Я скептическим взглядом смотрю на исписанный холст, аккуратно закреплённый на мольберте и длительные минуты стою в одной позе, держа в руках палитру с размешанной на ней краской. Вглядываюсь в каждую мельчайшую деталь небесного пейзажа с хмурым выражением лиц, потому что всё никак не в силах понять: чего именно не хватает этой картине? Почему я всё никак не могу найти изображённый изъян или недостаток, из-за которого моё произведение выглядит неполноценным и обычным?
Облака, которые всегда приманивали мой взор своим необычным цветом и восхищали необъятностью, выглядят на холсте слишком плоско и серо — под стать моему сегодняшнему настроению после вчерашнего истеричного взрыва, который у меня всё же случился.
Я лежала тогда на коленях любимой дьяволицы и выплёскивала наружу всю себя, без остатка, потому что если продолжила бы держать всё в себе, то действительно могла эмоционально сгореть. Чувствовала приятные, такие ласковые касания Мими, медленно гладящей меня по волнистым волосам и опустошала себя, говорила-говорила-говорила, а она слушала и подливала мне в фарфоровую чашку невероятно вкусный чай, успокаивающий мои расшатанные нервы.
Говорила много, долго и периодически навзрыд, лишь бы вырвать на тот момент из себя всю накопившуюся боль, вкус которой я запомню до конца своих вечных дней, а Мими просто находилась рядом и терпеливо слушала, не перебивала, гладила по макушке и
просто была, когда мне это было
необходимо так сильно, до зуда под кожей. Смешно, что искреннюю дружбу я смогла познать на своём опыте только после смерти и я охотно жду момента, когда Мими найдёт в себе силы раскрыться мне полностью, как раскрылась перед ней я, вчерашним вечером при свете заката.
Громко хрустнув суставами затёкшей шеи, я последний раз окидываю картину недовольным взглядом и отбрасываю кисточку в сторону, прямо в чашку с водой, не обращая внимания на цветные брызги. Рисование всегда приносит мне огромное удовольствие, но сейчас художественный инструмент отказывается подчиняться воле своей хозяйки вместе с воображением. Я надеялась, что смогу отвлечься от тревожных дум за любимым делом, но потерпела неудачу. Не могу сосредоточиться, потому что видение Зепара не забывается, а его знание о моей связи с Люцифером — напрягает каждую клеточку тела. Неопределённость мучает меня, бессилие перед демоническим влиянием — душит, а родственная связь режет острием лезвия день изо дня, не давая вздохнуть свободно.
Воспламенившийся порыв Ади придушить меня из-за того, что я связалась, пусть и не добровольно, с Зепаром — быстро был потушен нервной Мими, готовая самолично разорвать моего обидчика своими длинными ноготками. Дьявол встревоженно кричал на меня, просил быть аккуратнее и внимательнее, а потом молча распил бутылку алкоголя с несопротивляющейся Мими.
Выходить из комнаты и расхаживать по пределам школы стало неуютно и да, страшно. Страшно встретить жёлтые глаза, похожие на яркие янтари при свете дня, а искристые рубиновые, прожигающие насквозь — ещё страшнее. В моей памяти всё ещё ясно живёт его горящий взгляд, посланный побитому Зепару и грозный оскал. Будь его воля, я не сомневаюсь, что Люцифер убил бы его на месте, и даже вовремя подоспевший Ади не смог бы тогда помочь на пару с Ости.
Сегодняшний день я безоговорочно и абсолютно точно хочу посвятить себе любимой, поэтому, убрав все художественные принадлежности по ящикам, я направляюсь в ванную комнату и нелепо встаю на цыпочки, чтобы достать любимый бутыль с жасминовой жидкостью. Наполнив ванную до краёв горячей водой, я аккуратно добавляю пару капель цветочного масла и с наслаждением вдыхаю приятный аромат.
Скинув с себя шифоновый халат, я заплетаю волнистые пряди в слабый пучок и блаженно погружаюсь в воду, окидывая спокойным взглядом своё тело. На фоне чуть розоватой воды и бледной кожи, мой первый порез заметно выделяется и я неосознанно провожу подушечками пальцев по его длине, опять ныряя в свои туманные размышления.
— Ты хочешь найти свою родственную душу?
— Нет, — стойко и железно, — Родственная душа - это привязанность, а привязанность - слабость. Я ненавижу эту черту характера.
Я не знаю, почему так долго не вспоминала об этом разговоре и не принимала их на свой счёт сразу же, как только отошла от адской боли моего первого родственного пореза. Понимать, что Люцифер хочет найти свою родственную душу — это что-то на грани фантастики, с его-то поведением. Возможно, его сказанные мне слова и имели какую-либо ценность для меня сейчас, но бежать рассказывать ему о нашей с ним связи я не тороплюсь, хотя понимаю, что всё к этому уже ведёт. Терпеть новые порезы практически день изо дня становится труднее, да и сил уже не было смотреть на исполосованные кожные участки тела. Также, я бы наверное даже не переживала и не бежала от этой связи на небесах, если бы не была Непризнанной, ведь родственные души — это прежде всего отношения? Хотя в моём случае, какие могут быть отношения между сыном Сатаны и бывшей смертной? Абсурд.
