Кошмарной вам ночи

Тьма медленно расступалась. Соль и метал на сухих губах ослепляли сознание, возвращая его из долгого забытья. Пробуждённые чувства оглушали: уханье совы, слепящий свет фонаря, свист ветра за стеной, далёкий вой сирен, шорох одежды, запах кожи и парфюма, скрип ногтей о борт гроба. Живительная влага наполняла каждую клеточку, расправляла ссохшиеся ткани, возвращала ощущение холода и тяжести. Казалось, миллионы острых игл пронзают мышцы, разбивая окоченение. Грëза открыла рот, потянулась вверх, желая коснуться живой кровоточащей плоти, но вместо этого еë губ коснулась прохладная грань стеклянного кувшина. Она обхватила его дрожащими руками и наклонила, чтобы получить больше. — Не так быстро, — прозвучал знакомый ласковый голос, но она его не послушалась — слишком сильной была жажда. Когда сосуд опустел, она потребовала больше крови, и еë прихоть исполнили. Грëза нескоро напилась, лишь поняв, что ещë один глоток пойдëт обратно носом, она отвела руку, которая держала кувшин у её губ, и легла обратно на холодящий камень саркофага, чтобы перевести дух. — Ну и ну, — раздался другой голос. — Я бы на таких запасах целый месяц жил. — Уже забыл, сколько ты выпил, когда я тебя откопал? — Намного больше, — добавил третий, женский. — Я точно помню. Грëза распахнула глаза и увидела знакомые лица. Она улыбнулась и, протянув ладонь, коснулась щеки Мидаса, он улыбнулся в ответ и поцеловал её пальцы. — Приве-е-ет! — сказала Ива. — Как ты себя чувствуешь? — Уже лучше, — произнесла девушка. — Сколько прошло лет? — Пятьдесят два года, — ответил Мидас. Он выглядел иначе. Грëза приподнялась на локте и запустила пальцы в его короткие белые волосы. Его глаза — золотой и лиловый — внимательно следили за ней с нежностью и любовью. На миг девушке показалось, что она видит слабую сиреневую ауру вокруг Мидаса, которая стекается в сплошную позолоту к его расписанным татуировками предплечьям и кистям, но она исчезла так же быстро, как появилась, и Скай не придала этому значения. — Не нравится? — спросил мужчина. Он положил свою ладонь поверх руки Грёзы и, опустив её, прижал к груди. — Нет, просто непривычно видеть тебя таким. — Ты на меня посмотри, — сказал Редукс. Он носил длинные дреды пламенно-красного цвета и сменил повседневную одежду на нечто столь гротескное, что Грёза не смогла сдержать смеха. Тремер отмахнулся и, обидевшись, отошёл от гроба в сторону. — Ну ладно, ты тоже меня приятно удивил, — поспешила реабилитироваться девушка. — Подожди, когда мы выберемся в город, — сказал Мидас. — Ты будешь в восторге. Он помог Грёзе выбраться из саркофага и дал ей свежую одежду на смену той, что пришла в негодность от времени. Сородичи вышли из склепа и, попрощавшись с Ивой, покинули кладбище. Мидас оказался прав. За пять десятилетий Лос-Анджелес вытянулся к небу и загорелся яркими неоновыми вывесками и бегущими строками, горевшими прямо в воздухе, ни на что не проецируясь. По дорогам носились машины без водителей, а по тротуарам сновали люди с металлом в коже и искусственными конечностями. Грёза завороженным взглядом провожала чудиков с объективами камер, вставленными в глазницы вместо глазных яблок, охала, видя, андроидов, раздававших рекламные буклеты. Даже у бедняков, сидевших у стен магазинов с протянутой рукой, были самые дешёвые и неказистые на вид протезы. В её время всё это существовало только на экране телевизоров и мониторах, а теперь стало реальностью. — Да-а-а, — протянула девушка, разглядывая уличные автоматы со знакомой газировкой, поменявшей этикетку под стать прихотям современных людей, — нескоро я привыкну к этому миру. — О, поверь, это произойдёт быстрее, чем