с ним, но оно всё ещё прячется в катакомбах. Люди боятся. Мидас поджал губы и отвернулся. — Если говорят, это не значит, что так было на самом деле. Вы видели тело собственными глазами? Нет. Откуда бы здесь взялся ребёнок? — Глубоко в канализации живут чудовища, сэр. Их стоны слышны по ночам. — Довольно. Волшебных существ и монстров не бывает, это всё сказки и городские легенды. — Но стоны… — Похожий звук возникает при выходе воздуха из проседающих пород. Не мне вам объяснять, как это происходит. Собирайте бригаду, а я пока схожу и взгляну на масштабы обвала. Мидас пресёк новые попытки подчинённого убедить его в существовании сверхъестественных существ и, надев каску, направился вдоль освещённых фонарями стен вглубь подземных коридоров. Он хорошо ориентировался в старой части канализации, потому как её строили современники его отца и он сам, и у Мидаса было много времени и возможностей изучить схемы расположения тоннелей. Всё здесь требовало обновления и укрепления. Но выделенных денег едва хватало на замену треснувшей кладки. Мидас делал заметки в ежедневнике, проходил всё дальше и, в конце концов, добравшись до катакомб, остановился. Здесь уже не было освещения, и он зажёг взятый с собой фонарь. Завал находился дальше по коридору. Обвалившаяся стена соединяла коридор с узким проходом, которого Мидас не помнил. Сделав очередную заметку, он шагнул в него и стал потихоньку пробираться вглубь, стараясь не задевать влажные стены. Через несколько метров Мидас оказался в просторном зале, который служил коллектором. Он осмотрел помещение и заключил, что ему не менее полувека. По какой-то причине оно больше не использовалось и было отграничено от остальной, более современной канализации. Мидас услышал шорох и развернул фонарь в сторону, откуда он доносился, но ничего не увидел. Ему стало не по себе. Нужно было возвращаться назад, а сюда идти уже с бригадой. После страшилок подчинённого не хотелось оставаться одному в лабиринте тёмных тоннелей. Пусть он и не верил в призраков или полтергейстов, но мнительность всё же была ему присуща. С каждым мгновением волнение Мидаса росло. Смутное ощущение того, что он уже был здесь, не покидало его, хотя Мидас точно знал, что никогда не забредал так далеко. Он ещё раз осмотрелся, подметил несколько тоннелей под низкими покатыми сводами, и развернулся, чтобы уйти, но перед ним возникла тень. Широкий сутулый силуэт перегораживал его путь и выглядел пугающе. Фонарь выхватил из тьмы изуродованное ужасными образованиями лицо; маленькие глазки под тяжёлыми надбровными дугами смотрели злобно и голодно. — Здравствуй, человек, — сказал неизвестный. Мидас сунул руку в карман куртки и, достав складной нож, раскрыл его и выставил перед собой. — Это не поможет. Так же внезапно, как появилось, существо растворилось в воздухе. Мидас сжал рукоять крепче и отступил назад. Бороться с невидимым противником — задача непростая. Он развернулся, пересёк зал в несколько прыжков и нырнул под один из сводов, надеясь уйти от преследователя по тоннелям. Но Мидас не знал эту часть катакомб, тогда как существо, похоже, прекрасно ориентировалось в них. Деваться было некуда, он бежал вперёд, не разбирая дороги, ступая по влажной и скользкой каменной кладке. Заметив расщелину в стене, Мидас спрятался в ней и затаился. Сердце колотилось от страха, заглушая своим гулом другие звуки. Мужчина постарался успокоиться и восстановить дыхание, прислушался к шорохам, доносившимся из коридора. Преследователь внезапно возник рядом с ним, протянул к Мидасу когтистую руку и вцепился в куртку. Расщелина была слишком