Порезы на твоём теле

      Красный цвет новой помады аккуратно ложится на мои губы, а насыщенный оттенок манит взгляд, эффектно дополняя мой непривычный образ по цветовой гамме. Этот цвет считается стимулирующим, он даёт уверенность в себе, готовность к непростому и решающему действию, способствует заявлению о силе и возможностях и привлекает всеобщее внимание, которое я так недолюбливала во время человеческой жизни. Мне никогда не симпатизировал данный оттенок, ведь я всегда предпочитала ему спокойные, пастельные тона, мило завершающие повседневный образ и не бросающиеся в глаза яркой вспышкой контраста. Считала красный цвет слишком вызывающим, порочным и агрессивным, ведь красный — это ещё пылающий огонь ненависти, подпитанный острой яростью. И если человека как раз таки раздражает красный цвет, значит, у него много комплексов и ему проще избегать конфликтов, разных ссор, и я не могу не согласиться с таким психологическим мнением.       Красный оттенок действительно подходит людям, уверенным в своих действиях и решениях, а я не была такой, ведь в моей голове постоянно царил, царит и ещё будет царить творческий беспорядок, полный хаос и словесный вихрь. Считается, что люди, которые предпочитают в своей жизни красный цвет, выделяются своей смелостью и волей. У них много энергии, а также они коммуникабельны, но при этом вспыльчивые. Лично я была несмелой, не волевой, зато коммуникабельной, и очень даже вспыльчивой, когда моё терпение лопается со звоном разбитого сосуда. И сегодня, острые осколки стекла рассыпались на маленькие частицы под моими ногами, ведь моему терпению пришёл окончательный конец, а вместе с ним пришёл конец и злосчастному страху, от которого я больше не намерена убегать.       Красный — цвет триумфальной победы. И эта сверкающая на солнце победа, отдающая золотым переливом, величаво находится в руках сына Сатаны, потому что экзаменационное задание я всё-таки провалила с громким треском, а также морально-болезненным падением вниз. Само задание не представляло из себя ничего сложного, невозможного и непреодолимого, в отличие от одного слишком сильного демона, идти против которого было просто нереально. Однако, несмотря на его ловкий гипноз, заставляющий абсолютно каждого человека поступать так, как хочет сам дьявол, я не опускала руки раньше времени и упрямо шла против него, ровно держа спину и воинственно переманивая своего подопечного на свою сторону, искушая поступить так, как хочу именно я. Мне всего лишь необходимо было уговорить золотую медалистку школы последовать за своей первой и самой настоящей любовью в заграничную жизнь, поставив на кон её образование. И поначалу всё шло слишком удачно для меня, пока в один момент Люцифер решил не воплотиться в святого ангела и не нашептать пару заискивающих слов девчонке о том, что трезвый разум должен превышать все чувства в любых случаях.       Расстроилась ли я проигрышу? Отчасти, ведь я изначально не питала никаких ложных надежд о сладком выигрыше, потому что Люциферу я точно не соперник, о чём он, кстати, напоминал мне каждые пятнадцать минут, самодовольно улыбаясь. Честно, думала, что экзаменационный день пополнит мою копилку самых худших дней, но не тут-то было. Дьявол не самоутверждался за счёт моих слабых сторон, не принижал мои умения и даже не ставил себя выше, когда я пустым взглядом провожала подопечную, так счастливо бегущую в учебное заведение и оставляющую позади себя парня с разбитым сердцем. Проигрыш нужно принимать достойно, с гордо поднятой головой и блестящими искрами в глазах, с улыбкой на лице и со словами: "Жди возмездия". Поражение — бесценный опыт, который можно преобразовать в желанный выигрыш, если приложить усилия и не останавливаться на одной лишь мысли: "Я проиграла". И когда я беззастенчиво, и открыто поделилась своими размышлениями, я узнала на себе, что значит: "Поймать на себе алый взгляд одобрения и гордости, с каплей восхищения." Признаюсь, такая реакция мне льстила, да и вообще сам Люцифер своим тихим и подозрительно спокойным поведением — льстил. Смущённая улыбка не сходила с моего лица при мысли о том, что демон в первый раз испытывал вину за свои необдуманно брошенные слова, пускай и молчал об этом. Да и слова были не нужны, потому что потухшие глаза говорили за него самого.       Досадно лишь от того, что мне не удастся перейти на следующий уровень и придётся идти на пересдачу, но никакой всепоглощающей обиды и грусти во мне нет. В любом случае, я сделала абсолютно всё, что только могла и с чистой совестью уже собираюсь возвращаться обратно, ведь наше земное время истекло. Только вот не дано моим желаниям сбыться, потому что меня остановил внезапный порыв Люцифера поймать моё запястье, стоило мне вызвать водоворот, который я с недавнего времени научилась вызывать. Его неуверенное поведение смущает меня и даже как-то удивляет, ведь я до сих пор не могу понять, что творится у него в голове. Дьявол крепко сжимает мою руку, но на этот раз не для того, чтобы причинить боль, а чтобы остановить. И я останавливаюсь, покорно всматриваюсь в его глаза, которые намеренно избегали моих, рассматривая что-то позади моей спины.       — Не хочешь нарушить пару школьных правил?       Произносит как самый настоящий искуситель, против слов которого точно не устоишь. Излюбленная ухмылка красит его губы, а алый взгляд уже направлен на меня, когда я даже слегка приоткрываю губы в немом вопросе. Люцифер позволяет себе слабо улыбнуться, наблюдая за моей неоднозначной реакцией. И его желание что-либо нарушить передаётся мне приятным азартом, медленно растекаясь по венам и дурманя трезвый рассудок. В мои планы не входит бегать от разозлённого Фенцио, кидающего в мою спину школьный Устав с Библией, но отказаться от такого я всё же не могу. Уж слишком сильно его улыбка действует на меня и слишком сильно его глаза искрятся детским непослушанием.       — Это так весело, наверное, школьные правила нарушать, — нелепо посмеиваюсь, потому что никогда ещё не нарушала устав в учебных заведениях. — Только вот от Фенцио сам будешь меня защищать, — позволяю ему увести меня за собой в громкий водоворот, не отпуская моей руки.       — Ещё чего.       