Созданный для путешествия

Когда Брюс проснулся, мир тихим не был. Ему нужно время, чтобы вспомнить, почему это так странно и почему он лежит завернутый в брезент, а не в шелковые одеяла в своем родном поместье. Он чувствовал себя отвратительно, как будто целый год не отдыхал нормально, а плечо раскалывалось так, словно он очень долго нес на нем что-то тяжелое. Если бы он был честным с самим собой, то признал бы, что обожает такие моменты. Замешательство, приходящее по утрам, пусть и ненадолго становилось его единственной передышкой от суровой реальности повседневной жизни. На некоторое время он попытался задержаться в полусонном оцепенении, окончательно вспомнив, где именно он находится, но долго прятаться от реальности было не в его правилах. И всё же мир не был тихим, и это было невероятно странно. Когда Брюс открыл глаза, от ужаса у него перехватило дыхание. Джокер лежал напротив него, пристально глядя на него сверху вниз. Память тут же подбросила моменты из прошлого: Констанс, «Карман» и «Бейсбольную биту», девушку в саду. Он забрал Джокера с собой просто потому, что не знал, что с ним делать. Пели птицы. Конечно, это была не та симфония, которую он ребенком часто слушал в саду поместья, и всё же сейчас он мог различить голоса, по крайней мере, трех видов птиц. Он сел, отодвигая в сторону брезент и замечая краем глаза вспышку чего-то синего, поднявшегося с лесной подстилки неподалеку. Голубая сойка, живая, поющая по утрам. Брюс поразился тому, как сильно сжалось его сердце, он ведь раньше никогда не увлекался наблюдениями за дикой природой, хотя его отец часто оставлял семена и радовался стайкам птиц, прилетающим поесть из кормушек в саду. Увы, года мало, чтобы дикие животные разучились инстинктивно убегать при приближении чего-то неуклюжего и большого, пробирающегося среди деревьев. Брюс поднялся на ноги, и голубая сойка улетела, а птичье пение превратилось в фоновый шум. Странный, скрежещущий звук вернул его внимание к пленнику, тот смотрел на него с той безудержной ненавистью во взгляде, которую обычно приберегал для финальных стадий сложного плана. В глазах Джокера был самый настоящий лед, от которого в груди Брюса всё похолодело, и ему пришлось отвернуться, чтобы хоть как-то скрыть испытанный дискомфорт. — Воды, — прошипел Джокер голосом, похожим на скрежет наждачной бумаги по битому стеклу. У него был стеклянный взгляд, а еще он, кажется, дрожал в своих путах. Брюс не мог вспомнить, видел ли он хоть раз, чтобы Джокер пил что-то, кроме токсичных веществ, этот акт всегда казался ему просто частью шоу. День без воды, и большинство людей не смогут держаться на ногах, но Джокер… Брюс несколько удивился тому, что клоун может так сильно страдать от обезвоживания. Заманчиво было позволить ему немного помучиться, но гнев, который Брюс испытывал накануне, предсказуемо исчез, уступив место грузу ответственности, заполнившему дыру в его груди. Если не позволять Джокеру удовлетворять свои естественные потребности, какой смысл брать его с собой? Убрав брезент, Брюс подтянул Джокера к стволу, устроив его в некоем подобии сидячего положения. Его коленям должно было быть очень худо. Птицы по-прежнему пели, но слишком далеко, чтобы быть частью реальности. Присев на корточки перед Джокером, Брюс посмотрел в его глаза, сейчас сверкающие, словно ножи, лишенные проблеска романтики. С тем же успехом они могли бы снова оказаться вдвоем на вершине мира, гоняющиеся друг за друга сквозь гром и молнии, сквозь нескончаемую грозу, будоража воображение города внизу. — Воды, — прошипел Джокер, на этот раз громче. Руки Брюса дернулись и потянулись к рюкзаку, путаясь в застежках и пытаясь достать флягу. Он не мог не заметить проблеск триумфа в глазах клоуна, когда, можно сказать, подчинился его приказу. Ему трудно