Порезы на твоём теле

      Я никогда не любила встречать рассветы по утрам и наблюдать за первыми, пробивающимися сквозь непроснувшийся небосвод, лучами солнца. Не потому, что по утрам людям тяжело вставать с кровати, бороться с ленью и собираться по вынужденным делам, а потому, что утро — это новый этап, новая петля, крепко облегающая тонкую шею. Утро — это песок, медленно осыпающийся вниз в песочных часах. Это утечка времени, шаг назад и понимание, что сутки начинаются заново, а значит — минус день из человеческой жизни. Утро — это уходящее время с привкусом обманчивого пробуждения.       Со мной не соглашались, говорили, что моё мнение неправильное, злились и просто не пытались понять, а я и не просила — не было необходимости. Я всегда оставалась при себе, всегда знала свою правду и не пыталась никого переубедить или уговорить принять мою нестандартную, отличающуюся от всех позицию.       При любых ситуациях прикрывала на время шторы в комнате, игнорировала сообщения друзей, которые бегали на крышу встречать эти их невероятные рассветы, чтобы потом загрузить нескончаемое количество качественных фотографий, закрывалась в самой себе, выполняла повседневную работу и ждала закат, а за ним и тёмную ночь, чтобы почувствовать запах жизни.       А потом тихо забежать на ту самую крышу с колючим пледом в руках, закутаться в него и с высоты птичьего полёта наблюдать за огненным океаном прямо на небе. Я любила не встречать солнце, а провожать, чтобы потом часами любоваться яркими звёздами, считая созвездия, которые удавалось найти. Одиночество, которое я так ненавидела, стало моим лучшим другом, моей тенью.       Я ненавижу утро, но сижу сейчас на мокрой от росы траве и терпеливо ожидаю первые солнечные лучи. Смотрю практически немигающим взглядом на необъятный горизонт, медленно приобретающий жёлтые оттенки, и понимаю, что всё так же терпеть не могу утреннее солнце.       — Ты сегодня рано.       Дино аккуратно присаживается рядом, сгибая одну ногу в колене, и так же устремляет свой взор вдаль, но только с чувством восхищения, в отличие от меня.       — Захотелось понять, за что люди любят рассветы, — я говорю тихо, умиротворённо и как-то слишком отстранённо, будто нахожусь сейчас в совершенно другом мире, однако ангел всё равно понимает смысл моих слов.       В этом весь Дино. Понимающий ангел, очень чувственный и до безобразия милый. Он — это и есть утреннее солнце. Единственное, которое я не могу ненавидеть.       После нашей первой встречи, совершенно нелепой, по моему мнению, Дино добровольно помогал мне справляться и приобщаться к моей энергии, к новым, обостряющимся чувствам. Безвозмездно делился своим жизненным опытом и старался показать причины, чтобы искренне полюбить не только утренние лучи солнца, но и саму небесную жизнь. Только к сожалению, не получалось, а хотелось. Правда хотелось.       — За красоту? — неуверенно шепчет Дино, но потом сразу же улыбается так, как умеет только он. — Или же за надежду, что с новым утром жизнь изменится в лучшую сторону, и новый день принесёт много радостных моментов.       Во время таких разговоров у меня всегда невольно проскальзывала мысль, что из Дино получился бы прекрасный психолог, если бы он был человеком и жил обыкновенной жизнью на Земле. И, когда я поделилась с ним моими взглядами, он не посмеялся, как делали это многие, а лишь задумчиво покачал головой. Его тогдашняя фраза надолго отпечаталась в моей памяти.       — Я бы хотел пожить человеческой жизнью. А ещё попытаться влюбить тебя в утро, если бы мог встретить.       Именно тогда, в самый первый раз я почувствовала его отчаяние и услышала молчаливый крик о помощи. Узнала, что для Дино небеса — почти такая же тюрьма, как и для меня. Только без права на выбор, да и сравнить ему свою жизнь не с чем. Ангел постоянно находится под строгим контролем, вырывает победы в своих достижениях потом и кровью, не сходит с пути истинного и живёт так, как не хочет.       — Ночью всё не так, верно? — он наклоняет голову чуть в сторону, смотрит на меня, а голубые глаза сияют хитростью. — Ночью хочется дышать, проявлять эмоции и растворяться в непроглядной тьме.       И я смеюсь, свободно так, легко. Потому что понимаю, что значит скрывать свои эмоции днём, притворяться крепкой стеной, которую невозможно разломить, и прятать свои душевные терзания, чтобы потом рассказать о них яркой луне в ночное время суток и набраться новых сил. Сил до утра.       Дино поистине замечательный, он собрал в себе все положительные качества, но всё же остался не идеальным, не святым. Где-то он слишком правильный, в каких-то местах очень придирчивый и непреклонный, когда-то разозлённый. А ведь ангелы не должны таить в себе злобу, верно?       — Смотри, — он кивает в сторону горизонта, и я слегка улыбаюсь, завидев первые, самые яркие солнечные лучи.       Но всё равно не то, как ты ни пытайся.       Утро — это бесконечность, непрекращающийся процесс природы. И я буду вынуждена терпеть его вечно.        — Какая романтика, — позади слышится хриплый, басистый голос, не предвещающий ничего хорошего. — Непризнанная на пару с нашим любимым ангелочком, встречающие рассвет, — бесстыдно глумится. — Отвратительно до ужаса. Что скажет твой папуля, Дино?       Я прикрываю глаза и стараюсь подумать о чём-то хорошем, отвлекающем от этого грубого мужского голоса, пропитанного ядом и ненавистью. Ни в коем случае не поддамся на его провокации и не повернусь, потому что если повернусь и увижу его — пропаду.       После моей перепалки с Ости прошло приличное количество времени, и дьяволица делала всё, чтобы испортить мою жизнь. С ядовитым ехидством сплетничала за моей спиной, понижая мою итак невысокую репутацию, толкалась в коридоре, чтобы мои пергаменты вылетали из рук и разлетались в разные стороны, кидала в меня горящие взгляды и просто громко ненавидела, всегда и при любом моменте указывая на моё место.       Её мелкие пакости порой даже не ощущались, но вот то, что сделал со мной Люцифер — это хуже всех пыток. Внушённый им же страх перед ним просто не давал мне покоя, постоянно вгрызался в горло и душил-душил-душил.       Я чуть не разнесла всю комнату под тревожные крики Мими, когда узнала, что он на самом деле мне внушил. Ругалась, истерила, говорила сама с собой и просто чувствовала, что всё моё спокойствие, выстроенное потихоньку, маленькими шагами, сломалось с треском.       Смотреть в его глаза — значит видеть свои потаённые страхи, медленно сжирающие изнутри. Смотреть на него — значит стремиться убежать как можно дальше, лишь бы не видеть алых искр. Это страх, который я не могу контролировать, это бессилие противиться его воле, потому что бесполезно.       Поэтому я больше не смотрю на него.       — Чего тебе, Люцифер?       Дино расслаблен как никогда, хоть и колкость раздражения звучит в его словах. Лично я внешне никак не реагирую. Игнорирую его кусающее присутствие полностью, да и он точно не горит желанием обращать на меня внимание. Хватит, обратил уже один раз, и что из этого вышло? Ничего хорошего. Для меня.       — Пришёл напомнить о тренировке, — молчит, определённо думает об очередной издёвке. — Но я вижу, что у тебя есть более важные дела, правда, такие бесполезные и никчёмные, — усмешка, он точно произносит это с самодовольной усмешкой. — Странные у тебя приоритеты, пернатик.       Бесполезная.       Никчёмная.       Сжимаю пальцами влажную траву и до белых кругов в глазах жмурю веки. Не слушать, не чувствовать и главное — не поддаваться, потому что дьявол только этого и ждёт: ответной реакции.       Если Дино — это тёплое утреннее солнце, то Люцифер — это затмение, нагоняющее темноту.       — Без конфликтов ты не можешь, да?       Слышу, как Дино встаёт и расправляет крылья, будто готовясь отражать удары и я вздрагиваю, поворачиваясь назад. Хочу зацепиться за его ладонь, но не дотягиваюсь — ангел медленно отходит от меня и направляется к Люциферу.       — Я сегодня без настроения, — бегло окидывает меня взглядом, желая поймать мой взор и хмыкает, не получая желаемого, — прости мне эту оплошность.       Обстановка неприятно нагнетается, и я судорожно думаю, как бы закончить всю перепалку побыстрее, да без шума, побоев и сломанных частей тела. Сразу же встаю с прохладной земли, неопрятно отряхиваю воздушное платье и вдруг слышу раскатистый крик в стороне.       Девичий крик боли.       Мы втроём поворачиваем головы в сторону громкого звука и видим, как девушка болезненно садится на корточки, дотрагиваясь ладонями до кровоточащей лодыжки. Возле неё тревожно порхает испуганный Непризнанный, в обеспокоенном лице которого я узнаю Энди. Он падает рядом с ней и кладёт руки ей на плечо, крепко сжимая, но девушке до этого нет никакого дела. Она мычит, качается из стороны в сторону и до побеления костяшек стискивает свою лодыжку. И плачет-плачет-плачет.       Не желая терять ни единой секунды, я срываюсь и бегу к ним, придерживая подол платья, чтобы не запутаться в нём. Дино что-то кричит мне вслед, но я не слушаю, спеша со всех ног к раненой девушке, которой требуется помощь. Крылья дёргаются прямо в такт моему быстрому шагу, а вкус горькой чечевицы, исходящий от сидящей Непризнанной, нещадно заполняет горло и рот.       — Что случилось?       Энди вскакивает с места как ошпаренный, кидается ко мне, а в глазах плещется необъятный страх. Парень нервно машет руками, тянет волосы на голове и ходит из стороны в сторону, истерично пытаясь мне доказать свою невиновность, почти кричит и молит.       — Вики, я не хотел! — он дышит рвано, почти задыхается. — Я не хотел, всё получилось так быстро, я… Лора разозлилась на меня, я тоже, а потом… — закрывает лицо ладонями и бормочет-бормочет-бормочет несусветную неразбериху. — Не хотел, не хотел причинять ей боль.       Отпихнув его вбок, я прохожу к девушке, которая резко поднимает на меня испуганные кофейные глаза, намокшие от крупных слёз. Да, это она. Напуганная, потерянная, разбитая душа, смотревшая на меня в первый день с безысходностью.        — Мне так больно, — она сжимает ладони сильнее, переводя взгляд на кровоточащую лодыжку. — Это невыносимо.       Согласно киваю, хоть не понимая, но даю понять, что я рядом, и сейчас ей станет легче. Одёргиваю длинные рукава платья, приседаю рядом и нежно прикасаюсь к её рукам, мягко отнимая их от её ноги. Увиденное заставляет меня удивлённо ахнуть и слегка отпрянуть от девушки, неосознанно.       — Ужасно, да? — Лора разводит дрожащие ладони, перепачканные в её же крови, в стороны и с отвращением смотрит на глубокий горизонтальный порез, кровь из которого хлещет, не останавливаясь.       Энди опять подсаживается ближе к Лоре, всё ещё вымаливая прощение, и бережно стирает с её щек мокрые следы от солёных слёз, а я так и смотрю на грубый порез, оставленный на смуглой коже. Затем перевожу глаза на растерянного парня, и картинка складывается сама собой.       Мне ещё никогда в жизни не доводилось становиться свидетелем образования родственной связи между двумя половинками. Я также никогда не видела, как соулмейты оставляют больные порезы на теле друг друга своими оскорбительными словами. Поэтому увиденная сцена мне кажется сейчас такой личной и интимной, что я на некоторое время выпадаю из реальности.       Затем, недолго думая, с треском отрываю лоскут от платья и уверенным жестом перевязываю сочащуюся рану, стараясь причинить своим действием как можно меньше дискомфорта плачущей Лоре. Она всё ещё продолжает досадно мычать и сжимать губы в ровную линию, борясь с острой болью.       — Вот это номер, — Люцифер тихо подходит сзади и становится за моей спиной, пока я завязываю тугой узел на повязке. — Никчёмная душа нашла точно такую же жалкую душу, мои поздравления.       Не слушать. Не слушать. Не слушать.       Затянув повязку, которая моментально впитывает в себя алую жидкость, я встаю и уверенно разворачиваюсь к мужчине, по которому видно, что увиденная сцена доставляет ему сплошное удовольствие. А также вдохновляет на испускание новых издевательских комментариев.       — Да как ты можешь быть таким?       Хорошо, я не хотела снова вставать на пройденные и уже хорошо знакомые грабли, но не получилось.       — Каким? — он цинично осматривает красную ткань на лодыжке Непризнанной, будто бы оценивает картины в галерее. — Честным?       Смотрит на меня с вызовом, давая понять, что не потерпит никаких жалких пререканий с моей стороны, а затем улыбается, ядовито и издевательски.       Не смотри на него.       Не смей.       — Боишься смотреть мне в глаза, да? — издаёт едкий смешок. — Понимаю.       Дино быстро подлетает к сидящей на траве паре и вместе с Энди приподнимает девушку за локти. Говорит, что её необходимо отвести в медпункт, а потом к Мисселине, чтобы доложить ей о возникшей родственной связи. Не вижу его лица, но ощущаю, что он волнуется за Непризнанную, а также за меня, потому что я всё ещё стою рядом с самим сыном Дьявола.       Хочешь взять меня на слабо?       Отвечаю на его взгляд и расплачиваюсь сразу за свою слабоумную смелость перед будущим Повелителем Ада. Голову кружит, виски сводит, и терпкий вкус моего же личного страха оседает на губах, а затем и в грудной клетке, прямо в лёгких.       — Не думал, что такие смелые девочки боятся одиночества.       Хватит.       Перестань.       Заправляет руки в карманы брюк и резко переводит взор на уходящую троицу, а я вздыхаю свободно, медленно отходя от внушения. Моргаю и сосредотачиваюсь на выражении дьявольского лица, которое не выражает ничего, кроме абсолютного равнодушия и отстранённости.       Но что-то меня сильно цепляет в его взгляде. Глаза — это зеркало души, и пусть я не могу так беззастенчиво проникнуть к нему в разум, но и без этого умения мне удаётся разглядеть то, чего совершенно не ожидаю увидеть. Именно то, как он провожает взглядом Энди, бережно держащего женскую руку своей новоиспечённой родственной души, заставляет меня сказать следующее:       — Ты что, завидуешь?       Когда ты начнёшь думать головой?       И снова искры, и снова огонь всего Ада горят в его красных, испепеляющих зеницах. Стоит мне миллион раз пожалеть о сказанном, как Люцифер резко притягивает меня к себе за тот самый локоть, синяки на котором проходили долго, будто бы нарочно.       — Прикуси язык, — властно, грубо и непоколебимо. — Иначе я тебе его вырву, а это не очень приятное ощущение.       С силой отбрасывает меня от себя, и я боком приземляюсь на траву, не успев защититься крыльями. Не закричу, не заплачу и точно не издам ни единого звука страдания, не дождётся. Улыбаюсь так же ядовито, так же надменно, словно это не я сейчас валяюсь перед его ногами на земле, и не у меня самое низкое положение. Зачёсываю волосы назад и смотрю на него снизу вверх.       — Завидуешь, — говорю как факт, как данность.       Всегда было интересно узнать: сколько ненависти и злобы может таить в себе человек, а сколько демон? И вижу, что стоящий передо мной мужчина — это и есть воплощение ненависти ко всем живым существам.       — Я уже пожалел о том, что в поезде обошёлся с тобой слишком дружелюбно, надо было прояснить тебе ситуацию сразу же.       Ничего себе, дружелюбно.       — Насмотрелась на рассвет? Потому что он сегодня последний в твоей жизни.       Люцифер больше не собирается разбираться со мной словесно — шагает в мою сторону, однако взявшаяся из ниоткуда Мими резко приземляется перед ним и распахивает свои тёмные крылья, ограждая меня от погибели. Дьяволица дышит тяжело, сбивчиво, а перья слегка дрожат, но это не мешает ей уверенно стоять перед Принцем Ада и закрывать меня от его ненависти, дымного гнева.       — Люцифер, нет.       Его, кажется, неожиданное появление воинственной Мими ничуть не смущает, даже не озадачивает, как меня, например. Не вижу, как он смотрит на неё в этот момент, но чувствую, что с её присутствием дьявол начинает злиться ещё сильнее. Отлично: умру не одна, так с подругой.       — И с каких пор ты защищаешь низших?       