тебе кажется, — сказал Мидас, он приобнял Грёзу и прижал к себе. — Технологии меняются, но люди — никогда. — А почему у вас нет никаких кибернетических частей? — поинтересовалась она. Редукс, хоть и выглядел, как многие из прохожих, но лишь потому, что одевался так же, а Мидас вовсе не стал изменять своему классическому деловому стилю и спустя полвека. — Имплантаты не приживаются в наших телах, мы же… — Редукс замолк, когда мимо них на моноколесе проехал подросток в громоздких очках, напоминавших Грëзе очки для виртуальной реальности. — Мы же мёртвые. Для поддержания их работы нужно постоянно тратить витэ. Только психи и тореадоры станут вживлять в себя всю эту фигню. — А разве у тебя… — Грёза выдержала паузу, раздумывая, не будет ли её вопрос неделикатным. — Это не протез, — ответил Мидас, поняв, о чём хочет спросить девушка. — Просто линза с парой полезных функций. — Но часто бывает и так, что сородичи имитируют ношение искусственных конечностей, — добавил Редукс и вздохнул. — Потому что, как ты понимаешь, охотникам стало проще вычислить нас. — Ты всё ещё принц? — снова задала вопрос Грëза, Мидас кивнул. — А что с остальными? — Ренегат тоже по-прежнему шериф, — ответил тремер. — И он чертовски хорош. Только уж больно активно он пользуется своим положением. — Не завидуй, — ухмыльнулся Мидас. — Да куда мне… — Дина улетела в Японию лет пятнадцать назад, сказала, что хочет обучать людей охоте на демонов. — Вот как? — удивилась Грёза. — Да. Помнишь ту девушку, Мику? Дина была с ней очень близка, и потому её гибель несколько… Изменила её отношение к не-жизни. — Жаль… Может быть, я ещё увижусь с ней. А Кумитэ? — продолжила расспрос Грёза и посмотрела на Редукса, тот вздохнул и отвернулся. — Ищет себя где-то в Европе, — ответил вместо него Мидас. — Что стряслось? — удивилась Грёза. — Мы поссорились пару лет назад, — пробурчал тремер. — Ничего, скоро вернётся, как миленькая. — Они постоянно ругаются и каждый раз Кумитэ улетает за океан, — пояснил Мидас, Редукс цокнул языком и сунул руки в карманы. Девушка вскинула бровь и хмыкнула. Она вдруг подумала о том, что, наверное, все отношения после «жили долго и счастливо» становятся именно такими, но, разумеется, это не касается её и Мидаса. Она обняла его крепче и снова спросила: — А как дела у Мяускула? — Он, как и ты, ушёл на покой после смерти Кристалл. — Что случилось? — поникшим голосом поинтересовалась Грёза. — Позже расскажу. Долгая история. — Ладно… Оро? Козырь? — Перебрались в восточную Европу после одного неприятного инцидента. Как, впрочем, большинство старейшин. Сородичи остановились на перекрёстке, дожидаясь сигнала светофора. Возле них встала женщина, на которую Грёза обратила своё внимание: её кожа была настолько гладкой и неестественной, что у девушки возникло неприятное чувство, будто перед ней стоит не живой человек, а покойник или кукла, но это была самая обычная женщина. «До чего же странные представления о красоте у современных людей», — подумала Грёза. — Так что за инцидент? — спросила она, чтобы отвлечься и отогнать зловещий образ. — Это тоже долгая история, — ответил Мидас. — Ох, как много всего мне предстоит узнать. — Не раньше, чем мы покажем тебе самое главное, — сказал Редукс. Сородичи поймали свободное такси и поехали по незнакомому Грëзе адресу. Она с любопытством смотрела на проносящиеся мимо здания, которые, с одной стороны, ничем и не отличались от привычных ей зданий двадцатых годов, а с другой, казались совершенно иными. Они были лëгкими, яркими, но при этом однотипными. Мелькали среди них и дома прошлого века, и Грëза с ностальгией вспоминала о временах, в которые ей уже никогда не вернуться. Машина