поверить, что Джокер связан настолько крепко, что не сможет освободиться, если захочет, несмотря на то, что Брюс сам его связывал. Есть реальная вероятность того, что эта его отчаянная просьба — всего лишь притворство, и Джокер делает это только потому, что хочет, чтобы Бэтмен почувствовал себя неловко и тем самым дал ему возможность освободиться. С другой стороны, уже, по меньшей мере, шестнадцать часов, как он ничего не пил. Брюс открыл флягу и наклонил ее вперед, вода потекла прямиком в рот Джокера. Брюс не дал ему долго пить, и Джокер заскулил, когда флягу убрали. — Я хочу еще, — его голос прозвучал чище, став раздражающе громким на фоне ветра, шороха листвы и далекого птичьего пения. Брюс поборол в себе желание зажать Джокеру рот рукой. Ему предстоит бороться с этим желанием всю оставшуюся дорогу до Готэма. — Я дам тебе попить после завтрака, — спокойно ответил Брюс. — После этого ты будешь получать воду три раза в день. Джокер рассмеялся, но из-за всё еще охрипшего горла остановился после первого смешка. — Завтрак? Я-то думал, что ты просто дашь мне умереть с голоду. — Не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову, — ответил Брюс, хотя это была и неправда. Прямо сейчас он думал не о том, чтобы морить Джокера голодом, а о том, сколько ему давать еды. В ослабленном состоянии его будет легче транспортировать. Брюс практически почувствовал запах табачного дыма, насквозь пропитавшего Джима Гордона. В комиссаре моральный компас часто боролся с желанием посмотреть на страдания Джокера за все преступления, совершенные им против города и против его семьи. Компас в нем всегда побеждал, хотя и неохотно. Заключенных редко морили голодом, это считалось одним из самых жестоких наказаний. К тому же противоречащих Конституции. Брюсу очень хотелось рассмеяться. Как будто отцы-основатели были бы против того, что кто-то берет правосудие в свои руки. Брюс не ел со вчерашнего утра и понятия не имел, сколько не ел Джокер. Он достал из рюкзака две консервные банки, одну с бобами, а вторую с персиками, и ложку. — Вот это да! — воскликнул Джокер, увидев столовый прибор. Столовые приборы не казались Брюсу чем-то необычным или оригинальным даже в мире, где большую часть посуды давно превратили в оружие, просто это была его связь с цивилизацией, ускользающей сквозь пальцы. Помимо всего прочего, с помощью ложки можно было накормить Джокера, не запихивая ему между зубов острый металл. Клоун либо найдет способ откусить острые края открытой банки, либо намеренно порежется об нее, просто потому что может. Брюс открыл крышку и принялся запихивать бобы себе в рот. — Как аппетитно, — саркастично отозвался клоун. — Ты, наверное, ждешь, что я поделюсь с тобой.  — Если голоден, ешь, что дают, — на этих словах Брюс заглянул в жестянку, опустевшую почти наполовину. Он мог съесть еще три ложки, а остальное отдать Джокеру, решил он. Джокер скорчил гримасу, уголки его губ недовольно скривились. Без макияжа он был больше похож на брюзгу, чем на шута. Хотелось то ли ударить его, то ли накормить, то ли сделать что-то еще, лишь бы он снова стал похож на себя. «Он должен заплатить за всё, что сделал, — зарычал про себя Бэтмен. — За всё». За вчерашний день и за всё, что делал до этого в Готэме. Приступив к еде, Брюс почувствовал голод, никуда не девавшийся, когда осталось меньше половины банки, так что теперь он с завистью смотрел на остатки. Он не хотел делиться так сильно, что чуть ли не спорил с самим собой о том, не прикончить ли банку целиком, а потом открыть новую. Но если съесть две банки бобов сейчас, он не сможет разрешить себе поесть попозже. И Брюс, проглотив голод, пообещал своему организму компенсировать недоеденные бобы консервированными фруктами. — А вот и поезд «чу-чу»! — хихикнул Джокер, открыв рот навстречу