узкой, чтобы развернуться и полоснуть его ножом, и Мидасу пришлось пролезать глубже. Существо стало протискиваться следом, но застряло — его килевидная грудь не позволяла ему передвигаться боком. Мидас же выбрался на другой стороне и убежал. Лабиринты тоннелей привели его к сети коридоров, походивших на улей. В их стенах располагались выточенные карманы, отграниченные от остального пространства занавесками или другим мусором, стоявшим вместо дверей. Мидас слышал голоса вокруг себя, но никого не видел. Тревога внутри него росла, он ощущал опасность, с которой ему не справиться, и интуитивно жался к стенам спиной, выставив перед собой нож. Мидас понимал, что раскладной ножичек не поможет ему против невидимых тварей, но и сдаваться без сопротивления он не желал. Голоса раздавались всё ближе. Один прозвучал совсем рядом, окликнул Мидаса с язвительным и насмешливым тоном, он развернулся к нему и ткнул остриём вперёд, но никуда не попал. Что-то тяжёлое рухнуло на его голову. Мидас ахнул и упал ничком. Перед глазами всё закружилось и померкло. Очнувшись, Мидас первым делом стал искать нож и не нашёл его. Он лежал на кожаном диване в чьём-то кабинете, куртка висела на стуле рядом, извлечённые из карманов вещи — на его сидении, в том числе и нож. Мужчина потянулся за ним, ощущая, как от напряжения растёт боль в затылке. — Не нужно. Здесь тебе ничто не угрожает, — сказал кто-то. Мидас заметил его не сразу. Мужчина сидел за столом и курил. Его обезображенное оспинами лицо с маленькими сощуренными чёрными глазками, длинным крючковатым носом и узкими губами, изогнутыми в ухмылке, казались знакомыми. — Прости моих ребят. Мы не привыкли к тому, что люди врываются в нашу общину. Это всё из-за обвала. Я поставил нескольких сородичей охранять открывшийся проход и наказал не трогать рабочих. Только потому ты ещё жив. И я солгу, если скажу, что не рад этому. — Почему? — спросил Мидас, садясь. Его беспокоила голова, мысли с трудом укладывались в ней. — Не узнаёшь? Это немудрено. Сколько же лет прошло? — Мужчина задумался, подсчитывая в уме года. — Двадцать? Нет, кажется, двадцать пять. — Кто вы такие? — Чудовища из твоих детских сказок. Драконы, которых рыцари всегда побеждают. Или нет. Мидас уставился на собеседника с недоумением. На границе его сознания крутилось смутное воспоминание из детства. «Двадцать пять лет? — думал он. — О чём он говорит? Какие драконы?». Он огляделся: винтажные шкафы, картины, пыльные книги и кости, китовый позвонок. И тут всё прояснилось. — Быть того не может… — О! — воскликнул мужчина. — Вижу, ты вспомнил. — Энтони? Эдвард? — Мидас начал вслух перебирать имена, пытаясь припомнить то, которое принадлежит его старому знакомому. — Эдгар, — поправил тот. — Ты был близок, но я не в обиде. — Я думал, мне всё причудилось. — Словно кадры из фильма, перед взором Мидаса возник образ из прошлого. — Отец разозлился, что я ослушался его, и больше никогда не брал меня с собой на работу. Но и матери он ничего не сказал. И я забыл о произошедшем. А потом всё казалось нереальным. Я был уверен, что заблудился в тоннелях и выдумал тебя, чтобы справиться со страхом. Эдгар хмыкнул и пустил кольцо дыма. — Я ждал тебя, — сказал он с грустной улыбкой, а затем рассмеялся, — и таки дождался. — Ты совсем не изменился… — заметил, наконец, Мидас. — Почему? — Я вампир, — ответил Эдгар, показав длинные жёлтые резцы. Мидас вскочил с дивана и отступил к стене, подальше от монстра. Эдгар фыркнул. — Взросление дарит нам одно из самых отвратительных чувств на свете — страх. Ребёнком ты меня не боялся. — Я был глуп и