The Neighbourhood - W.D.Y.W.F.M?
Его сильные руки дарят чувство безопасности, что говорить о неземном наслаждении, когда грубость граничит с несвойственной для демона нежностью. Ни единый участок оголённой кожи моего тела не остаётся без мужского внимания — вижу через отражение зеркального потолка, ощущаю по дразнящим касаниям и многочисленным прикусываниям Люцифера. Вереница мокрых поцелуев прокладывается от выступающих ключиц и вниз по линии плоского живота, и спустя некоторое время я снова покорно лежу с завязанной на глазах алой лентой, сжимая одной ладонью смятую простыню, когда его пальцы надавливают на самые чувствительные точки. Он играет мной, вертит как хочет и с моего позволения заставляет забывать собственное имя, стоит только разбавить жёсткость хватки на втором запястье ласковостью — проводит рукой по изгибам предплечья, возвращается к ладони и переплетает наши пальцы в излюбленной манере, на миг поднося к своему лицу и целуя. И если говорить о любви на языке жестов, то, наверное, только так и никак иначе. «Ma lâche» — произносит хрипло, с вожделением, с такой сильной потребностью, что улыбка сама по себе медленно растягивается на опухших от недавних поцелуев губах. Желание внизу распаляется сильнее, но демон не торопится, специально медлит, растягивая момент до последнего моего вымученного вздоха. Касается эрогенных зон на лиловых, дрожащих от нетерпения крыльев, улавливающих моё взбудораженное состояние, и кончиками пальцев перебирает мягкие перья, с усмешкой проговаривая: — И ни одного белого. Туманно вспоминаю, как Мими нагло выдернула одно перо, окрасившееся в чёрный цвет мглы, и тоже усмехаюсь, купаясь в довольной энергии Люцифера, походившей на вкус сочных ягод, смешанных с крепким алкоголем. Его издевательские махинации продолжаются, и, когда я не выдерживаю — тянусь ладонью, чтобы прикоснуться к его мускулистой и тёплой груди — сын Сатаны с безболезненным шлепком отмахивается, запрещая себя касаться, чтобы я подольше изнывала от тянущего неудовлетворения. Шипение моё, разбавляемое недовольными вздохами, с лихвой забавляет мужское самодовольство, и, сжав мягкую ткань простыни снова, я тихо вскрикиваю: демон намеренно кусает меня за грудь, словно в наказание за содеянное, и забирает в плен поступательных движений умелого языка. Мне остаётся только верно ластиться ближе, изгибаясь и сокрушаясь от жажды к его телу. — Это из-за нашей связи? — томно выдыхаю ему в губы, удобнее обвивая мужские бёдра ногами, которые мужчина сразу же обхватывает и прижимает теснее к себе, позволяя целиком и полностью ощутить демоническое возбуждение, оседающее в раскалённом воздухе покоев Принца Тьмы. — И твоего характера. Ты меняешься. — Это ты меня меняешь. Согласно, так порочно посмеивается и запечатлевает пылкий, жадный поцелуй на моих губах, с остервенением сплетая наши языки. Властно отвечаю, притягиваясь к нему на полусогнутых локтях, всё также не касаясь Люцифера, хоть и кожа на ладонях призывно горит и мнимо колет, будто моля меня прикоснуться к идеальному телу сына Дьявола. Обхватить его лицо руками, привлекая ближе, провести ноготками по шее, повторяя угольные линии витиеватых татуировок, спуститься ниже по выступающему прессу и... — Торопишься, — хитро шепчет на ухо, когда с характерным, причмокивающим звуком отстраняется. И пока я глотаю ртом кислород, Люцифер прикусывает шею, оставляя за собой след собственника. — А ты медлишь, — намеренно толкаюсь бёдрами навстречу, и кажется, действую себе же во вред. — Терпи, глупышка. Задерживаю дыхание и зажмуриваю глаза — от его безобидного оскорбления, скорее похожего на миловидное обзывательство, низ живота подвергается горизонтальному пощипыванию, искусно и почти безболезненно перерастающему в маленький порез. Не успеваю и слова сказать, как линия нового шрама всепоглощающе горит поцелуем Люцифера, нежно прикоснувшегося губами к новому неприметному увечью. Виновато зализывает покрасневший след кончиком языка, чем отключает мой измученный рассудок, подвергнутый соблазнительными пытками, словно по одному щелчку. — У тебя фетиш на порезы во время секса? — издаю то ли стон, то ли жалобное мычание. — У меня фетиш на тебя. И без лишних фраз обхватывает одной рукой мои запястья, а потом нагибается ниже и поднимает меня выше на небеса, лаская клитор языком, вбирая больше и доводя до исступления: мой долгий скулёж с задранной назад головой — тому подтверждение. Пульсация медленно протекает от бёдер к кончикам пальцев на ногах, и, неосознанно дёрнув сжатыми руками от следующих поступательных движений, я грязно ругаюсь — Люцифер резко выпускает меня из своих оков и переворачивает на живот, награждая ягодицы звонким и обжигающим ударом. Мягкая ткань от быстрой смены положения едва ли держится на глазах, и когда демон отбрасывает в сторону мои тёмные, взмокшие от жара и духоты пряди волос, он потуже затягивает небольшой узелок на затылке, чтобы алая лента окончательно не спала с покрасневшего от бурлящей похоти лица. А затем следует то, что сын Дьявола так мне и обещал со вчерашней ночи — заводит мои руки за спину, приказывая поднять лодыжки кверху, чему я сразу и беспрекословно повинуюсь. Одобрительно хмыкает, наверняка усмехаясь и довольствуясь открытым видом раскрепощённой меня, и не без удовольствия шепчет, когда начинает перебирать в своих руках что-то, что при натирании издаёт глухой звук: — Какая покорная девочка. Шершавая верёвка туго обвивает мои дрожащие щиколотки словно длинная змея, окутывающая жертву, и демон надрывными движениями связывает запястья вместе с лодыжками крест-накрест, отчего я немного прогибаюсь и приподнимаюсь туловищем. Диаметр верёвочного элемента небольшой, поэтому и расстояние между рук и ног короткое, что заставляет меня сжаться от непривычных ощущений. В силу хорошей растяжки я не чувствую острого дискомфорта, а бабочки в животе новой волной взмахивают своими крылышками от предвкушения чего-то нового и ранее неопробованного. Плотно зафиксировав верёвку на моём разгорячённом теле до конца, мужчина опускается грудью к моим крыльям и оставляет лёгкий поцелуй на щеке, позволяя новой улыбке расцвести на исцелованных губах. Нежно проводит рукой по выпирающим косточкам позвоночника, спускается ладонями к ягодицам, массируя их и награждая очередными шлепками, срывая с моих уст новые стоны недовольства и желания, которое разрывает меня всё сильнее и сильнее. Хочу его. Сейчас. — Пожалуйста... — произношу тихо, почти жалобно. Толчок его бёдер заглушает мой порыв дальше молить о близости, а приятная наполненность дарит удовольствие, отчего я расслабленно двигаю запястьями, которые вместе с щиколотками натягивают верёвку. Движения быстрые, рваные, собственнические и такие же жадные, обрушиваются