подъехала к высоким воротам, окружавшим старый, но недавно отреставрированный трёхэтажный особняк. Сородичи прошли к главному входу, Редукс достал из внутреннего кармана куртки прозрачную ключ-карту и приложил к магнитному считывателю, калитка распахнулась. Когда они зашли внутрь, Грëзу посетило дежа вю: она была здесь когда-то давно, в прошлой жизни. — Узнаёшь? — спросил Мидас. Девушка присмотрелась и вспомнила: дом сильно изменился, но всë же в нëм проглядывались черты старого особняка, с которого всë началось. По этой дорожке, тогда ещё поросшей сорняком, она с Кумитэ и её друзьями шли в ловушку, но не догадывались об этом. Словно наяву, перед ней возникли образы прошлого: огромная чёрная фигура Мяускула, нависшая над телом Линкс, Ренегат с секирой и брызги крови на пыльном полу, иллюзия бесконечного коридора, которую сотворила Дина, Редукс с Кумитэ на руках, и гипнотизирующий взгляд золотых глаз Мидаса. Грёза до сих пор помнила то чувство обожания, что он внушил ей, и оттого ей на миг стало так мерзко, будто кто-то снова влезает в её голову и путает мысли. Девушка отогнала наваждение и улыбнулась. — Да, узнаю. Вы перебрались сюда насовсем? — Нет, конечно! — Редукс фыркнул и отмахнулся. — Дом стоит у чёрта на куличках, кому он нужен? Здесь располагается штаб-квартира нашей компании по производству синтетической крови. — Синтетической крови? — переспросила Грёза. — Как это? — Современный мир, несомненно, принёс немало хлопот, но и пользы тоже. Сородичам больше не нужно питаться людьми. Все наши потребности теперь восполняются технологиями. А мы на этом зарабатываем, — пояснил Мидас. — Разве так можно? — изумилась девушка. — Я думала, в том, что вампиры пьют кровь людей, есть какой-то библейский смысл… Ты же сам говорил, только человеческая кровь насыщает нас. — Будь это так, ты бы здесь не стояла. — Хочешь сказать, вы дали мне искусственную кровь, чтобы пробудить? — Конечно, — ответил Редукс. Грёза тряхнула головой и нахмурила брови. Она взглянула на Мидаса и сложила руки на груди. — Даже обидно стало. — Настоящую кровь уже лет двадцать никто не пьёт, — ответил он. — Заболеваемость различными патологиями иммунной системы и крови настолько возросла, что нам пришлось искать другой источник питания. — Разве мы болеем? — Нет, но мы разносим болезни. В две тысячи тридцать девятом пандемия вируса Лок-Канкер-Вика унесла жизни более миллиарда людей в США и ещё больше в Европе и Азии. С тех пор и начались разработки искусственного аналога крови. — Сколько всего я пропустила… — Ничего страшного — пара дней в интернете, и ты узнаешь обо всём, что произошло за полвека. Мидас и Редукс провели Грëзе экскурсию, но очень скоро стало очевидно, что еë не интересуют современные технологии. Мидас то и дело ловил на себе еë многозначительный взгляд и лукавую улыбку. Когда то же наконец заметил Редукс, он вздохнул и, сказав, что вспомнил о неотложных делах, оставил сородичей наедине. Мидас пригласил Грёзу в свой кабинет, откуда через широкое окно открывался вид на ночной Лос-Анджелес, полный ярких огней и света. Всë здесь было старомодно и напоминало анатомический музей: массивная дубовая мебель с позолоченными деталями, кожаные кресла, перьевые ручки и блокноты вместо обычных для этого времени планшетов со стилусами, а также стенды с моделями человеческих органов и коллекция золотых черепов… Грëзе казалось, что они настоящие, но покрытые золотом, некоторые из них даже имели длинные клыки, но девушка не стала уточнять, насколько она права. Еë мысли занимало совсем другое. — Я думаю, что было бы неплохо сначала принять душ, — сказала она, накручивая на палец локон волос. Мидас