наивен! — Поверь мне, таким и остался. Это говорит тебе тот, кто пережил немало поколений людей и сородичей и наблюдал за ними. Люди не меняются, а только становятся старше. — Что со мной будет? — Ничего, — ответил Эдгар. Это не успокоило Мидаса. Он вдруг осознал, в какой опасности находился тогда, будучи ребёнком, и что сейчас ситуация ничуть не лучше. — Тебе ничего не грозит, — повторил вампир. — Пока я тебя защищаю. — И зачем ты это делаешь? — спросил Мидас. — Затем, что ты мой друг. Ну же, расслабься. Если бы я хотел тебя съесть, я сделал это четверть века назад. — Сейчас тоже подходящее время и место. — Нет. Есть определённые… Условия. Ты меня не интересуешь как пища. А остальным я объяснил, что их ждёт, если они тронут тебя ещё раз. — Это бред. Вампиры всегда убивают людей! — не унимался перепуганный мужчина. Эдгар открыл ящик стола, извлёк из него портсигар и протянул Мидасу. — Ты узнал о существовании сородичей пять минут назад, но уже считаешь, что ведаешь о нас всё. Сядь и успокойся. Поговорим, как старые добрые знакомые. Я расскажу то, что тебе следует знать, а затем отпущу. От тебя требуется только одно: держать язык за зубами, а людей — подальше от катакомб.***
Лос-Анджелес, март 1927 года. Раз в квартал принц Лос-Анджелеса собирал примогенов и других влиятельных сородичей в своей резиденции для обсуждения насущных дел. Менес позволял также присутствовать их сателлитам, если те принимали активное участие в делах своих сиров и наставников. Мидас был самым юным из присутствующих, и большинству вампиров это не нравилось. Больше всех высказывали недовольство Кастор и Мэйв, примоген гангрелов, но Менес уважал мнение и советы Оро, ведь тот был его предшественником, и потому не препятствовал тому, чтобы он брал на собрания неоната. Да и некоторые другие гарпии относились к Мидасу благосклонно, потому Кастору и Мэйв оставалось лишь бросать на него колкие взгляды. — За прошедшие два месяца деятельность шабаша на территории Лос-Анджелеса значительно сократилась, — сообщил Менес, просматривая доклады. — Они прячутся, — сказал Кондор, примоген носферату, — их видели в катакомбах. Полагаю, шабашиты так просто не сдадутся. Будут наращивать мощь. — Соберём отряды, прочешем всю территорию. Это возможно? — Менес бросил на Кондора вопросительный взгляд. — Катакомбы почти полностью под контролем носферату, да, мы можем провести разведку. Но у нас нет схем канализации, надстроенной людьми полвека назад. Шабашиты могли расположиться и в новой части. — Если позволите… — вмешался Мидас. Менес перевёл взор на неоната. Другие сородичи тоже смерили его любопытным взглядом. — Ты не предупредил своего птенца, что на собраниях надо помалкивать и слушать? — вспенился Кастор, сверля Оро злобой. — Ему есть что сказать, я полагаю, — ответил тот, стукнув тростью о пол, — не так ли? — добавил Оро, обращаясь к Мидасу. В тоне его голоса слышались язвительные нотки, но их заметил только тот, кому они предназначались. — Я достану для вас схемы. Или составлю по памяти. В то время я понемногу участвовал в проектировании многих объектов в Лос-Анджелесе. — О как! — удивился Менес и обратился к Оро. — Вы не говорили, что ваш потомок архитектор. — Инженер-проектировщик, — поправил Мидас. Оро надавил ему на пальцы ног тростью, но неонат не выдал своих чувств ни словом, ни эмоцией. — Как ваше имя, ещё раз? — спросил Менес, проигнорировав замечание юного сородича. — Мидас. — Останьтесь после собрания и обсудите этот момент с примогеном. А теперь перейдём к другому вопросу… Мидас сделал, как велел принц, но Кондор явно не горел желанием