ложке бобов. Медленно прожевав их, проглотил, передернувшись от отвращения. — Бэтс, ты уверен, что в твоем рюкзаке не завалялось никаких мармеладок? — Даже если бы и завалялось, с тобой бы не поделился. — Тебе же хуже. Это ведь тебе весь день прижимать мою задницу к своему уху. Бэтмен смутился, и Джокер хихикнул. — Бобы, бобы, хороши для сердца. Чем больше их едите, тем больше вы… — Заткнись, — сморщил нос Брюс. Во время кормежки Джокер вволю болтал сам с собой и с Брюсом. После пары ложек он перестал жаловаться и, не суетясь, ел то, что дают. Он даже слизал капельку бобового сока, скатившуюся с уголка его губ, хотя это мог быть всего лишь нервный тик. Следом очередь дошла до консервированных персиков. Они показались Брюсу лучшим угощением из всего, что он когда-либо пробовал. Иронично, что, несмотря на окружающую его с детства прекрасную кухню, Брюсу было всё равно, что есть, однако за последние четыре месяца он не ел ничего, кроме консервированных углеводов и белков, так что вкус сахара лавиной обрушился на него. Впившись в сочную мякоть плода, он вздохнул с облегчением. Он и не представлял, что так сильно соскучился по сладкому. Последним фруктом, который он съел, было яблоко, подаренное ему на прощанье семьей, жившей к югу от Мехико, у которой он остановился на несколько дней. Это была одна из немногих семей, выживших в полном составе. Дальше к северу люди гибли массово. На юге пострадавших было меньше всего, но отсутствие электроники породило ужасную панику. Когда дело дошло до персиков, правила этикета куда-то испарились. Он дал Джокеру всего одну половинку персика и отступил на безопасное расстояние, чтобы доесть остальное. — Вот это я понимаю вкуснота, — довольно напел клоун. — Дай мне еще, ну пожалуйста. — Не дам. Как же сильно хотелось, чтобы персики никогда не заканчивались. — Да ладно тебе, ты же должен меня бояться, — нахмурился Джокер. — Я тебя уже накормил. — Мне тоже нужен сахар, Бэтси. Дай мне хотя бы немножко сиропа. — Убийцам сироп не положен. Как же приятно наблюдать за тем, как Джокер окончательно понимает, что больше ничего не получит. Его рот кривится в жуткой усмешке, а когда у него закончились ругательства, он потерял равновесие и грохнулся на траву, извиваясь всем телом. Допивая сироп, Брюс почувствовал, что вот-вот улыбнется. — Бэтси, как ты мог? — глаза Джокера округлились от ужаса. — Я был голоден, — ровным голосом ответил Брюс. Он и не врал. Всё время пока Бэтмен собирал пустые жестянки и убирал брезент, Джокер ворчал о несправедливости своего связанного положения. Они оба выпили по глотку воды, а затем Брюс устроил Джокера у себя на плече, чтобы продолжить путь. Клоун вел себя слишком громко, но у Брюса не было ничего, чтобы заново сделать кляп. Если по дороге им попадется зоомагазин или секс-шоп, он найдет, чем заткнуть Джокеру рот. Сейчас же в первую очередь нужно было пополнить фляги. Вверх по склону между деревьев петляла довольно приметная тропинка. Земля здесь не была влажной, но ранним утром в лесу щебетало столько птиц, что можно было прийти к выводу, что в этом районе есть что-то, успешно поддерживающее их жизни, и это что-то могло оказаться проточной водой. Брюс рванул с места вперед, крепко сжав ноги Джокера и лишив его возможности извиваться. — Ну и куда мы направляемся? — вопросил Джокер. — За водой. — И всего-то? Ты что, собираешься бросить меня в реку и смотреть, как я уплываю прочь? — Нет, мы наберем воду, а потом пойдем дальше. — Вместе? — Да, ты пойдешь со мной. — Мне это нравится, — хихикнул Джокер. — Джокер и Бэтси, одни в лесной глуши. Отбивающиеся от бандитов, делящиеся друг с другом теплом своих тел, чтобы прогнать холодные, темные ночи. Большая плохая Летучая мышь, воспользовавшаяся своим пленником. — Размечтался, — рявкнул Брюс, не в силах