нахмурил брови, улыбнулся и покачал головой. Он притянул Грëзу к себе и заглянул в еë синие глаза. — Ты скучал по мне? — Безумно, — прошептал он и поцеловал девушку в губы. Грëза отпрянула от мужчины, но лишь на мгновение, чтобы стащить через голову свитер и лифчик, который она даже не потрудилась расстегнуть. Мидас снял рубашку и бросил под ноги, девушка тем временем освобождала его от брюк. Он развернул Грëзу спиной к себе и подтолкнул к столу, вынудив еë опереться на столешницу, а затем стянул с неë джинсы и нижнее бельë. Девушка выгнулась навстречу возлюбленному, сгорая от нетерпения и желания. Но Мидас не спешил, он стал дразнить Грëзу, водить по еë губам пальцами и как бы невзначай касаться ими самых чувствительных точек. Девушка задвигала бëдрами из стороны в сторону, намекая без слов, что не этого она хочет, и тогда он прильнул к ней сзади, дабы она могла ощутить кожей, что он жаждет её не меньше. — Чего же ты медлишь? — с трудом произнесла Грëза, она едва держалась на ногах от возбуждения. Она получила столько крови, что могла бы поддерживать это состояние всю ночь и весь следующий за ним день, пока не сойдëт с ума от истощения. — Я жду, когда ты начнëшь меня умолять… — Мерзавец, — выдохнула девушка. — Возьми же меня наконец! — Ты такая грубая… Возможно, тебе стоит поспать ещë пару десятилетий? — Пожалуйста, Мидас, я очень хочу тебя! — хриплым голосом отозвалась девушка. — Вот это другое дело. Ощутив наконец любимого внутри себя, Грëза застонала и закусила губу, чтобы сдержать крик удовольствия. Мидас не стал церемониться и сразу взял жëсткий темп, из-за чего каждое его движение сопровождалось эмоциональным и громким откликом Скайли. Всë, что она могла — держаться за стол, чтобы не упасть, ведь еë ноги подкашивались от напряжения, а голова шла кругом. Но Мидас не позволил бы ей рухнуть без чувств: он притянул Грëзу к себе и обнял, положив ладонь одной руки на еë мягкую грудь, а ладонь второй на бедро. Удовольствие нарастало, нарастал и темп. Грëза выгнулась и положила затылок на плечо Мидаса, а он прильнул к еë виску щекой и коснулся губами еë ушка. Девушка издала протяжный стон и сжала его руку на своей груди, а затем ощутила внутри частую и сильную пульсацию. Мидас постепенно замедлился, а затем остановился и, стиснув Грëзу крепче в объятиях, поцеловал в шею. Ещё ни раз они наслаждались друг другом, не в силах насытиться моментом единения, и им казалось, что это продлится вечно, пока мир, в конце концов, не канет в огне.

***

Когда Грёза более или менее освоилась в новом для неё времени, Мидас стал давать ей небольшие поручения. Поначалу она обижалась, ведь ей перекидывали дела Ренегата, в которых желательно было участие малоизвестного в обществе сородича, а угрюмое лицо нагараджа и его секиру знали в каждом уголке Лос-Анджелеса. Но затем она свыклась с ролью помощника шерифа, тем более, что ей всё равно нечем было заняться. Тот месяц после её становления, когда каждый день что-то происходило и положение вынуждало постоянно куда-то бежать и с кем-то сражаться, сделали её нынешние ночи донельзя скучными и однообразными. Теперь же она знакомилась с новыми людьми, налаживала дружеские связи и могла не беспокоиться о том, что за углом её поджидает опасность. Но если находились те, кто полагал, будто Грёза всего лишь слабый и неопытный неонат, которого можно припугнуть или даже напасть на него, девушка показывала, насколько они ошибаются. Пусть прошлое осталось в прошлом, а те, кто знал её секрет, разбрелись по миру, силы Грёзы остались с ней и ничуть не угасли. Однажды Мидас решил познакомить Грёзу с тем, благодаря кому был совершён прорыв в создании