Порезы на твоём теле

      Вместе.       Одно слово, шесть букв и разрыв сердца, вызванный бесконечной искренностью произнесённого наречия, так легко слетевшего с его уст. Оно не звучит как любовное признание, но звучит как стальное утверждение, что любые трудности с которыми нам в будущем предстоит столкнуться мы без посторонних раздумий встретим вдвоём, крепко держась за руки и не отпуская друг друга.       Что бы не случилось.       Теплота и такая несвойственная нежность, исходящая от демона, вселяют мне маленькую долю бесстрашия и развеивают моё беспокойство вместе с бурей из самых наихудших ожиданий. Поддержка Люцифера, его небезразличие и желание уберечь — всё это завязывается в сердечный узелок и я со смешком понимаю, что с его появлением в моей жизни я становлюсь чрезмерно сентиментальной, неимоверно чувственной и что прослезиться перед Принцем всего Ада — это не так уж и стыдно.       Доверие, которого между нами никогда ранее не было, стало обволакивать обоих надёжным куполом и мою голову пронзает неожиданно прилетевшая, но такая правильная и правдивая мысль: Люцифер мне нужен. Любой. Злой, сердитый, раздражённый, внимательный, чуткий и родной. Такой родной, что каждое лиловое пёрышко на крыльях легчает и тянется вверх от нахлынувшей нежности.       И в сознании проносится повторяющий голос демона.       Вместе-вместе-вместе.       Вместе сейчас. Вместе завтра. Вместе до конца и вместе вечность.       — Если продолжишь на меня смотреть таким взглядом, то отец нас так и не дождётся.       Я легонько толкаю Люцифера боком и хлопаю себя по покрасневшим от градусной жары и двусмысленной шутки щекам, чтобы спуститься с небес и вернуть себе холодный ум, расчётливость. Сейчас некогда расплываться умилительной лужицей от душевной красоты момента, когда за вымощенной золотом дверью нас ожидает Сатана. Правитель Ада и отец моей родственной души. С неким сожалением понимаю, что разговор или, так сказать, «идиллия» в итоге не завершится дружелюбными улыбками, поддерживающими объятиями с его стороны, да еще и со словами радости и безмерного счастья. Лучше не строить никаких ожиданий — будет не так больно.       Обмундированный демон галантно раскрывает перед нами плотную дверь и отходит в сторону, в уважительном жесте склонив голову, показав беспрекословное подчинение, а Люцифер пропускает меня первой, не разрывая переплетённые пальцы ладоней. Пылающий свет люстры, сделанной из тёмного хрусталя наполняет живописное помещение, а блики драгоценных камней придают месту загадочности и помпезности. Богато, до ослепления красиво и величественно, что говорить о музыкальных инструментах, стоящих в углу, украшенном бордовой лозой с пышными бутонами хищных цветов. Адская руда переливается словно северное сияние, только цвета здесь гораздо теплее, намного жарче, и от того привлекательнее. Кажется, что место, в котором я нахожусь — это одна из самых красивых иллюстраций архитектурных журналов, которые я так любила просматривать на досуге. Тонкие фрески, старинные канделябры и всё в царском духе. Неотразимо.       Мои глаза жадно поедают каждый уголок просторной комнаты, а внутренний художник немного разочаровывается от отсутствия картин на стенах, но только мимолётная грусть исчезает мгновенно, стоит мне услышать устрашающее рычание вперемешку со скрежетом клюва перед собой. Невиданное ранее существо с львиным туловищем и головой орла предупреждающе раскрывает свои мощные крылья цвета самой чёрной бездны и мглы. Чудовище не сводит с меня опасного взгляда янтарных глаз и как хищник направляется в мою сторону, свирепо стуча острыми когтями по плитам пола. Его длинный хвост хаотично мечется из стороны в сторону и животная злость явно связана с моим нахождением здесь, где находиться по его мнению, мне совсем не стоит.       — Место, — грозный голос Люцифера звучит слишком близко, и, отмерев, я поздно замечаю, как бордовое крыло мужчины наполовину скрывает меня от подошедшего существа, образ которого становится мне всё более знакомым. Словно я уже видела таких чудищ на страницах учебника по уроку мифологии.       Видно невооружённым взглядом, что животное откровенно не слушается наследника и даже не желает исполнять его приказы, а значит, что Люцифер не является хозяином устрашающего существа и не имеет никакой над ним власти, чтобы обуздать животный гнев.       — Велес, мальчик мой, не стоит пугать юную гостью, когда она только осмелилась прийти.       Музыкальный голос с нотками риска, так похожий на басистый тембр Люцифера, оказывает сильное влияние на воинственного зверя. И стоит Сатане мужественно выйти из тёмного угла, как крылья существа смиренно складываются. Требуется ничтожная секунда, чтобы хищная заинтересованность неземного чудища к моей персоне на чуточку пропала, а львиное тело расслабилось.       Моему взору предстаёт Владыка этого огненного, смертоносного мира и мне без лишних раздумий необходимо как следует поприветствовать Дьявола, наклонившись пред ним в грациозном реверансе. Да только ноги мои намертво прирастают к полу, да глаза настороженно цепляются за его силуэт, а слова застревают где-то в глотке, больным препятствием сдавливая горло.       Невообразимо.       Точно такие же зеницы, наполненные разгорячённой лавой, медленно проходятся по мне, а я, не спея оторвать взгляда, как будто кожей и всеми участками тела чувствую покалывающие касания ярких омутов. Зачаровывает. Мужчина, стоящий передо мной действительно зачаровывает и восхищает своей силой, уровень которой я ощущаю всеми фибрами души. Что-то из ряда книжной фантастики, которую так часто читал мой папа по выходным.       Люцифер против своей воли напрягается, медленно складывает крыло, на половину прячущее меня от острого клюва хищника, и с силой сдавливает мою ладонь, когда Сатана подходит к нам ближе, чтобы продемонстрировать свои манеры и принять меня, как гостью в его адской обители зла и мрака.       — Я прошу прощения за своего питомца, — услужливо произносит мужчина, погладив по пернатой голове существо, не сводящее с меня свирепого взгляда, словно я могла навредить его хозяину. — Грифоны не любят, когда на их территорию вторгаются чужеземцы, но Вас он впредь запомнит.       Улыбка Сатаны, даже такая фальшивая, не имеет ничего схожего с улыбкой Люцифера. И это маленькое, может даже, незначительное различие оставляет приятный след внутри меня, потому как внешнее сходство поражает своей идентичностью. Какими-то моментами устрашает.       — Рад видеть тебя в полном здравии, отец, — демон, не отпускающий мою руку, кивает Правителю и этот жест кажется мне до сжатости механическим и выработанным. Никаких чувств.       — Взаимно, — не медля отвечает Сатана, чуть позже добавляя: — Сын.       Напряжение, повисшее в разгорячённом и спёртом воздухе можно увидеть глазами, почувствовать вибрацию крыльями и потрогать материально руками — настолько сильно затягивается между нами обоюдное молчание, поэтапно сводящее с ума.       — Мисс Уокер, — Дьявол мягко обхватывает моё запястье и оставляет невесомый поцелуй на тыльной стороне ладони, обворожительно улыбаясь. — Добро пожаловать в сам Ад. Будьте как дома.       Горящие напускной благодарностью глаза, уважительный кивок головы и широкая улыбка в ответ — это максимум того, что я могу сделать, ведь сердце до сих пор сжимается в ужасе и стучит в ушах, пульсацией отбивая слаженный ритм. В горле адски пересохло и я осознаю, что к такой дикой жаре я совсем не привыкла, когда Сатана приглашающим жестом руки направляет нас к накрытому столу.       Ноги идут интуитивно, а периферическим зрением я всё ещё слежу за крупным грифоном, который был бы не против оставить меня на десерт, обмывая каждую мою косточку напоследок. Правитель Преисподней аккуратно отталкивает от меня своего сына, показывая мотанием головы, что сегодня только он будет ухаживать за своей гостьей. Естественно, Люцифер не противится. Окинув меня холодным взглядом, за которым скрывалась вся настоящая тревожность, он присаживается на своё место. Дьявол тихонько задвигает за мной стул и присев на мягкую обивку мебели, я с горечью отмечаю, что мы с демоном сидим друг на против друга, по разные стороны. Неспокойно.       Многочисленные столовые приборы с наличием аппетитных блюд пугают меня не сильнее, чем Сатана, сидящий за одним столом, только с главной, начальной стороны, как и подобает настоящему, очень могущественному хозяину дома. В глазах рябит от разнообразия яств, но к горлу подступает лишь тошнота, порывы которой вызваны нездоровым волнением. Вспомнив все тонкости этикета, про который мне рассказывала Мими, не забыв при этом повторить по несколько раз, я беру в руки салфетку, лежащую у прибора, и расправляю её, положив на колени, блаженно отмечая, как мои манеры были оценены Сатаной.       Сатаной, который не сводит с меня задумчивого, пытливого и чего-то ищущего во мне взгляда. Ищет. Правда ищет во мне ответ на свой каверзный вопрос: почему я.       — Вы довольствуетесь алкоголем? — обыденно интересуется Дьявол, приказывая слуге разлить напитки по длинным бокалам. — Потому что, боюсь, что адский спирт не слишком предназначен для Непризнанных, — его лукавая ухмылка озаряет красивое лицо и я сдерживаю в себе желание дерзко улыбнуться, понимая намёк. — Может нанести вред Вашему организму. Не желаете пунша?       — Как Вам будет угодно, — изо всех сил унимаю в себе нервную дрожь и стараюсь ровнее держать осанку, но только предательская тяжесть в груди мешает свободно дышать из-за недостатка свежего, прохладного воздуха, который так необходим в данную минуту.       Люцифер сжимает вилку и мне кажется, что ещё чуть-чуть, и он согнёт большим пальцем металлический, искусно выплавленный столовый прибор пополам, обнажая вспыхнувшую из-за беспечно брошенной Дьяволом фразы злость. Кто, как не родной сын сможет лучше понять Сатану, верно?       — Итак, — нетерпеливо начинает Владыка, разрезая ножом жаренное мясо. — Я думаю, что нам всем троим понятен скрытый смысл сегодняшнего мероприятия? — он будто бы специально подливает масло в горящий огонь и раззадоривает Люцифера, скулы которого заметно очертились. — Признаюсь, что когда я узнал новость о появлении такого важного человека в жизни моего сына, — мужчина намеренно умолкает, чтобы растянуть мучительный момент. — То сначала не поверил.       Кусок еды не лезет в горло, хотя я не ела с самого утра, но чтобы не показать своё неуважение, способное послужить летальному исходу, я цепляю вилкой неземной овощ, вкус которого напоминает острую спаржу. Люцифер же, профессионально изображает равнодушие к происходящему, хотя по искристым глазам видно — он не в восторге. Моментами бросает на меня взгляды от которых становится легче и продолжает молчать, не вступая в диалог с Сатаной.       — Понимаю, — мой голос слегка дрожит, но собрав последние крупицы смелости, я продолжаю уже более твёрже: — Для нас обоих наличие связи тоже оказалось невероятной неожиданностью.       — Приятной неожиданностью, надеюсь? — хитрые блики алой радужки блестят на свету и я понимаю, что с этого момента началась его игра, в которой нельзя было скрывать настоящую правду.       И прочитав мои мысли, Люцифер стал всматриваться в профиль моего лица, ожидая ответ.       — К сожалению, не могу поделиться таким мнением.       Одобрительная ухмылка Принца Тьмы побуждает мою слабую улыбку и пригубив фруктовый напиток, отдающий приятной кислинкой, я начинаю медленно расслабляться и чувствовать себя увереннее.       — Могу представить, — ровным тоном отвечает Дьявол. — Земная жизнь простого человека, которая так скоротечно обрывается, затем открытие нового небесного мира и в завершение, как издевательский подарок от Шепфы — связь с моим сыном. С Наследником.       Я кусаю щёку, дабы не позволить себе в слабости высказаться, и утыкаюсь пустым взглядом в красиво разрисованную тарелку, пока Сатана подливает себе адский алкоголь в бокал. Люцифер же, глубоко вздыхает и незаметно под столом дотрагивается стопой до моей туфли, как бы напоминая о своей поддержке.       — Вам, наверное, было тяжело принять свою судьбу, да? — продолжает свою мысль Сатана.       — Убийственно тяжело, я бы сказала, — и вновь фальшивая улыбка расцветает на моих сухих губах, и опять Дьявол усмехается своим догадкам. — Но что не убивает, делает сильнее. И это я сейчас не про себя, — выразительно смотрю на Люцифера и против своего желания отправляю кусочек индейки в рот.       — Да только порезов на Вашем теле гораздо больше.       — Отец, — строго прерывает Владыку демон и многообещающе качает головой. — Не надо.       — Я что-то сказал не так? — с весельем басит мужчина, наблюдая, как я тактично откашливаюсь. Не хватало ещё умереть от куска еды, застрявшей в горле. — Приношу свои извинения снова, ведь я думал, раз мы так резко перешли к самой сути Вашего здесь нахождения, то я просто не мог не упомянуть о естественном процессе, происходящем между родственными душами, когда они...       — Отец, — с нажимом повторяет Люцифер.       — ...оскорбляют друг друга.       — Люцифер, — ободрительно шепчу, несильно пиная его ногой. — Всё хорошо.       — В самом деле, Люцифер, — хрипло посмеивается Дьявол, сканируя взглядом энергию сына. — Здесь нечему стесняться, ведь я прекрасно вижу, что ты настроен серьёзно, подарив спутнице жизни любимый кулон своей матери.       Столовый прибор с разрезающим воздух звоном выпадает на пол из ладони демона и он с самой яркой, ничем не прикрытой злобой уставляется на своего родителя, пока я медленно осмысливаю полученную информацию. Вот почему небольшой, но такой драгоценный камушек сапфира так часто привлекал внимание со стороны, стоило другим его увидеть. Его ценность тяжёлым грузом повисает на моей шее и прислонившись подушечками пальцев к полюбившемуся украшению, я удивлённо всматриваюсь в сидящего напротив меня демона, для которого упоминания о родной матери были болезненными, слишком неприятными. Сатана же, только приподнимает уголки губ, довольствуясь результатом обескураживающих слов.       — Предлагаю тост, — Дьявол поправляет деловой галстук и поднимает руку с бокалом. — За Викторию и её невообразимую удачу.       Мне хочется в пору рассмеяться и сейчас же покинуть данное помещение, да только уважение к Люциферу, которое я так долго выстраивала внутри себя, помогает сдерживаться в некультурной прихоти и оставаться на месте. Грифон позади Сатаны издаёт довольное рычание, уловив хорошее настроение хозяина, и водит длинным хвостом, ожидая мясного лакомства, как земная кошка, ждущая желанного перекуса.       — Позволите мне бестактность? — намного тише произносит Владыка.       — Ты уже её позволил, — отвечает Люцифер, напряжённый до кончиков пальцев.       — Позволяю, — игнорирую предостерегающий взор алых омутов демона, который после ужина всё мне выскажет. И бесстрашно смотрю на Сатану.       — Вы же наверняка знаете финал истории, если не довести связь до конца? — согласно киваю головой, уже понимая в какое русло затягивается неприятный разговор, пока Дьявол берёт с блюдца куриную грудку и заговорщически продолжает: — Мучительная смерть, — мужчина кидает кусок мяса себе за спину, а я вижу как грифон на лету ловит свою добычу острым клювом. — Рад, что это обошло Вас стороной, Мисс Уокер. Второй раз умирать не всем хочется.       — Хватит, — произношу тихо-тихо, почти злобно. — Пожалуйста.       — И где мои манеры? — демонстративно хмурится, якобы не довольствуясь своим поведением, а потом резко щёлкает пальцами и мелодичное звучание лиры, стоящей в углу наполняет душное помещение нежными нотами.       Кажется, что вечер уже ничтожно испорчен, даже не успев толком начаться. А что, собственно говоря, могло произойти по другому? Конечно Сатана не доволен выбором Шепфы и конечно он сейчас вынужден терпеть меня, а еще хуже: принимать тот факт, что именно я стала родственной душой его единственного сына, в котором он со временем убивал веру в своё личное счастье.       В помещении становится слишком жарко и Люцифер уже всерьёз смотрит на меня с волнением в глазах, хотя я старалась показывать максимально здоровый вид и продолжать зарывать свою гордость в могилу, когда так сильно хочется ответить за своё задетое самолюбие.       — Чем Вы занимались там, на Земле? — Сатана решает словесно перейти на нейтральную территорию, а я начинаю отсчитывать минуты до желанного окончания вынужденного ужина.       — Училась в Университете живописи, мечтала стать художником.       — Значит, скоро все стены Ада будут украшены Вашим талантом, — беззлобно тянет Дьявол и нашей общей с Люцифером неожиданности поднимается с места. — Вижу, что Вам не привычно так долго находиться при такой высокой температуре. Не желаете выйти на свежий воздух? У нас здесь цветёт чудесный сад, Вам точно понравится.       Сатана протягивает свою ладонь в приглашающем жесте и я с натяжной улыбкой отвечаю на его волю, поднимаясь с мягкого стула наравне с демоном.       — Наедине, Люцифер, — сердце пропускает пару ударов, а голова начинает кружиться, но свирепый взгляд Принца я вижу отчётливо.       — Если ты хоть пальцем посмеешь её тронуть...       — Вики вернётся живой и невредимой, можешь не переживать.       Мне не хочется никуда уходить и оставаться один на один с Правителем Преисподней, а Люциферу не хочется слушаться скрытого приказа отца и отпускать меня ему на растерзание. Его руки сжаты до побеления костяшек, грудь тяжело вздымается, а губы смыкаются в линию.       И глаза. Глаза пылают.       Он не имеет права перечить.       А я не имею права подставлять его под удар, зная о его импульсивности.       — Мы ненадолго, верно? — слишком воодушевлённо спрашиваю и мечтаю уже вернуться обратно.       — Верно, — лукаво отвечает Дьявол и мани за собой.       Я беспрекословно следую.       Коридоры, по которым мы идём в уединённом молчании, меняются через каждые две минуты и проследив заинтересованным взглядом, как лестницы меняют своё расположение под ногами Дьявола, я подтверждаю факт, что Ад — это не просто отдельный мир, наполненный демонами во главе с Королём. Это также живой и связанный с Сатаной организм, чувствующий намерения Повелителя.       Я боюсь оступиться, провалиться вниз, забыв о существовании моих крылатых друзей, но каменные подъёмы не дают мне и повода усомниться в их твёрдой прочности и многовековой надёжности. Значит, что Сатана не хочет причинить мне вред и не желает зла. Пока что. До поры до времени.       Когда моё лицо приятно встречается с порывами свежего ветерка, я чувствую, что сад, в который мне довелось попасть — зачарованный, потому что объяснить его неестественную прохладу по другой причине я не могу. Это словно райский уголок в Аду, отдельное место, полностью отрешённое от настоящей сущности Преисподней.       В невероятном саду витает совершенно другая энергетика и атмосфера, более лёгкая, спокойная, нежели в доме Сатаны и не такая нагнетающая. Живописный фонтанчик, местами заросший и покрытый тонкими трещинами, дарит успокаивающее журчание, а красивые бутоны белых роз, цветущие на растительных стенах, тянутся прямо к рукам Дьявола, раскрываясь перед ним во всей своей красе. Его зов слышат даже обыкновенные цветы.       — Её любимое место, — как бы невзначай поясняет мужчина, поворачиваясь ко мне лицом.       Весёлая и улыбчивая маска спадает в один миг и черты его лика заостряются в серьёзной манере, показывая свою истинность. Он позвал меня сюда точно не любоваться благоухающими цветами, да наслаждаться ледяными поцелуями ветра. Сатана хочет убрать меня с шахматной доски, потому что я не та, которая нужна этому месту. Не рождённая демонесса, как супруга Повелителя, когда-то любящая белые розы и кулон которой висит с недавних пор на моей шее. Неправильная партия.       — К чёрту официоз, Вики, — стальным тембром проговаривает мужчина и напряжённо дёргает большими крыльями, размер которых превышает размер любых других небесных жителей. — Ты не глупая девочка, сама знаешь, что я не приму тебя. Как демона, возможно и да, но как родственную душу моего сына — ни за что. Надеюсь, повторять мне не придётся и ты словишь всё на лету.       Интересно, если бы его мнение было для меня в приоритете, смогли бы его слова тогда причинить мне боль? Думаю, да. Но к моему счастью, произнесённые фразы — это именно то, чего я и ожидала.       — Меня принял Люцифер, остальное для меня не имеет значения. А в ответ я приняла его, так что, к Вашему разочарованию, я не нуждаюсь в Вашем одобрении.       Шипы, впивающиеся в нежную кожу до маленьких капелек крови — это неприятно, а сжатая мужская ладонь в области шеи — больно и страшно. Слово — не воробей, вылетит - не поймаешь, но только я не жалею о той правде, за которую мне действительно не стыдно.       Смотреть в глаза Владыки Ада, раскалённые до предела, и видеть в нём отголоски полюбившегося демона — странное ощущение. Губы Сатаны кривятся, словно одно моё присутствие оскорбляет члена королевской семьи и сжав пальцы с силой, Дьявол хмыкает в омерзении.       — Нет в тебе ничего особенного, кроме смазливого личика, на которое и повёлся этот глупец.       — Этот глупец - Ваш сын, — шиплю я, задирая голову ещё выше.       — Тем досаднее.       Стебли кустарных роз, к которым я оказываюсь прижатой, медленно обвивают запястья и царапают кожу, оставляя после себя рваные полосы, а пару цветных перьев моих крыльев разлетаются в разные стороны и в конечном итоге соприкасаются с грунтом садовой тропинки.       Сатана прав, к чёрту официоз и принятые высшим обществом манеры.       — Вы ничего не знаете.       Слышать смех Правителя — это как увидеть одно из семи чудес света.       — Я знаю всё, Вики. Слышу каждое слово Люцифера, чувствую каждый его шаг и предвижу его импульсивные поступки. Знаю, где находится его первый порез, даже не видя тела, ощущаю каждую перемену в нём, которая возникает из-за тебя, — Дьявол давит подушечками пальцев на сонную артерию и продолжает агрессивнее: — Славно отдохнули за границей?       — Это. Вас. Не касается.       — Что мне сделать, чтобы до тебя дошло наконец? Может, свернуть шею? — я настораживаюсь, оставляя ногтями красные следы на его руке. — Нет. Простовато будет.       — Хотите убить меня? — на моих устах змеится ядовитая усмешка, а кислорода катастрофически становится мало. — Дерзните. Только потом как Вы будете смотреть в глаза своему сыну, которому испортили половину жизни?       — Замолчи, — приказывает Сатана, довольствуясь моей слабостью. — Всегда знал, что диких Непризнанных необходимо дрессировать, подобно животным. От вас всех столько проблем, — чёткость видимой картинки пропадает, а на глаза падает блеклая пелена. — И насчёт твоей смерти: кое-кто заинтересован в ней гораздо больше, чем я. И думаю, что ты даже знаешь о ком я говорю. Как там поётся в слащавой песне...Однажды во сне?       — Вы чудовищны, раз хотите уничтожить в Люцифере всё живое.       — Для него же лучше. Любовь, — ненавистно процедил Сатана, слегка ослабляя хватку. — Вот что по-настоящему уничтожает жизнь и я не позволю подставлять сына под такой удар.       Чувствую, что ещё пару минут и я точно отключусь.       — За приобретением не всегда следует потеря, Сатана.       Тело Дьявола отлетает в сторону так быстро, что я даже не успеваю сгруппироваться, полетев вниз на землю и окончательно содрав руки в кровь. Раны саднят, но быстро затягивались, а некогда красивое, по-настоящему роскошное синее платье участками покрылось грунтовой пылью и крошками. Шея болезненно пульсирует и на коже точно останутся следы от дьявольской хватки.       Голова кружится и вместе с ней кружится вся реальная действительность, пока крепкие руки Люцифера не ставят меня на землю, служа для меня надёжной опорой. Его глаза намертво цепляются за пораненные запястья и грубо проматерившись, он поворачивается к поправляющему галстук Сатане, который предвидел и этот порыв.       — Я сказал тебе не прикасаться к ней, — рычит злобно-злобно, закрывая меня своим туловищем. — Хочешь причинить боль, так причини её мне, но не смей трогать Вики.       — Люцифер... — тянусь ладонью к его предплечью, но он грубо отдёргивает от меня руку, награждая убийственным взглядом, поистине разозлённым.       — Не лезь.       Нервно сглатываю и пячусь назад, когда горящие огнём глаза Сатаны вновь встречаются с моими.       — И этому я учил тебя? Слабости?       Дьявол взмахивает мощными крыльями и я бьюсь в кашле, махая перед лицом ладонью, чтобы развеять поднявшуюся волну пыли. Сатана удручённо вздыхает и произносит последнее:       — Ты меня окончательно разочаровал. Поговорим позже.       И исчезает.       Оставляя после себя шлейф тягучей энергии.       — Господи, — падаю на колени и только сейчас испытываю неимоверное удушье от произошедшего.       Руки дрожат, а я нервно принимаюсь растирать пальцами по коже кровавые разводы, чувствуя настигающую меня истерику. Справиться с таким эмоциональным грузом — слишком невыполнимая задача, но проглотив всю жалость к самой себе, я жмурю на пару секунд глаза и быстро выдыхаю. А потом вижу перед собой сидящего на корточках демона и смеюсь, ужасаясь своей неестественной, но понятной реакции. Вся серьёзность ситуации накрывает меня через пару мгновений, когда я сижу на холодной земле и сдерживаю рвущиеся из груди всхлипы.       Да, стала слишком чувствительной.       — Какая же ты... — Люцифер во время прикусывает язык и устало рассматривает моё бледное лицо. — Упрямая. Гордая, не думающая о последствиях. Он же мог убить тебя, ты понимаешь? Твоя жизнь для него ничего не стоит, а для меня... — он резко замолкает, осознавая, что сказал лишнее.       Бережно помогает подняться на ноги, обхватывает мою талию рукой и сажает на мраморный бортик работающего фонтана, чтобы самому окунуть мои запястья, порезанные шипами роз, в холодную воду и удалить следы от ранений. Он молчит, а вместе с ним молчу и я. Как обычно, когда мы оба злы и так уязвимы от ситуации. Когда с нами происходит что-то невообразимое. Когда мы вместе.       — Прости, — Люцифер присаживается рядом и целует уже невидимый след от увечья. — Я уверил тебя в защите, а в итоге позволил нанести тебе вред. Знала бы ты, как сильно я ненавижу его за всё это.       — Не говори так, — обхватываю мокрыми ладонями его лицо и всматриваюсь прямо в глаза. — Он твой отец, какой никакой, но отец. Родителей не выбирают, однако, он действительно боится, что с тобой может случиться похожая история.       — Именно поэтому сжимал твою шею, — с сарказмом замечает демон.       — И говорил о привязанности, о погибели из-за неё. Думает, что тебя ещё можно спасти от меня.       — Поздно, — отрицательно качает головой и наклоняется ближе, прикасаясь губами.       Поцелуй, полный той самой нежности и страха, с привкусом накопившегося напряжения удаляет все красочные картинки, насыщенные недавней болью и отчаянием, когда рука Дьявола так охотно сжимает шею, в надежде припугнуть, поставить на место, убрать с дороги. Губы Люцифера горячие, в то время как мои — холодные, онемевшие от неестественной прохлады и недавно перекрытого кислорода. Контраст. Взрывающий голову от накрывшей волны эмоций и заставляющий бурлить кровь в венах.       А сдерживаться тяжело.       И останавливаться не хотелось.       Его чёрные волосы мягкие и зарываться в них пальцами, не сильно оттягивая назад — сплошное удовольствие. Прижиматься ближе к его телу, соприкасаясь грудью так, что слышен каждый стук гулко бьющегося сердца — слишком чувственно, почти трепетно и так важно. Очень важно ощущать его ладони на талии, улавливать аромат сочного цитруса, такого же сочного как поцелуй, медленно перерастающий в более страстный, глубокий и такой, какой должен быть с сыном Сатаны.       Влажный.       Властный.       До дрожи и отключки разума и самых ярких бликов перед глазами.       Но только мне этого мало. Так чертовски мало, что одним резким движением меняю позицию и устраиваюсь на его коленях, раздвинув согнутые ноги в стороны, а руки смещаю на его шею и прижимаю ближе к себе, нависая сверху. Его довольная улыбка чувствуется через пьянящий рассудок поцелуй, а ладони по-хозяйски устраиваются на бедрах и я судорожно выдыхаю, отстраняясь. Вот так. Правильно. Нужно. Необходимо. Так, как и должно быть с самого начала.       — Пришла в себя? — лукавый блеск в потемневших глазах, та же красивая улыбка и наше сбивчивое дыхание в унисон.       Маленькие, такие отрезвляющие капельки брызгающего фонтана попадают на щёки, морозный ветер с каждым новым порывом нагло пробирается под подол платья, пронизывая до бегающих по коже мурашек, а я не в силах в этот хрупкий момент выплыть из кровавого марева его глаз. Улыбаюсь своим глупым мыслям и ласково потираюсь своим носом о его, как с маленьким ребёнком.       — Это что за прилив нежности, Уокер?       — Не знаю, — поглаживаю ладонью его щетинистую скулу и лбом укладываюсь на мужское плечо. — Всё так сложно и непонятно, запутанно. Очень сумбурно. Я чувствую себя сейчас выжатой и одновременно наполненной до краев, уверенной в себе и слабой до невозможности. Это угнетает.       Люцифер ёрзает на бортике, чтобы принять более удобное положение и обнимает меня гораздо теснее, прижимая к себе и даря ощущение безопасности, которой мне так не хватает. Он в успокоительном жесте поглаживает мою поясницу свободной ладонью и постепенно начинает покачиваться вместе со мной на руках, тоже как с маленьким ребёнком, которого нужно уберечь.       — Видения и отголоски снов не дают мне покоя. Их красные фрагменты как будто высасывают из меня энергию, а тревога не покидает ни на секунду, потому что что-то грядёт. Что-то опасное, и такое ощущение, что повторяющееся, хотя я даже толком не осознаю о чём говорю. Я словно разбитая чаша, осколки которой стараются склеить клеем, но только трещины будут всё равно видны и их не скрыть. Также как не скрыть шрамы от порезов на моём теле, даже если я буду продолжать старательно заклеивать их привычным пластырем, — мягко выпутываюсь из объятий, чтобы взглянуть в его глаза.       Люцифер определённо хочет мне что-то сказать в ответ на мою импульсивно произнесённую реплику, но так и не решается. Всматривается в меня, не опуская взора и думает о чём-то другом, сокрытом во тьме и несомненно главном, существенном. И возможно, я бы смогла разглядеть истину в его потухших очах и найти ответ, но его бархатный шёпот насильно выводит меня из замыленной прострации, когда произносит манящее и до хитрого прищура интригующее:       — Хочу тебе кое-что показать.       Волшебные коридоры с настенными горгульями, удерживающие пылающие факела, снова расступаются и меняют своё положение перед нами, а я уже не испытываю прежнее чувство страха, щиплющего кости, как было в первый раз. Заячья пугливость с каждым шагом сменяется родным любопытством и крылья начинают трепетать от нетерпения, жгучего интереса. Но я не смею нарушать воцарившееся между нами спокойствие и загадочное молчание, потому продолжаю молчать. А Люцифер уверенно ведёт меня в незнакомом направлении, в такой привычной манере не выпуская мою ладонь из своей, что я невольно пропускаю через своё сердце мысль: отправлюсь за ним даже в самые дебри, чтобы путь мне не пророчил. Лишь бы всегда чувствовать тепло его ладони.       И когда демон ведёт меня за собой по винтовой лестнице, спускающейся вниз, в самую и ничем не освещённую мглу, в моей голове рождается миллион вопросов и кручение мозговых шестерёнок слышит, наверное, даже сам Люцифер. Стоит ему миновать последнюю ступень, как потолочные светильники сами собой зажигаются бледным свечением, направляя световой дорожкой вперед.       — Снова твои загадки, — краем уха улавливаю его смешок и по-женски негодую. — Если хочешь показать мне семейную комнату пыток, то так и скажи.       — Терпи, неугомонная. Почти пришли.       В этой части Ада нет стражи и вообще намёка на хотя бы одну живую душу, и из-за этого наблюдения у меня возникает ещё больше вопросов, чем раннее. Свыкнувшись с горестным сознанием, что раскрывать игровые карты — это не стиль наследника, я глубоко выдыхаю и морщусь: неразношенные туфли начинают натирать ноги, а демон не думает останавливаться. И потеряв интерес к устрашающим, но профессионально изготовленным фрескам, я замечаю аркообразную дверь с мелкой расстекловкой. Не сложно догадаться, что мы наконец-то дошли.       — Я редко захожу сюда, — начинает Люцифер с блеклой улыбкой. — Обычно тогда, когда понимаю, что окончательно запутался и в какой-то мере потерялся, — демон прикасается к серебряной ручке и тянет за собой, а та, в скрипучем звуке поддаётся. — Здесь стены наполнены болью, историей, желанием всё исправить. И это место мне очень дорого. — деревянные створки приоткрываются и я задыхаюсь, когда лампы магическим образом освещают помещение. — Мой небольшой мир.       Картинная галерея.       