Люцифер резко разворачивает меня спиной к себе, ловко смещая свои ладони на мою талию, чтобы моментально подкинуть меня в гущу облачного водоворота. Мне остаётся лишь удивлённо выдохнуть и лететь навстречу неизвестности, потому что дьявол не решает погружать меня в подробности своей шалости, либо из прихоти, а может для разогрева моего любопытства, которого всегда много. В процессе полёта снова тянет свою ладонь к моему запястью, чтобы по прибытию вниз, аккуратно поймать меня и не позволить моим ногам, облаченным в каблуки, с хрустом сломаться.       Огненное зарево моментально слепит меня и я невольно прикрываю лицо рукой, морщась от потока солнечного света. Закатное солнце медленно заходит за горизонт, прячась в пушистых облаках, обрамлённых персиковым цветом и у меня дыхание спирает от увиденного. Все оттенки пылающего пламени отражаются на засыпающем небосводе и мне безумно хочется запечатлеть данный пейзаж такими же яркими красками на холсте. Жадно вглядываюсь в самый красивейший закат в моей жизни, стараясь запомнить каждый меняющийся цвет, пока Люцифер довольно улыбается, поглядывая на меня со стороны. Тихонько шагаю вперёд и неосознанно хватаюсь пальцами за рукав чёрной рубашки, увидев крутой снежный обрыв перед собой. Только тогда замечаю снежные хребты каменистых гор и телом ощущаю лютый холод, сковывающий движения.       — Где мы?       Люцифер лишь хмыкает, но мои пальцы от ткани рубашки не отцепляет и уверенно шагает вперёд, заставляя идти за ним. Бесстрашно смотрит в самый низ, покрытый снегом и улыбается, а от его улыбки становится как-то не по себе, ведь в голове сразу воцаряется картинка того, как дьявол с заливистым смехом отправляет меня отсюда в дальний полёт, с ветерком, рассматривая сверху. Непрошенные мурашки сразу пробегаются по коже и Люцифер только шире улыбается, всё ещё поглядывая на меня.       — Высочайшая вершина Земли, — аккуратно отстраняет мою ладонь и приседает прямо на снежный покров, свешивая ноги в пропасть. — Эверест.       Хмурю брови и осматриваюсь вокруг себя, огибая взглядом окружающую местность, покрытую белоснежным снегом. Невольно выдыхаю густой пар изо рта, по-детски улыбаясь, потому что так я любила делать в дикий мороз, когда уезжала с папой во время зимних каникул в Канаду. Очень странно осознавать, что все мои земные воспоминания рассеиваются как прошедший сон, оставляя за собой лишь дымку недосказанности и неосязаемой печали.       — Перестань это делать, — слышится мне строгий голос Люцифера и я оборачиваюсь, смотря на его ровную спину. Шагаю к нему, не желая присаживаться рядом на холодный снег и боязно устремляю взгляд вниз, в самую пропасть.       — Делать что?       — Вспоминать земную жизнь, — видимо Люциферу не нравится разница в росте и он дерзко тянет меня за руку вниз, заставляя примоститься рядом.       Издаю возмущённый всхлип и бросаю на мужчину недовольный взор, который он стойко выдерживает.       —Как можно забыть свою жизнь? — отворачиваюсь обратно к пылающему горизонту и сгибаю ноги в коленях, чтобы приобнять их руками.       Ловлю поток прохладного ветра лицом и довольно прикрываю глаза, даже не ожидая от дьявола какого-нибудь ответа, ведь вопрос же риторический. Нельзя забыть свою жизнь, если она была наполнена отцовской любовью и поддержкой, даже когда предавали близкие люди и когда было дико больно. Просто нельзя, потому что человеческая жизнь — это единственная незаменимая ценность, которая только есть у человека, и я её удачно потеряла в обрыве вместе с моим разбитым автомобилем, а с ним и мечты, которым так и не суждено сбыться. В любом случае, сколько раз не говори, а прирождённый демон или ангел не поймёт, что значит умереть, потеряв абсолютно всё.       — Если не захочешь вылететь из школы как пробка из бутылки шампанского, то забудешь, — я даже невольно вздрагиваю, потому что не ожидала услышать его ответа, который мне, кстати, не понравился.       Сидит, гордый орёл, и размышляет о человеческой жизни так поверхностно, что в грудной клетке что-то неприятно зудит, чешется и разум не соглашается, потому что Люцифер никогда не поймёт, не побывает в моей шкуре и не испытает дикое чувство безысходности, когда за его плечами вдруг не будет ни отца, ни статуса, ни родного дома вместе со своими придворными. Никогда не узнает, что значит: начать жизнь с чистого листа, когда эта самая жизнь тебе уже не принадлежит, ведь ты должен, нет, теперь просто обязан следовать за волей высших.       — Думаю, тебя это должно волновать в самую последнюю очередь.       Издаёт глухой смешок, когда, вроде бы должен был со злости отправить меня в низменный полёт, чтобы моё тело утонуло в острых объятиях горных скал. И уже съёжилась, ожидая гневного выпада в мою сторону, которого так и не последовало. Вместо этого Люцифер зачесывает спадавшие на лоб смольные пряди назад и как-то обречённо выдаёт:       — Должно. Но почему-то волнует.       Вот так просто, снова приподнимает для меня завесу тайны, обнажает свою душу, чтобы по прибытии на небеса опять замкнуться в себе и нацепить привычную для всех маску безразличия, ведь наследник престола не имеет права на какие-то чувства. А мне только и остается, что продолжать окунать свои руки в чёрный цвет его души, раскрывая прощелину, ведущую к его настоящему, шире. Продолжать смотреть на его разбитый взгляд, который цепляется за острые выступы скалы, и собираться с силами, чтобы сказать ему то, что добьёт окончательно, полностью разбивая в пух и прах. И наверное, лучше я полечу лицом вниз со снежного обрыва, нежели испытаю на себе ещё один болезненный порез, вызванный его грязным оскорблением.       — Ненавижу рассветы, — возвращает взгляд на меня и хмурится, потому что на моих блестящих от блеска губах, распускается довольная улыбка понимания. Почему-то стало слишком-слишком тепло от мысли, что есть между нами что-то общее, сближающее, помимо родственной связи с её порезами.       А ещё эти вырванные из контекста реплики, которыми мы обмениваемся с ним, путают и просто сводят с ума. Я не могу назвать наш диалог, когда-нибудь, чем-то целым, потому что мы вечно перескакиваем с темы на тему. А порой, вообще, довольствуемся двумя предложениями и уже привычным и таким родным долгим молчанием.       — Люцифер, что бы ты хотел сделать больше всего на свете, если бы смог на один день стать полноценным человеком? — вот опять вопрос, который берётся непонятно откуда и нагло, бесстрашно срывается с моего языка. А чтобы ослабить возникшую неловкость, окунаю ладонь в пушистый снег, делая из него ровный снежок.       Мужчина задумчивым взглядом наблюдает за моими плавными движениями рук, обдумывая свой ответ, пока я мысленно радуюсь своими способностями, ведь холод мне теперь не страшен и холодный ожог мне больше не грозит.       — Я бы попробовал вскарабкаться на эту гору, — повторяет моё действие и сам начинает лепить снежок. — Без мощных крыльев за спиной, без способностей и своей натренированной до предела силы. Залезть сюда на двух ногах, цепляясь руками за каждый свой вдох и выдох, только чтобы взобраться и доказать самому себе, что я могу это сделать, — закидывает снежок в горизонт и обращает взор на меня. — Либо человек осилит саму природу, либо природа сравняет человека с землей. Представляешь на каком мы кладбище сейчас сидим?       Мысль о том, что здесь погибло большое количество человек, так и не сумевших подняться на Эверест, портит весь момент уединения окончательно и мне становится слишком жутко. От откровения Люцифера и его последующих слов о человеческих смертях прямо здесь, на этой не всем посильной горе, которая является местом нашего незаконного побега.       — Не нужно мне каждый раз напоминать, что люди слабы.       — А ты? — Люцифер пропускает мои слова мимо ушей, внимательно уставившись на меня. — Если бы ты могла на один ничтожный день вернуть себе человеческую жизнь. Что бы сделала?       Его неожиданный интерес к моей персоне выбивает из меня весь воздух. Я даже перестаю перекатывать комочек снега в руках от своего же ступора, потому что уже долгое время я не думала больше о том, что могла бы сделать. Вроде бы, уже привыкла и даже как-то смогла смириться с потерянным временем, которое мне никто и никогда не вернёт назад, но всё равно проглатываю комок обиды и раздражения. Вопрос Люцифера — это новый рубец на коже, прямо на месте старого шрама, который смог когда-то затянуться со временем.       В голове моментально всплывает образ счастливого отца с его вечными шуточками, так сильно поднимающими мне настроение день изо дня. И я хочу быть с дьяволом честной, потому что папа — это единственное, что так сильно тянет меня обратно, но душой понимаю, что своим ответом я не нарочно и совсем чуть-чуть могу задеть чувства Люцифера, для которого отцовская любовь с далёких времён крайне непостижима. И так как врать искренне не желаю, я судорожно вспоминаю одну свою маленькую прихоть, которую я так и не успела воплотить в реальность, хотя очень хотела.       — Я бы сбежала ночью через открытое окно и со всех ног побежала в тату салон, чтобы мне набили татуировку в виде маленькой карты Норвегии прямо на запястье, — улыбаюсь, ведь осуждения или разочарования в красных омутах совсем нет.       — Что тебя останавливало?       Отсутствие раскрепощённости и неумение жить одним днём, предпочитая оставлять все свои тайные желания на следующий момент, который так и не наступил, да и уже не наступит. Вики Уокер — это девочка, у которой ветер в голове постоянно взъерошивает спутанные мысли. Это фальшивая улыбка всем своим ровесникам и художественный блокнот под боком, который лежит сейчас, где-то в недрах моих вещей. Земная Вики — это разбитые коленки, когда она не могла преодолеть любую из нескончаемых трудностей и любящий отец, который бережно дул на сочащиеся кровью раны, пока неприятная жидкость дезинфицирующего средства жгла мою кожу. Перечислять можно бесконечно.       — Не знаю, — дёргаю плечами и стараюсь придать себе безмятежный вид, когда от этого небрежно брошенного: "не знаю" кричать хочется, потому что глупая Вики Уокер..       На кончик моего носа приземляется идеально сделанная природой снежинка и я закидываю голову вверх, выдыхая тёплый пар. Алый закат успел заметно поблекнуть, а потемневший небосвод скрыться под покровом серых облаков, и всё уже подсказывает мне, что пора возвращаться.       — Стой, — резко поворачиваюсь лицом к Люциферу и смешно хмурю брови от бесцеремонности. — Закрой глаза, Непризнанная.       Голос разума заботливо твердит мне не поддаваться дьявольскому соблазну и не идти у него на поводу, однако он мне не мешает смиренно закрыть глаза и выждать чего-то необычного. Такие сцены часто игрались в романтичных и до боли в лёгких сладко-ванильных фильмах и мне хочется нервно рассмеяться, потому что сейчас я полечу с обрыва вниз, рассекая крыльями встречный ветер. Данная мысль совсем не пугает. Пугает непонятно откуда взявшаяся готовность к этому сумасшествию. До слуха доносится шуршание кармана и я напрягаюсь, когда мою шею обожигает касание холодного металла. Близкое дыхание Люцифера щекочет кожу, а ловкие пальцы умело защёлкивают замочек украшения и не выдержав больше этой пытки, я открываю глаза раньше времени. Машинально касаюсь рукой подвески, испуская восхищённый вздох, потому что маленький камушек сапфира красиво переливается бликами в последних лучах заходящего солнца. Губы сами по себе расплываются в улыбке, и я перемещаю взгляд на Люцифера, который лишь по обычному хмыкает и безразлично отворчаивается, расправляя плечи, будто бы не сделал ничего такого.       — Можешь выкинуть его или подарить кому-нибудь, мне плевать.       Мне плевать = мне жаль за произнесённые слова.       В его стиле. Идти наперекор себе и своим принципам, прикрываясь тенью и своими масками.       От его фразы, наполненной демонстративным равнодушием, я улыбаюсь только шире и сердцем начинаю чувствовать, что сейчас настал прекрасный момент раскрытия всех тайн и секретов. Отличная возможность остаться никем не услышанными и просто признаться на свой страх и риск Люциферу, ну а потом и полететь в каменистую пропасть, будь ей неладно. Вдыхаю побольше воздуха и с уверенностью поднимаю взгляд на демона, который снова замыкается где-то глубоко в себе.       — Люцифер, есть разговор…       — Нам пора.       