сотрудничать с птенцом. Вместо того, чтобы поговорить с ним, он обратился к Оро, даже не взглянув на его дитя. — Я передам все поручения своему помощнику, он свяжется с неонатом. Надеюсь, он настолько же полезный, насколько и наглый. Не хочу тратить своё время на глупости, — сказал Кондор, нисколько не стесняя себя тем фактом, что Мидас стоит рядом. Оро предупреждал о таком отношении. Первые сто, а то и сто пятьдесят лет сородич считается пустым местом, никем. Редко кому удаётся убедить старейшин в своей значимости, не достигнув трёх веков от становления, но Мидас старался показать, что может принести пользу камарилье уже сейчас, и Оро всячески поддерживал его инициативу, хоть и весьма отстранённо. — Конечно, Кондор. Подскажи только, о каком конкретно помощнике идёт речь? — Я говорю об Эдгаре. Мидас и Оро хмыкнули одновременно, но Мидас всего лишь удивился такому стечению обстоятельств, а Оро, похоже, знал об Эдгаре нечто такое, от чего его лицо перекосило отвращением, и Кондор заметил это. — Не нужно так реагировать, Оро. Мне тоже не нравится держать его у себя под боком, но работу он выполняет как следует, — сказал он. — Уж мне ли не знать. На этом беседа была окончена. Примоген на прощание пожал гарпии руку и удалился. Оро развернулся к Мидасу и ткнул ему в грудь набалдашником трости в виде драконьей головы. — Будь моя воля, я послал бы тебя убить этого мерзавца. Но сукин сын слишком хорош в своём деле, чтобы стирать его с лица земли, — произнёс он вполголоса. — О чём вы говорите? — как можно более спокойным тоном поинтересовался Мидас. Его разрывало от любопытства. Что такого сделал Эдгар, что Оро желает ему смерти? — Лучше тебе не знать. Мало кого оставят равнодушным подробности о его пристрастиях. Больше Оро не проронил ни слова, хоть неонат и пытался осторожно и ненавязчиво вытащить из него больше информации о старом знакомом. Эдгар довольно скоро дал о себе знать. Он прислал гонца с письмом, в котором предлагал Мидасу зайти к нему в гости в любое удобное для него время. Оро, к счастью, не поинтересовался содержимым сообщения, иначе у него возникло бы немало вопросов к тону, которым оно было написано. Мидас не стал медлить и тут же отправился к другу. Весь путь до общины носферату он думал об Эдгар и не находил себе места от предположений. О таких, как Эд, говорят «себе на уме», но Мидасу он казался вполне нормальным сородичем. Возможно, так было потому, что старый носси всегда был добр к неонату, и когда тот делился с ним какими-то тайнами, любил с улыбкой отвечать: «я могила, босс». Однако если даже индифферентный к чужим порокам Оро взбеленился, то речь идёт о серьёзном проступке. Быть может, Эдгар диаблерист? Камарилья не одобряет диаблери и запрещает его. Возможность поглотить другого сородича законно возникает крайне редко и только во время кровавой охоты. Но даже при таких обстоятельствах отношение к совершившему амарант вампиру может ухудшиться. В катакомбах Мидаса встретила Джулс. Они подружились вскоре после его становления, когда его появление среди носферату перестало быть чем-то из ряда вон выходящим. И хотя число недовольных даже увеличилось из-за того, что Мидаса обратили в клан вентру, всё же сородича они принимали лучше, чем человека. — Ты сегодня какой-то серьёзный, — заметила девушка. — По делам что ли пришёл? — Какая ты наблюдательная, — с учтивой улыбкой ответил Мидас и коснулся кончика носа девушки. — Эй, не уходи от темы и не веди себя так, будто я мелкая! — Но ты же младше меня, — парировал мужчина. — Бу-у-у, — обиженно протянула Джулс и сложила руки на груди. Мидас защекотал