на меня с каждым новым шлепком наших взмокших тел, и терпеть связанные руки уже становится практически невозможно. Вытягиваю носочки на ногах, когда со следующим толчком Люцифер входит до упора, и срываюсь в громком выкрике — его рука охватывает мой затылок, создавая фальшивую видимость удушья, и мне это нравится. То, с какой скоростью он терзает моё тело. То, как мы сбивчиво дышим в унисон. Дразнится, снова играет со мной, когда замедляет темп, и я сама подмахиваю бёдрами навстречу, но в силу моей позы это становится не совсем удобно для меня. Слышу хриплый смешок, чувствую последующий удар по заднице и ещё раз ругаюсь, видимо, оскорбительно, раз Люцифер шумно вдыхает воздух сквозь плотно стиснутые зубы и ядовито произносит: «Уокер, блять». Шкодливо посмеиваюсь, наполняясь озорством, а Люцифер в отместку тянет за верёвочный крест, вынуждая меня сильнее прогнуться в пояснице, что начинает напрягать и отвлекать: плечи медленно сводит, а руки затекают от одного и того же несменяемого положения. Но когда его влажные поцелуи проходятся по лопаткам, я забываю как дышать и после измученно вжимаюсь запотевшим лбом в мягкий матрас, необузданно скуля, чтобы мужчина не смел останавливаться. Довольный стон демона становится моим громким финишем, и, пребывая за границей нашей с ним реальности, я напрягаюсь до предела, обхватывая кольцами мышц его изнутри. Ноги неприятно ноют, как и руки, которых я уже не ощущаю, но боль эта совсем мимолётная, заставляющая хотеть большего. Мими выглядит спокойной, сдержанной и отстранённой, однако мне ничего не стоит увидеть фиолетовый оттенок тревоги её настоящей ауры, красиво обрамляющей молчаливый силуэт демоницы. Она сама переживает. Вытаскивает из кармана помятую упаковку сигарет «Esse Secret» — её самых любимых, — и аккуратно достаёт дозу никотина, длинными пальцами придерживая за основание. Несколько раз чиркает зажигалкой, поджигает сигарету и втягивает полной грудью, пока я заканчиваю с простым наброском. Аромат вишнёвого табака волнами оседает поблизости, заполняя собой открытое пространство, и я невольно засматриваюсь на то, как легко Мими выдыхает клубчатый дым из своих лёгких, запрокинув голову назад. Фиолетовый свет ауры настроения становится заметно ярче, насыщеннее и отчётливее, обнимает девушку со спины, расползаясь по всему точёному телу, и пестрит на чёрном фоне небольшого города. А энергия её бурлит в буквальном смысле, словно кипячёная вода — признак наступающей злости, отдающей острым перцем на языке и неприятным жжением в горле. Она выбрасывает недокуренную сигарету вниз, активно машет ладонью, дабы развеять въевшийся дым с запахом вишни. Хмурит брови, нервозно отдёргивает рукава своей джинсовки и негодующе ворчит: — Так и знала, что Люцифер потащит тебя на торжество, — в серых омутах тонет красная искорка, готовая разжечь злостное пламя с новым дуновением ветра. — Он же так любит обозначать границы! — неодобрительный тон свирепо сквозит в произнесённых на эмоциях словах, и Мими не потухает — распаляется только сильнее, обнажая вокруг себя красный цвет. — Ведёт тебя за собой в самое пекло. — Ты влезла в мою голову? Она сразу умолкает. Неловко отводит взгляд в сторону, накручивая смольную прядь распущенных волос, тем самым в молчаливом согласии отвечает на мой поставленный вопрос — да, влезла. Знает, как сильно я не люблю и не одобряю нарушение личного пространства, но всё равно поступает по-своему, как истинный демон, когда вздумается. Пару минут опустошённо любуется темнеющим небосклоном, горделиво расправив плечи, и бросает в мою сторону небрежное, почти что глупо оправдывающее себя: — У тебя всё на лице написано. — Не ври. — Ладно! — агрессивно выдыхает, всплёскивая ладонями в бунтующем жесте. — Я волнуюсь за тебя, сладкая. Да и не только за тебя. Вторая попытка дворцового переворота — это не шутка. Пусть эта попытка и увенчается скоропостижным провалом, ничего не отменяет того факта, что тебе небезопасно находиться в Аду. И я искренне не понимаю, чем думает Люцифер, утаскивая тебя туда на съедение. — Ты ранее сама меня спокойно уверяла в том, что он не допустит ничего плохого, а сейчас бесишься, — смиренно складываю принадлежности в маленький рюкзак и рывком усаживаюсь на края железных перилл, болтая ногами и выжидающе всматриваясь в подругу. — Мими, в чём дело? Глубокий синий цвет озаряет её образ оттенком грусти — в красивых глазах скапливается печаль. — Я не хочу туда идти, — гробовым шёпотом. — Не хочу видеть отца. Вот оно. — Я уважала и по сей день уважаю Лакриму, но я ненавижу эти сборища высших демонов, где я должна играть роль любящей дочери, сверкающей всеми видами бриллиантов и других драгоценных камней — я же дочь демона богатства! Мне по рангу положено вызывать у всех чувство зависти, но я устала. Каждый раз изображать безмолвную и покорную куклу, улыбаться, глядя в лицо отца, и смотреть, как он хищными глазами выуживает для меня выгодную партию, чтобы подняться ещё выше по статусу. Мими приподнимает ладонь, сразу же отсекая мой порыв произнести поддерживающие слова, и ясно даёт понять, что не нуждается в данный момент в моей точке зрения — ей просто необходимо было выговориться, отдаваясь в плен секундной слабости. Она мысленно вызывает над нами облачный водоворот, мерцающий бликами, похожими на маленькие искрящиеся молнии, и перед прыжком вверх впивается в меня серьёзным взглядом, проговаривая: — Прошу об одном: не отходи от Люцифера ни на шаг. Я медленно растираю покрасневшие запястья, блаженно и так умилительно улыбаясь — мой грозный демон застёгивает на мне пуговицы своей чистой рубашки, пока я сижу на мраморной столешнице, разрумяненная после горячего совместного душа. С виду выглядит равнодушным, далёким от настоящего времени, но алые глаза, потемневшие от спокойствия и умиротворения, с каплей теплоты и сдержанности огибают каждый изгиб моего тела, скрытого под тёмной тканью, и задерживаются на моих собственных. Его скулы заметно очертились, а мышцы напряглись — терпит боль от нового пореза где-то ниже лопаток, который он мне так и не показывает с момента случайного оскорбления. Мне немного неловко, чуточку стыдно за мой неконтролируемый порыв, но Люцифер решил сразу же замять это дело, не обсуждая. Обхватывает ладонь, не разрывая зрительного контакта, и прислоняется губами к пальцам, оставляя невесомый поцелуй на каждом. И в этом драгоценном мгновении, нежном жесте, чувствуется столько хрупкого волшебства, которое может в любую секунду развеяться, что я невольно задерживаю дыхание и воспаряю к небесам, слегка трепеща взмокшими крыльями. Тёплые капли стекают с корней волос вниз, проказливо впитываясь в воротник мужской рубашки, и демон тянется к махровому полотенцу, чтобы