Caramel et amethysts

      Выписку из больницы все люди переносят по разному – кто-то вздыхает тихо и размеренно, возвращаясь в лапы рабочей рутины, маленькие дети плачут от радости, довольно сверкая, как начищенный только-только самовар, а Рамуда запутанно сбивается в клочок обострённых чувствами нервов, трогая пульсирующее забитым воробьём сердце в груди. В последний день больничного настроение у него ни к чёрту, все чаще дышится не весной, а гнилыми осенними листьями, опоясывающими Амемуру с пушистой головы до кончиков дешёвых жёлтых тапочек. Сиреневые пряди окутывают его в комфортный кокон, из которого не видно реальных проблем, но Рамуда грубо выпутывается из него, хлестая себя по щекам до налитых кровью отпечатков, только бы не обманываться. Жизнь не засахарившийся в стеклянной банке мёд, случайная больничная симпатия не любовь, а жизнь у друга на шее до первой зарплаты – неподобающее взрослому существование. Впрочем, вариантов жилья мало настолько, что удивительно, что их количество вообще не стремится к нулю. Амемура разговаривает с другом по телефону минут 10, напряжённо поглядывая на дверь, пропускает в последний день завтрак и чувствует себя мухой в стеклянной банке со старым малиновым вареньем, переставая различать серые очертания безликой палаты, которые сливаются в одно мутное пятно, затягивая в вязкую приторную жижу. Дверь перед ним с тихим скрипом открывается, и пространство вокруг Рамуды тотчас же окрашивается нежными аметистовыми разводами, трогая щёки невольным румянцем неожиданности. Джингуджи как-то неловко и греюще-печально кладёт кофейный кекс в шелестящем целлофане на прикроватную тумбочку и устремляет взгляд на Амемуру, застывшего каменным изваянием. — Могу я рассчитывать хотя бы на твои контакты? — Джакурай сухо улыбается, надеясь что Рамуда не из тех, кто бежит от чувств сломя голову. Рамуда из тех, но номер быстро чиркает, вырывая листок из блокнота. Обводит написанное ярче, желая выделить и запомниться доктору хоть кривыми цифрами на изрисованном листке в бесконечном потоке пациентов. Надломленным, но сияющим розовой кислотой между рёбрами, желающим коснуться его сердца голыми руками в поцелуе. — Увидимся, Джа~курай, — Рамуда сверкает ослепительной улыбкой, заставляя своё сердце тяжёлым камнем улечься внутри до поры до времени. — Увидимся, Рамуда-кун, — На душе у Джакурая неспокойно, но тревога его тут же сворачивается скулящей больной собакой где-то глубоко, как только Амемура приподнимается на носочках, чтобы обнять его напоследок. Рамуда думает, что больше они не встретятся, и стаскивает с волос Джингуджи резинку, на секунду попав в искрящийся фиолетовый водопад, рассыпавшийся по плечам доктора. Бывший пациент Джакурая Джингуджи шмыгает носом, совсем как маленький, и натягивает резинку, пахнущую чужим шампунем на руку, впечатывая имя доктора, которого хочется любить, себе прямо на сердце.