Я медленно приподнимаюсь на ноги, всё ещё ощущая боль во всём теле, и помутнённым взглядом смотрю в спину девушки, крылья которой тихонько опускаются вниз.       — Не трогай её, — угрожающе, как будто перед ней стоит не будущий правитель, а обычный демон.       — В сторону, Мими. Иначе пожалеешь.       Мне уже хочется заступиться за дьяволицу, скинуть всю вину на себя, чтобы только у неё проблем не возникло, как последняя её отчаянная фраза громко ударяет по голове:       — Если я тебе ещё хоть чуть-чуть дорога, то ты отступишь.       Хорошо, я слышу звон разбитого стекла, как будто что-то где-то действительно разбилось, и чуть не задыхаюсь от произнесённых слов. Да что говорить обо мне, когда даже Люцифер дёрнулся от неё, как от прокажённой. А на лице минутная растерянность, словно он вспомнил что-то давно забытое, важное, нужное. И, не смотря больше на меня, демон взмахивает мощными крыльями и уносится высоко в небо, подальше от нас и этого места.       Я откашливаюсь и машу рукой, дабы развеять поднятую волну пыли, и встревоженно смотрю на дьяволицу. Девушка стоит смирно, не двигаясь, словно искусственная статуэтка, с гордо вытянутой спиной, как струна. Лишь дрожащие крылья выдают всю степень её страха и беспокойства.       Она молчит долго, глядит вдаль, готовясь что-то сказать или же просто успокаиваясь. Лично мне затянувшаяся тишина надоедает, поэтому я хочу уже поскорее пойти в комнату и отмыть с себя абсолютно всё. Смыть чужую кровь с пальцев, грязь с земли, взгляд красных глаз и прикосновение. Но сначала нужно поблагодарить дьяволицу за вмешательство, потому что если бы не она, то сегодняшний рассвет действительно стал бы последним в моей жизни.       — Мими, я…       — Я говорила тебе держаться от него подальше! — ну вот, взорвалась. — Говорила?       Смотрит на меня как никогда грозно, с теми же дьявольскими искрами. Говорит громко, недовольно и с волнением, а я чувствую прилив стыдливого смущения, потому что ощущаю себя виноватой перед ней.       — Говорила, — не выдерживаю её взгляда и отворачиваю лицо в сторону.       — Так какого дьявола я узнаю от Дино, что ты осталась с ним наедине?!       Вижу, что борется с собой, чтобы не наговорить много чего лишнего. Наблюдаю, как сжимает и разжимает ладони, как тяжело поднимается грудная клетка и трепещут крылья. Понимаю, что волновалась, испугалась за меня, сильно.       — Да он сам подошёл к нам. Начал плескаться ядом и …       — Никогда! — Мими подходит ко мне вплотную. — Никогда не смей идти против него, иначе серьезно пожалеешь об этом, — глубоко выдыхает и возвращает себе естественный цвет глаз. — В следующий раз я не смогу тебе помочь. Люцифер не допускает второго раза.       Дьяволица успокаивается и вытирает грязевой след с моей щеки, а я стараюсь не разреветься прямо здесь, на виду у многих. Сдерживаю прилив слёз и сглатываю всю горечь обиды, оставленной Люцифером. Не позволю ему нарушать моё психическое состояние.       А день начинался так спокойно.       — Знатно тебя потрепало, сладкая, — окидывает меня взглядом с ног до головы и волнительно хватает мои запястья. — Это чья кровь? Твоя? Это Люцифер тебя так?       Я усмехаюсь и спокойно качаю головой, отрицая. Бегло говорю подруге, что стала свидетелем двух соединённых душ и что пришлось пожертвовать платьем, на что она смеётся, но быстро восклицает:       — Чёрт! Ну почему я вечно пропускаю всё самое интересное? — она недовольно отбрасывает волосы назад и топает ногой, что меня забавляет.       — Не думаю, что такое можно считать интересным.       Солнце уже вовсю светит, предзнаменуя начало нового учебного дня, а я уже безумно устала и хочу спрятаться от этого мира в четырёх стенах и никуда не идти.       — У нас урок с Геральдом через полчаса, думаю, нам нужно сходить в комнату, если ты не хочешь идти в таком виде, — она ещё раз пробегается по мне взглядом, а я цокаю, соглашаясь.       Идём к комнате мы в тишине, оставляя все свои душевные терзания и высказывания в сторону друг друга, а также вопросы на вечер, когда уроки закончатся, и можно будет позволить себе отдых.       