в следующий миг накрыть им мою мокрую голову. Он без проблем может прибегнуть к своим тепловым способностям, но я специально молчу, лишь бы не испортить момент и позволить мужчине оказать знак заботы. Его руки мягко касаются меня, пальцы перебирают завитые от влаги кончики волос, и внутри меня неожиданно разрастается томное и тяжёлое чувство — уже знакомое. — Тебе нужно хорошо подготовиться к сегодняшнему вечеру, — разбавляет интимную тишину, и я только согласно киваю в ответ, полностью концентрируясь на внутреннем давлении, разрывающим с каждой секундой сильнее. — Отец не упустит возможности испытать тебя на прочность, но ты у меня умная девочка, знаешь, что к чему, да? — елейно спрашивает, и хитрая усмешка озаряет его лицо. — Не моргать, не дышать и слиться с воздухом, — он оценивает остроумную шутку хмыканьем, а мне говорить становится больнее, словно что-то перегораживает дыхательные пути, тесно сдавливая горло. — Заклеить рот скотчем, услужливо кивать и не поднимать взгляд вверх. — Сейчас выбесишь. — Не изменяю самой себе, — смахиваю полотенце с головы и спускаюсь со столешницы, не забыв при этом издевательски подмигнуть Его Высочеству. — Что может быть лучше Люцифера? — вспоминаю его фразу, когда-то произнесённую в дебрях Ада, где мне суждено было «пообщаться» с заключённым. — Правильно: взбешённый Люцифер, — прохожу в комнату и резко останавливаюсь. Вспышка молниеносно взрывается перед глазами цветовым пятном, и меня быстро отпускает — дарованная способность появляется неожиданно резко, так внезапно, что я теряюсь, когда вижу возле стола ауру Люцифера, горящую ярким цветом злости, настоящего гнева и негодования. Каждое его прозрачное перо — это натянутая стрела, а взгляд настолько полыхающий, что жар можно ощутить даже через невидимость мужского облика. Его прошлое светится красным оттенком, ослепительным красивым и пугающим. Демон агрессивно смахивает со стола все лежащие предметы, ударяет по столу и вымещает все эмоции в этой комнате через силу, громко ругаясь и что-то произнося себе под нос после, когда безнадёжно зарывается ладонью в волосах. Его бы воля — и сам Ад бы загорелся от демонического желания уничтожить всё вокруг. Импульсивность не знает никаких границ, но вдруг всё заканчивается. Так же резко и быстро. Головокружительно. — Что ты видела? — с интересом, так спокойно, что будоражит. Поворачивает к себе лицом за предплечье и ловит мой растерянный взгляд, всё ещё видящий перед собой его образ ауры прошлого. — Дай мне секунду для придумывания отмазки, чтобы ты мне не закатила скандал, — продолжает шутить, но мне то не до юмора совсем. — Оскорбишь ещё до глубины души меня, — оскал сменяется на вопросительное выражение, слегка удивлённое, стоит мне задать ответный вопрос: — Что произошло после того, как я потеряла сознание на уроке воздействия? Попадание точно в цель. — Ничего, что имело бы особую важность, — отмахивается от разговора, но стального взора не сводит, и я вижу, как его тело напрягается сильнее — синие вены выступили на мускулистых руках, маленькими линиями разветляясь под татуированной кожей. — Ничего, Уокер, — повторяет с суровым напором, но знает же, что носителя дара аур ни за что нельзя обмануть или сбить с пути. — Улавливаю вязкий флёр фальши, — уголки моих губ приподнимаются, когда в голову с лёту прилетает жалящая мысль: Люцифер пребывал в огромном бешенстве после моего отказа. Касаюсь кончиками пальцев — почти что невесомо, ласково — его оголённых предплечий, томительно медленно поднимаясь выше по рукам, недавно грубо и жёстко прижимавшим меня к мягкой постели. Издевательски долго провожу по изгибам мышц его широких и сильных плеч, специально избегая встречи с его алыми глазами, внимательно впитывающими в себя каждое моё движение, каждый мой вдох и выдох, слетающий с приоткрытых губ. Нависает надо мной непоколебимой скалой, но оба прекрасно понимаем, какую гипнотическую власть имеем друг над другом. Стоит только мне подушечкой указательного пальца намеренно задеть бежевую линию шрама на его шее, как он сжимает челюсть, награждая меня предупреждающим блеском в омутах, когда приподнимает моё лицо за подбородок. Молчание стало нашим маленьким спасением, живительным вакуумом, внутри которого мы делимся самым откровенным, наедине обнажая исполосованные в порезах души. Так смотрят не на людей, которыми просто дорожат. Так смотрят на тех, с кем готовы идти до конца. — Ты стала моей чрезвычайной ситуацией, ma lâche, — колет прямо в дрогнувшее сердце, — стихийным бедствием, сносящим все преграды на своём пути. Предвестником саморазрушения, — заправляет каштановые волосы за плечи, открывая вид на такой же телесный шрам на стороне моей шеи, — режущим осколком души. И искать дорогу спасения я не намерен.***
«Прости меня», — твердят её дрогнувшие в полуулыбке губы. «Я не хочу, чтобы отец прознал, насколько ты мне дорога», — она останавливается перед нашей дверью. «Сегодня не обращай на меня внимания, сладкая», — у Мими трясутся руки. «Сегодня я не я», — полуулыбка разбивается вдребезги. «А фальшь — королева торжества», — и горько усмехается. В этот празднественный вечер Мими выглядит не просто красиво или великолепно. Изящно — вот подходящее слово к её неописуемо величественному образу. Женственность сочится буквально из каждого её аккуратного и плавного движения, стоит ей взять хрустальный бокал за длинную ножку либо протянуть аристократически бледную ладонь для приветственного поцелуя со стороны юных кавалеров — можно мигом ослепнуть или же потерять дар речи от демонической притягательности и элегантности. Уложенные волосы волнами спадают чёрными завитками до поясницы, а взгляд к себе сразу же приковывают многочисленные золотые цепи, обвивающие тонкую шею и играющие золотыми бликами на свету, как и её рубиновые кольца, источающие фамильную ценность. Мими и есть настоящая драгоценность сегодняшнего бала. Богатство, дорогое сокровище отца, хищные глаза которого устремляются прямо на меня, смиренно шествующую под руку с Люцифером. И глухое волнение моё, крепко стягивающие грудную клетку верёвками, вовсе не напрасно. Сын Сатаны — обманщик, перехитривший меня в очередной раз. — Надень красное, — молвит он перед тем как развернуться и скрыться из виду. Надела. И теперь я выгляжу белой вороной среди всех собранных демонов, чьи чины и соответствующие ранги превышают друг друга до бесконечности. Умолчал. Скрыл. Сфальшивил. О дресс-коде торжества, подразумевающем исключительно чёрный цвет и несущем в себе скрытый посыл мрачного траура. Мой облик выглядит так, как будто я только что по своей воле бросила вызов всем присутствующим, демонстративно наступая каблуками туфель на придуманные правила и исписанные обычаи этого мира. — Это