Лагерь

Солнце ярко сияло розовым кругляшом над линией горизонта. И в свете его от мусорных куч поднимались клубы пара – наверняка среди хлама можно будет найти органику, которой ночной мороз не помешал начать гнить и выделять тепло. А из труб, шедших от мусоросжигающих печей, привычно валил дым. Как обычно, привезли все кучей, и свалили в огромную гору в углу полигона. А Гере разгребать, сортируя покрышки, металл и прочее, и пытаться не вляпаться в какое-нибудь очередное говно. Утренний горький, обильно разведенный для экономии водой кофе осел в желудке камнем. Гера натянула перчатки. Пошевелила пальцами, задумчиво рассматривая длинную трещину-разрыв на прорезиненной поверхности. С каждым днем та становилась все больше, намекая на необходимость замены. Но если норму сегодня не выполнить, то и о новых перчатках можно не мечтать. Проверяющий сидел на солнечной стороне горы, вместо стула использовав шину от грузовика, и увидев ее, махнул рукой. Прятаться было уже поздно, и Гера подошла, щурясь на ярком свету. Эаль был тощим и нескладным, а из-под защитного плаща выглядывал длинный гибкий хвост, на кончик которого был надет специальный чехольчик из пластика с парой острых граней, защищающий от грязи и дающий еще одно оружие. Эти чехольчики всегда Геру забавляли своей бесполезностью. Оттянув респиратор на подбородок, эаль облизнул губы темным языком. Лицо у него было узким, с темной, то ли фиолетовой, то ли почти черной кожей, острым подбородком и длинным носом. А вот глаза желтые, с круглым, будто у совы, зрачком. ...Когда сестра была младше, в моде были романы в мягких обложках, которыми она зачитывалась. Гера как-то разок тоже попробовала, наткнувшись на романтическую историю между Охотником и эальской девой, которая жаждала получить его покровительство. Правда, в романчике в основном описывалось, как она жаждет то, что у Охотника было в штанах. И это были не ножи. В лагере были другие женщины. И они нередко оказывали услуги, в обмен на некоторые вещи. Послабление в дневной выработке. Одежда. Лекарства. Шампунь с цветочным или фруктовым запахом. Фрукты. Шоколад. Некоторых даже переводили на кухню. Или вообще в бордель. А одну девушку кто-то из надсмотрщиков выкупил и забрал из лагеря. Что с ней стало потом, Гера не знала. Но от шоколада не отказалась бы. Как и от фруктов. Вот только Охотники эалей в постельном плане не интересовали. А побить ее могли и просто так, безо всякого обмена. — Что, Охотничья сучка, отлыниваешь от работы? — Весело поинтересовался эаль. Гера постаралась скорчить улыбку на надоевшее до зубной боли обзывательство. Надсмотрщик не мог ни к чему прикопаться – до официального начала рабочего дня, о котором извещала сирена, было еще несколько минут. Так что она вполне легально могла отлынивать. — Кстати, — эаль продолжал скалиться, показывая вделанные в верхние клыки круглые блестящие камушки. Была у хвостатых мода что на насмешки, что на инкрустации, — а хочешь заработать монетку? Всего-то и надо, что ключик с кухонного склада утянуть. Тебе-то это наверняка раз плюнуть! А я с ребятами поспорил на двадцатку. Не удержавшись, Гера фыркнула. — Ищи дуру в другом месте. Да, она вполне могла бы попытаться... Вот только за воровство в лагере давали пару суток стояния у столба нагишом. Так еще и из шланга ледяной водой поливали. Нет уж. Подыхать в самом начале зимы Гера не собиралась. Эаль не обиделся, лишь зубами щелкнул да скорчил гримасу. Вероятно, предметом спора был не ключ, а то, поведется ли Гера на подобную уловку. — Ну как хочешь. — Надсмотрщик поднялся, отпихнув сапогом колесо. То покатилось и упало на основание горы, мгновенно смешавшись с другими шинами, кусками резины и прочего хлама. — Кстати, если норму выполнишь раньше, то к врачу можешь успеть. Он сегодня обещался часикам к пяти зайти. К пяти – это значит, что нужно будет закончить на два часа раньше. Если Гера постарается – а она постарается, то вполне может успеть. По лагерю пронесся короткий вой сирены, похожий скорее на машинный гудок, обозначающий начало работы. Эаль вернул респиратор обратно на лицо. Отряхнул хвостом складки на защитной одежде. Хвостатые пеклись о своем здоровье, и на полигоны без защиты не выходили. Гера сглотнула, вновь ощущая ком обиды, вставший в горле. Сейчас надсмотрщик обойдет свалку, проверит, начали ли другие работу, и пойдет с другими эалями пить кофе. Не эту разведенную жадноватым поваром жижу, а нормальный кофе. Чтобы со сливками и сахаром. А может, даже с печеньем. Не будь она Охотником, к ней было бы другое отношение. И перчатки новые взамен порванных выдавали бы