Выполненная на современный манер, отчего мой внутренний художник готов радостно пищать от нахлынувшего восторга сразу же после удивления. Золотые рамы картин поблескивают и я теряюсь, судорожно бегая глазами по огромной комнате, не зная что и сказать. Так и оказываюсь застывшей в дверном проёме, пока Люцифер шутливо не проталкивает меня вперёд, закрывая за нами дверь. Я цепенею, широко улыбаюсь, прямо как счастливый ребёнок, которому подарили дорогой подарок на Рождество, смотрю на демона и снова отворачиваюсь, рассматривая содержимое. Это...       — Восторг, — смыкаю ладони и всё оглядываюсь вокруг, пока Люцифер с меня не сводит взгляда. — Даже не могла допустить и мысли, что внизу Ада может находиться потаённая и скрытая от чужих глаз галерея, — подбегаю к первой картине, игнорируя неприятные ощущения в области стоп из-за обуви и рассматриваю каждую деталь, почти не дыша. — Твоих рук дело, да?       Мужчина неясно водит плечами и медленным шагом проходит вперёд, осматриваясь так, как будто пришёл сюда в первый раз. Мне не очень нравится его молчание, так как я хочу разделить с ним сражающее на повал ликование и услышать из его пленительных уст все мельчайшие подробности этого потрясающего для меня места. Люцифер же мой настрой сразу чувствует и глухо посмеивается, наслаждаясь моей резкой сменой настроения, пока я перехожу от одной написанной картины к другой, шелестя подолом синего платья.       — Это же человеческая коллекция? — ни на минуту не утихаю и продолжаю засыпать улыбчивого демона своими вопросами. — Картины - подлинники? Такие старые, но хорошо сохранившиеся, — поворачиваюсь к нему лицом и почти смеясь проговариваю: — Ответь уже что-нибудь, иначе я чувствую себя крайне поехавшей при виде такой сокровищницы.       — Знал, что тебе понравится, — Люцифер поячет одну ладонь в карман классических брюк и присаживается на бархатный диван в стиле барокко, вальяжно закинув свободную руку на спинку мебели.       — Пытаешься произвести на меня впечатление? — кокетливо прищуриваюсь и присаживаюсь рядом с ним. — Караваджо, Диего Веласкес, Жан-Жак Руссо, — лукаво ухмыляюсь и протягиваю довольное: — Бьешь прямо по моим слабостям, хитрец.       — Я и без картин на тебя впечатление произвёл, не отрицай.       — Знаешь, что будет, если ты взлетишь на двенадцать километров от земли? — поворачиваюсь полубоком и плечом чувствую теплые прикосновения его пальцев.       — Что же? — устремляет на меня заинтересованный взгляд, наполненный точно такими же смешинками.       — Ты встретишься со своей самооценкой.       — Думаю, стоит брать выше.       Из моей груди непроизвольно вырывается смешок, и скулы уже сводит от широкой улыбки, подавить которую совсем не получается. Это невозможно, когда видишь перед собой такую же искреннюю улыбку.       — Расскажи мне, — расстегиваю замочки на туфлях, чтобы хоть на чуть-чуть испытать свободу, и снимаю обувь с ног, блаженно разминая пальцы.       — Изначально здесь ничего не было, — Люцифер притягивает меня ближе за мои же ноги и умещает их на своих коленях, намеренно пробегаясь пальчиками по оголённой лодыжке, щекоча. — Пустота. Точно такая же, когда Ад потерял свою Королеву. — веселье утихает и я нервно сглатываю, испытывая неловкость. — Я забрёл сюда случайно, в надежде побыть одному, и не прогадал. Мне здесь почему-то сразу понравилось. Так тихо, темно и одиноко. Прямо, как у меня в груди.       Он делится со мной болезненными воспоминаниями, нежно поглаживает по ногам и всё равно улыбается, горько так и ностальгически, предаваясь прошлым мгновениям.       — Отцу было тяжелее и он срывался на мне, пытаясь заглушить в себе потерю. Одна картина — это один день, когда я боролся за себя самого, сбегая на Землю. Я терпел, думал как заполнить зияющую дыру и нашел успокоение в коллекционировании шедевров того времени. Искал тот же смысл, который ищут простые смертные, когда наслаждаются походами на выставки и заполнял пустоту.       — И тебе становилось легче?       — Я считал это бессмысленным, но да, — он смотрит на меня и согласно кивает головой. — Мне становилось чуть легче. Бредово, не находишь?       — Не говори ерунды, — накрываю его ладонь своей и молчу какое-то время, прежде чем поделиться своими мыльными отрывками из земной жизни. — Когда я была маленькой, то я любила собирать обыкновенные камни. Да, да. Маленькие такие, но особенные, даже если не красивые. Один камушек — один плохой день. День, когда возникает чувство, что тебя тянет на дно и ты только способствуешь этому, забирая с собой породу с дороги и пряча её в карман школьного рюкзака, — я улыбаюсь также печально, зная, как глупо звучат мои слова. — К концу месяца я выбросила целое ведёрко самых разных по форме и цвету камней, потому что сказала самой себе: «хватит».       — Сколько тебе было лет?       — Тринадцать, по-моему. Уже не помню.       — Депрессивно для тринадцати лет.       — Надо мной тогда шутили, что у меня нет мамы, — я ёжусь от грустных воспоминаний. — Дети бывают очень жестоки по отношению к своим ровесникам и мне было неприятно слышать обидные шуточки, когда наступал день матери или просто задавали такую тему для сочинения. Кто-то всегда бежал дарить сделанные своими руками открытки маме после школьных занятий, а кто-то возвращался домой и подбирал один камушек. Я всегда была вторым вариантом.       — Ты хочешь её увидеть? — Люцифер водит ладонью по моей щеке и я задумываюсь: хочу ли?       — Не знаю, — честный ответ. — Мне кажется, что у неё и без меня забот хватает.       — Она многое теряет, — уголки его губ дрогнули и я ощущаю, что небольшое откровение сильнее сблизило нас. — Если что, здесь есть и другие секции.       Я дёргаюсь в предвкушении и сбрасываю с него ноги, заново облачая их в нарядные туфли. Поднимаюсь с дивана и только хочу сделать шаг, чтобы всё обследовать, как резко замираю и вновь оглядываюсь на Люцифера. Вспоминаю недавние его слова и даже успеваю разочароваться в количестве картин.       «Одна картина — это один день, когда я боролся за себя самого».       И он снова понимает меня лишь по взгляду.       — Это не склеп, Вики.       — Всё равно больно.       — Больно, — соглашается демон и встаёт сам. — Но картины любят, когда на них смотрят, так что живо натянула на себя радостную улыбку и поскакала излучать прежнее счастье дальше.       — Невыносимый.       Его словам я всё-таки следую и направляюсь в западное крыло, вникая в каждый оттенок краски, в каждую деталь и таинственный смысл, который так сильно желал передать художник произведения. Улыбаясь, совсем не заметила как дошла до закрытой тёмно-фиолетовой тканью картины. Внутренний голос приказывает мне остановиться, расчётливость твердит хорошенько подумать, а любопытство уже протягивает руки и скидывает мягкую материю с предмета, поднимая клубок пыли. Где-то позади меня доносится глубокий вздох демона, а я прикусываю губу, когда замечаю знакомую подвеску, так четко нарисованную на красивой и тонкой шее женщины, улыбка которой может обезоружить даже через старый холст.        