Вот так просто. Встает с места, отряхивает руками классические брюки и смотрит на образовавшийся над нашими головами водоворот. Даже не глядит на растерянную меня и легко прыгает в портал, пока с его прыжком разбиваются все мои построенные надежды и развеивается моя выстроенная уверенность. Мысленно ругаюсь и даже от бессилия кулаком стучу по каменистой поверхности горы, уже представляя, как по ту сторону меня встречает разъярённый Фенцио с его привычным оскалом недовольства. Теперь мне придётся искать следующий подходящий момент, чтобы в кои-то веки раскрыться перед Люцифером и провернуть всё так хитро, чтобы наш разговор сразу же не предался всеобщей огласке.       Как и ожидалось, возле входа в школу нас ждёт разозлённый и оскорблённый нашим поведением Фенцио. Мужчина стоит грозной стеной у школьного крыльца, скрестив руки на груди, и угрожающе хмурится. Люцифер же, держится раскованно и невозмутимо, словно не нарушил только что никакого школьного правила, когда у меня от вида недружелюбного профессора коленки слабеют. Видимо нас не было достаточно долго, раз все уже давно разошлись и доложили о своих успехах. Меня такой расклад дел даже радует, потому что поблизости не будет глазеющих свидетелей моего позора, когда дьявол выложит всё в своём тёмном свете.       — В следующий раз я вырву тебе крылья и низвергну на землю, — грозная реплика определённо предназначается мне, жаль только, что мне совсем не жаль. — А с тобой разберётся отец, — самодовольно глядит на Люцифера. — Как он любит.       Последние слова — это вспыхнувшая спичка. Фитиль, искры которого медленно приближаются к бомбе, и этой бомбой был сам демон. Его кулаки сжимаются против своей же воли, а глаза наливаются таким свинцовым гневом, что ослепнуть мало. Дьявольская энергия становится такой тугой, что дышать приходится в два раза тяжелее, не то что трезво мыслить и серьёзно оценивать ситуацию. Я всем своим телом чувствую его злость, неконтролируемую ярость к стоящему напротив Ангелу и не могу вымолвить и слова, пока Фенцио такая реакция лишь раззадоривает. Мерзкий тип.       Чувство отрезвляющей вины захлёстывает полностью, потому что надо было сразу же отказаться следовать за дьяволом и не смотреть, как он частицу за частицей раскрывает передо мной свою сущность. Следовало бы не подвергать обоих такой опасности в виде строгого наказания и благополучно вернуться обратно, без разговоров. Выговор Сатаны, который не ограничится физической болью — это плата за то, что Люцифер хочет быть самим собой? Жутко и страшно, а ещё невыносимо.       — Не многовато ли привилегий для обычного школьного учителя? — демон бросает на меня взгляд и ухмыляется, заправляя руки в карманы. — Думаю, девчонка даже обрадуется твоей угрозе.       — Знай своё место, Люцифер.       Держится с виду так, словно его ничего не трогает и не заботит. Возвращает себе непринуждённый, спокойный вид, даже позволяя нахально ухмыляться, бросая вызов учителю. Я устало провожу рукой по волосам, в надежде уйти отсюда куда подальше, ведь разговор, который должен был состояться пару часов назад — успешно провалился и меня здесь уже ничего не держит.       — Отчитаешься сейчас мне и лети на все четыре стороны.       Умело подавляю в себе порыв посмеяться, потому что сама недавно пожелала того же самого. Сейчас Фенцио разозлится ещё сильнее, а может быть, вообще огнём вспыхнет и его обманчиво белоснежные крылья потеряют всю свою святую белизну, когда узнает, что я провалила свой экзамен. От этой мысли ни жарко, ни холодно, как говорится, ведь как я могла одолеть сына Дьявола? И Фенцио это осознавал, когда направлял его быть моим куратором, а от этого понимания ещё смешнее.       — Непризнанная проиграла, говорю сразу, — в ответ гордо вздёргиваю подбородок, потому что не стыжусь своего поражения и ни о чём не жалею. — Другого исхода событий и быть не могло и Вы это прекрасно знали, — Фенцио грозно хмурит брови, а я сдерживаюсь из последних сил, чтобы не рассмеяться ему в лицо. — Она ещё слишком слаба, чтобы тягаться со мной, однако, — неожиданная пауза заставляет меня едва заметно вздрогнуть и перевести удивлённый взор на Люцифера. — Видели бы Вы, как она пыталась мне помешать. Может быть, увидев, перестали бы считать её пустым местом?       Да ты сам меня считаешь пустым местом, умник.       — В любом случае, переведите её на уровень выше, потому что у неё есть потенциал. На этом всё.       На этот раз моё неприкрытое ничем удивление разделяет и сам Фенцио, который не остаётся довольным таким обескураживающим отчётом ученика. Люцифер лишь водит крылом, якобы разминая спину, а я чувствую себя сбитой кеглей для боулинга, потому что... Демон меня только что похвалил? Я искренне считала, что он отыграется на мне, но ожидания, к счастью, не сбылись.       Фенцио последний раз окидывает меня свирепым взглядом и громко хмыкает, как будто бы ставя точку. Разворачивается и направляется к себе обратно в кабинет, пока я пытаюсь сумбурно переварить произошедшее. Люцифер в отличие от учителя не стремится так быстро покидать меня, потому стоит рядом и снова разглядывает меня, улыбаясь.       — Что? Даже не поблагодаришь меня?       И вот она. Точка. Я смеюсь тихо и хрипло, так облегчённо, что живот сводит от окрылённости. Сам Принц Ада стоит передо мной, ухмыляется и требует благодарности — что за кадр. Закусываю губу, чтобы приостановить следующий порыв нервного хохота и оборачиваюсь к собеседнику.       — Поблагодарить? За что? За правдивые слова?       Согласно кивает, думает, что буду играть по его правилам игры, когда в голове возникает просто сумасшедшая дерзость, которую так сильно хочется осуществить. Медленным шагом подхожу ближе и решаюсь смахнуть прядь спадавших на лоб волос в сторону, пальчиком пробегаясь вниз по остро выраженной скуле, затем по шее, довольно закусывая щеку изнутри. Люцифер напрягается, но не отталкивает, а я двумя руками поправляю воротник чёрной рубашки и внезапно притягиваю ближе к себе, чтобы оставить на щеке невинный поцелуй благодарности со вкусом клубничного блеска помады, который я так поспешно стираю тыльной стороной ладони, и улыбаюсь, срываясь на шёпот:       — Спасибо за подарок, Люцифер, — мягко отстраняюсь и провожу указательным пальцем по ключицам, останавливаясь на маленьком сияющем камушке. — Кулон очень красивый.       Поставить на место демона — сделано.       Смотрит на меня растерянно, почти удивлённо, пока я подмигиваю и исчезаю из поля его зрения. Знаю, что взбесится, ведь на горе ясно дал понять, что сапфир — это не подарок к примирению, хотя сам понимает, что выглядел слишком абсурдно и смешно. Пусть теперь ощущает себя позорно, думая о том, что снизошёл до какой-то там Непризнанной, пока я судорожно буду обдумывать следующие свои действия по раскрытию секрета.