не твой траур, — тихо доносится сбоку. Грубые нотки просачиваются в разум, и я неосознанно сжимаю пальцы руки, крепче обхватывая его за предплечье. — И критиковать тебя никто не может. — Но я скоро примкну к твоей стороне. — Вот когда примкнёшь, тогда и поговорим, — беспрекословно. «Непризнанная», — разлетается изумлённым, тягучим шёпотом, пропитанным интонацией терпкого неодобрения. Возможно, что даже готическая мелодия старинного органа покорно замедляет звук в этот роковой, особенно пропитанный громкой тишиной момент, или мне просто так кажется, пока я неторопливо миную ступени дворцовой лестницы, держа при этом голову так, словно я вернулась к себе домой, а не на территорию главного и настоящего — чистого — зла недр полыхающей адским пламенем Преисподней. Режущие кожу взгляды важных персон направляются тонким лезвием в нашу сторону, въедаясь в меня, выворачивая наружу, но непоколебимость мою не сломить — я не ударю в грязь лицом, не покажу своей слабости, пусть лиловые крылья щекотно электризуются волнением, лёгким напряжением. Меня также ни на секунду не отпускает неприятное чувство томительного ожидания, безмолвно следующее сумрачной и ужасающей тенью за мной по пятам, обманчиво обнимая изувеченными, костлявыми руками со спины и скрипуче скалясь где-то на уровне безэмоционального лица. Дьявола ещё нет. — На нас все смотрят, — выдаю вполголоса, искоса поглядывая на невозмутимого Люцифера, огонь в кровавых глазах которого начинает покорно разгораться раздражением от представленного здесь пафоса. — Все смотрят на тебя. Мрачные ноты мелодии возобновляют свой ход, созвучно разлетаясь по огромному залу, и, направляя меня за собой к специально отведённому столику, «празднично» накрытому чёрной тканью, Принц Тьмы галантно отодвигает стул. Каждое его движение — механическое, а алый взор — пронзительный, испытывающий облики демонов, голоса которых смешиваются вокруг меня шумным вихрем. — Здесь так... — стараюсь подобрать подходящее слово, чтобы разбавить наступившее молчание, но на ум не приходит ничего путного и стоящего. — Фальшиво, — заканчивает за меня демон, откинувшись на мягкую обивку стула. — Согласен. — И отталкивающе, — его цепкий взор слегка теплеет, когда Люцифер заинтересованно смотрит на меня, ожидая продолжения. — Любая растянутая улыбка, неискренний блеск в глазах и эта мистификация в тоне — отвратительно. Помню, что на похоронах дяди было так же: любезные гости, которые никогда ранее не интересовались жизнью брата моего отца, в итоге со слезами распинались о тяжёлой утрате, переигрывая друг друга в актёрской игре, — я пригубляю неземной алкоголь. — Мне было девять. Странно в таком возрасте осознавать это. Мужчина отвечает с улыбкой, больше походящей на самоконтроль: — Ты забываешься. Здесь не все знают истинное значение торжества. — Не отменяет того факта, что нам здесь обоим не нравится. — Не нравится, — повторяет за мной, медленно смакуя слово. — И даже Велес согласился бы с тобой, — кивнул в сторону ужасающего грифона, который величаво лежит возле адского трона, раскинув свои могучие, массивные крылья подобно архитектурной статуе, навеивая одновременно и животный страх, и восхищение. Зверские зрачки свирепого существа агрессивно сужаются, хищно устремившись прямо на меня, словно по брошенной команде, и я готова поклясться, что его возникшее желание растерзать меня прямо здесь, посреди красиво наряженных гостей и мрачно украшенного зала, опьяняюще затмило все посторонние звуки. Распластаться кровавым маревом с перекусанной глоткой и разодранным телом на холодном полу — исход не лучший, и, нервно отвернувшись от злобного грифона, смиренно охраняющего покой ещё не пришедшего Сатаны, я вопросительно гляжу на Люцифера, бархатно рассмеявшегося с моих нелепых переглядок с адским зверем. — Боишься? — лукаво усмехается, вальяжно привлекая к себе хрусталь с неизвестным мне напитком. — Нет, — чувствую, как начинаю расслабляться, забывая про тягучее волнение. — Иначе ты бы не устал мне об этом напоминать, — он молча соглашается, кивнув головой, и между нами снова воцаряется непринуждённая тишина, разбавляемая мелодией органа и шелестом бальных платьев красавиц. Сидячая поза Люцифера источает тотальное спокойствие, энергия ласково и защитно окутывает меня со всех сторон, однако его горящие уверенностью глаза активно перешагивают с одного демонического силуэта на другой, выискивая кого-то определённого. Того, кто прячет в своей густой тени желанный хаос, мои ночные кошмары с оттенком жёлтого страха и частичной беспомощности, намертво связывающей запястья. Также заинтересованно оглянувшись, небрежно мазнув взглядом по резной лепнине на высоких стенах и в целом насладившись богатством убранства, я совершенно случайно сталкиваюсь с серебристым криком отчаяния, маленькой каплей утонувшей в очах дорогой мне Мими, лишь на секунду позволившей обнажить себя настоящую. Может показаться, что драгоценные цепи, искрящиеся золотом на тонкой шее, больно стискивают молочную кожу, перекрывая воздух, а изысканные браслеты являются самыми крепкими кандалами, ограничивающими движения прелестных рук. Да только в следующий миг она уже притворно улыбается подошедшему к ней демону, натягивая одну из кокетливых, обманчиво-фальшивых масок из своего арсенала, и вживается в роль хорошей актрисы. А я вынужденно отворачиваюсь, потому что в голове так и звучит эхом её надломанный голос: «Сегодня не обращай на меня внимания, сладкая». — Что? — спрашиваю немного растерянно, замечая на себе внимание Люцифера, который уже смотрит не на сливки демонического общества, а всецело на меня, медленно соскальзывая с кружевных рукавов платья к поблескивающему камешку сапфира и обратно, лениво возвращаясь к моим глазам. Уголки его губ едва дрогнули, так и не успев растянуться в самодовольной улыбке, и я неуверенно провожу ноготком по краям бокала, в котором шипят пузырьки игристого напитка, чтобы чисто по-человечески занять руки, пока этот чувственный взгляд так и продолжает теребить дебри моей души. И нет причин для столь резкого стеснения, но кровь всё равно предательски подступает к щекам, выдавая меня заметным румянцем. И сын Сатаны посмеивается. Опять. Хрипловато, так же бархатно и порочно. — Ничего. Ты красивая. Последний мазок помадой по губам. Последний штрих тушью. Последний взгляд в зеркало, и я выхожу из комнаты, стараясь как можно тише прикрыть за собой дверь, которая проказно выдаёт меня слабым скрипом напоследок. Петляю по пустым коридорам, периодически оглядываясь назад, чтобы остаться незамеченной, однако стук каблуков всё портит, и я просто глупо надеюсь на удачу никому не попасться по дороге. Выбегаю на задний двор, чаще всего нелюдимый в дневное время суток, а в ночное — особенно, и чуть ли не подпрыгиваю на месте, когда рядом со мной виднеется женский силуэт. Терпкая энергия абсента тягуче заполняет пространство, и по грубым ноткам парфюма я узнаю в таящейся незнакомке Ости. Ости, которая всегда и везде, абсолютно со всеми ведёт себя похабно, грязно и жестоко, сейчас молчаливо стоит у кроны тёмного дерева и зажигает огонь на ладони, как-то слишком обречённо поглядывая на горячие языки пламени. Огненный свет мелькает бликами в её нефритовых, потемневших тихой грустью глазах, и озаряет красивое лицо. Подходить? Не подходить? Вдох-выдох... Подхожу. — Привет? — удивляюсь, почему произношу с вопросительной интонацией, но демонесса на меня даже внимания не обращает. Так, мельком обводит безразличным, слишком отстранённым взором из-под опущенных ресниц и скоротечно возвращается к созерцанию огненной стихии на ладони. Ости превратилась в маленький мираж, потому что в последнее время я не чувствовала её присутствия в школе. Хотя, зная, как «часто» я стала появляться на уроках, можно сказать, что я сама могу считаться без вести пропавшей Непризнанной. И всё-таки что-то неуловимое, такое необъяснимое, вынуждает меня продолжать стоять рядом с притихшей дьяволицей, чей дерзкий голос обычно всегда разрезает школьную тишину на лекциях или переменах, вызывая раздражение. Давай. Скажи что-нибудь, чтобы я почувствовала это раздражение и ушла восвояси. — У тебя что-то случилось? Язвительная ухмылка так и хочет расползтись на ядовито накрашенных губах фиолетового оттенка, но что-то так же необъяснимо сильно вынуждает её взять себя в руки и просто проглотить ком в горле, пока огненное пламя ласково перекатывается по тонким пальцам девушки. — Ты психолог? — задаёт ответный вопрос, и я расслабляюсь, даже радуюсь — то самое раздражение растекается по телу сладкой истомой. — Нет. Так что можешь идти. Гуляй, Уокер. Ости вечно со всеми, но всегда одна. Даже в нашу несуразную компанию она никогда не сможет вписаться полностью, как бы сама того не захотела. Слишком не такая. И её это злит. Точно так же, как и пугает. Не хочет оставаться в тени одиночества, и кому, если не мне, её понять? Чёрт знает, что я вообще забыла возле неё — такой непривычной, холодной и закрытой за длинным шёлком платья, ворот которого достигает чуть ли не подбородка. А голос дарованной силы убеждённо, елейно, так сладострастно шепчет мне вкусить её цвет, увидеть яркий оттенок печали или безразличия, однако злобный тон Ости быстро заглушает вибрирующие порывы дара. — Не смей, — предостерегающе прищуривается, и кажется, что пламя на женской руке на секунду вспыхивает гораздо сильнее обычного. — Не смей дотрагиваться до моей души, Непризнанная. — Расслабься, больше не буду, — надменно вру, ведь никакую ауру я даже и не думала призывать. Но моя маленькая, бессовестная ложь заставляет её напряжённо стиснуть челюсти. — Убедилась, что синий тебе не к лицу, как и белый, — упоминание белого злит ту ещё хлеще, что вызывает на моих губах злорадную улыбку. — Иногда можно позволять другим протягивать руку помощи, Ости, — горделиво проговариваю как бы невзначай и стремлюсь продолжить свой скрытный путь, уже жалея о том, что вообще решилась остановиться и заговорить с бестией. — Ты не позволяла, — словесно прилетает мне в спину, словно Ости кинула острый кинжал. Я останавливаюсь, рассеянно оглянувшись через плечо, а девушка равнодушно поднимает нефритовые глаза со слепящего огня на меня, предвкушая удовольствие от следующей фразы: — Ты всё ненавидела вокруг себя. Если до сих пор не ненавидишь. Игривое пламя тухнет на женской ладони, как и мой ответ, который нагло перебивают: — Ненавидела этот мир, в который попала из-за глупой смерти. Ненавидела наличие родственных душ. Ненавидела устанавливать с кем-то контакт. Ненавидела конфликты и порезы. Ненавидела свою беспомощность, — короткий смешок срывается с пухлых губ, почти что задорный и весёлый. — Ненавидела своего истинного. И добивающее: — Я такая же. Плавно скользит ближе ко мне по грунтовой дорожке, как будто и не касается ступнями вовсе, а тёмные, с кровавой обводкой края перьев трепыхают на крыльях в такт прохладному потоку ветра. Честно, я немного теряюсь от момента внезапного и довольно интимного откровения. Мне не доводилось узнавать о родственной душе Ости, я не слышала из чужих уст вообще о его существовании, да и сама демонесса никогда не подчёркивала наличие шрамов на своём теле, хотя всегда носила открытую и короткую одежду, ничего не скрывающую. И сейчас, длинное платье с воротом до горла мне не кажется таким необычным, даже наоборот — я вижу своё отражение. — Есть доля правды в твоих словах, но только... Я никогда не ненавидела Люцифера по-настоящему. Даже когда он жестоко внушил мне видеть личный страх, — замечаю, как любопытство проскакивает в её зелёных очах и, пожав плечами, продолжаю: — Смотреть на него и утопать в своей же фобии... Да, это было ужасно... Но и эти чувства не смогли посеять во мне семя ненависти, хотя я думала, что действительно ненавижу его, — закусываю щёку, ожидая едкой насмешки. Её не последовало, как и осуждения или презрения. — Почему? — всё, что произносит Ости. — Потому что каждый раз, когда я смотрела в его глаза, у меня была возможность смело и гордо переступить через этот страх — через себя. Возможно, он специально решил снизойти до помощи, а возможно я действительно так сильно раздражала Люцифера, что сейчас просто глупо романтизирую его поступок, и на самом деле он остался таким же невыносимым гордецом. Тень одобрительной, слегка весёлой улыбки проскальзывает по её красиво выраженным губам, и она слабо качает головой, как бы молчаливо соглашаясь со мной. Мне кажется, что нить откровений, которая на хрустальную минуту протянулась перед нами, оборвалась, свисая концами вниз. И вроде этот странный разговор, такой спонтанный и неопределённый, уже закончился, и вроде бы пора развернуться, чтобы окончательно скрыться с её глаз, потому что Люцифер уже где-то может полыхать от злости из-за моего опоздания, но Ости смахивает невидимую пылинку со своего рукава и тихо молвит, словно делится со мной важным жизненным предостережением: — Не верь своим глазам. Сердце — твоё оружие. Расправляет крылья и затем теряется в гуще небесной темноты. И я знаю, что Ости тоже будет на балу. Только не думаю, что там она заговорит со мной.Bon Iver, St. Vincent — Rosyln