Мама Люцифера. Сидит на винтажном стуле и держит на своих коленях двух непоседливых демонят, таких же широко улыбающихся и весёлых. Её длинные волосы спадают тёмным водопадом с плеч, а глаза цвета зарева, горят через картину и так чётко передают эмоции, полные счастья и любви. К маленькому сыну и девчушке, в милых и симпатичных чертах которой я узнаю свою любимую Мими. Они здесь как одна семья.       — Я... — не знаю что и сказать.       Уже приготовилась к тому, что мужчина рассердится и снова закроется в себе, но демон спокойно становится рядом со мной и также рассматривает лицо родной матери, слабо улыбаясь.       — Она любила, когда с её натуры писали картины. Могла часами вот так сидеть на одном месте и позировать художнику. Думаю, если бы она застала время фотоаппаратов и камер, то я бы смог тебе показать множество альбомов, прямо как человек, — он глухо смеётся, заглушая свою боль и невесомо проводит пальцами по нарисованной ладони, сжимающей его тело в своих материнских объятиях. — Ей нравилось искусство. Мама обожала завешивать стены дома картинами из самых разных стран и даже приказала нескольким демонам научиться живописи, чтобы они могли изображать не только фрески. Здесь она подловила нас с Мими прямо перед нашей первой тренировкой в небе и увлекала рассказами целых два часа, пока наши образы писались искусной кистью живописца.       Стрела обиды пронзает его сердце и я через свой порез могу прочувствовать всю скопившуюся горечь и слёзную грусть. Ему было плохо столько времени и ему никто не мог помочь, разве что...       — Мими по тебе скучает, — мой шёпот проносится громким криком по пустынному помещению и затихает где-то на середине. — Вы нужны друг другу, как раньше.       Я хочу. Так сильно хочу стать их общим мостом, с помощью которого они смогли бы отбросить свои претензии в сторону друг друга и наконец-то сделать шаг вперед, забыв о разногласиях и обидах. Чтобы больше не видеть тоску в облачных глазах, когда она провожает взглядом Люцифера и не ощущать языком вкус её сожаления, вины и нелюбви к самой себе. Я не хочу видеть её страдания.       — Ей тоже досталось от этой жизни, — шепчет в ответ мужчина и прикрывает глаза. — Я не был с ней рядом, когда она потеряла частичку своей души и по сей день корю себя за это. Она тогда осталась совсем одна.       — Вам нужно поговорить и разъясниться, потому что я больше не выдержу её слёз. Ей тоже больно.       — И снова у меня такое ощущение, что ты что-то задумала. Крайне противозаконное.       Мужчина нахально улыбается, пока я последний раз внимаю в себя красивые черты женщины и очень аккуратно накрываю картину фиолетовой тканью, как было до моего вмешательства.       — Я хочу сделать для неё кое-что. И это будет идеальным моментом, чтобы возродить вашу дружбу.       Все последующие картины кажутся мрачными, негативными и на крупную долю депрессивными. Отрешённые лица, острые мечи и...женское обнажённое тело с ярко выраженными следами от порезов, на которые передаётся весь акцент картины. Женщина приобнимает себя за плечи утончёнными руками так, чтобы смотрителю было хорошо видны исполосованные запястья. Она улыбается. Веки её спокойно прикрыты, а полные губы тянутся длинной улыбкой. Шея. Рёбра. Ноги. Много порезов.       — Она выглядит так, словно...       — Словно её не волнуют шрамы? — задаёт встречный вопрос Люцифер и прижимается ко мне со спины.       — Как будто она видит в них искусство.       — Так и есть, — шепчет мужчина и целует меня в макушку. — Поэтому я решил поделиться с тобой этим местом, Вики, — поворачивает меня к себе лицом за предплечье и обращает на себя моё внимание. — Чтобы ты поняла, что порезы — это не уродство. Не страшные шрамы, портящие твоё тело и не причина для самобичевания. Их не нужно прятать.

Two Feet - I Feel Like I'm Drowning

      Он прикасается к едва заметному рубцу на моей шее и хмурится в ненависти, когда внимательнее замечает на ней покрасневшие следы. Поглаживает подушечками пальцев кожные места, подверженные в прошлом дьявольской хватке и наклоняется ближе, накрывая каждый грубо оставленный след поцелуем. Внутри всё закручивается чувственным смерчем и я могу поспорить, что в этот момент определённо смогла бы взлететь и без крыльев, так тихо шелестящих за спиной. Интуитивно встаю на носочки, чтобы уменьшить разницу в росте, пусть и получается незначительно, и накрываю мужские плечи ладонями, опираясь на его тело. Люцифер с шумным выдохом отстраняется и его лицо оказывается близко-близко, а контроль теряется через миллисекунду и я сама притягиваю мужчину за воротник накрахмаленной рубашки к себе. Лёгкий разряд тока приятно бьёт по губам и я понимаю, что начинаю загораться, когда ладони демона проводят от ключиц к бёдрам.       Я снова оказываюсь грубо прижатой, только на этот раз не к колючему кусту роз, а к адской стене. В порыве неожиданности хватаюсь рукой за толстую ткань очередной накидки, скрывающую картину по правую сторону от меня и не рассчитав силы, тяну за собой. Картинная галерея сотрясается в громком звуке упавшей истории к нашим ногам и я с виноватым писком поворачиваю голову в направлении нещадно сдёрнутого пейзажа. Слышу хриплый от возбуждения смех Люцифера, который одним движением руки разворачивает меня к себе лицом за подбородок и шепчет доброе:       — Ты безнадёжна.       В других обстоятельствах я бы точно, определённо-точно высказалась бы о своём мнении, опровергающем королевское самодовольство, но сейчас важнее всего были его губы, так сладко сминающие мои собственные. Один лишь поцелуй заставляет забывать своё же имя и одни лишь жаркие прикосновения распаляют порочное желание: стать ближе. Так, как ещё никогда не было.       Мы дышим прерывисто, тяжело и сбито, а глаза его блестят искрами восхищения, вожделения и чем-то ещё наверняка важным, но только не успеваю это разглядеть и задерживаю дыхание, когда мужская ладонь бесцеремонно отодвигает разрез платья в сторону и прикасается к бедру, по-собственнически сжимая. Укусы, поцелуи и рычание — все смешивается в звуке невероятной эйфории.       