Люцифер — это по-прежнему неразгаданная загадка, в разгадку которой, я начинаю погружаться всё глубже и глубже, пытаясь наконец-таки разглядеть его правдивую сущность. Так и хочется узнать, что скрывается за его сильными, широкими плечами, какую боль хранят в себе его могучие крылья и просто подойти, встать рядом и протянуть руку
помощи, чтобы разделить все эмоции и чувства на двоих. А может, сейчас за меня говорит родственная связь, которую я ещё не завершила до конца, и через пару минут я снова продолжу его ненавидеть, когда на самом деле не ненавижу.
Потому что просто не могу ненавидеть.
Мои размышления прерывает громкий стук в прихожую дверь и я с испуга дёргаюсь, тем самым, расплескав немного воды на плитку пола. Я оставалась уверенной в том, что Мими закрыла за собой дверь на замок, когда вылетала на очередное свидание с приглянувшимся Непризнанным красавчиком, поэтому снова откидываюсь макушкой на гладкую поверхность ванной, игнорируя пришедшего. Постучит, поймёт, что никого нет и скроется. Однако, раздражающий стук не прекращается и я уже решаж, что ко мне заявился рыжеволосый ураган в лице Ади, но наглый дьяволёнок заходит в нашу комнату обычно вообще без стука, так что, это был точно не он. Сэми? Или может быть, Дино?
В любом случае — не важно, потому что у меня нет никакого желания сейчас с кем-то контактировать и разговаривать. Я просто желаю продолжать нежиться в ароматной воде, отдающей сочным запахом жасмина и думать о чём-то хорошем, но стоящий за дверью незнакомец совершенно не разделяет моих желаний, поэтому, в следующий момент, бесящий стук о деревянную поверхность прекращается. Я уже успела обрадоваться, однако, радоваться было нечему, ведь дверь нахальным образом открывается и в комнату входит тот, кого я меньше всего сейчас хочу видеть.
— Мими, ты глухая? — помяни черта.
Люцифер.
Матерь Божья, за что?
Мужчина так уверенно проходит в ванную комнату, что я успеваю только удивлённо ахнуть и быстро прикрыть своё обнажённое тело большими крыльями, вылив при этом, половину содержимого на пол. Дьявол же удивлённо косится на меня, но его удивление — это секундный порыв, потому что в следующую минуту он расслабленно скрещивает руки, опять с задёрнутыми во внутрь рукавами, на уровне груди и насмешливо косится на меня, ухмыляясь и опираясь об дверной проём.
А я лежу в ванне, прикрываясь своими же крыльями и только делаю, что закрываю и приоткрываю рот от возмущения и, естественно, шока. Пока его алые глаза осматривают меня
полностью, с макушки до моих ничем неприкрытых пят, вытянувшихся на бортике ванной, то я просто сгораю, готовая испарять своей злостью оставшуюся воду. Люцифер, конечно же, чувствует себя просто прекрасно. Это можно заметить по его довольному выражению лица.
— Ты... — начала я.
Идиот?
— Дверью ошибся, что ли?
Прижимаю потемневшие от влаги крылья теснее к нагому телу и максимально вжимаюсь в спинку ванной, чтобы хоть как-нибудь скрыться от заинтересованных и чуть горящих от удовольствия красных зениц. Люцифер медленно рассматривает мои влажные и чуть завившиеся на концах пряди тёмных волос, спускается к моему покрасневшему от неловкости и стыда лицу, издаёт смешок и бесстыдно разглядывает оголённую кожу моих ступней.
— Нет, думаю, что я пришёл именно туда, куда мне и нужно, — рокочет самодовольно, со сладкой хрипотой в голосе, что только сильнее меня злит. Возвращает свой весёлый взгляд на моё лицо, и улыбается. Дьявол.
— Мими здесь нет, так что можешь уходить.
Желательно, навсегда.
Но Принц Ада и не спешит никуда уходить. Лишь продолжает всматриваться в меня и улыбаться, словно всё происходящее сейчас — это норма. Ну, для него может и да, но точно не для меня.
— Если бы я знал, что ты любишь купаться с открытой дверью, то даже не тратил бы время и зашёл сразу, — издевается, и продолжает нагло рассматривать меня, смущая своим поведением сильнее.
— Я думала, что Мими закрыла за собой дверь и вообще, — чуть не задыхаюсь от своего негодования. — Ты знаешь где выход, так что, — вытягиваю левую руку в его сторону, указывая пальцем на дверь, не заметив, как приоткрыла своим крылом ключицы, которые сразу приманили дьявольский взгляд. — Прошу.
Люцифер ещё стоит пару минут,
пару долгих минут, ещё раз издаёт смешок, довольствуясь моим никчёмным, неловким перед ним положением, и я не выдерживаю. Схватываю аккуратно сложенное полотенце с рядом стоящей тумбочки и со всего маху кидаю его в симпатичное личико дьявола.