искусственной крови. Они договорились встретиться в особняке, и когда Грёза пришла в назначенное время, она застала возлюбленного мило воркующим с незнакомкой. Заметив девушку, он надел учтивую улыбку и представил гостью: — Это доктор Этерна Геррье. Этерна, это Грёза, я рассказывал тебе о ней. — Да, конечно, я помню, — ответила женщина и обратила на сородича любопытный взгляд жгучих карих, будто бы бордовых, глаз. — То самое дитя, что перевернуло уклад лос-анджелесской камарильи с ног на голову. Для меня честь наконец-то увидеть тебя лично. — Взаимно, — вежливо, но не убедительно ответила Грёза. Её поразило то, насколько привлекательно выглядела Этерна: вечно молодая, высокая, стройная, её роскошные огненно-рыжие волосы переливались на свету, как шёлк, её лицо словно сошло с икон: строгое, но безупречно красивое. Девушку кольнула ревность, и Мидас заметил это. Он приблизился к Грёзе и, взяв её руку, поцеловал тонкие пальчики. «Все эти пятьдесят лет я ждал только тебя, — сказал он ей мысленно. — Ты же знаешь… Ты единственная, с кем я связал свою не-жизнь, и больше мне никто не нужен». Грёза отвела взор и поджала губы, но про себя подумала, что беспокоиться действительно не о чем: пускай Этерна хороша собой, но сердце Мидаса принадлежало ей, а большего ей не нужно для того, чтобы чувствовать себя уверенной в себе и любимой. Геррье оказалась интеллигентной и интересной собеседницей, они всю ночь проболтали о двадцатых годах и нынешних временах. Этерна с радостью поведала Грёзе о том, чего она ещё не знала, рассказала о важных исторических событиях, произошедших за последние десятилетия, и на всё у неё было своё мнение, рассудительное и рациональное. В конце концов, Грёза пристыдила себя за минутную слабость и поняла, насколько плодотворными могут быть хорошие отношения с Этерной, и более не ревновала Мидаса к ней, зная, что и он думает так же. Когда доктор покидала сородичей, Грёза с радостью пожала ей на прощание руку. «Вечная Воительница», — раздался знакомый голос на грани подсознания, когда девушка держала ладонь Этерны в своей. Кожу словно обожгло пламенем, и Грёза одёрнула кисть. — Что-то случилось? — спросила женщина, взглянув на неё с недоумением. Тревога росла, скручивая в плотный узел нутро. Голоса наперебой вопили, но Грёза не могла разобрать ни слова. Её руки дрожали, а во рту пересохло, словно она только что очнулась от торпора. — Этерна Геррье… — произнесла девушка вполголоса, бегая глазами по орнаменту на полу. — Это ведь по-французски? — Ты знаешь французский? — удивился Мидас. — Да, всё верно… — ответила Этерна. Тон её голоса приобрёл лукавые нотки. — Это значит «Вечная Воительница». Женщина улыбнулась и сжала в кулак ладонь, которую держала Грёза. Выражение её лица, прежде строгое и бесстрастное, в одночасье стало отрешённым. — Это она, — выдавила из себя Грёза, пытаясь сдержать бурю эмоций, который рвались наружу. Это были и не её эмоции вовсе — нечто внутри неё буйствовало, злилось, рвало и кричало, требовало действий. — Это с ней мне предначертана встреча. — Как ты узнала? — холодный тон Геррье, столь отличный от её прежнего образа, заставил вздрогнуть даже Мидаса. — Мне сказали… Пятьдесят лет назад. — Вот как? Что ещё тебе сказали, дитя? — Больше ничего, — ответила Грёза и подняла на Этерну презрительный взгляд. — Похоже, ещё рано прощаться. Давайте вернёмся в кабинет, и я всё объясню, потому что ты, по всей видимости, понимаешь всё не так, как есть на самом деле. И мне не хотелось бы, чтобы этот вечер закончился трагично. Прошу вас, успокойтесь и просто выслушайте, что я скажу. Грёза не верила в благие намерения Геррье. Теперь она видела, сколько в