её, и она, хихикнув, отбежала и исчезла. — Эдгар у себя? — спросил Мидас. — Кажется, выходил куда-то пару часов назад, — ответила невидимка. — Может, уже вернулся. Не обратила внимания. — Ладно, думаю, он не разозлится, если я подожду его в кабинете. — Ага, разбежался. Он заперт. — Я знаю, — ответил Мидас и, достав из кармана пальто ключи, звякнул ими. Джулс появилась рядом и потянула к ключам руку, Мидас спрятал их за спину. — Откуда они у тебя? — изумилась носси. — Секрет, — ухмыльнулся мужчина. Он развернулся на пятках и направился к кабинету Эдгар. Тот действительно был заперт. Мидас открыл дверь и вошёл внутрь. Повернув задвижку, он огляделся. Есть ли в кабинете Эдгар что-то, что укажет на его тайну? Мидас прошёл к рабочему столу и покопался в ящиках, там были лишь учётные документы — их с Кондором общие дела. На полках с книгами тоже ничего. Лезть глубже и переворачивать всё верх дном Мидас не хотел. Он сел на диван и стал размышлять. Его внимание привлекли длинные бахромки плетёной салфетки, лежавшей на комоде с антиквариатом. Они покачивались от сквозняка, которого здесь не должно быть. Мидас отодвинул комод и увидел лаз и лестницу, ведущую вниз. Он спустился по ней и оказался в извилистом коридоре, по правую сторону которого находилась укреплённая дверь с кодовым замком. Сейчас она была приоткрыта и оттуда доносились странные звуки. Мидас подкрался к двери и заглянул в щель между ней и металлической рамой. С потолка на крюках, словно свиные туши, свисали скелеты, подвешенные под челюстью за позвоночник. Отполированные и сцепленные между собой белоснежные косточки, маленькие и хрупкие, принадлежали деткам. Мидас смотрел в огромные чернеющие глазницы на маленьких черепах и не мог пошевелиться. У дальней стены на столе лежала мумия. Тоже ребёнок. Лет шести или семи, не больше. Даже с такого расстояния Мидас мог видеть, что его плотная, как пергамент кожа, испещрена укусами и царапинами. Следы клыков покрывали шею, конечности и туловище, словно на него напала стая шабашитов, но что-то подсказывало Мидасу, что укусы принадлежали только одному существу. — Такой чудесный и нежный, — донёсся чей-то шепот из комнаты, — словно шёлк. Не волнуйся, милый Люсьен, я сохраню твою красоту… Мидас шагнул в сторону и открыл дверь шире. Она не скрипнула, не выдала его присутствия, и он мог наблюдать за тем, что происходит внутри, оставаясь незамеченным. Он сжал кулаки до того крепко, что острые когти впились в ладонь, и между пальцев закапала густая кровь. Он не видел всего — Эдгар стоял к нему спиной, но и этого было достаточно, чтобы понять, чем он занимается. Слова никак не складывались. Мидас хотел что-то сказать, произнести хоть звук, но не получалось. Его сознание сковали отвращение и боль. Всё хорошее, что он знал об Эдгаре, померкло в один миг, он узрел наконец его истинную сущность, его чёрную гнилую душу, его… «пристрастие». Мидас закрыл глаза и с трудом выдавил из горла приказ: — Прекрати это. Эдгар вздрогнул. Он остановился, но не из-за применённой к нему дисциплины. Он не ожидал, что его застанут врасплох: дверь кабинета заперта, проход заблокирован комодом, где находится другой вход знает только сам Эдгар. Ничего подобного не могло случиться. Но случилось из-за допущенной некогда ошибки. Носферату надел брюки и, застегнув их, обернулся к незваному гостю. — Только не горячись, ладно? — произнёс он ласковым тоном, будто это могло сгладить впечатление. Мидас окинул пустым взглядом десятки скелетов и мумий, развешенных и уложенных в тайной комнате Эдгар, словно музейные экспонаты медицинской