***

      Сейчас я стою напротив своего зеркала и рассматриваю пухлые губы, накрашенные красным цветом помады, которая так неестественно мне идёт. Захотелось сразу стереть её влажной салфеткой, оставляя размазанный след, но сдерживаюсь. Красный — это вызов, и этот яркий вызов я собираюсь сегодня бросить сыну Сатаны, которого я не видела один день, а значит двадцать четыре часа, и я не продолжаю считать, нет. Меня просто злит то, что не наступает тот необходимый мне космический день, когда звёзды удачно совпали бы между собой, и я смогла бы без проблем донести до Люцифера правду, которая его обездвижит. Совсем не надолго, ведь убить он меня после точно захочет.       Подвожу глаза тушью и облачаюсь в такую же красную бархатную юбку чуть выше колена. Белоснежная футболка приятно сочетается с цветовой гаммой, и я довольно улыбаюсь, когда вижу перед собой зеркальное отражение в полный рост. Ломать ноги на каблуках не хочется, так что воздержусь босоножками на толстой подошве, дополняющими провокационный образ. Красный — агрессия. И этой агрессии я наемся сегодня сполна, навсегда запомнив её адский вкус.       Раннее я успела сорвать с себя все имеющиеся пластыри, чтобы при виде такой меня Люцифер смог насладиться своими оскорблениями. И меня не волнуют оголённые руки, на которых красуются едва заметные порезы. Хватит с меня темноты лжи, которая губит во мне всё живое, хватит скрываться под её тенью, выжидая подходящего момента. Просто. Хватит.       Громко закрываю за собой входную дверь и коридорное эхо оглушает меня, ведь я совершенно не знаю, где искать нужного в данную секунду дьявола. Может, мне прислониться головой об стену со всей силы, чтобы начинать продумывать свои действия на несколько шагов вперёд? Глупая.       Люцифер может быть сейчас где угодно и с кем угодно. Искать его — это пытаться найти иголку в стоге сена, и это бесит, злит, очень сердит. В порыве эмоций спешным шагом иду вперёд, продумывая в голове все места школьной территории, где может находиться демон, и в излюбленной привычке налетаю на кого-то из-за угла, падая вниз. Крылья мои неприятно и чуть болезненно складываются за спиной, и я потираю ушибленную поясницу, поднимая недовольный взгляд наверх.       — Всё не изменяешь традициям? — Дино издаёт смешок, помогая мне подняться на ноги. Затем придирчивым взором окидывает меня с ног до головы. — Выглядишь слишком...       — По-дьявольски? — улыбаюсь на его реплику и поправляю взлохмаченные локоны. — Не видел Люцифера? — стараюсь задать интересующий меня вопрос сдержанно, будто бы мне всё равно.       — Люцифера? — сказать, что Дино озадачен в этот момент — значит ничего не сказать. — Это из-за экзаменационного задания?       Согласно щёлкаю пальцами и расслабляюсь.       — Видел его только что в соседнем крыле, шёл к себе.       Отлично, просто отлично.       На одном дыхании благодарю ничего не понимающего ангела и спешу со всех ног прямо в обитель зла, расталкивая прохожих по дороге. Знаю, что у Дино возникнет множество вопросов, которые он мне позже и задаст, но предпочитаю думать об этом потом, когда решится мой личный вопрос.       Многие оборачиваются мне вслед, чтобы выразить своё недовольство, но мне так всё равно. Сейчас я слишком сильно горю уверенностью, которую не собираюсь так быстро терять, поэтому даже не смотрю никому вслед и не извиняюсь. Просто бегу по выученному маршруту, пока взглядом не натыкаюсь на знакомую спину с перцовыми крыльями. Облегчённо выдыхаю, снова поправляю волосы и стараюсь утихомирить сбившееся от быстрой ходьбы дыхание. Шагаю специально громко, чтобы обратить на себя внимание мужчины, но тот словно специально меня игнорирует и делает вид, что не чувствует моего присутствия. Такой расклад вещей немного начинает выводить из себя, и я громко кричу ему вдогонку:       — Люцифер!       Спасибо, что все ученики остались далеко позади, и никого поблизости нет, чтобы услышать звуковую волну эха, пронесшуюся по стенам тёмного коридора. К сожалению, такой спецэффект не помог, потому что дьявол даже не оборачивается на меня, отчего а я испытываю крайнее раздражение из-за такого хамства. Очередной раз машу рукой своей гордости или уже её остаткам, и быстро нагоняю Люцифера, резко хватая его за предплечье.       — Есть разговор, — не успеваю закончить свою мысль, как мужчина ловко и довольно грубо вырывает свою часть тела из моей слабой хватки, и продолжает движение, пока я глотаю ртом раскалённый воздух обиды и горючего гнева.       Раз уж я решилась сегодня достать самого сына Дьявола, то отступать поздно и нужно доводить дело до конца. Я и так слишком долго молчала, таила в себе непосильную ношу, терпела глубокие оскорбления и не собираюсь терпеть ещё полное, необоснованное игнорирование, словно я действительно пустое место.       — Я сказала, — вылетаю напротив него, чтобы преградить путь и смотрю на него так бесстрашно, и упрямо, по привычке задирая подбородок. — Есть разговор.       — Уйди с дороги, — напряжённый голос больно ударяет по ушам, а убийственные глаза сверкают искрой уже хорошо знакомого мне гнева. Не дожидаясь моей реакции, он с силой отпихивает меня своим мощным крылом в сторону, что я отлетаю к стене, шипя от негодования.       Ну уж нет, дорогой. Так быстро сдаваться — не в моих планах и уж точно не сегодня.       — День назад ты прямо желал моей компании, так что изменилось сейчас?       Красный — это мулета, раздражающая быка и срывающая все ограничения. Красный — опасность, медленно повернувшаяся в мою сторону и сверкающая завораживающим огнём злости. От такого прекрасного зрелища у меня грудную клетку моментально сводит, потому и дышать становится как-то больно, особенно тяжело. Слишком ярко его глаза сияют в гуще темноты коридора и я как зачарованная стою, и разглядываю все оттенки его кровавых омутов.       — Ты мне надоела, — скользит по мне скучным взором, останавливаясь на кулоне, который я не снимала с того самого дня.       Мне всё равно на его провокацию, плевать на его личностное отношение ко мне, идиотское мнение. Я просто хочу сейчас высказать то, что так давно сдавливает мне горло и сорвать с себя удушающую петлю, которая с каждым моим молчанием затягивается сильнее и обвивает молочную кожу грубее. Его слова — ничто, когда они не отзываются телесной резьбой и не провоцируют новые порезы, заставляющие себя ненавидеть с каждым взглядом в зеркало всё больше и больше. Пусть захлебнётся в своём океане яда, мне плевать, я даже посмотрю на это с неприкрытым удовольствием, но гнать он меня сейчас не имеет никакого права.       — Придумай отмазку поубедительнее, потому что я просто так не уйду, — отталкиваюсь спиной от стены и сокращаю возникшее между нам расстояние. Глаза в глаза. Серое небо и огненное пламя самого Ада.       — Исчезни, Уокер, — издевательски тянет мою фамилию по слогам, надменно ухмыляясь. — Или испарись, как хочешь. Главное — не маячь перед носом и не создавай мне больших проблем.       Не создавай больших проблем? Я так понимаю, за невинный поцелуй в щёку, Сатана не погладил сына по головке, отчего живот скручивает в жестоком спазме. Вот почему я не видела его прошедший день. Был у отца? В любом случае, я не уйду отсюда проигравшей, не в этот, мать его, раз.       — Исчезну после того, как ты спокойно выслушаешь меня. Спокойно, Люцифер, знакомо такое слово?       Понимаю, что своими дерзкими словами сама провоцирую дьявола на эмоции, но ничего не могу с собой поделать. Хочу уколоть его так же сильно, хочу причинить столько же острых порезов своими оскорблениями, но пока что слишком рано. Не так и не сегодня. Потерплю ещё чуть-чуть.       — Всего самого наихудшего, был не рад повидаться, — салютует мне в ответ и снова разворачивается, когда под моими ногами камни начинаются фантомно плавиться от поднявшейся волны злости.       Резко раскрываю в разные стороны крылья, прямо перед его лицом, когда догоняю мужчину и отбрасываю на несколько шагов назад, поднимая волну прохладного воздуха. Мысленно желаю себе быстрой смерти, потому что такую выходку дьявол мне никогда и ни за что, ни при каких обстоятельствах не простит.       Люцифер насмешливо проводит взглядом по моим лиловым перьям и скалится, возгораясь.       — Крылышки оперились, так теперь махать ими вздумала?       За все свои совершённые в порыве эмоций действия, приходится дорого платить, поэтому Люцифер меня отбрасывает точно так же назад, с такой сокрушительной силой, что я знатно проезжаюсь спиной и крыльями по каменному полу. Я готовилась к тому, что этот разговор будет тяжёлым, но чтобы настолько — даже не представляла. Глотаю ртом пыльный воздух и откашливаюсь, потому что удар по моему телу пришёлся знатный. Во рту ощущается металлический привкус, и я сглатываю, морщась от своего униженного положения. Защита — это нападение, верно?       — Думал ли ты, что когда-то одна жалкая Непризнанная будет иметь власть над тобой? — приподнимаюсь на ободранных локтях и с ухмылкой наблюдаю за его непониманием, быстро сменяющееся отвращением вперемешку с ненавистью.       Одно оскорбление — и он согнётся пополам. Одно лишь ругательное слово и он даже имя своё в порывах адской боли забудет, держась за разрывающий плоть порез руками. Перед моими ногами сам демон будет молить о прекращении такой пытки, но это слишком низко для меня.       — Выглядишь ничтожно, как и всегда, — присаживается передо мной на корточки и издевательски смахивает прядь с моего лица.       Сука.       Проглоти-проглоти-проглоти, Вики и просто разрежь его уже острым лезвием оскорбления. В самом-то деле, где моя рискованность, которой так не хватало мне, где воля? Я так хочу, так сильно хочу доставить ему столько же боли, что маленькая слеза разочарования в самой себе скатывается с бледного лица, разбиваясь о камень готической постройки. А он улыбается, потому что снова чувствует себя победителем в нашей игре, опять испытывает триумф и продолжает уничтожать.       — А ты как и всегда изображаешь слепца, — принимаю полусидящее положение и недовольно наблюдаю за затягивающейся раной на локте, слегка подув на неё. — Ости ещё не нашептала на ушко кое-что интересное?       Конечно не нашептала, иначе меня бы здесь уже давно не было.       — О чём ты?       Не понимает. Естественно не понимает, потому что даже мне уже трудно что-либо понять, ведь я запуталась. Так сильно запуталась, что не могу выпутаться из нитей клубка, который сама и скрутила.       — Оскорби меня, Люцифер.       Сейчас или никогда. В последний раз позволяю себе быть слабой, чтобы всё встало на свои места. Чтобы увидеть в его глазах искру недоумения, так быстро потухшую, и рассмеяться громко, звонко, почти до хрипоты. Потому что в следующую секунду осознанным взглядом проводит по моим оголённым рукам, возвращается к ключицам и задерживает дыхание, а я всё посмеиваюсь, ведь понял же? Понял. По неверящим глазам вижу, что борется с собой и отвергает эту шокирующую правду. Отбрасывает её настолько далеко, как отбросил меня пару минутами ранее, и всё всматривается-всматривается-всматривается, сглатывая.       — Давай, — устала ждать, устала чувствовать и устала быть такой сломленной.       Громко ругается и хватает меня за талию, грубо припечатывая спиной к стене. До хруста нежных крыльев, до сильного прикосновения макушки к граниту, так сильно, что звёзды в глазах засверкали, ослепляя своей яркостью. Уверенно держит на весу, а талия горит, просто пылает от его обжигающих касаний, и содрать его руки с себя так сильно хочется, но бесполезно — слишком бессильна. И лицо его так непозволительно близко, что просто до безобразия отвернуться хочется или волосами прикрыться, но опять же — бесполезно. Сжимает кожу через ткань тонкой футболки до такой степени, что следы его прикосновений останутся ещё надолго и сходить будут нарочито медленно, также издеваясь надо мной. Красные, горящие гневом глаза с меня не сводит.        А мне кричать хочется.       — Оставлю такую привилегию для твоего дружка.       