ней скверны и лжи. Но что если она действительно обманывает саму себя? Что если голоса неправы? Та сила, которую девушка ощутила, коснувшись Этерны, была столь невероятной, что души внутри неё испугались, но в действительности никакой опасности могло и не быть. — Ладно, — выдохнула Грёза. Она попыталась заглушить посторонние мысли, но те поддавались с трудом. Чёрт бы их побрал. Всё это время ни один из них не давал о себе знать, а теперь разом все — нескончаемый гомон, словно серый шум, включённый на полную громкость. Сородичи вернулись в кабинет и Вечная Воительница, присев на край стола, начала свой рассказ. Она поведала Грёзе о её собственном предназначении — защищать мир тьмы и сородичей в частности. Ради этого она многие и многие века пыталась найти способ восполнять витэ без необходимости питаться людьми, и именно потому, в конце концов, пришла к идее создания искусственной крови. Но в те далёкие времена, когда Геррье впервые задумалась об этом, прогресс ещё не достиг таких вершин, как ныне, и потому лишь ближе к середине двадцать первого века, когда по миру прокатилась волна пандемии вируса Лок-Канкер-Вика и когда к разработке подключились другие сородичи, Этерна смогла, наконец, воплотить свой замысел. Её миссия на этом не завершилась, но сама Геррье хочет обрести покой спустя тысячи лет, проведённых в на этом свете. Однако её душа слишком важна, чтобы быть уничтоженной, и слишком велика, чтобы быть поглощённой неподготовленным сородичем, пусть даже тот будет достоин диаблеризировать Этерну. — И потому ты возлагаешь эту честь на меня, — поняла Грёза. — Именно. Тот тяжёлый путь, что тебе пришлось пройти, те жертвы, что были принесены тобой и другими, те убийства, что тебе пришлось совершить… Всё ради того, чтобы ты могла принять мою душу и не погибнуть. И тем сородичам, что способны приоткрывать завесу тайн и судеб, к сожалению, никогда не осознать всю важность этого ритуала. Для них он неприемлем и опасен, и я понимаю это, но так должно быть. Тебе нечего бояться. Иначе какой во всём этом смысл, если в конце пути нас ожидает бесславное сражение и гибель одной из нас? — Я полвека пролежала в гробу… — На глаза Грёзы навернулись алые слёзы, — надеясь забыть тот ужас. И вот снова то же самое! — Мне жаль, дитя, но таково наше с тобой предназначение. Мой час пришëл, но ты, став хранителем моей души, сможешь существовать дальше и защищать наш мир. А он нуждается в защите. Постоянно. — Почему ты мне не сказала обо всём? — спросил Мидас. Его, как и Грёзу, терзали сомнения, но он давно знал Этерну… думал, что знал, и теперь метался между верой и отрицанием. — Прости, но это касается лишь нас двоих, — ответила женщина и взяла ладони Грёзы в свои. Девушку снова окатило жаром, она одёрнула руки и отшатнулась от Геррье с ужасом в глазах и отвращением на губах. Голоса наперебой вопили: «Убийца! Убийца!». Смутные образы, непонятные и необъяснимые, подступали один за другим. Они были полны боли и страха, и души, все, как один, твердили: «Узри истину». — Это грязная ложь! Ты… Ты лгунья, и слова твои всегда будут ложью! — закричала Грёза. Её глаза лихорадочно блестели, сосуды на них полопались от напряжения, отчего её взгляд казался безумным и затравленным. — Ты должна взять себя в руки и заставить голоса замолкнуть. Они ведут тебя по неверному пути. Они не понимают. — Я видела! Я всё видела, когда ты коснулась меня! Старфиш была права! — Старфиш? — недоумённо переспросил Мидас. — Ты виделась с ней? Она же пропала незадолго до того, как ты впала в торпор… Когда она успела тебе что-то сказать? — Я поглотила её, — ответила Грёза. Вокруг неё плясали тёмные силуэты, но узреть их