* * *
Никто не понял, как это началось, и тем более – как продолжилось. Проверять «своего» пациента среди всех остальных стало куда легче, когда они начали перебрасываться короткими разговорами, которые никогда не тяготили ни одного, ни другого. Джакурай неподобающе профессионалу хмыкал на случайные вопросы Рамуды, который временами ехидно улыбался прямо ему в лицо, расслабившись в компании врача достаточно, чтобы легонько поддразнивать его время от времени, невольно растворяя скованность и прохладу, свойственные больничной атмосфере. Естественно, ввиду обычной загруженности Джингуджи, много с ним не наболтаешь, но такие моменты потому и были теми ценными крохами, от которых Амемура попросту не мог отказаться и которые иронично, но держали его на плаву. В действительности – все проблемы уже не такие громадные, когда он несёт всякую чепуху в ожидании, что сдержанный доктор в очередной раз тихо прыснет и ответит чем-то невесомо-лёгким, оседающим на плечах пациента тёплым светом, от которого, казалось, даже нагревались кончики волос. Как-то так вышло, что к середине следующей недели Рамуда стал его перманентным собеседником не только в собственной палате на ежедневных обходах, но и на обеденном перерыве, на который Джакурай почему-то зачастил оставаться в больнице, предпочитая поглощать пищу под бесстыдный бубнёж пациента обо всем подряд. «Еда противная», «Из твоих волос можно свить сорок веревок, и ещё останется на канат, ты знал?», «Леденцы закончились», – Джакурай усмехается и принимается за чай, мягко кивая, время от времени устремляя ясный взгляд на Амемуру, давая понять, что он его слушает. На следующий день на тумбочке в палате появляется пакетик разноцветных леденцов, от которых розоволосый без ума, но загадочный благодетель в лице Джингуджи тут же получает лёгкую затрещину. Кто вообще сказал, что тратиться на него – это хорошая идея? Рамуда Амемура не нуждается в чьих-то подачках, но, в конце концов сдаётся, глядя на виноватое выражение лица Джингуджи, который просто проявил дружескую внимательность. Пациент неловко улыбается и получает в ответ облегчённую улыбку, которой можно согреть весь мир, и ещё с лихвой останется. Ой-ёй.* * *
Изредка Рамуда вытаскивал из недр, сваленных в один непонятный ком вещей, блокнот и, погружаясь в себя, исчерчивал обратные стороны конспектов по экономике набросками нарядов, почти забывая в эти минуты даже дышать. После выписки придётся искать новую подработку, стоит расслабиться, пока есть время, да? Думать о факультете финансов не хотелось совсем, но первый курс придётся осилить – он ведь у матери один, кто-то же должен оправдать надежды. Университет, работа – план жизни немного треснул с тем, как его выперли даже с несчастной подработки. Хотя, он бы соврал, если бы сказал, что хотел придерживаться этого плана хоть немного. Такая жизнь – это мучение. Рамуда разгрызает клубничный леденец и снова забывается, выводя витиеватые линии на ненавистной экономике. Иногда он позволяет Джакураю взглянуть, на что тот неизменно хвалит его идеи, пророча великое будущее, и невесомо потрёпывая его по пушистым розовым волосам, от чего сам Амемура только горько морщится, понимая, что шанс на светлое будущее у него невелик. Дни в больнице сплошь безмятежные и бархатистые, и парень окунается в них с головой – длиться этому остаётся недолго. С каждым днём блокнот всё больше испещряется неясными образами, и у каждого второго из них – длинные аметистовые волосы, ловко сплетённые в причёски острым карандашом.