нормально, и мяса докладывали бы. И вообще – может быть, ее отправили бы в бордель. Или полы мыть. Или кто-то из эалей взял бы над ней шефство. Но Гера была Охотником. И торчала на свалке рядом с горой отходов, часть из которых была токсичной, без возможности бросить что это место, что эту работу. И пожаловаться можно было лишь этой куче. Гера успела и норму выполнить (правда, в процессе все же рассекла руку осколком какой-то железки, окончательно лишившись перчатки), и даже ополоснуть лицо перед умывальником. Но живот разболелся еще сильнее из-за резких движений и таскания тяжести. Обычно врач осматривал всех в приемке в основном бараке – там было хорошее освещение, тепло и просторно. А в этот раз Гера увидела высокие фигуры у длинных лавок под навесами, где обычно все ужинали. Сощурилась, отмечая про себя лишь двоих, пришедших раньше нее и теперь терпеливо ожидающих в подобии очереди. Обрадовалась – значит, ее точно осмотрят. А не сошлются, как в прошлый раз, на усталость от количества пациентов. Правда, в прошлый раз Гера и не напрашивалась. Но сейчас живот болел уже несколько недель, и боль утихать не собиралась. Наоборот, только сильнее становилась. Вряд ли аппендицит, но хотелось знать точную причину. Она обошла гору из неровно сложенных друг на друга шин, отделяющий основной полигон от самого лагеря, и приблизилась к дальней от жилого барака лавке. Оперлась рукой о стол, пережидая болезненные ощущения. Живот не заболел бы так сильно, работай она чуть спокойней. И вообще, если ей совсем уж фантастически повезет, а у врача будет хорошее настроение, то ей дадут очки. А то совсем уж смехотворно – слепошарый Охотник. Умереть со смеху. Надсмотрщики весело переговаривались, стоя у самой стены кухни, и привычно защелкали языками при виде Геры. Сам эальский язык походил на смесь гортанных звуков и клекота, словно у хвостатых вместо ртов находились клювы. С лавки, рядом с доктором (ну а кто еще мог быть в зеленом, слишком ярком и чистом для лагеря?) привстал человек в темной форме. Гера заморгала, сощурилась, пытаясь опознать с такого расстояния незнакомцев. Человек, точно, только какой-то... Веревка у него через плечо что ли перекинута? «Какой-то» на миг повернулся боком, и за спиной его вспучилось что-то белое. Брезент? Но ведь ветра не было... Картинка сложилась из осколков, и захотелось ударить себя по лицу. Рядом с доктором торчал лае. А второй стоял с эалями у стены. Вот же дерьмо. Гера попятилась, разом перехотев обращаться за услугами доктора. И ей удалось даже сделать пяток шагов, пока сзади не раздался звук схлопывающегося пространства. Каждый раз при телепортации получался такой звук. А эали владели ей не хуже, чем собственными хвостами. — Куда это ты, Охотничья сучка? Закончила работу? — Голосок у эаля, того самого, с кем утром говорила Гера, был елейным. Сладким-сладким, что аж зубы свело от жажды дать ему в глаз. И громким, чтобы крылатые слышали каждое словечко. — К врачу хочешь попасть? Ну так давай, становись в очередь. Она повелась! Попалась на обман, просто как сопливая дура! Гера сжала кулаки. Двое надсмотрщиков, продолжавшие торчать у стены, захохотали издевательски. И куда деваться? Обратно на свалку? Но просто так эаль ее не пропустит. Прорываться? Подключатся другие, и это легко сойдет за нападение, и Геру пристрелят безо всяких сантиментов. А крылатый приближался неспешно, вразвалочку, и длинная светлая коса, перекинутая вперед, покачивалась в такт его шагам, свисая до пояса. Ну точь-в-точь змея, которой ничего не стоит цапнуть. Если ухватиться за нее, обмотать вокруг толстой шеи и удержаться за спиной, аккурат между крыльями, то может быть Гера смогла бы его придушить. Но против двоих и без оружия шансы у нее были так себе. И потом, даже если у нее выйдет, эали не позволят ей уйти. А в наручниках выйти с территории свалки было невозможно. Эаль уперся Гере в плечи, подталкивая вперед и безмолвно намекая, что пятиться ей как бы бесполезно. Ну да, карающая длань крылатых из Отдела не знает промашки. А у эалей был нейтралитет с белокрылыми. — Так это ты Охотник? — Лае остановился слишком близко, чтобы Гера могла чувствовать себя комфортно. Она вообще с детства терпеть не могла тесные закрытые помещения, а тут этот нависал. И вообще, с лае самым лучшим расстоянием была дистанция километров так пятьсот. А то и тысяча. Врать было глупо. Крылатые вообще плохо реагировали на вранье, а эали наверняка растрепали все Герины заслуги. Может, и значок показали, если его никто не спер до этого. Или вообще приплели что-то еще. Уроды. Гера запрокинула голову, рассматривая лицо