По самой незаметной дороге в спальню я и то умудряюсь ловить на себе удивлённые взгляды, ну и где-то насмешливые: Ости постаралась со своими сплетнями, до которых мне нет особого дела. Мне плевать, что говорят за моей спиной. Если бы я могла повернуть время вспять, то я бы без раздумий вылила бокал неотмывающегося глифта на её платье снова.       — Гадство, — Мими замечает в конце коридора учителя и снова ругается. — Иди в комнату, а я поговорю с ним и отвлеку. Если он увидит тебя в таком виде сейчас, то проблем станет ещё больше.       Я согласно киваю и тихо шагаю в нужном направлении, пока Мими подходит к Геральду. Такое ощущение, что из меня высосали все жизненные соки, ну или это моё тело так реагирует на энергию Люцифера.       Люцифер.       Одно имя, а уже столько отрицательных эмоций и проблем, что словами не описать моё негодование.       — Ой.       Чувствую, как меня сильно толкают в плечо и осознаю, что кто-то умудрился в меня врезаться. А точнее я, потому что незнакомый парень недоумённо оборачивается на меня и взмахивает крылом, а я так и стою на месте, чуть прислонившись к стене. Потираю ушибленное место.       Да сколько можно.       — Извини, — незнакомец смотрит на моё оголённое из-за выреза плечо. — Не ушиблась?       Когда-то я уже это слышала.       Равнодушно смотрю на демона и беззастенчиво разглядываю его внешность. Короткие иссиня-чёрные волосы, несколько прядей падают прямо на худое лицо с остро выраженными чертами. Ровный нос, чуть пухлые губы и змеино-жёлтые глаза, выглядящие совсем неестественно. Такие глаза вызывают тревожность, что хочется сразу отвернуться.       Удачно я знакомлюсь со всеми демонами.       — Нет, ничего.       Собираюсь уже повернуться к нему спиной, как он снова окликает меня:       — Ты Вики Уокер, да?       Боже, дай мне сил не потерять терпение и не разругаться на невиновного парня.       — Я так понимаю, моя слава идёт впереди меня самой?       Позволяю себе усмехнуться и устало прислониться затылком к прохладной стене. Незнакомец лишь хитро улыбается да глазками искрит, плечами неоднозначно ведёт, мол, сказала правду.       — Вижу, что Ости старается, — замечаю его непонимающий взгляд.       — Ости? А, нет, я тебя не по её грязным сплетням узнал, — демон бархатисто смеётся и подходит чуть ближе, и мне это не нравится. — Ты же спрыгнула в пропасть, вот все и говорили об этом.       Ах, да, пропасть.       — Зепар, — дружелюбно протягивает мне свою ладонь, и я уже хочу ответить на его дружеский жест, как резко отдёргиваю свою руку. — О, чёрт, ты ранена?       Убейте меня второй раз, пожалуйста.       Зепар хочет взять меня за руку, но я резко прячу ладони за спину, сжимая их в замок.       — Что с тобой случилось? — обводит меня взглядом. — Ты выглядишь… необычно, у тебя точно всё нормально?       Да, всё хорошо.       Меня снова чуть не убили.       Один и тот же дьявол, причём.       — Я… — пячусь назад, потому что от его выпытывающего змеиного взгляда мне становится не по себе. — Да, всё нормально, не бери в голову. Мне пора, увидимся, — разворачиваюсь к нему спиной и иду вперёд на одном дыхании.       Но, видимо, не дано мне попасть сегодня в мою же комнату, потому что Зепар останавливает меня, аккуратно кладёт тёплые ладони на плечи и разворачивает к себе. Ну, теперь мне можно злиться.       — Что ты… — пытаюсь скинуть руки наглеца, но он резко обхватывает моё лицо и смотрит прямо в мои распахнутые от удивления глаза.       Всматриваюсь в жёлтые ореолы красивых зениц и чувствую. Чувствую песок под голыми ногами, так приятно обволакивающий ступни. Вижу перед собой простирающееся море, спокойное, без волн, и слышу морской запах, дурманящий такой, умиротворяющий.Ощущаю привкус соли на обветренных губах и желаю от всей души окунуться в этот омут с головой.       — Не бойся меня, Вики.       