Её фраза вновь и вновь раскатисто проносится в мыслях, пока я миную туманный лес, освещаемый лишь слабым светом луны и мерцающими светлячками, похожими на желтовато-зелёные фонарики, летающие по воздуху. Любуюсь их красотой по дороге, а потом ёжусь от воспоминания, что умершие ангелы обращаются в светлячков, как демоны в пепел. И чуть ускоряюсь, про себя шутливо посмеиваясь со своей нелепой реакции. Лесная тропа заканчивается, выходя к знакомому обрыву, и я не могу не улыбнуться, когда на самом краю вижу Люцифера, ладони которого покоятся в карманах. А потом задерживаю дыхание — случайно так, стоит ему повернуться в мою сторону. Парадный мундир, зачесанная назад укладка и эта чёртова ухмылка — всё так неожиданно сбило с толку, что я просто стою и (любуюсь?) смотрю на него в безмолвии, пока на его фоне поблескивают звёзды, соединяясь в маленькую галактику. Мужчина вопросительно выгибает бровь, медленно водит взглядом по мне, заметно сглатывает и задиристо — в его люциферовском стиле — произносит что-то колкое, что, к моему стыду, быстро пролетает мимо меня. Громко выдыхает, всё усмехаясь от моего поведения и тоже (любуется?) смотрит на меня слегка искрящимися глазами, в которых кроме страха я раньше ничего не видела. Во мне маленькая девочка самовлюблённо, слишком по-детски просит, буквально молит: «Скажи, что я красивая. Скажи. Скажи. Скажи». Глупое, глупое желание услышать от него комплимент разлетается дурманящей песней в голове, но вместо этого я только и делаю, что как ни в чём не бывало поправляю локоны, обнажая ключицы и подвеску с сапфиром, а потом лукаво прищуриваюсь в ответ, чувствуя мужское одобрение. Он протягивает руку навстречу мне, и я обхватываю, наслаждаясь прикосновением. — Интересно, когда ты будешь вспоминать о своих крыльях. — Ой, не ворчи, Люцифер, — намеренно приподнимаю подбородок, стараясь казаться увереннее, но это же Сын Сатаны. Кто рядом с ним будет казаться увереннее, если не он сам? — Я прогулялась. — Значит, и разогрелась, — не вопрос, а утверждение, и я непонятливо поглядываю на него, пытаясь уловить демоническое, хитрое намерение. — Вальс, ma lâche? Я рассмеялась. — Что, прям здесь? — Можно у расщелины в Ад, если ты хочешь эффектнее и горячее. — Ха-ха, шутник. Хочешь убедиться в том, не отдавлю ли я тебе твои прелестные ноги? Встаю напротив него, и фантомная музыка как-то сама начинает невольно заигрывать вокруг нас. — Именно. Не будет поздно отправить тебя обратно в кровать в таком случае. Не успеваю возразить, как он мягко обхватывает ладонью мою талию и плавно придвигает к себе. — Я отлично умею вальсировать, и твои ноги сейчас в этом убедятся. — Ловлю на слове, душа моя. Воздух пропитан сладким спокойствием, блаженным умиротворением, и я жадно, немного отчаянно удерживаюсь за это потрясающее чувство, пока есть время позабыть о существующем мире, полном опасностей, которые приносят сплошные проблемы. Ладонь в его руке — демон игриво проводит пальцем по тыльной стороне, не опуская потемневшего взора, словно он впитывает в себя мой хрупкий образ, отпечатывает на радужке алых глаз до такой степени, что даже будет видеть меня, томно прикрыв веки. Шаг вперёд, и мы одновременно поворачиваем корпус по часовой стрелке, отзеркаливая медленные, сплочённые и аккуратные движения, не нарушая такта и рождающейся грации, подхватываемой ветром. По бокам мелькают летающие «фонарики» вместе с маленькими шапочками цветущих бутонов, сокрытыми в траве. Лунный свет отдаёт бликами на капельках мороси, листва глухих многовековых деревьев тайно шуршит, а мелодичные ноты продолжают пускать меня в вальс, подпитываемый волшебством этого обычного на первый взгляд места. Большой шаг, два маленьких, большой, два маленьких, и мы легко движемся по диагонали, совершая повороты, а затем, продолжая поворачиваться, я встаю на носочки и приставляю правую ногу к левой. Вновь опускаюсь на всю стопу, когда мой драгоценный партнёр приподнимает наши правые, сплетённые ладони над головой. И в этом положении я выполняю вращение, уголками губ улыбаясь. Слишком высок соблазн прочитать, увидеть и попробовать его настроение, цвет которого для меня очень важен, как и сам фантастический миг, происходящий так далеко от реальности, что кажется безмятежным сновидением под покровом звёздной ночи. — Золотой, — выдаю удивлённым шёпотом, когда вижу золотистое свечение, не похожее ни на какие другие оттенки аур. Оно красиво обрамляет широкоплечий силуэт Люцифера, поблескивая богатым цветом, таким ярким, что я нелепо смещаю взгляд к его груди. — Что он означает? Совсем забываю про наличие крутого каменистого обрыва за нашими спинами и вспоминаю ровно тогда, когда мой истинный в следующем повороте меняется местами, могучими крыльями касаясь абсолютной пропасти под ногами. Ближе подтягивает меня к себе, завершая вальс с елейной, но чертовски довольной усмешкой и, как подобает хорошему партнёру по танцам, ласково целует мою ладонь, крепко и надёжно сжимая в своих тёплых пальцах. Волнами переливающийся в лунном и звёздном свете подол красного платья едва не запутывает меня, стоит мне совершить тихий шаг и ласково дотронуться до щетинистой щеки Люцифера, на долю секунды примкнувшего к касанию. «Проиграла» — слышу его шёпот внутри, где каждая ценная мелочь и любое воспоминание надёжно хранится в сердце, согревая. «Проиграла» — ответно соглашаюсь я. И уже давно. Совсем давно. Придвигает ещё ближе. Теснее к себе. И обдавая горячим дыханием, шепчет на ухо: — Счастье. А потом шагает назад в объятия облачной пустоты, удерживая меня.***
Наслаждение от искреннего комплимента мигом развеивается воображаемой дымкой при звучании торжественных фанфар вместе с тяжёлым хлопком главных дверей готического зала, по которому рьяно пролетают отголоски восторженного шёпота собравшихся гостей. Не могу не отметить резкую напряжённость Люцифера, со смертельным на вид спокойствием поставившего пустой бокал на стол. И не могу не заметить его кое-как видную усмешку, пропитанную едким презрением к только что вошедшему. К Сатане. К Его Величеству, так царственно шествующему к своему островку главенства — трону, — что даже зверски скалящийся Велес чуть ли не урчит от удовольствия, довольно взмахнув кисточкой длинного хвоста, когда хозяин останавливается рядом, сложив за спиной устрашающие крылья. — Началась официальная часть, — бегло объясняет мне Люцифер, пусть я понимаю это и без его помощи. Вступительная речь, такая воодушевляющая и громогласная — о демонической сплочённости, свершениях и о прочей воде, которую так любят лить на важных и традициями избитых мероприятиях, — звучит довольно пронизывающе, вплоть до самых костей. Удивляюсь, как ещё многовековые стены, соединяющиеся мраморными колоннами, не рухнули от скопившейся мощи, которую излучает Повелитель. Устремить на него взгляд — значит не только сгореть заживо, но и ослепнуть. Ослепнуть от мрачности оттенка его костюма, словно он и есть ночь, тьма или бездна. Конечно, он и есть сокрытая тьма. — Твой отец ищет тебя взглядом. «Хотя точно знает, что мы здесь», — не решаюсь произнести вслух. — От