могла лишь она одна. — Чёртова шизофреничка, — голос Этерны стал ещё жёстче и холоднее. — Н-да, они с Козырем постоянно вставляли мне палки в колёса. Ну и что же? Что твердят тебе голоса? — Ты ночной призрак, мерзкий дух, что обманывает сородичей. — Хм, достаточно близко, продолжай, — сказала Геррье с насмешкой. Мидас стал незаметно отходить к комоду, в котором под стеклом лежал его двуручный меч. Он не использовал его полвека, ведь в том не было надобности, но всегда хранил под боком, зная, что тот однажды пригодится. — Ты существуешь за счёт нас, — бормотала Грёза, словно в бреду. Её грудь тяжело вздымалась, на лице проступил пот, словно она боролась с горячкой. — Верно, — кивнула Воительница. — Ты стара, как этот мир. — Не хочу хвастаться, но вообще-то старше. — Ты вечно голодна и никогда не сможешь утолить этот голод. Вся эта синтетическая кровь тебе не нужна. И люди не нужны. Ты никогда не питалась людьми — только сородичами. — Ну хорошо, позволь, я закончу, ибо мне надоело слушать поток мыслей твоего воспалённого сознания. Да, я не одна из вас. Я существовала задолго до рождения Каина, и моя душа действительно очень важна. Она бессмертна и она проклята. Я питаюсь не кровью, как вы, а душами таких же проклятых существ: сородичей, оборотней, гулей, и живу благодаря этому тысячи и тысячи лет. Я бич мира тьмы и его спаситель. Удивительно, не так ли? Я готовилась сменить оболочку четыре века, и когда цель была так близка, ты вдруг решила прилечь поспать на пять чёртовых десятилетий, которые стоили мне огромного количества душ. Я истощена и очень голодна. А в тебе их так много… Жаль, что не получилось по-хорошему. Я планировала притвориться тобой ненадолго и поиграть твоим драгоценным Мидасом, а затем снова отправиться в кругосветное путешествие, ведь в мире столько проклятых существ, нуждающихся в избавлении от их жалкого существования. Но, в действительности, мне плевать. Я убью вас обоих и, насытившись, перейду сразу ко второму пункту. Мидас разбил локтем стекло и схватил меч, Грëза атаковала Этерну иллюзиями, но та не обратила на них никакого внимания. Она без усилий уворачивалась от ударов мечом и мерзко хохотала, вызывая в Грёзе всё большую и большую ярость. Она бросилась на женщину голыми руками и получила сокрушительный удар ногой, отправивший её через весь кабинет в стену. Мидас подловил момент и напал на Этерну сбоку, но та остановила лезвие меча рукой, не проронив ни капли крови, и, отобрав его, бросила в сторону. — Тебя я съем на первое, — сказала Этерна и, притянув мужчину за воротник рубашки, развернула лицом к Грëзе. — Смотри, как умирает любовь всей твоей никчёмной жизни. Она вонзила в его шею длинные и острые, словно у пираньи, зубы, и сразу же начала поглощать душу вместе с кровью. Грëза вскочила на ноги и бросилась на помощь, но Этерна метнула в неë сгусток крови, пронзивший тело девушки насквозь и отбросивший еë назад. Геррье и Мидаса окружили алые тени, и Грëза, попытавшись снова сблизиться с противником, обнаружила, что не может пройти сквозь их плотный поток. — Нет! Стой! Я прошу тебя, остановись! — закричала она. «Мы найдëм им применение», — раздался чёткий и громкий голос Арахны. «Я знала, что его судьбу должна оборвать я», — вкрадчиво произнесла Старфиш. «Я не избранная», — прошептала Скарлет. Грёза не ведала, как должна поступить, но ей словно управлял кто-то: она прижала ладонь к ране в груди, а затем протянула окровавленную руку Мидасу. Барьер расступился перед ней, но что-то всё ещё толкало её назад. Мужчина попытался ухватить Грёзу, но поток душ стал мощнее, а зазор в нём меньше. Аура Грёзы едва пробивала его, она припала на четвереньки, чтобы