школы. Носферату трепетно относился к своим жертвам: следил за их состоянием и переодевал, для этого у него имелись различные инструменты и баночки со снадобьями, из-за которых помещение наполнял запах эфирных масел и формальдегида. Заметив их, Мидас направился прямиком к кушетке с разложенным на ней инструментарием для вскрытия и мумифицирования тел. — Что ты хочешь сделать? Постой, давай поговорим. Мидас схватил секционный нож и бросился на Эдгар. Тот исчез, но отскочить не успел, неонат вцепился в его шею пальцами, пронзив ногтями кожу и мышцы, и принялся рубить лезвием ножа по его невидимому лицу. Носферату оттолкнул Мидаса и выскочил в коридор, а затем закрыл за собой дверь снаружи на засов. Мидас остался один в комнате, полной мёртвых детей. — Теперь ты меня выслушаешь?! — донеслось из-за двери. — Господи, блядь! Ах… Дерьмо, ты едва не лишил меня глаза! — Я убью тебя, — выдавил Мидас. Он дёрнул ручку двери, но та не поддалась. — Это плохое решение, мон ами. Тебя потом тоже убьют. Послушай, то, что ты видел… — Эдгар громко вздохнул. — У всех есть недостатки. — Недостатки?! — вспылил Мидас. — Ты… Ты ёбаный… — Не надо, я знаю, кто я. Думаешь, ты единственный раскрыл мой секрет? — Нет, — ответил неонат. — Оро знает. Кондор. — Именно. Что это значит, по-твоему? Как бы тяжело не давалось рациональное мышление, Мидас всё же понимал, что Оро уже давно в курсе тех мерзких вещей, которыми занимается Эдгар. И если он не устранил его, когда имел на то не только основания, но и право, значит, носферату было что противопоставить принцу и примогену. — Что ты, мразь, тоже держишь на них компромат, — догадался он. — Умница, Мидас. Ещё как держу. У меня есть компромат на каждого, кто имеет хоть какую-то власть в камарилье. — Но не на меня! Мне плевать! Я уничтожу тебя! — Ох, Мидас… — Эдгар прислонился спиной к стене коридора и закурил. — В моей жизни было много ошибок, но в не-жизни я совершил только одну: не сделал тебя частью своей коллекции. Я позволил тебе уйти, и посмотри — судьба всё равно привела тебя ко мне, но явно не за тем, чтобы принести окончательную смерть. У тебя на это не хватит ни сил, ни мозгов. Мидас грохнул кулаком по двери так, что та заходила ходуном. — Я убью тебя! — Не убьёшь, — ответил Эдгар. — Прости, дружок, но придётся тебе посидеть тут и успокоиться. Я вернусь позже, и тогда мы снова обсудим нашу проблему. Отравленный обнаруженной правдой, Мидас сел на пол и накрыл голову ладонями. Он ничего не мог сделать. Совершенно ничего. Но и не мог оставить всё, как есть. Должен быть способ наказать подонка хоть как-то. Прошло несколько часов, прежде чем Эдгар наконец спустился в потайной лаз. Он приблизился к запертой двери и постучался. Ответа не последовало. — Ты же не наложил на себя руки, не так ли? — спросил он, ощущая волнение. Нельзя было оставлять Мидаса одного, но из-за своего неравнодушия к нему Эдгар совершал промах за промахом, и это выводило его из себя. — Слышишь меня или нет? И снова Мидас не ответил. Носферату отодвинул засов и заглянул в помещение. То, что он увидел, повергло его в ужас: вся его коллекция была уничтожена — скелеты разобраны, а каждая косточка раздроблена, мумии сожжены, склянки с маслами разбиты, инструменты испорчены. Пламя, которое развёл Мидас, могло уничтожить всё, включая его самого, но комната была хорошо опечатана, и оно погасло, когда выгорел весь кислород. Эдгар схватился за голову и взревел от ярости. Он заметил Мидаса в обгоревшей и покрытой сажей одежде, сидящего у стены без чувств, подскочил к нему, схватил за грудки и поднял на ноги. — Что ты