скрыть отвращение в голосе. — Как же ты прав, дорогой. Знаешь, мне столько всего чудесного приснилось, вот я и размечтался. Я уж думал, мне придется вернуться к Вонди, чтобы меня как следует связали, но я смотрю, ты и сам умеешь в шибари. Брюсу потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать, что «Вонди» — это Диана. Они виделись недолго, сразу после случившегося. Это было в Бразилии, Брюс пытался пробиться сквозь бесконечные пробки, перекрывшие главные дороги страны. А она даже не сомневалась в том, что, что бы ни происходило на севере, он справится со всем, пока она в качестве посредника будет бороться здесь с беспорядками. Если кто-то и мог справиться с возникшим дисбалансом власти, то это была Диана. Брюс не знал, куда она направилась после Сальвадора, о ней ходили только слухи. Но он надеялся, что с ней всё в порядке и что ее поддерживает вера в то, что выжившие члены Лиги Справедливости справятся с хаосом, вызванным столь неожиданно взорвавшейся бомбой. Он прекрасно понимал, что ей не под силу справиться с опустевшими городами, с бандами, наводнившими Америку, единственное, чего он хотел — чтобы она была здесь. Она была самым старым человеком, которого он когда-либо знал, но, несмотря на то, что и для нее он был независимым и взрослым, трудно было не считать ее матриархом среди сверх-людей. Он скучал по Альфреду, потому что Альфред был его отцом, он скучал по Диане, потому что чувствовал себя рядом с ней ребенком, внимающим каждому ее слову. — Знаешь, однажды она ударила меня хлыстом, — начал Джокер. — Это лассо, — на автомате поправил Брюс. — Ну, это было похоже на удар хлыстом. И я как будто перестал быть собой, она заставила меня болтать всякую чушь. — Ты врешь, — Брюс был уверен, что Джокер и Диана никогда не встречались. — Ты-то откуда знаешь? — посмеиваясь, ответил Джокер. — Она бы мне рассказала. — Ха! — Джокер резко качнулся вперед, почти слетев с плеча Брюса. — Хочешь сказать, что ты никогда не выпускал меня из поля зрения достаточно долго для того, чтобы она могла попробовать это сделать. Когда они добрались до вершины холма, то обнаружили, что на самом деле находятся на гребне, окружающем колодец, похожий на кратер. На дне можно было различить печального вида лужу, в которой плавала уйма водорослей. Брюс не чувствовал себя настолько отчаявшимся, чтобы пить нечто подобное. — Я что, снова слышу птиц? — спросил Джокер. Брюс ничего не слышал. Напрягая слух, он попытался уловить птичье пение, но ничего такого не было, только рядом с водой разгуливала пара ворон, смотрящих на них с подозрением. — Я могу поймать одну нам на обед, — тут же перевозбудившись, предложил Джокер. — Нет, не можешь. — Смогу, если ты меня развяжешь. — Этого не случится. — Тогда ты поймай одну. По словам Камиллы, воронье мясо было вполне себе съедобным. Если на него столь мощный эффект произвел настоящий сахар, то свежая животная еда определенно покажется чем-то фантастическим. То еще искушение. Но птицы в новом мире были на вес золота, вряд ли он сможет оправдать убийство одной из них просто вкусным обедом. Брюс не удостоил Джокера ответом. Вместо этого он начал обходить кратер по периметру в поисках направления движения воды, думая, что, если проследит ее путь, то сможет найти чистую воду. Больше всего ярко-зеленых папоротников и сорной травы росло на северо-востоке. Хороший признак, и он начал искать в том направлении. Повсеместно на стволах деревьев, окружающих вершину кратера, были нарисованы символы S. Их было невероятно много, как ни в каком другом месте. Художник пользовался в основном красной, черной и синей краской, хотя можно было разглядеть и несколько фиолетовых символов. Брюс никак не мог понять, что в этом было такого удивительного, он ведь почти уверен, что цветовая гамма зависела от