Хрипло выговаривает, не опуская взгляда. Нежно проводит пальцем по скуле, вниз по шее и что-то томно шепчет-шепчет-шепчет. А мне вдруг становится всё равно на такую непозволительную близость, мне просто становится хорошо. Проблемы, волнения, а главное — страхи отпали на второй план, и я была ему благодарна за это.       — Хорошая девочка, — медленно отступает назад, разрывая контакт, и тихо уходит прочь, даже не оборачивается.       А я стою на месте, размеренно дышу и всё ещё слышу перед собой протяжный вой чаек, шум морских волн, соприкасающихся с песчаным берегом, и чувствую спокойствие.       И снова ощущаю себя обманутой.       Трясу головой, чтобы растворить приятный мираж перед глазами, и, к моему удивлению, совсем не испытываю никакой злости. Мне хочется глупо улыбаться, непонятно отчего конкретно, а настроение само по себе взлетает до самых высот.       — Ну наконец-то я от него отвязалась, — дьяволица выбегает из-за угла и подпрыгивает от неожиданности при виде меня. — Какого хрена ты ещё здесь стоишь?       А я и не слышу её будто. Просто улыбаюсь и неопределённо качаю головой.       — Ясно, клиника по тебе плачет, сладкая.       Хватает меня за руку, не обращая внимание на засохшую кровь Лоры на моих пальцах и уводит меня в комнату.       А в голове море.       Шум волн.       И ощущение песка в ногах.       Страха больше нет.

***

      Я смотрю на звёздное ночное небо и влюбляюсь в него заново, так же сильно, как и всегда. Вглядываюсь в мигающие точки, думаю о таком далёком и одновременно близком. Прокручиваю в голове прошедший день раз за разом и вздыхаю. То ли от покоя, что он в прошлом, то ли от волнения, потому что помимо алых глаз, я теперь вижу ещё змеино-жёлтые.       На урок к Геральду мы всё-таки опоздали, и дьяволица долго ещё трещала мне на ухо о моей несобранности и медлительности, а я молча выслушивала и витала в своих облаках. Видение Зепара въелось в меня так прочно, как будто я стала частью его внушения, как будто действительно стояла на берегу моря и дышала морским воздухом. Мне это понравилось и также не понравилось, потому что при таком раскладе я ощущаю себя марионеткой в руках профессионального кукловода, но отрицать не буду, видение прекрасное, забирающее все негативные эмоции и съедающее страх.       — Если я тебе ещё хоть чуть-чуть дорога, то ты отступишь.       Ну вот опять я вижу перед собой то, чего видеть совершенно не хочу. Яркие огни самого пламени и мужское лицо, перекошенное в злобе и ненависти, а после слышу грозный голос Мими, и это её откровение, которое сбило меня с толку.       — Всё хорошо? — Мими выходит ко мне на балкон, держа в руках поднос с двумя чашками полюбившегося мне чая. — Ты уже второй час сидишь на полу, укутавшись в плед, и глядишь на небо, — девушка аккуратно ставит предмет на стеклянный столик и сама садится рядом. — Кстати, зачем ты берешь с собой плед? Мы же не мёрзнем.       — Так я продолжаю чувствовать себя человеком.       Она ничего не отвечает, лишь понимающе кивает и протягивает мне горячую чашку с чарующим напитком. Поблагодарив её, я отпиваю глоток и снова засматриваюсь в ночной небосвод.       — Ты не рассказывала мне, что Люцифер — твоя родственная душа.       Мими давится чаем и закашливается, не ожидая такого прямого вопроса от меня. Я заботливо стучу её по спине, стараясь не задеть крылья, и усмехаюсь, потому что удивление в её глазах надо видеть.       — Можно полюбопытствовать: с чего ты взяла, что он моя родственная душа?       Я ещё раз глотаю обжигающую жидкость и вижу падающую звезду с красивым ярким хвостом. Мысленно загадываю желание и чуть не смеюсь своей детской выходке, а нетерпеливая Мими всё ждёт ответа.       — Те слова, которые ты произнесла ему, когда защищала меня. Они же были сказаны не просто так, верно?       Дьяволица замолкает на пару минут, а я не давлю на неё. Понимаю, что мы ещё с ней не настолько близки, поэтому, если захочет рассказать сейчас — пускай рассказывает, а если нет, то я подожду.       — В далёком прошлом мы с ним были очень близки, — Мими отводит взгляд и ставит чашку на поднос. — Можно сказать, что практически были лучшими друзьями.       