Мужчина успел перехватить полотенце прямо перед носом и возвращает мне его обратно, кидая на моё красное от горячей воды, злости и смущения, лицо. Увидев это, сын Сатаны хрипло посмеивается и уходит, кидая на последок своё издевательское, но такое искреннее:
— Красивый порез.
И я умерла.
В какой раз?
Второй, третий или десятый, за время проживания здесь?
Интуитивно прикрыла ладонью шрам ниже ключицы и издала вымученный стон, мысленно обзывая Люцифера самыми жестокими и грязными выражениями, точно зная, что никаких порезов на его коже от проклятий слов не будет.
Всё наслаждение от аромата жасмина испарилось, а горячая вода уже давно успела остыть. Я резко встаю, обматываясь тем самым несчастным полотенцем, шагаю на пол так шустро, что чуть ли не поскользнулась на мокрой плитке и снова издаю ругательство, проклиная весь мир.
Вот же
чёрт.
Наглый, самодовольный, эгоистичный и до безобразия раскрепощённый, что хочется от его поступков и сменяющегося поведения — удавиться. Увидел порез, оставленный его же оскорблениями, да ещё и комплимент отвесил, словно бежевая, затянувшаяся от раны полоска — это украшение.
Бесит.
Раздражает.
Злит.
Манит.
Агрессивно вытираю салфеткой пар с запотевшего зеркала и недовольно смотрю на своё мыльное отражение. Красная, смущённая и такая злющая, что была бы дьяволицей, то в моих небесных глазах точно горели бы огни и летали искры, поджигая всё вокруг.
Дверь снова громыхает, а я уже готова прямо сейчас завершить до конца мою родственную связь с Люцифером, и высказать ему все самые приятные литературные эпитеты, метафоры и сравнения в лицо, однако, на пороге появляется взволнованная Мими, удивлённо покосившаяся на затопленный пол.
— Ты решила перетащить в нашу ванную комнату Ниагарский водопад? Что за потоп?
Я фыркаю и злостно топаю босой ногой с такой силой, что невольно поднимаю маленькую волну всплеска, заставив дьяволицу поморщиться и покрутить указательным пальцем у своего виска. О, если б я могла владеть огнём, то точно бы уже спалила всю комнату, но не судьба.
— Ладно, сладкая, я …
— Ты забыла закрыть за собой дверь!
Брюнетка щёлкает пальцами, словно хотела сказать сейчас то же самое мне, и я ещё раз фыркаю, доставая из нижнего ящика все имеющиеся половые тряпки для таких случаев. Также агрессивно кидаю их на немного затопленную плитку и принимаюсь ногой возить впитавшуюся не до конца жидкость туда-сюда, зная, что вообще не поможет и здесь потребуется гораздо больше тряпок.
— Люцифер случаем, не заходил? — девушка спрашивает осторожно, словно боясь моего гнева. — Хотя, можешь не отвечать, по глазам вижу, что заходил.
— Заходил, — выжимаю мокрую ткань в раковину и снова протираю пол, пытаясь выместить всё своё накопившееся возмущение, вызванное одним нахальным бесом.
— Он искал меня? — протягивает мне последнюю сухую тряпку и скептически наблюдает за моими рваными движениями ногой, чуть улыбаясь.
— Искал, — также сердито. — Ещё сказал, что ты глухая, и стучал с такой силой, что думала выломает нам дверь.
Дьяволица звонко смеётся, вызывая у меня слабую улыбку.
— Только не говори мне, что он видел тебя голой, — брюнетка накручивает смольную прядь на палец и хитро играет тёмными бровями. — Хотя нет, лучше говори.
Я снова вспыхиваю от смущения и возмущённо оглядываюсь на смеющуюся подругу. Вот же, дьяволица.
— Не успел, я в последний момент прикрылась крыльями, — сливаю остывшую воду в ванной, обмыв руки. — А чёрт его знает, вдруг у него рентгеновское зрение. От вас, дьяволов, вообще не знаешь чего можно ожидать, — соседка снова смеётся и я хлопаю себя по лбу. — Может он и не видел моего исполосованного им же тела, зато увидел один порез под ключицей, вот счастье-то.
Брюнетка удивлённо хватается за сердце, широко раскрыв рот.
— Ты сказала ему?
— Ты издеваешься? — вопросом на вопрос. Нервно распускаю запутанный пучок и принимаюсь злобно распутывать влажные пряди. — Я прямо сплю и вижу, как признаюсь Люциферу — сыну самого Дьявола, наследнику престола, что он — мой соулмейт, лежа обнажённой в ванной, — показываю ей палец вверх. — Класс.
— Ну а что? — подруга дёргает плечами. — Ему точно понравилось бы, отвечаю.
Не выдержав больше, я хватаю лежащую на полу тряпку и с силой кидаю её в голову Мими, громко крикнувшей от неожиданности. Дьяволица омерзительно скидывает с себя грязную ткань и показывает мне неприличный жест, который я сразу же отзеркаливаю.
— Чокнутая, — Мими нахально высовывает язык и со звонким смехом вылетает из уборной, обходя мой гнев стороной. — Кстати, у меня для тебя есть чумовая новость!