её не смело прочь. «Тянись, я прошу тебя, тянись», — молила она, надеясь, Что Мидас слышит её. Дюйм за дюймом расстояния между их пальцами сокращалось. Из последних сил Грëза сделала рывок и крепко сжала ладонь возлюбленного. Чёрные волны скользнули по её руке к его и исчезли, а в следующий миг он рассыпался пеплом и исчез. Грёза отлетела назад и упала на колени. Этерна подхватила с пола меч Мидаса, замахнулась, метнула его лезвием вперёд и пригвоздила едва поднявшуюся на ноги девушку к стене, Грëза завопила и замерла, чтобы унять боль. — Жалкие вампиры. Когда вы уже поймёте, что вы мне не ровня? Я создана совершенной. Я создана истинно бессмертной. Я создана, чтобы нести вам гибель. Я есть — Ик! Оу… Этерна прикрылась ладонью и заметно смутилась. — Такого ещё не было. Неудобно получи-ик! Что это такое? Ох, этот твой Мидас, похоже, вызвал у меня несвар-ик! -ение. Ну лад… Так. А это… что такое? Этерна вдруг зажала рот обеими руками, но это не помогло, она вырвала кровью, которую только что поглотила, и скривилась от судорог. — Что происх… Слова утонули в новом приступе рвоты. Геррье упала на колени и стала выплëскивать на пол кровь литр за литром. Не успевала она опомниться, как начинался новый спазм. Еë корчило в муках, она не могла произнести ни слова, лишь рвала, выплëвывая сгустки крови и собственной плоти, а затем запрокинула голову, и из еë рта и носа вверх устремился чëрный поток душ. Они изливались из неё с оглушительным воем и беспрестанно кричали: Я ОТОМЩУ Я ОТОМЩУ Я ОТОМЩУ Этот кошмар всё не заканчивался, и Грëза предприняла попытку освободиться. Она придвинулась к рукояти меча, стеная от боли, и подалась вперёд, чтобы вытащить лезвие из стены. Оно вошло так глубоко, что достать его казалось невозможным. Превозмогая невыносимую боль, Грёза жала на рукоять грудью и расшатывала лезвие в отверстии руками. Наконец это безумие прекратилось. Измождённая Этерна опустила руки и выдохнула. Её лицо стало совершенно серым и сухим, как пергамент. — Что ты сделала, сука? — прохрипела она, ощупывая себя дрожащими пальцами. — Я отдала тебе… все те души, которые ты так хотела, — с трудом произнесла Грëза. — Привязала их к душе Мидаса. И он обратил их против тебя. — Я всё равно заполучу твою! — вспылила Этерна и бросилась вперёд, но упала без сил. Её обуяла ярость и жажда мести, и она поползла к девушке, помогая себе руками и волоча ноги по полу. Грëза вытащила наконец меч и упала на колено. Взявшись за клинок пальцами и раня их, она извлекла его из своего тела и встала во весь рост. — Не двигайся! — приказала ей Этерна, приподнимаясь и садясь на голени. — Ни шагу ближе! Девушка перехватила меч за рукоять и, прихрамывая, подошла к Геррье на расстояние удара. — Нет! — закричала та, выставляя вперёд ладонь. Грëза рубанула с короткого замаха наискось и отсекла Этерне голову и кисть руки. Еë тело и отделённые части тут же обратились в камень, а затем рассыпались в мелкую крошку. Девушка выпустила меч и осела на пол. Только теперь она дала волю эмоциям и закричала, выпуская горе и боль. «Ты исполнила предназначение», — сказала Старфиш. Трясясь от рыданий, Грёза подняла лицо и, вытерев слёзы рукавом, посмотрела перед собой. Вокруг останков Этерны, словно мираж, колыхались призрачные силуэты Арахны, Старфиш, Скарлет и Мидаса. Их слабые ауры постепенно становились всё бледнее, но Грёза видела их отчётливо, будто наяву. Скарлет плюнула в сердцах на то, чем стала Воительница, и растворилась. Арахна исчезла вслед за ней, и её хохот затихающим эхом разнёсся по всему зданию. Уход Старфиш сопровождал тихий шепот посторонних душ. «Я люблю тебя, Скайли», — сказал напоследок Мидас.