Вижу, что брюнетке не так-то просто произносить слова и вообще углубляться в своё прошлое.       — Почему ты вообще решила меня об этом спросить?       Скидываю с себя плед, потому что становится уж слишком жарко, и устраиваюсь поудобнее, всё так же не отвлекаясь от сияния звёзд.       — Я сегодня увидела в глазах Люцифера зависть, Мими, — она подпирает подбородок рукой и кивает, чтобы я продолжила. — Видела, как он смотрел на Энди, который бережно держал в руках Лору, и поняла, что сказала ему правду, из-за которой и вызверился на меня потом.       Мими тихонько хихикает, а я хмурюсь, ведь не сказала ничего смешного.       — Вики, ты с нами уже третью неделю, а всё ещё не можешь уловить главного, — дьяволица снова смеётся. — В нашем мире родственные души — это самая главная ценность. Каждый хочет отыскать своего соулмейта, потому что, — брюнетка разводит руками, словно пытается поймать свою мысль, — потому что родственная душа — это покой, чувство комфорта и настоящее сокровище. Не знаю, как люди к этому относятся, но у нас всё серьёзно.       Я молчу, а она продолжает откровение:       — Люцифер ещё не нашёл свою родственную душу, поэтому так смотрел на Непризнанного. Показал на секунду свою слабость, а ты подлила масла в огонь, — я усмехаюсь её словам. — Даже у такого как он есть душа. Люцифер не монстр, Вики, хоть и пытается казаться таким всем.       — Но почему?       Мими глубоко выдыхает, понимая, что от моих вопросов не отвертеться, и ей придётся рассказать всё.       — После смерти матери Люцифера, Сатана — его отец — начал медленно сходить с ума. Стал жестоким, винил своего единственного сына в каждом промахе. Даже если Люцифер дышал не так, то сразу подвергался пыткам, хотя Сатана называет это «воспитанием».       Мне становится не по себе от таких откровенных рассказов. Возникает ощущение, что мне не положено знать так много о дьяволе, внушившем мне мой же страх.       — Отец сломал его, Вики. Всегда говорил, что привязанность к небезразличным существам — это самая великая слабость, которую надо любым способом искоренять, — Мими заламывает пальцы от нервов, а я сжимаю её ладонь в своей. — Но Люцифер был не согласен с ним, он боролся, понимаешь? Каждый день объявлял войну самому Владыке и верил своим принципам. Только верил, когда я была рядом, — голос грустнеет.       — Мими, если тебе тяжело это рассказывать, то давай закончим, — но она отрицательно качает головой.       — Нет, я устала держать это в себе, а тебе я доверяю.       Доверяю.       — Так вот. В эти нелёгкие для всех года, я всегда была рядом с ним, поддерживала, лечила раны от отцовских побоев и просто была другом, — её голос дрожит, — пока не нашла свою собственную родственную душу. Я так обрадовалась, что не заметила, как стала отдаляться от Люцифера, пока он в какой-то момент не посчитал это предательством. Хотя, я бы и сама так посчитала, если бы мой единственный друг убежал бы к своему соулмейту и забыл про моё существование.       — И ты не могла объясниться?       — Он меня не слушал, да и времени много прошло с тех пор, как я стала проводить время со своей половинкой. После этого Люцифер поверил словам отца, что привязанность — это слабость.       Мими всхлипывает, но сразу же собирается с силами. Вздёргивает подбородок вверх, чтобы непрошенная слеза не скатилась по её красивому лицу.       — То, что ты сегодня видела в его глазах — это отголосок прошлого Люцифера.       Меня тронули её слова, правда, поэтому я задаю уже когда-то брошенный вопрос.       — Где твой соулмейт сейчас?       Мими встаёт с места, берёт в руки поднос с пустыми чашками и спокойно проговаривает:       — Хватит на сегодня откровений, сладкая.       И я согласно киваю, понимая, что и так много чего узнала.       — Не засиживайся до утра, завтра первая пара у занудного Фенцио, — и уходит в комнату, оставляя за собой шлейф сладких духов.       Не задержусь, Мими.       Потому что я ненавижу утреннее солнце.