наделал?! — закричал Эдгар, тряся неоната. — То, что должно, — одними губами ответил тот и, вцепившись в жидкие волосы носферату, укусил его. Эд снова закричал — звонко и испуганно. Не стоило больших усилий понять, чего хочет Мидас. Эдгар попытался отцепить его от себя, но сородич оказался неожиданно сильным. Он высасывал его кровь так жадно и стремительно, что носферату на мгновение решил, что он всё же сможет прикончить его. — Нет! Нет, стой! Прошу! — взмолился он, чувствуя, как утекают его силы. — Прошу тебя… Они рухнули на грязный и липкий пол, источавший едкий аромат эфира, носферату заходил пятками по нему, захрипел. — Пусти! Не делай этого… Прекрати! Зверь требовал крови, требовал уничтожить извращенца и детоубийцу, он жаждал его страданий и гибели, а Мидас жаждал исполнить желание зверя. Природа вампиров бесконечно порочна, но то, чем занимался Эдгар, было уже слишком. Ублюдку не место среди живых и неживых. «Это не я», — пронеслось в мыслях Мидаса. Он зажмурился и замер, отгоняя от себя кровавое наваждение. Отстранившись от Эда, он ударил его несколько раз кулаком по исполосованному ножом лицу. Его собственное было искажено яростью и презрением, но он больше не искал сиюминутного возмездия. — Гори в аду! — прорычал Мидас и плюнул кровью в глаза носферату. — Если я узнаю, что ты снова сделал это, тебе не сносить головы. Эдгар закрылся предплечьем от новых ударов и хрипло рассмеялся. — Какого хера ты ржёшь?! — Не узнаешь, босс, я об этом позабочусь… Мидас снова ударил Эдгара и выбил из него остатки сознания. А затем ушёл прочь. Он вернулся в элизиум Оро под утро. В холле его встретил Редукс и озадачился потрёпанным видом брата, от которого несло смесью не самых приятных запахов. Тут же появился и сам Оро, что было некстати. Он сразу понял, в чём дело. — Что ты с ним сделал? — задал он вопрос. — Вернее будет спросить, чего я не сделал, — ответил неонат и стиснул зубы. Оро замахнулся и отвесил Мидасу звонкую пощёчину. — Тупица! Ты хоть представляешь себе, что ты натворил? Держи свои эмоции при себе, какими бы они ни были. Ты больше не человек, ты сородич, вентру! Веди себя, как положено вампиру твоего статуса, и не лезь в чужие дела. Это не твоя проблема и никогда не будет ей. — Это вообще не проблема, это зло, которое нужно искоренить, — сказал Мидас, трогая лицо. — Зло? Хочешь поговорить о добре и зле? Не на ту сторону ты влезаешь, голубчик. Напомнить тебе, от кого мы произошли? — Оро сжал пальцами подбородок подопечного и обернул его лицо к себе. — От человека, совершившего первое в истории мира убийство. А знаешь, почему Каин убил своего брата? Я скажу тебе. Из-за тривиальной зависти. Мидас смерил Оро взглядом, полным ледяной ярости. — Если ты станешь убивать каждого за его грехи, мир захлебнётся в крови. Молись, чтобы он не сообщил об этом инциденте, иначе я разорву тебя собственными руками. Я не позволю жалкому птенцу рушить мою репутацию. Слышишь?! Не вздумай снова выкинуть нечто подобное, или я сотру тебя в порошок! — Он никому ничего не скажет. Клянусь. Оро уставился на Мидаса пристальным взглядом, словно оценивая, насколько тот уверен в своих собственных словах, а затем оттолкнул его от себя, нетерпеливо стукнул каблуком и, развернувшись, направился в свои покои. — Что это, чёрт возьми, было? — спросил шепотом Редукс, когда сир скрылся из виду, но Мидас не ответил. То, что произошло в той комнате, осталось тайной, но впредь Мидас избегал встреч с Эдгаром и если приходил в общину носферату, то лишь затем, чтобы увидеться с Джулс, и только тогда, когда знал наверняка, что Эдгар поблизости нет.