— Давай обойдёмся без чумы, — выхожу за ней следом и устраиваюсь на своей кровати, не забывая поправлять съехавшее полотенце. — Что за новость?
Мими открывает дверцы своего шкафа, занимавшего половину места комнатного помещения и принимается с усилием искать какой-то наряд, пока я заинтригованно наблюдаю со стороны. Дьяволица с остервенением перекатывает вешалки из стороны в сторону, пока не издает громкий визг детской радости и не показывает мне причину такого ажиотажа.
— Сегодня ночью дьяволы проводят вечеринку в честь Непризнанных, которые уже определились со своим выбором и примкнут на сторону зла, — девушка аккуратно достаёт нереально красивое платье и кладёт на свою кровать. — Так что, мы идём отрываться и даже не смей говорить своё: "нет", — девушка предупреждающе двигает пальчиком. — Ты обещала мне в первый день своего прилёта сюда, что пойдешь в следующий раз со мной на тусовку и самолично оценишь. Отказы не принимаются, сладкая.
Ах, да.
Первый небесный день за который я успела сделать много чего интересного.
Врезаться в Люцифера, например. Или вылить на Ости бокал глифта.
А потом снова столкнуться с Люцифером.
Люцифер-Люцифер-Люцифер.
Почему его стало так много?
Вообще, идея мне очень даже понравилась. Провести время в кругу двоих любимых демонов и узнать поближе остальных, пусть и ощущая ненависть стервозной Ости со стороны — не самое худшее времяпровождение, которое только может быть. Пусть, моё желание провести сегодняшний день в тишине и спокойствии, читая неизвестное мне произведение, которое я успела схватить из адской библиотеки, накрылось, то я хотя бы, не буду сидеть в одиночестве. Однако, буду честной. Моё спокойствие закончилось на том моменте, когда ко мне заявился Люцифер.
И снова Люцифер-Люцифер-Люцифер.
Бесит.
Раздражает.
Запутывает.
— С чего такая уверенность, что я примкну к дьяволам? — я была бы не собой, если бы не упустила возможность поёрничать над Мими. — Может, я хочу стать ангелом?
Девушка громко цокает языком, подойдя ко мне вплотную. Вытягивает ладонь к моим лиловым и ещё не успевшим высохнуть крыльям, и нежно проводит пальчиками по мягким перьям, а я ловлю волну наслаждения, прекрасно зная, что крылья — главная эрогенная зона у небесных жителей. К сожалению, на смену удовольствию приходит укол резкой боли, который заканчивается также быстро. Я вскрикиваю от дискомфорта, отпрыгнув дьяволицы, сжимавшей в своих пальцах чёрное перо.
Чёрное.
— Хотя бы себя не обманывай, сладкая, — она издевательски крутит им прямо перед моим носом, хохотнув. — В тебе куда больше демонического, нежели ангельского, — Мими выбрасывает перо в окно и оно моментально сгорает, оставляя за собой развеянный пепел. — Плюс ко всему, ты соулмейт Люцифера — сына Сатаны, и тебе просто
нельзя быть ангелом, даже если бы ты и хотела.
И снова родственная связь защёлкивает на моих запястьях тяжёлые оковы.
Мне не понравились последние слова дьяволицы. Слишком надавили на мою гордость.
— Если Люцифер и является моей родственной душой, то это ещё не значит, что я стану дьяволом именно
по этой причине.
Я не горю желанием становится ангелом, ведь характер у меня совершенно не ангельский, да и надоело мне жить по правилам. Но я не буду дьяволом только из-за того, что мне так сильно повезло с соулмейтом.
— Конечно, но ведь на этот факт нельзя закрывать глаза, пусть ты и не желаешь в ближайшее время раскрывать перед ним свои карты.
— Люцифер там
будет?
—
Будет.
Конечно будет, ведь как бы сильно он ненавидел Непризнанных, переманивать их на сторону зла — его прямая обязанность. Трудно делать вид, что мне всё равно, когда на самом деле внутри при мысли его присутствия что-то неприятно сжимается и кажется, этим "что-то" называют сердце.
— Эта связь изначально рассчитана на
провал.
Мими не соглашается, отрицательно вертит головой и достаёт другой наряд, привычно открытый, вызывающий и развратный, но не менее красивый и притягивающий. А потом смотрит на меня так, словно слова мои — сплошная глупость и уверяет меня, что
Шепфа, ошибок, ведущих к провалу не допускает, но мне от этого не легче, и она видит. Видит, как связь медленно начинает ломать меня, требуя взаимности от того, от которого я её не жду. Лишь в страшных кошмарах под покровом ночи.
— Если бы ты ему была
не интересна, то он бы послал меня к чёрту, когда я просила у него помощи, — дьяволица садится позади меня и берёт в руки серебристый гребешок, чтобы плавно провести по пушистым перьям, а я глаза прикрываю и снова отдаюсь невероятному удовольствию.
— Интерес - понятие растяжимое.
— Позволь искрам воспылать сильнее, тогда всё встанет на свои места.
И я забываюсь. В плавных движениях подруги, в щекотных касаниях гребешка к чувствительным перьям и в последних сказанных словах, почему-то показавшиеся такими чертовски правильными.