Шипит, так ядовито, что даже самый действенный антидот мне сейчас не поможет. Отрицает, отрицает правду и снова закрывается от меня, когда я уже открыта перед ним полностью. В голову мою не лезет, потому что боится подтвердить мой намёк? Боится увидеть моими глазами все кровоточащие порезы, оставленные им же? Боится. Не хочет этого, а я хочу продолжать добивать, когда сил держаться самой уже нет.       — Ты и есть тот дружок, Люцифер.       Вот так. Спокойно, на одном выдохе произношу, обнажаю боль, свои терзания и тот секрет, сжирающий меня изнутри так долго. Смотрю на него с вызовом, потому что сегодня я воплощение красного: уверенности, смелости и воли. Вижу в его ярком взгляде сомнения, борьбу с самим собой, ведь совсем не хочет верить. Сжимает скулы с такой силой, что венка показывается на лбу, брови хмурит и головой слегка мотает. А я, кажется, падаю всё ниже и ниже — в бездну его неверия.       — Чтобы ничтожная идиотка в виде тебя была моей родственной душой? — нервно посмеивается, а у меня бедро привычной остротой вспыхивает. — Жалкая сука, не знающая ничего об этом мире? — сглатываю и интуитивно тянусь ладонью к животу, на котором разрезается кожа. — Серое убожество, возомнившее из себя, чёрт знает, кого? — острие оскорбления медленно проводит по ребру, а у меня в глазах темнеет, потому что три пореза за несколько секунд – это слишком сильно.       Вымученно прикрываю глаза и откидываюсь головой назад, не желая видеть перед собой пламя противоречивых чувств, так заметно горящих в его омутах. Не так. Не так я представляла себе этот разговор, не так я хотела, чтобы всё произошло. Только без порезов, только без них и этого гребаного лезвия, наточенного до максимума. А Люцифер продолжает оскорблять-оскорблять-оскорблять, чтобы убедиться самому, что мои слова — бред сумасшедшей. Доказать самому себе, насколько мои слова могут быть ошибкой. Живот жжет так, словно его только что рассекли холодным клинком.       — Заткнись, — дотрагиваюсь до его ладоней, сжимающих мою талию, дрожащими руками и пытаюсь оттолкнуть от себя, чтобы отпустил. Его образ уже совсем не чёткий, а мутный, и вижу я перед собой только две ярких искорки красного цвета.       Красный — цвет крови, бутоны которой большими пятнами расцветают на моей белоснежной футболке, показывая себя во всей убийственно-страшной красе. Растекается алым пятном по ткани, а я уже не сдерживаюсь в слезах и скулю так тихо и отчаянно, ведь больно же. Бессильно дёргаю затекшим крылом и стараюсь отстраниться от дьявола, взгляд которого резко опускается на мою испачканную в крови футболку. И вот оно — то, что я так долго представляла себе перед сном.        Дьявольский шок, который просто словами невозможно передать.       Люцифер резко отдёргивает мягкую ткань женской футболки вверх, оголяя ребра, и с ужасом наблюдает, как перед его взором вырисовываются глубокие порезы, вызванные оскорбительными словами в сторону той, к которой всегда жаждал испытывать равнодушие. В эти секунды дьявол просто задыхается и умирает, отказываясь воспринимать действительность, а я медленно и тихо впадаю в отчаяние, держась на ватных ногах.       Солёная слеза одна за другой скатываются по щекам, а горло уже давно сдавило. Я не в силах даже хрипа издать. Снова молчу, стараясь казаться сильной, когда во взгляде алых зениц сжигаются мосты, рушатся города. Его взор — это последний день Помпеи; разрушающая сила и ядерный взрыв, накрывающий меня с головой. Люцифер ломается, а вместе с ним ломаюсь и я, потому что не ощущаю желанного удовольствия от увиденного, которое так долго хотела испытать. Потому что в его глазах я — разочарование и хочется просто исчезнуть, как он и просил.       — Блядство, — смотрит как кровавые капли скатываются с рёбер, по животу и вниз, а я просто отключаюсь от всего происходящего и пытаюсь думать о чём-то отвлекающем, пока алые зеницы разглядывают пару глубоких порезов. — Просто блять, — дышит тяжело и громко, чувствую, что уже на грани. — Сколько ты молчала?       Вопрос, которого я так боялась и который я так желала одновременно.       — Месяц по человеческим меркам, — слишком безжизненный хрип срывается с моих губ, словно расстроенный или поломанный музыкальный инструмент. Давай, добей меня ещё сильнее, сотри в порошок и просто сожги.       — Месяц, — взрывается. — Месяц, блять, — ударяет по тяжёлой стене с такой дьявольской силой, что огромная трещина узором пошла по серому граниту рядом с моим лицом. Звук отрезвляет меня и сразу же оглушает, больно ударяя по пульсирующим вискам, — Сука.       С рвением отбрасывает меня от себя и я падаю на пол, уже ничего не чувствуя, кроме остроты порезов на кожных участках тела. Обессиленно подгибаю под себя ноги и прячу плачущее лицо в разодранные коленки, накрывая уши ладонями. Чтобы не слышать эхо уходящего дьявола, не слышать злобный взмах перцовых крыльев и вообще не слышать.       Тело так дрожит, а сердце просто разорваться на части готово — так плохо мне сейчас приходится. Хочется окунуться в тепло отцовских объятий, выпить успокаивающего и такого сладкого чая Мими, увидеть озорную улыбку Ади и раствориться в доброте милого Сэми. Но только перед глазами снова и снова проигрывается взгляд полного разочарования, боли и шока. И меня трясёт из стороны в сторону, как сумасшедшую, а ладони сильнее уши сжимают.       Красный — цвет триумфальной победы, вкус которой мне ещё не доводилось почувствовать.       Люцифер ушёл. Просто взял и ушёл, наплевав на всё, как и обычно. И вроде, так даже должно быть легче, потому что теперь я ни за что к нему не подойду, даже смотреть на него не стану. Но неприятное чувство недосказанности просто выгрызает дыру изнутри и ломает кости. Да и вообще, я сама уже ломаюсь, потому что эмоциональный срыв на этот раз приходится по мне добивающей волной и в голове тьма-тьма-тьма, принимающая меня в свои мёртвые руки. Погас мой красный цвет вместе с уверенностью, силой и волей. Я разбилась и осколки мои уже не собрать ни Мими, ни Ади и ни Сэми. Даже самой уже не получится.       