крылатого, раз уж тот так близко встал. Круглое, что тарелка, и глаза вроде как голубые. Брови широкие, а нос прямой. Типичный лае. — Я. — Что-то мелковата для настоящего Охотника. — А у тебя крылья вообще как у ан... — Гера едва не прикусила язык от резкого движения, про себя отмечая, что лае – левша. И бьет без замаха, целясь в челюсть. Хорошо хоть, она успела сгруппироваться и почти уйти от удара в лицо. По касательной можно было не считать. Она успела прокатиться по земле, уходя от пинка. И наверное даже смогла бы удрать обратно на свалку, но воздух еще раз схлопнулся, и эальские ноги в резиновых сапогах появились прямо перед носом. А потом Геру схватили за волосы и вздернули вверх. Еще и за руку ухватили, заламывая ее назад – только сустав щелкнул. Заключенных брили налысо раз в год, но прошлый раз был аж весной, и за девять месяцев волосы отрасли. Недостаточно, чтобы завязать их в хвост, но длины хватило, чтобы Гера поняла – не вырвется. — Пусти! — Она второго ранга. — Наябедничал эаль довольным голосом, и отскочил назад, уходя от попытки себя пнуть в коленку. Показал язык, демонстрируя превосходство. Второй крылатый был почти таким же. Большой и широкий, вот только лицо поуже, а глаза серые. Или тоже голубые? Хотя плевать, какого они цвета. — Второго, значит. — Задумчиво повторил крылатый, и расстегнув манжеты, принялся неторопливо закатывать рукава такой же темной формы. Руки у него были под стать росту, с толстыми запястьями, по которым проходила слабая линия загара. Лае никуда не торопился. Некстати вспомнилось, что еще пару минут назад Гера мечтала о том, что если ей повезет, то она получит очки. Надсмотрщики веселились. Они не станут помогать, пусть бы крылатые были чужаками в лагере. Как же, нейтралитет. Чтоб его. Снова накатила обида, петлей захлестнула горло. — Вы только не насмерть, ладно? А то штраф придется выписывать. — Извиняющимся тоном попросил эаль, который обманул Геру, поманив доктором. А она повелась, поверив, что тут будет врач. Дура. — Не переживайте, уважаемый Мерр Ав. — Пообещал крылатый, и хрустнул пальцами. — Если что, мы штраф уплатим. И хруст этот подтвердил простую и ясную мысль. Нет, еще с первой секунды, когда она поняла, что смотрит на лае, было ясно, что ее будут бить. — Второй ранг... Это скольких ты убила? Двоих или троих? ...А сестра часто таскала ее значок, и хвасталась друзьям, изображая, что это она его получила. Дед же ворчал – нет, не на сестру, на саму Геру. Слишком поздно она получила его. В девятнадцать, после трех попыток и двух провалов. Но ведь это нормально – ошибаться... Первый удар в живот вышиб воздух из легких. На третьем Гера захрипела, пытаясь плюнуть в морду крылатому, за что получила удар в голову. Мир вздрогнул, закачался, но не погас. У Охотников было много недостатков, но вот терять сознание от боли они не умели. В какой-то момент ее бросили на землю, и Гера скорчилась, пытаясь закрыть лицо и живот от пинков, и слыша откуда-то издалека подбадривающие возгласы эалей. Только бы не забили насмерть... ...Насмерть не вышло. То ли пожалели, то ли побрезговали добивать. Либо же просто устали бить – попыток сбежать или увернуться от ударов, которые бы всех развлекли, Гера не совершала. А другие, собравшиеся широким кружком, лишь смотрели жадно, а когда Гера сумела подняться – зашипели свои ругательства, и расступились, пропуская. С трудом удалось доковылять до умывальников. А потом, опустившись на четвереньки, чтобы не поскользнуться на скольких плитках – в душевые. Врач тоже не подошел. Если что, штраф они уплатят... Боль и обида душили. Ну ничего, Гера сильная, она и сама как-нибудь... Вода полилась на голову, мгновенно намочив всю одежду и заливаясь в обувь. Разлилась по плитке уродливой кляксой, окрашиваясь в розовый. Гера запрокинула голову, глотая теплую воду. Слезы кипели где-то внутри, превращаясь в беззубую ярость. Что она сделала этим двоим крылатым? А эалю? Она честно работала тут семь лет, не совершив не единого нарушения, а ее обманули. За что? Кровь шла носом и изо рта, и не останавливалась. Только бы внутренние органы не отказали... До койки Гера дошла через силу, на одном упорстве. Стянула мокрую насквозь одежду, бросила комом в изножье кровати. Завернулась в одеяло, понимая, что никто ей ужин в кровать не подаст. И отлежаться пару-тройку дней не позволят. ...Как в воду глядела. Еще и надсмотрщики, злые оттого, что после побудки Гера не поднялась, всыпали. Да и дневную норму выполнить не удалось, за что опять-таки она получила. Как и порцию чужих насмешек, особенно едких из-за собственной беспомощной слабости.