Остальное время мы проводим в приятном молчании, лишь кидая друг на друга улыбающиеся взгляды, ощущая волну эйфории в преддверии запоминающейся ночи. Возможно, я снова поцапаюсь с Ости, которая точно не упустит лишнего шанса унизить меня на глазах остальных демонов, а может эта ночь действительно станет одной из самых лучших, и я смогу по-настоящему забыться от боли.
Жаль , что звёзды сегодня прячутся над покровом густых облаков.
Мими, не уступая своим модным принципам и дьявольским традициям, наряжает меня в самый красивый наряд который только может существовать. Чёрное бархатное боди с длинными рукавами соблазнительно обтягивает верхнюю часть моего тела, а прозрачная юбка, усыпанная миллионами сверкающих на свету страз, эффектно спадает вниз. Порез на шее я решаю прикрыть толстым, таким же бархатным и покрытым стразами чокером, так красиво сочетающийся с нарядным платьем, ну а шрамы на ногах из-за тёмной материи юбки были не видны.
— Хочу тебе кое-что показать, — Мими, только закончившая завивать локон моих каштановых волос, лезет в свой чемодан, который она всегда оставляет закрытым от посторонних глаз.
Достав из него маленькую, металлическую и искусно выплавленную шкатулочку, дьяволица бережно смахивает с великолепного предмета пыль и манит меня пальчиком к себе, подзывая встать ближе. Нарочито медленно приоткрывает серебряную крышку с витиеватыми украшениями и моему взору предстаёт переливающийся в последних солнечных лучах непонятный мне порошок.
— Это Звёздная пыль, — объясняет девушка. — Самая редкая вещь в мире. В Аду её очень сложно достать, да и практически невозможно, — она грустно вздыхает и печально улыбается. — Но
он смог её найти для меня, когда я уже прекратила грезить и мечтать об этом
волшебстве.
— Он - это …
— Да.
Её родственная душа.
— Повернись ко мне спиной, сладкая.
Я без замедления выполняю её просьбу и поворачиваюсь к ней крыльями, ожидая дальнейших действий. В отражении зеркала наблюдаю, как она аккуратно окунает пальцы в шкатулку и резко поднимает в воздух, прямо над моими лиловыми крыльями. Ощущаю лёгкий ветерок и какую-то необъяснимую теплоту, словно маленькие звёздочки сейчас мигают в моих перьях.
— Сегодня одна из нас должна светить ярче всех остальных, — девушка откладывает шкатулку в сторону и с восхищением рассматривает мои блестящие крылья, — И этой
звездой будешь
ты.
Не моргающим взором любуюсь, как мои лиловые перья переливаются яркими бликами в лучах заката и поворачиваюсь к подруге, с улыбкой поглядывающей на меня.
— Тебе не жалко? — спрашиваю тихо, совсем шёпотом, ведь она только что поделилась со мной самым ценным и дорогим. Тем, что осталось от частички её разбитой души.
— Разве для любимых можно что-то жалеть?
Молча, без громких слов подхожу к ней и утягиваю в свои тёплые объятия, выражая сейчас всю свою благодарность, поддержку и любовь. Любовь к подруге, которой у меня никогда не было при земной жизни, к той, которая будет со мной при любых обстоятельствах, не боясь при этом высказать своё честное мнение. Прижимаю её ближе к себе, ощущая дрожь её крыльев, которую она так старательно пытается скрыть и понимаю, что скоро настанет момент, когда она вывернет мне свою душу наизнанку, требуя от меня помощи. И в тот момент, я
просто буду рядом, так же, как и она всё время.
Ласково стираю тоненькую дорожку от одной слезы с её щеки.
— У нас теперь пол блестит, сладкая.
И смеюсь вместе с ней.
***
Знакомый заброшенный вагон встречает каждого посетителя громкой, такой энергичной музыкой и красными, яркими светодиодными лампами при входе. Непризнанные вовсю веселятся, а демоны искушают их встать на сторону зла, темноты и разврата, подливая в их стаканы алкоголь. Это место пахнет приторными духами, ядрёным глифтом, страстной похотью и
мне это нравится.
Нравится ловить на себе восхищённые взгляды, нравится любоваться своими блестящими крыльями и смотреть на цветные блики моей юбки, на ткани которой словно мигают миллионы космических созвездий. Нравится распивать голубую жидкость, которая всё также обжигает горло и смеяться с глупых шуток рыжика, ни на секунду не выпускающего меня из виду. Нравится вдыхать дым дорогих сигарет, когда на самом деле я их ненавижу, и просто нравится ощущать себя
по-другому.
Мне не хочется напиваться до потери сознания, но хочется продолжать забываться и чувствовать себя по-настоящему счастливой, пусть в компании демонов, пусть распивая алкоголь, пусть. За время пребывания здесь, я поняла, что не все ангелы носят действительно белые крылья, олицетворяющие чистоту и добро, и не все дьяволы являются исчадием коренного зла.