того, какие цвета были у художника под рукой, это не имело отношения к символизму, но, несмотря на это, необъяснимая нервозность подбиралась к нему при взгляде на рисунки. — Тебя что-то напугало? — Джокер как будто почувствовал напряжение Брюса. — Нет, — ответил Брюс, пытаясь расслабить плечи во время спуска с холма. Примерно в двухстах метрах от них бежала вода, ее звук отражался среди деревьев. Кажется, источник был маленьким, и Брюс понадеялся, что он прячется в незаметном месте, скрытый от глаз. Не то, чтобы у него были все основания думать, что их по-прежнему преследуют, но если это было так, он хотел бы максимально усложнить жизнь тем, кто всё еще мог сидеть у них на хвосте. А еще кто-то совершенно новый мог почувствовать их запах. Любой, кто прожил в лесу большую часть года, должен был научиться прятаться, и это делало его опасным. Внезапно Брюс понял, что именно его встревожило в фиолетовой краске. Красные, черные и синие символы были нарисованы разными людьми, в то время как фиолетовые знаки рисовал один человек. Остановившись, чтобы рассмотреть один из них, он почти убедился в том, что фиолетовые нарисованы не так, как другие. — Ого! Фиолетовый! — завопил Джокер, увидев один из символов. — Обожаю фиолетовый. — Это просто цвет. — Просто цвет, вы только послушайте его. Фиолетовый — это мой цвет, радость моя. Твой — черный, мой — фиолетовый. — Это ведь не ты нарисовал? — смутное подозрение закралось в голову Брюса. В ответ Джокер издал скептический смешок. — О нет, дорогой. Ты же видел мою работу на стене церкви. Я на голову выше того отморозка, сделавшего это. Безусловно, как же иначе. Брюс продолжил путь, резко остановившись, потому что Джокер пронзительно завизжал. Брюс сделал глубокий вдох, чтобы не взорваться и не накричать на него. — Может, заткнешься уже? — Да стой ты! — рявкнул Джокер. Что-то сильно его встревожило, эта нервозность передалась и Брюсу. Но слишком поздно. Шаг по лесной подстилке, и в неподвижном воздухе раздался звук разматывающейся спирали. Брюс успел только подумать о «мине-ловушке», когда земля ушла у него из-под ног, и в воздух их вздернула моментально затянувшаяся сеть, спрятанная под верхним слоем гниющих листьев. Они висели в добрых трех метрах над землей. Впечатляющая работа — примитивная веревочная система, установленная на растяжке, удерживающей всю ловушку как единое целое. Слишком высоко над землей, что лучше бы не падать вниз. Брюс проследил направление веревок, удерживающих их, думая о том, как плавно опустить их вниз. Если он пролезет через отверстие в верхней части сетки, он сможет освободить веревку и опустить Джокера на землю, а затем сам спуститься по дереву. Брюс уже было собрался двигаться вверх, готовый к шквалу неуместных комментариев Джокера, поскольку им придется меняться друг с другом местами, когда заметил то, что вывело клоуна из себя. Там, откуда они пришли, на деревьях было нарисовано послание. Его мог заметить только тот, кто, как и Джокер, смотрел назад. Оно охватывало сразу несколько стволов, окрашенных в фиолетовый цвет, и выделялось на фоне красных, черных и синих символов S, нарисованных на коре. «Смотри себе под ноги», — прочел Брюс. Он мог бы серьезно поговорить с художником о выборе места размещения послания. — Я же сказал тебе остановиться, — проворчал Джокер. Лес под ними тут же пришел в движение, тишину нарушили крики и радостные возгласы дюжины, а то и более людей, спускающихся с деревьев и вылезающих из подлеска. — Похоже, мы поймали летучую мышь, — с уверенностью в голосе проговорил один из них. Это был взрослый мужчина. Взрослый человек. И не один, а целая толпа взрослых людей. — Это будет весело, — рассмеялся Джокер. На этот раз его смех был маниакально-громким. «Будет, как угодно, — подумал Брюс. — Но только не весело».