Погружаюсь глубоко в себя, пока футболка продолжает впитывать в себя алую жидкость и совсем не слышу приближающиеся ко мне шаги. Лишь телом чувствую, как резко меня подхватывают на руки, стараясь не задеть исполосованный живот, и осторожно размещая на мужской груди. Легкие наполняются запахом знакомого парфюма и я хмурюсь, всё также не открывая глаз.       Люцифер.       Плотно обхватывает одной ладонью мою поясницу, а другой ноги, чтобы не упала. Прижимает так тесно к себе, что мне остается вымученно опрокинуть макушку на его плечо и дыханием щекотать шею. Сейчас я безвольная, сломанная кукла в руках виноватого, продолжаю дрожать и нервно всхлипывать, теряя последние частички трезвого рассудка. Падение действительно получилось болезненным, как дьявол и обещал.       Открываю глаза я только тогда, когда мои повреждённые крылья соприкасаются со стеной, а сама располагаюсь на мраморной столешнице угольного цвета. Люцифер бесцеремонно поднимает футболку вверх, полностью снимая её с меня и отбрасывает в мусорное ведро, а я слабо улыбаюсь. Никакой скованности, никакого смущения из-за виднеющегося лифчика — вообще ничего. Лишь не скрытое желание, чтобы мужчина оставил меня в покое и всё, но его ладони уверенно обмакивают ткань плотной салфетки в холодную воду и подносят к кровавым ранам. Красные зеницы не пылают никаким нездоровым возбуждением, ни страстью и вообще, они такие же потухшие, как и мои. Дьявол, к моему удивлению, не позволяет себе ничего лишнего и его даже мой внешний вид не волнует, потому что Люцифер полностью сконцентрирован на порезах. На меня не смотрит, лишь стирает кровавые следы с кожи.       Медленными и такими аккуратными движениями запястья, проводит влажной тканью по рёбрам, животу, стараясь не задеть самый болезненный и пылающий порез, что задохнуться от такой внимательности хочется. Пару минут назад сам унижал меня, грязно оскорблял, а сейчас стоит передо мной и пытается исправить ситуацию. Споласкивает алую салфетку и проводит теперь по правой руке, на которой виднеется свежий порез, совсем небольшой, но такой же остро-ощущаемый.       Его ладони слегка трясутся. И эту предательскую дрожь Люцифер честно старается скрыть. Движения дьявола кажутся мне уверенными, как будто он уже знал, что ему необходимо делать. Однако, чувствую, что действует интуитивно, сам ещё не переварив полностью произошедшее. Касается уже чистой тканью к моему покрасневшему лицу, проводит по щекам, и я неосознанно подаюсь вперёд, к его руке. Его образ всё ещё не совсем чёткий, но это не мешает мне сейчас наслаждаться такой неожиданной заботой с его стороны.       — Ты обязана была рассказать сразу же, — отбрасывает салфетку вслед моей испорченной футболке и скрывается в другой комнате, чтобы достать оттуда свою тёмно-синюю рубашку и аккуратно надеть на меня. — А ты поступила как бессовестная эгоистка, ослеплённая глупостью.       Превосходно, дьявол твердит мне об эгоизме и совести.       — Будешь меня исповедовать сейчас? — вымученно ухмыляюсь и ловлю такой же усталый до смерти взгляд. — Ты тоже постарался на славу, потому что я рассчитывала только на одно показное оскорбление, а ты...       — Закрой рот.       Притягивает меня за ноги к себе и обхватывает ладонями, поднимая. Испускаю болезненный стон, потому что крылья отдают резкой вибрацией в мышцы, а порезы всё ещё горят и острят. Успеваю схватиться пальцами за шею, чтобы не свалиться с грохотом вниз, и снова ощущаю себя послушной марионеткой в руках кукловода. Снова эта непозволительная близость, и опять я хочу приложиться ладонью к его щеке, но сдерживаюсь. Когда-нибудь, но не сейчас.       Опускает на прохладное спальное бельё и машинально прикрывает тонким пледом, сам не осознавая своих действий. Вообще не смотрю на его комнату, но понимаю, что красный цвет не рябит в глазах, а значит, что комната целиком и полностью отдаёт чёрными, мрачными оттенками.       Вообще плевать. Хочу уйти отсюда, нет, выбежать и никогда не возвращаться, но прилежно лежу на кровати самого сына Сатаны, моей чёртовой родственной души и прожигаю взглядом потолок, рассматривая древние рисунки. Люцифер окидывает меня слегка взволнованным взглядом и присаживается рядом, проводя ладонями по лицу. Громко выдыхает и молчит. И я молчу.       Так и молчим, находясь поблизости. Оба думаем о чём-то своём и не решаемся заговорить первыми. Желание высказать ему всё в лицо мгновенно потухло, потому что очередных эмоциональных всплесков я точно не выдержу и сердце моё разорвётся на части.       — Ну давай, — смотрит. — Оскорби меня.       Невидимая стрела вонзается прямо в грудь, и я с болезненными ощущениями привстаю на локтях, стойко отвечая на взгляд. Кажется, прислони к нам спичку и она мигом вспыхнет, даже без зажигалки, потому что мы — это огонь, состоящий из обоюдной злости.       — Нет.       Чувствуй своё положение, Люцифер, потому что теперь ты будешь принимать мои правила. А я последний свой туз в рукаве не стремлюсь выбрасывать перед твоим лицом, так и знай. Отныне буду поступать так, как сама того желаю и взгляд твой, убийственно-обжигающий не остановит меня.       — Гордая, конечно, — устало откидывается на спину, поднимая поток воздуха крыльями.       Снова смеяться отчего-то хочется.       — Слишком просто, вот так сейчас заканчивать связь, — хмурится, смотрит в мою сторону и щурится. — Хочу, чтобы ты жил в напряжении, Люцифер, — нависаю над ним и улыбаюсь совсем не дружелюбно. — Чтобы выжидал моих дальнейших слов, которые могут обрушиться на тебя в любой момент, даже в классе, наполненном остальными учениками. Ходил и оборачивался, потому что я хочу стать твоим личным кошмаром и придёт время, когда я обнажу всю твою боль прямо на публике, чтобы ты понял, что значит: быть соулмейтом.       Тоже улыбается и посмеивается. Протягивает ладонь к моей пылающей щеке и смотрит как-то слишком восхищённо.       — Злишься, — сладко шепчет. — Горишь огнём, мне нравится.       Откидываюсь обратно на подушки, прикрываясь пледом, а дьявол мою ладонь в своей сжимает, тоже устремив свой взгляд в потолок.       — Нам будет сложно, Уокер.       Нам. Ни ему, ни мне, ни раздельно.       Нам.       — Будет, — слышу смешок и прикрываю глаза, так сильно желая провалиться в необходимый мне сон.       И чувствую лишь горячее прикосновение ладони, не отпускающую меня всю ночь.