А потом секундная тьма и ощущение мягкости широкой кровати, застеленной глянцевым сатином. Перед глазами слегка всё расплывается от резкой телепортации и внезапной смены обстановки, но поцелуи демона, чертящие дорожку с шеи к ключицам заставляют переключиться и снова забыться. Дрожащими от соблазна руками небрежно скидываю с его плеч пиджак и пальчиками тянусь к пуговицам рубашки, такой ненужной сейчас и очень лишней. Вслед за ней снимается и моё платье, медленно сползающее ровными складками с тела. Крайне много одежды и это нужно исправить.       На его коже вершится настоящее искусство и я зачарованно провожу ладонью по чернильным завиткам и мелким деталям татуировок, так аккуратно и точно исполненным. Ему нравится. Нравится видеть томное упоение в моих глазах и чувствовать податливость, когда я со сбитым стоном выгибаюсь навстречу его касаниям. Бретелька кружевного лифчика игриво спускается с плеча и Люцифер ухмыляется, после чего, оставляет мокрый след от поцелуя и расстегивает железный замочек. Низ живота призывно ноет и желание достигнуть разрядки щекочет интимное место, а демон будто бы нарочно растягивает момент и издевается, сжимая рукой грудь. И я задыхаюсь.       Задыхаюсь, когда последний элемент одежды летит на пол; когда прямо кожа к коже и когда Люцифер проводит языком по каждому оставленному им же шраму. И первый порез горит, и я чувствую любой клеточкой мужское желание, такое же взрывное и полыхающее, как вечный огонь.       — Ты прекрасна, — шепчет сладко-сладко и целует за ушком. — Больше не смей прятать порезы, поняла меня? Хочу, чтобы отныне все видели, что ты моя.       Моя-моя-моя.       Животная страсть, подстёгнутая его словами кружит мне голову и я сильным толчком опрокидываю наследника на спину, дерзко возвышаясь над ним. В сексуальном плане я была крайне неопытна, но похоронив мешающую неуверенность глубоко в себе, прижалась ближе к мужчине и двигаю бёдрами, потому что теперь дразнить буду я. Гортанный рык, крепкая хватка и блуждающие руки по моему обнажённому телу — всё то, о чём я не смела раньше думать. Считала чертовски запретным. Да только наручники и железные оковы давно раскрылись, отыскав нужные ключи и ничего больше не сдавливает руки, после стольких откровений, проникновенных взглядов и выяснений отношений.       Люцифер тянется к моим припухшим губам, но я в последний момент отстраняюсь и кусаю его за шею, довольствуясь своим доминантным положением. И опять. Ему это нравится. Он шумно выдыхает через нос, когда я дотрагиваюсь ладонью чуть ниже его левой груди, там где находится первый порез и повторяет мой жест, касаясь правого ребра. Прекрасное и неземное чувство единства, когда ты пропускаешь через себя все ощущения и эмоции, всё дьявольское желание.       Другой рукой Люцифер проводит по лиловому крылу, которое ответно вытягивается щекочущей ласки и пробегается пальцами по мягким перьям, ехидно улыбаясь в излюбленной манере, потому что я слишком поздно осознаю, как отвлекающий маневр срабатывает. Он входит в меня не резко, но так, что громкий и пошлый стон теряется в глубоком поцелуе, когда я чувствую обволакивающую наполненность и его всего. Сначала медленно, бережно и нежно, давая привыкнуть. Мои волосы спадают на обнажённые плечи, стоит Люциферу вытянуть из некогда аккуратной прически драгоценный гребешок и я снова вижу перед собой эту невыносимую ухмылку. Такую раздражающую, что моментально хочется стереть её очередным поцелуем.       — Так мне нравится больше.       Движения, по началу из осторожных и неспешных, сменяются на более быстрые. В комнате градус повышается с каждым последующим скачком и я с головой погружаюсь в сладкую негу с головой. У меня такое ощущение, будто я тону и ты это видишь. Глазами любуется мною и теснее прижимает к себе, когда ближе уже некуда. Удерживаешь меня и не даёшь вырваться. И каждый толчок как вознесение вверх. Я цепляюсь рукой за спинку кровати так, что на дереве могут остаться следы царапин и прикрываю глаза, когда чувствую приближающий финал. Точно тону.       Стоит мне отвлечься на свои чувства, как мужчина скидывает меня с себя и забирает мой доминирующий статус, нависая сверху. Горячее дыхание обжигает щёки, а испарина появляется на лбу у обоих, потому что в комнате становится слишком душно и жарко. Люцифер приподнимает мою ногу и опрокидывает её в полусогнутом состоянии на своё плечо, меняя угол проникновения с такой быстротой, что из глаз сыпятся искры. Помещение до краев наполняется воздушным запахом секса, звучными шлепками мокрых тел и безудержным скрипом кровати, бьющейся спинкой о стену.       И стонами.       Такими томными.       Пошлыми.       Блаженными.       В порыве дикой страсти царапаю его грудь ноготками и в полуобморочном пребывании слышу характерное шипение. Улыбаюсь, когда размыкаю веки и вижу тот любимый огонь в его глазах, вместе с красными следами, виднеющимися на контуре чёрных татуировок. В ответ награждает меня смачным шлепком, и я запрокидываю голову назад, мгновенно встречаясь со своим же взглядом. Зеркальный потолок ничуть меня не смущает, даже наоборот: раззадоривает сильнее. Смотреть на себя саму со стороны, когда толчки становятся интенсивнее — странно возбуждает; видеть каждый напряжённый мускул мужского, поистине соблазнительного и горячего тела — призывает к разрядке.       Чувствую, как мышцы сокращаются и в греховном вскрике вжимаюсь пальцами в нежную ткань сатина, а Люцифер нагибается и целует мой первый порез. Дотрагивается левой рукой до моей сжатой ладони и переплетает наши пальцы, и в этом жесте я ощущаю столько нежности и нужности.       — Громче, — хрипло выдыхает мне в губы, и я понимаю, что демон тоже на грани блаженства. — Я хочу тебя слышать.       Его имя звучит из моих уст слаще любого лакомства, а сердце уже было готово разорваться на миллион атомов, кусочков и частей — так хорошо сейчас было рядом с ним. Чувствовать, ощущать.       Люцифер кончает с гортанным рыком, прикусывая кожу на моей несчастной шее и я тянусь стопой к потолку, вытягивая пальцы ноги вверх, потому что ядерный экстаз проходится вибрацией и затрагивает каждый нерв, сковывает всё тело. Демон что-то шепчет мне на ухо, целуя в мокрый висок, но я не слышу. Лежу с закрытыми глазами, приоткрытыми губами и осознаю, что утонула. Захлебнулась.       — Возвращайся, — он тихо смеётся и этот смех мне кажется лучшим звуком на свете.       Ложится рядом, накрывая нас одеялом и я по-хозяйски умещаю свою ногу на его бедро, улыбаясь. Слышу глубокое дыхание, звонкий стук сердец и вижу по-прежнему не расцепленные ладони. Окунаюсь в его объятия, в которых я чувствую себя как дома и жмурюсь от перебирающих эмоций, когда Люцифер зарывается лицом во влажные корни волос и довольно целует в макушку.       Я ещё никогда не чувствовала себя такой счастливой.