Единственное, что меня напрягает в эту весёлую ночь — это
как будто всё знающий взгляд Ости. Лучше бы она меня ненавидела в этот момент, лучше бы оскорбляла и выливала на меня всю свою грязь, зная, что мне плевать, но не смотрела на меня так, словно она знает, от чьих оскорблений находится мой порез под ключицей, который она так тщательно рассматривает последние полчаса.
Даже Ади ничего не спрашивает.
Мне стало дурно.
— Я выйду подышать, — мягко улыбаюсь настороженному дьяволёнку и спешу на выход, желая вдохнуть свежий воздух и остаться наедине с собой на какое-то время, чтобы прийти в себя, забыть взгляд Ости и продолжить веселье.
Тёплый ночной ветер приятно трепещет мои блестящие крылья и развевает подол прозрачной юбки, такой же мерцающей, а я наслаждаюсь, наверное, в первый раз за последние трудно-эмоциональные дни. Иду медленно по вымощенной дорожке, неторопливо к знакомому мне обрыву, на конце которого одиноко горит фонарь. Серые, густые облака всё ещё затмевают собой купол неба и я разочарованно засматриваюсь на горизонт, резко останавливаясь, не веря своим глазам.
Чем чёрт не шутит.
Люцифер стоит спиной ко мне и также глядит в непроглядную гладь ночного горизонта, пока его алые крылья на свету фонаря кажутся ещё ярче и завораживающе. Его необъятная и всепоглощающая энергия жаркой волной накрывает меня и я ёжусь, снова ощущая себя в горящем пламени Ада.
Я не видела дьявола на вечеринке, а может и видела, но не обратила должного внимания и не придала его присутствию никакого значения. Это даже смешно —
не заметить самого сына Сатаны, принимающего Непризнанных на свою сторону. Может, его алые искры видели меня, может он даже уже успел разболтать всем об утреннем форс-мажоре, а может, также как и я
забывался в свете неона.
Голос разума твердит мне повернуться назад и прогуляться в какое-нибудь другое место, ведь вот
он — причина шрамов, острой боли, кошмаров и порой бессонницы, стоит в паре метров от меня и, наверное, точно ухмыляется, ведь
не почувствовать мою энергию он просто не мог. Я не была пьяна, крепко стою на ногах и разум не затуманился, но высокий градус так вскружил мне голову, что на сегодняшнюю ночь я забыла слово "страх" с его удушающим значением.
— Я же говорил, что твои ноги сами ведут тебя ко мне.
Встаю рядом с ним и беззлобно закатываю глаза на его самодовольную реплику.
— Слишком самовлюблённо, не находишь?
Люцифер курит сигарету и я неосознанно засматриваюсь на движения его запястья. Я
ненавидела смотреть на то, как люди курили убивающую их дрянь,
терпеть не могла вдыхать едкий запах табака, который впитывается во всё, что можно и на дух
не выносила рядом с собой курящих, остервенело пытающихся уломать меня на слабо, доказывая, что я лишаюсь многого. Хотя, чего именно я лишилась на тот момент — так и не поняла. Самого главного я уже лишилась, попав на небеса.
А с Люцифером всё испытывалось по-другому. Дьявол даже курит сигарету так, как мне
почему-то понравилось. Медленно, без резких движений и спокойно. Может это и есть дьявольский соблазн? Потому что я снова засмотрелась на его ладонь и длинные пальцы, сжимающие белую оболочку сигареты. Следила взором за густым дымом, отдающим запахом клубничного табака и как-то вдохнула его в себя, не думая. И мне снова
понравилось.
— Хочется? — дьявол выкидывает окурок в пропасть обрыва и хитро блестит кровавыми зеницами.
— Нет, я
ненавижу сигареты.
Но почему-то разглядываю как ты куришь, почему-то с упоением вдыхаю запах табака.
Ненависть — тоже понятие растяжимое.
Люцифер оставил реплику без ответа. Лишь качает головой, заправив руки в карманы дорогих брюк, а я беззастенчиво продолжаю разглядывать его красивый профиль. Раздражённо смотрю на смольную чёлку, которую
почему-то захотелось откинуть пальцами в сторону, на крепкую шею, изрисованную смысловыми татуировками, и
почему-то мне захотелось их нарисовать. Снова. И если сейчас мною движет тихий голос связи, то я отказываюсь играть по её правилам и подчиняться её воле.
— Хочется? — мужчина поворачивает ко мне голову, заставляя меня сразу же отвернуться от него, , ведь я не забыла свои слабые перед ним стороны.
— Нет, я
ненавижу тебя.
И снова хрипло смеётся, снова до пробегающих по телу мурашек и моего смущения.
Ненависть — очень неоднозначное чувство.
Трудно понять, когда она настоящая, а когда горько-обманчивая.
И мы молчим.
Долго молчим. Пока я погружаюсь в саму себя, не замечая как Люцифер глаз не сводит с моих лиловых крыльев, всё также прекрасно блестящих на свету фонаря. Не видела, как он жадно осматривает бежевую полоску, оставленную
им же, ниже выступившей ключицы и просто смотрит-смотрит-смотрит. Опять долго, проникновенно и остро, словно ещё чуть-чуть и мою кожу начнёт разрезать не от его оскорблений, а от алого взгляда.