нуля до десяти, насколько сильно он придёт в ярость, как думаешь? — с таким утончённым энтузиазмом задаётся Люцифер, как будто тема его отношений с родителем — это невинная шутка. — Думаю, что можно вводить стобальную систему, — и мой обречённый ответ лишь удваивает веселье. Уважительные улыбки, громкие и одобрительные хлопки ладоней, глубокие поклоны — всё смешивается цветной картинкой. По идее, Люцифер обязан находиться рядом, чтобы также официально поприветствовать присутствующих, но в ответ я лишь слышу то, что Его Высочество всегда хотел поиграть в кошки-мышки с самим Королём Преисподней — очередная идиотская шутка, которая на самом деле прикрывает мужское угнетение. И не мне его судить. Я одновременно нахожусь на территории своего потенциального врага, выступающего против нашего с Люцифером союза, и на территории, к которой примкну в будущем — в родном доме моего предначертанного. «Хочу представить тебя всем. Официально», — повторяется в памяти. И подобно знаку пророка, сын Сатаны поднимается с места, головой показывая на выход из лоджии, на ходу переплетая наши пальцы. — Люцифер, ты уверен? Я останавливаюсь резко, отчего сомкнутые ладони разъединяются. Во мне всплывает чёртова неуверенность, тихо дремавшая на дне до этого момента. Также просыпается и сомнение по поводу его окончательного решения, за что хочется ударить себя по лицу. Или по голове. Главное — просто ударить, чтобы навсегда выбить из себя все наиглупейшие мысли, непонятно откуда вообще взявшиеся. Мне же всегда хотелось быть невидимой для всех. Неприметной, маленькой иллюзией. Жить, обрамлённой от острого внимания, чтобы имя моё считалось проходной запятой в тексте, а не восклицательным знаком. И так странно ощущать, как мой плащ-невидимка медленно соскальзывает вниз. — Я ещё ни в чём не был так уверен, ma lâche. В его голосе столько стальной решимости, властности и ласки, что я на крохотное мгновение пугаюсь, что вовсе задохнусь: с такой неоспоримостью он произносит фразу, выбившую воздух из лёгких. Второй рукой приподнимает мой подбородок, молчаливо приказывая смотреть в алые, смертоносные глаза, а главное — считать себя достойной его. Его мира. И всего остального. Говорят, что за сильным мужчиной стоит сильная женщина, и я готова стать такой опорой для него. Потому и расправляю плечи в твёрдой уверенности, надевая на себя благодарную улыбку, прежде чем шагнуть. Выйти, так сказать, в свет. Моё тело по-прежнему горит от любопытных, моментами неодобрительных взглядов, но всё это ерунда по сравнению с тем, как по дороге к нам присоединяется демон богатства, интерес которого был направлен на меня с самого появления. Строго вышитый костюм, сверкающий золотыми нитками и мелкими драгоценными камнями, искристый лисий взгляд, хитро прищуренный, и фамильные перстни, покоящиеся на длинных пальцах, как предмет гордости и самолюбования — всё кричит об изысканности, утончённости и влиятельности. Строгий этикет не позволяет Люциферу пройти мимо, тем самым проигнорировав певучее приветствие, от которого мне становится нестерпимо тошно, как и стоящей рядом Мими, гордо держащей осанку. Я чувствую её зажатость, пусть и не вижу своими глазами. Она как «плюс один» в комплекте. — Какая радость видеть Вас в хорошем здравии, Ваше Высочество, — елейно благоговеет Мамон, позволяя себе дерзость визуально изучить меня. — В последнее время Вас совсем не застанешь. Его дочь почти что вздрагивает, кончиками тёмных крыльев ощущая отцовское лукавство. Его намёки. Непозволительные намёки. — Девятый круг не нуждается в моём присутствии, — как можно уважительнее чеканит демон, бегло осматривая сконфуженную Мими, пусть та и не показывает своего желания покинуть зал. — Пока что, — попутно добавляет мужчина, и мне становится не по себе, когда моя лучшая подруга едва кивает ему. Кивает, мол, всё в порядке. Ничего она не в порядке. Намеренно избегает моего неутешительного взора, как будто мы чужие друг для друга люди. «Сегодня я не я». «А фальшь — королева торжества»,— слышится в голове её надломанный голос. — А Вы, должно быть... — мягко обращается ко мне один из сильнейших демонов, напрягая Мими. — Виктория Уокер, — слегка отстраняюсь от тёплого и защитного крыла моего истинного, который чисто по привычке снова прикрыл меня от косых лиц. — Но для демонов, чьи имена будут числиться в списке наших с Люцифером приближённых, — лучезарно улыбаюсь я, стараясь держаться раскрепощённее, — Можно просто Вики, — мило закончив, я слышу хриплый смешок Мими. Она скрывает его за слабым кашлем. — Приятно познакомиться... просто Вики, — меня раззадоривает скрипучее раздражение, мимолётно проскользнувшее в сладком тембре мужского голоса. — Так значит, Его Высочеству выпала удача обзавестись необработанным алмазом, — возможно, Мамон и старался перевести этот выпад в безобидную шутку, но кадык Люцифера всё равно дрогнул, а скулы заметнее очертились — он злится. Мой шрам от пореза ниже ключицы, порез на шее Люцифера — Мамон и сам сложил простой пример в голове. — Любите обозначать границы, мисс Уокер? — добавляет отец Мими, пальцами крепче сжав хрустальную ножку полупустого бокала, выражая своим жестом разгорающееся негодование. — Очень смело для Непризнанной, — удостаивает вниманием мой образ ещё раз. — Прекрасные крылья. Жаль, что лишь гранённый алмаз достоин быть в золотой оправе, — кажется, что назревает конфликт. Но я не чувствую ни злости, ни ненависти к этому демону. Лишь презрение. Крепче сжимаю ладонь Люцифера, чтобы он не вздумал произнести чего-либо неподобающего и агрессивного в ответ, пусть Мамон и говорит обо мне, как о какой-нибудь пустой вещице, которая ещё не успела обрести своей ценности для этого мира. Пусть говорит. Время успеет расставить всё на места. — Аккуратнее, Мамон, — цедит мой демон так грозно, что мурашки прокатываются по коже ласковым вихрем. — Она у меня падка на красивые драгоценные камни, — режущая улыбка сверкает на его точёном лице, а я силюсь не рассмеяться, когда блик жадности мелькает в лисьих глазах демона ненасытности. — И девятый круг меня тоже привлекает, — мечтательно вздыхаю. — Такой простор, — уголки красивых губ Мими бегло дёргаются, и она отворачивается в сторону, изображая пустой, равнодушный вид. Кажется, Мамон понял, что лучше ему не продолжать. — Примите мои поздравления, Ваше Высочество, — возвращает себе прежнее очарование демон. — И снова ты ищешь наживу, мой друг, — раздаётся самое громкое «бах», подобно настоящему взрыву. — Опустился до того, что угрожаешь моей будущей невестке? — всё пренебрежение, сокрытое под удивительно добродушной и яркой улыбкой Сатаны, скапливается в последнем звучащем слове. Дьявол позади меня. — Добрый вечер, Виктория, — славно скрежечет король