* * *

      Остановившись у друга, Рамуда тут же сгребает в охапку учебные пособия и, обложившись ими, занимает всё своё свободное время и мысли только цифрами, экономикой и финансами. Живёт он от сна до сна, только там позволяя себе расслабиться и распасться на тысячи маленьких крупиц, каждая из которых мечтает разбиться о кафельный пол в ванной. Поиск подработки поначалу не внушал надежд абсолютно, но надейся не надейся — искать пришлось, вечно уповать на доброту приятеля, пустившего к себе, было бы бессовестно и глупо. Однако, подработка к Амемуре в руки просто-таки прилетела, осев в них сменами в местном магазинчике неподалёку от университета, после которых он засыпал ни живой, ни мёртвый, проваливаясь в глубокую темноту до самого утра. Всё, что осталось у него от маленького больничного приключения – блокнот с набросками и тонкая резинка для волос, из которой подвыветрился запах шампуня, но не выветрились воспоминания, каждый раз отдаваясь в груди то ли приторным кофе из столовой, в который Джакурай постоянно докладывал ему сахар по просьбе самого Амемуры, то ли синими искрами из чужих глаз, нелепо жгущими вокруг сердца. Думать о чувствах студенту не хотелось, но навязчивый образ доктора то и дело мелькал у него перед глазами, заставляя тело дрожать, а мысли возвращаться в больницу, где тот работает, на что Рамуда отгонял эти самые мысли пинками как можно дальше, старательно отвязываясь. Такие мимолетные фарфоровые связи не должны иметь продолжение – в этом Амемура был уверен точно, поэтому без лишних мыслей взял трубку, принимая звонок от незнакомого номера, гадая, кому он мог понадобиться.       Джакурай недолго решался на звонок, найдя в кармане халата перед стиркой листок с выведенным в спешке номером, и вспомнив его хозяина. Не то чтобы Джингуджи часто звонил по номерам, которые ему оставляют, и не то чтобы он часто вспоминал о людях, оставивших их, но наглый студент, стащивший его резинку, и без малейшего смущения влезавший на колени, вспоминался сам собой, будто окуная голову в холодный ягодный лимонад. — Добрый вечер, Рамуда-кун, — Джакурай прокашливается и почти видит, как секунду тот молчит и хлопает глазами, уставившись в телефон. — Добрый, Джакурай, — Амемура слегка подвисает от неожиданности, но тут же приходит в себя, опомнившись, и в голове наступает такая темнота, будто все пробки разом выбило. Студент почти на автомате притягивает к себе из кипы бумаг блокнот и зажимает телефон ухом, начиная потихоньку перебирать листы, пробегаясь по воспоминаниям. — Ты свободен послезавтра? Позволь позвать на обещанный кофе, — Джингуджи уцепляется за возможность, понимая, что совсем не против лишний раз увидеть очаровательного бывшего пациента. — Да, как насчёт вечера? — Рамуда нарочито тянет буквы, как жидкую карамель, перестроившись на шанс развеяться с красивым доктором, который забываться всё никак не торопится. — Тогда встретимся у терапевтического отделения около семи, — Джингуджи расслабляется на интонацию собеседника, решив, что всё должно пройти гладко, и коротко улыбается.

* * *

      Рамуда шаркает белыми кроссовками по холодному асфальту и тут же начинает улыбаться во весь рот, только завидев Джакурая, идущего ему навстречу. Машет рукой, привлекая внимание, и одними глазами очерчивает силуэт доктора, который по случаю конца смены распустил свои удивительные волосы, заставляя Амемуру перебирать их взглядом, не в состоянии сфокусироваться на всем Джингуджи сразу. — Извини, не заставил тебя ждать? — Джакурай перебрасывает волосы на спину и открывает взору студента безупречно облегающую водолазку, которую больше не способен скрыть медицинский халат. — Порядок, Джингуджи-сан, — Амемура чуть насмешливо выдыхает его фамилию и тут же бросается обнимать, растекаясь по нему мармеладной лентой, впитывая тепло чужого тела. Рамуда касается тёплой и большой ладони Джингуджи своей холодной и несильно переплетает пальцы, ожидая одобрения. И одобрение вмиг получает, почувствовав комфортно сцепившиеся с его собственными длинные пальцы, которые прошибают изнутри леденцово-цветущими вспышками. — Наше свидание обязано стать лучшим, — студент собирает всю свою уверенность и тихо смеётся, чувствуя кожей прохладный вечер с небом, заливающимся оттенками календулы, думая, что смысла убегать нет. — Я знаю одно хорошее место, — волосы Джакурая треплет весенний ветер, но взгляды Амемуры жгут, согревая не хуже огня. — Идём? — он наконец выдыхает и ведёт за собой спутника, который время от времени задирает голову к небу, указывая на пылающий оранжевый закат.