— Хочется? — в последний момент успеваю уловить его какой-то ревностный взгляд на моём порезе и хитро ухмыляюсь, ведь 1:1.
— Нет, — дьявол отворачивается. — Я
ненавижу привязанность.
Улыбаюсь, потому что
ложь.
— Врешь, — шёпотом, куда-то вдаль. — И тогда соврал, — хмурится, не нравится ему разговор. — Почему? — не отвечает, молчит. Долго.
Выражает собой безразличие, полное равнодушие, так профессионально выстроенное за прожитые столетия, а я же вижу, вижу, что ещё чуть-чуть и это равнодушие даст трещину, а за трещиной просвет. Просвет его настоящего, тот, который я так стараюсь разглядеть уже долгое время.
— Не лезь не в своё дело, Непризнанная.
Защита — это нападение.
Люцифер садится на деревянную скамью, закинув ногу на ногу, а я располагаюсь рядом, потому что
страха уже нет, а значит
бояться сегодня нечего. Инстинктивно поправляю юбку, дабы руки занять, а он всё хмурится, ведь я же сегодня бесстрашная. Правда, в глаза всё не смотрю.
— Не устал ещё от своих масок?
Глаза искрят на одну секунду и так же быстро потухают. Словно борется: открываться мне сейчас или нет; позволить себе подпустить меня ближе к его такой же израненной душе, или продолжать закрываться своими оскорблениями в мою сторону. А время идёт. Долго.
— Устал.
И вот он. Больной укол совести вонзается моё сердце, потому что я эгоистка. Потому что сижу рядом с ним, нагло скрываю всю правду и нахожу в себе силы находиться рядом, нагло окунать свои ладони в его тёмную душу и молчать-молчать-молчать о самом главном. Главном, которое душит и разрезает меня практически каждый день. Главном, которое он ищет
каждый день.
— Я тоже устала, — откидываюсь макушкой на спинку скамьи и поднимаю глаза к ночному небу, всё также скрытому за серыми и мрачными облаками. Звёзд не видно.
А Люцифер снова на меня смотрит, а мне кожу от его острого взгляда сорвать с себя хочется. Чтобы перестать чувствовать-ощущать-испытывать то, чего я не должна. Точно не с ним, потому что неправильно, и я думаю, что Шепфа всё-таки допускает ошибки, ведущие к провалу.
— Соврал, потому что испугался, — задерживает дыхание и дотрагвается пальцем до моих вьющихся от ночной влаги волос. —
За приобретением следует утрата, а Сатана прекрасно мне её обеспечит.
Не Отец. Сатана.
Величественный правитель, который когда-то потерял частичку своей души.
Жестокий Дьявол, ломающий своего сына день изо дня.
А я молчу, да на облака проплывающие смотрю и больно как-то стало, потому что вот он — настоящий Люцифер сейчас сидит рядом со мной, до волос моих дотрагивается, и думает-думает-думает, а может уже и жалеет, что открылся мне так быстро и спешно.
— Забудь, — резко отдёргивает свою ладонь и отворачивается, а я глубоко выдыхаю, потому что:
— Перестань закрываться, когда только начал показывать себя с другой стороны.
И снова молчим, долго молчим. И вроде бы, уже разговор давно закончился, и мне возвращаться надо, ведь друзья точно заметили моё долгое отсутствие, а я сижу. Размеренно дышу, прикрыв глаза и вслушиваюсь в тишину ночи. Люцифер тоже никуда не уходит, не спешит сторониться и также сидит.
— Кто этот
не-счастливчик? — улыбаюсь с его слов, потому что смешно.
— Да есть один,
слишком сложный случай.
Смеётся тихо, а у меня снова мурашки по телу, да место первого пореза неприятно покалывает. Мне кричать сейчас хочется, что вот: "Смотри, Люцифер, эти шрамы оставил мне
ты", но я молчу. Момент не тот, не хочется портить установленную нить ничтожного доверия. Ночью же всегда всё по-другому, в ночное время говорить и раскрываться легче, чем днём.
— Люцифер, — смотрит на меня, а я нет — его раздражает это, злит. — Что бы ты сказал своей родственной душе, когда нашёл бы её? — вопрос сам по себе слетает с языка, ведь сегодня ночь открытий, сегодня всё можно.
— Извинился бы , — шёпотом отвечает, а я прикрываю глаза, ведь
душит. — За причинённую боль, за единственное чувство, которое я бы смог подарить.
И правда, больно.
А я, наверное, сделаю ему больнее, потому что продолжаю молчать и скрывать главное. И я уже не такая бесстрашная, да и алкоголь уже не кружит голову и вообще уйти как-то хочется, потому что чувствую себя виноватой. Потому что влезла туда, куда мне действительно было нельзя.
Я бы хотела быть ангелом, только чтобы забрать хоть каплю его плохих эмоций.
— Ты меня бесишь, — вот так, резко и в его привычном тоне. — За своё глупое безрассудство, за смелость противостоять остальным, которая почему-то восхищает, а не злит, — улыбаюсь. — Бесишь до дрожи за свою
отличительность. А ты ведь просто умерший человек.