Ада, поблескивая искрами веселья в очах. — Люцифер, — полукивок для демонстрации вежливости, незыблемых манер, а у меня резко в животе от нервозности схватывает. — Славно. Стало быть, я уже забыл как ты выглядишь. — Дела, отец. — И они у тебя очень красивые, сын, — многозначительный взгляд, пробивающий, уничтожающий, направленный прямо на меня. Взгляд, за которым скрыт мрак и желание устранить. — Виктория, Вы сегодня просто очаровательны, — кожу на ладони неприятно колет от быстрого поцелуя, как будто секундное касание вызвало лёгкий ожог. — Долго же ты скрывал ото всех своё сокровище. — Всегда был собственником, — отвечает Люцифер, не отпуская моей взмокшей руки. Ласково потирает большим пальцем, призывая собраться и вести себя непринуждённо, хоть и сам почти на грани срыва. — А здесь столько желающих прибрать к своим рукам чужое, — Мамон чуть ёжится. Демон богатства вновь кланяется, отвесив пару ласковых слов о благополучии, словно мы с Люцифером уже какие-то молодожёны, и отлучается под предлогом танца. И Сатана тут же начинает сиять так, что оранжевый цвет его ауры настроения въедается в моё зрение. Веселится. Наслаждается представлением. — И всё-таки, Люцифер, — воркует Сатана, протягивая в мою сторону запястье. — Позволь украсть твою даму на вальс, — и музыка заметно стихает, и аккорды гаснут. — Родственная душа моего сына должна получить стоящее внимание и наслаждение от вечера, — всё. Безусловно, все услышали. И желание умертвить собственного отца пылает в бушующем взгляде Люцифера. Не так он хотел меня представить. Сатана вновь его переиграл. — Не боитесь, что затанцую Вас до смерти? Я обожаю танцевать, — шрам первого пореза чувственно жжёт, передавая мне злость, расстройство и ненависть соулмейта, перья на крыльях которого стали походить на остроконечные иглы. — А с профессиональным партнёром уж тем более, — с фальшивым удовольствием отвечаю на жест приглашения, спиной ощущая, как Люцифер противится моему решению.Хачатурян - Вальс (Маскарад)
Демоны расступаются, оркестр вновь производит красивые звуки мелодии, а Сатана нахально притягивает меня к себе, крепче нужного стискивая пальцами мою талию — почти до боли, чтобы без труда намекнуть на своё истинное мнение обо мне. Озлобленно стискиваю зубы, не переставая очарованно улыбаться, ведь на нас устремлены все пары глаз: кто-то смотрит, перешёптываясь, а кто-то — молча уставившись. Движения с медленных, плавных и осторожных перетекают на более быстрые, чувственные и отрывистые, набирая такую скорость, что ноги переставляются почти неосознанно — я буквально тону в беспамятстве. И горячо, и холодно. И сильно, и слабо. Я красным водоворотом кружусь на месте, когда исполняю вращение, а затем продолжаю плыть по мрамору пола, не сбиваясь с ритма. — Это было подло, — выдаю я тихо, не запинаясь и не робея. — Люцифер запомнит. — Вы так считаете? — надменно спрашивает Владыка, мигом перехватывая ладонь, крепче сжимая, чтобы пуститься в следующий пируэт. — А приводить Вас в место, где поджидает убийца — не подло? Горло сдавливает. — Зепар не убийца, — на выдохе, неверяще так. — Может, он и помешанный безумец, но не убийца. — А Вы его так хорошо знаете? Шаг большой, два маленьких, движения по диагонали и вращения — музыка как назло не прекращается, наоборот, усиливает напор, подбадривая на новые элементы. Это не просто невинный вальс, в котором партнёры с лихвой предаются наслаждению танцу. Это — неаккуратное хождение по лезвию ножа. Соревнование со смертью и бег наперегонки. Вращение, полуоборот, снова большой шаг и маленький — хищная усмешка Сатаны растягивается шире, когда он улавливает мою усталость и заметную отдышку. — Или внушаете себе его отступление? — его глаза недружелюбно сверкают. — Вы ему явно приглянулись, неправда ли? — истеричный смешок вырывается из груди при услышанном. — Люблю нравиться плохим демонам, — внезапный поворот, и я слегка сбиваюсь с ритма. — С ними точно не соскучишься, — крылья расправляются сами по себе, когда Сатана подхватывает меня на миг. И опускает, вызывая восхищённые вздохи гостей. Боковым зрением отмечаю, как Люцифер переговаривается с подошедшей к нему Мими, явно встревоженной, не спуская с нас сосредоточенного взгляда свирепых глаз. Глаз, в которых я добровольно умираю снова и снова, день ото дня, долгими ночами. Как будто одно неверное движение со стороны Дьявола в мою сторону, и он, не задумываясь, набросится на него голыми руками, сдавливая шею, ломая челюсти и разбивая голову о мрамор, окрашивая полевое покрытие в алый цвет. Тень улыбки проходится по губам, и я принимаюсь ровно дышать в надежде восстановить сбитое дыхание. — Как долго Вы будете идти против Люцифера? — я не хочу произносить это вслух. — Против нас? Удивление, возможно, и коснулось мужского лица Сатаны, но виду он не подал. Снова перехватывает ладонь, меняя нас местами, и я едва поспеваю за ним. — Он бросил мне вызов, — со сталью в голосе, с лютым неодобрением. — Вызов, который пестрит красным пятном на вечере памяти, посвящённом его матери, — я нервно сглатываю. — И я ужасно зол, что ты вообще появилась в его жизни. Но он моя плоть и кровь. И идти против него я не собираюсь больше, — вальс сбрасывает обороты, плавно стихая, умедляясь. — Может, он в будущем разочаруется в тебе, а может... — последнее вращение и остановка. — Может, я увижу в тебе то, что смог увидеть он. Прощальный поцелуй в ладонь, и зал оглушительно грязнет в ликующих хлопках. А затем громкий шум раздаётся за главными дверьми. И Сатана враждебно усмехается. — Твой поклонник уже здесь. Всё так быстро происходит, что я не успеваю опомниться. Люцифер больше не стоит возле колонны вместе с Мими — он вообще нигде не стоит, и его не видно, сколько бы я ни осматривалась вокруг себя. Некий хаос зарождается в зале, но Король поспешил всех уверить в безопасности, пока не раздаётся очередной грохот. Стража настораживается, некоторые сильнейшие демоны тоже, а сильная рука хватает меня за предплечье, устремляя к чёрному выходу. Сначала я хочу ударить незнакомца от неожиданности, резкой внезапности, но увидев Люцифера отчаянно успокаиваюсь, чтобы через некоторое время вновь напрячься. — Мими? — только и произношу хрипло. — С отцом, — и голос, любимый, родной голос мне кажется сейчас не его совсем. Показалось? — А куда мы... — не успеваю закончить фразу, как мы минуем коридор, и я оказываюсь в сокрытом в чёрном мраке помещении. — Люцифер? Это точно он. Но почему... «Не верь своим глазам. Сердце — твоё оружие». Тот самый взгляд, тот же изгиб губ, та же сильная хватка... Но не то, не то, не то... — Отпусти сейчас же! Я не чувствую его энергии. Я не чувствую нашей нити. Я не чувствую. Фальшивка. — Ты же не думала, что это всё — правда, куколка?