Порез горит, нет, просто пылает и я жмурюсь, закусывая внутреннюю сторону щеки.
— Ты тоже меня бесишь, — отвечаю тихо и ловлю его смешок.
Отличительность — особенность.
И почему-то, это приятное слово.
Странная ночь, странный разговор и вообще, всё сегодня какое-то странное.
Касается моего подбородка, поворачивая к себе, а я жмурюсь, не посмотрю на него, не утону в кровавом море его глаз, не буду. Люцифер близко, слишком близко, и порез горит, болит, сжигает меня так же, как и дьявольски-жёсткие касания к лицу. Звёзды не свидетели, не видят как я задыхаюсь, и себя не показывают.
— Посмотри на меня.
Сдаюсь, потому что если это тот момент, когда он должен узнать правду — то пусть так оно и будет. Пусть увидит собственными глазами, пусть будет кричать и снова оскорблять — заслужила.
И снова утопаю в цвете алых оттенков, опять сгораю в пламени всего Ада и чувствую, как дурманит, до головокружения, до сбитого дыхания и дрожащих коленей. В голове одиночество, картинки моего разбитого состояния, когда я осталась одна; как нещадно выкинула телефон в море, после звонка бывшего, как просто тонула в своём страдании.
— Хватит с тебя внушений, — отстраняется, выпуская меня из своей хватки, а я ловлю ртом воздух, не до конца понимая произошедшее.
Узнал?
Или, не смотрел?
— Просто забрал то, чем когда-то тебя радушно наградил.
Смеётся, снова смеётся, а я улыбаюсь. Не полез в голову, не прочитал мысли, просто забрал мой страх.
Скажи-скажи-скажи.
— Звёзд не видно, — вопросительно поднимает бровь, пока я поднимаюсь с места.
Пора возвращаться, слишком долго меня уже нет.
Поднимается вслед за мной, подходит ближе и берёт меня за запястье, а затем резко расправляет крылья и взлетает вверх, а я кричу от неожиданности, еле за ним поспевая. В лицо ударяет холодный поток ветра, когда тело прорезает густое основание облаков, и мы летим всё выше-выше-выше, пока не вылетаем в открытое, ничем не прикрытое небо, украшенное блестящими звёздами. Люцифер ловит мой восхищённый всхлип и усмехается, ведь с раннего детства имеет возможность находиться к звёздам так близко. А я сидела на крыше дома и только грезила об этом. Но вот сейчас, хоть руку протяни — и ты почти поймал пролетающую мечту.
— Такие яркие, — в моих глазах мерцает всё ночное небо, а Люцифер смотрит на меня и отвечает:
— Ты сияешь ярче.
Словесный удар под дых, выбивающий весь воздух из лёгких, и я чуть вниз не лечу от услышанного.
— Комплимент? — неловко улыбаюсь.
— Факт, — улыбается он.
***
Люцифер долго рассказывал мне про созвездия, которые я видела сегодня в первый раз, вдавался в подробности своего прошлого, когда сам летал под покровом звёздного купола и пытался найти в нём своё спасение, и дерзил мне время от времени, ведь как иначе. А я слушала, порхала в небе и чувствовала настоящее спокойствие и умиротворение, ощущала запах муската вперемешку с клубничным табаком и всё улыбалась, потому что я была с настоящим Люцифером, а не его оболочкой.
— Ты мне нравишься
таким, — слова без скрытого подтекста, недвусмысленные, просто отражающие правду, а порез всё покалывает.
— Смотри, не влюбись ещё.
Шепфа, упаси.
Смеюсь, прекрасно зная, что завтра всё будет не так и всё встанет на свои места. Завтра мы не будем спокойно разговаривать, словно давние друзья, не будем делиться своими переживаниями и улыбаться друг другу в лицо. Я снова буду стараться его избегать, а он снова будет одаривать меня оскорблениями и всё будет как обычно. Потому что утро отрезвляет разум.
— У тебя кое-что на заднице, Уокер, — хочу уже открыть свою дверь в комнату, как резко останавливаюсь и смотрю на него хмуро, пока дьявол веселится, да глазами всё искрит.
Оттягиваю ткань прозрачной юбки и не вижу ничего, кроме блестящих страз.
— Что? — недовольно поправляю наряд и поворачиваюсь к нему, пока сам стоит позади меня и уходить не собирается, когда вроде бы,
уже проводил
— Мой взгляд.
И вот сейчас уходит, нахально подмигивая, какой раз уже убивая меня своими словами. А мне, кажется, что задыхаться уже пора перестать, потому что пора окончательно задохнуться.
Захожу в прохладную комнату — пустую, ведь Мими ещё зажигает с Ади на пару. Блестящими крыльями откидываюсь на деревянную поверхность и продолжаю глупо улыбаться, пока в глазах горят звёзды. Сердце стучит быстро-быстро, ведь нужно уже признаться, хватит молчать и терзать себя.
Окидываю взором картину, закреплённую на мольберте в углу и понимаю чего ей так сильно не хватает.
Не хватает звёзд.
