***
— Ренджун, — Хуан оборачивается, замечая в дверях Донхёка, — не хочешь погулять? Нос его красный, и Ренджун не уверен — от мороза это или от чего-то другого. Кивает, откладывает лопатку и убирает кастрюлю на подставку. Накидка уже в руках Хёка, поэтому он идёт следом за другом, по пути кутаясь в тёплую ткань. Они выходят на улицу и устраиваются на лавочке. Донхёк молчит, качает ногами, пальцами вцепившись в дерево, а Ренджун не нарушает тишину. Просто ждёт, когда Ли соберётся с мыслями и поделится тем, что его волнует. За беседкой резко кто-то вскрикивает, из-за чего оба омеги вскидывают головы, немного вздрагивая — сейчас становилось страшно от каждого резкого звука, но это всего лишь Джисон с Яняном на руках, — которому от этой ситуации явно становится весело, — влетевший прямо в Минхена. Ренджун качает головой, оборачивается к другу, замечая прищур и поджатые до посинения губы. Поворачивается обратно, прослеживая его взгляд, прямо до Минхёна, что спешит скрыться у Лукаса. Донхёк вскакивает, из-за чего Ренджун снова вздрагивает. Омега копошится, мнётся на месте, что-то шепчет себе под нос и тянет руку Хуану. — Идём, чего сидеть, — проговаривает Ли и тянет его за собой на буксире, потому что тянет он его за дом, прямиком в лес, хотя им было сказано не ходить одним, пока они не поймут, что те чужаки хотели. — Чего ты? — Может, не стоит? Нам ведь попадёт… — Ничего не случится, — Донхёк оборачивается, посматривая ему за спину. Ренджун с сомнением сжимает его руку. — Территории сейчас дежурят Юта, Джехён и Джонни, так что мы в безопасности. — Тогда тем более не стоит, — шепчет Ренджун, потому что эти трое не станут скрывать, что они, наплевав на всё, пошли в лес. — Даже Сяо с Хендери получили наказание, а они ведь дети… — Слушай, Джено с Джемином не будут на тебя ругаться, и если кому и попадёт, то мне. Обещаю, что возьму всю вину на себя, — Ренджун закусывает губу, думая над словами друга. — Пожалуйста… — Ладно, — Ренджун кивает, крепче сжимает холодные пальцы друга, аккуратно следуя по его следам, — но зачем нам это, если ты и сам понимаешь, что они узнают? Донхек жмёт плечами, и Ренджун не может видеть его лицо, но что-то ему подсказывает, что внезапно пришедшая догадка верна и он делает это намерено, но Ренджун молчит. Тишину разбавляет лишь тихий хруст снега и их дыхание. — Я не понимаю, — шепчет Донхёк, и Ренджун тоже не понимает. — Он или слишком глупый, чтобы понять, в чём я сомневаюсь, или слишком умный и давно понял, а сейчас просто притворяется, что не понимает. Ренджун вздыхает — теперь ему понятно настроение омеги. Сложно не замечать его влюблённых взглядов и необдуманных поступков, особенно, когда он сам на себе это прочувствовал. — Почему бы вам просто не поговорить? — Донхёк останавливается, из-за чего Ренджун не замечает торчащий из-под земли корень и спотыкается, чудом удержавшись на ногах. — Потому что оба варианта принесут мне боль? А я слишком труслив, чтобы добровольно причинять её себе, всё равно что самолично лезвием прямо в сердце, — хрипит Донхёк. — Но разве тебе не больно сейчас? Донхёк замолкает и не двигается, лишь поворачивая назад голову, а Ренджун позади смотрит испытующе. Где-то впереди раздаётся хруст надломившейся ветки, из-за чего они оба широко распахивают глаза. Донхек, схватив Хуана за руку, тянет его под большое дерево, и показывает молчать, но Ренджун в панике озирается, не понимая, что происходит. — Кто это? Чужак? — немного истерично шепчет он. — Хуже… — Я, — над головами раздаётся стук костяшек о дерево, из-за чего они оба вскидывают головы, и Ренджун с облегчением выдыхает, хватаясь за грудь. — Погуляли и хватит, — Юта рядом улыбается, сверкает глазами, — домой, — меняясь в лице, говорит альфа и кивает в сторону поселения. — Вот же, — Донхёк вскакивает, недовольно фырчит, и тянет за собой всё ещё отходящего Ренджуна, — язва. — Насчёт язвы я бы поспорил. И вообще, — Юта сзади цыкает, — будь благодарным и радуйся, что я наше… — Да, да, да, — Хёк отмахивается, снова фыркая, — больше болтай. — Вот почему ты такой противный? — Юта вздыхает, поравнявшись с ними. — Потому что рос с тобой, Лукасом и Доёном? Наслаждайтесь своими плодами, — пожимая плечами, парирует Донхёк. — Вообще-то Тэн, — начинает Юта, поднимая к верху палец, его длинная чёлка, выбившаяся из пучка, лезет в глаза, из-за чего он уже не кажется таким пугающим. — Вообще-то отстань, — Ренджун на этих словах сжимается, но не из-за Донхёка, а стоявших у их домика Джено, Джемина и Минхёна, что выглядят совсем не дружелюбно. Омега сжимает холодные пальчики в руке, выпрямляет плечи и с гордо поднятой головой, кидает Джено и Джемину, мимо которых проходит: — Я его силком потащил, не ворчите, — и, не смотря ни на кого, стремительно идёт к своему дому. Минхен зовёт его, но тот, отмахнувшись, проговаривает: — Знаю, знаю, я безрассудный, глупый и совсем не думаю о последствиях, давай без нравоучений сейчас. Всё уже слушано-переслушано. Сил моих нет. Ренджун поджимает губы, неосознанно подходит чуть ближе к Юте под внимательными взглядами своих альф, которые выражают явное негодование, и смотрит на хлопнувшую за другом дверь. — Может, стоит поговорить с Минхёном? — задумчиво тянет Юта, смотря всё туда же. — Переживаешь? — и, не дожидаясь ответа, тоже скрывается в домике. — Донхёк! Да что с тобой сегодня? — Минхён так же хлопает дверью, входя в дом. — Бегаешь от меня весь день, скрываешься, как в воду опущенный. Донхёк на это давится смешком, пока заходит в комнату и скидывает одежду. Минхён подходит со спины, касается локтя, но омега руку одёргивает, отходя к окну, и с усилием жмурится. — У тебя настроение поругаться или что? — теряя терпение от непонимания, неосознания ситуации, спрашивает Минхён. — Какого лешего тебя в лес понесло? Знаешь ведь, что опасно, ещё и Ренджуна приплёл. Так хочется приключений на задницу? Так побеси Доёна, а не рискуй своей жизнью! — Почему ты указываешь мне что делать? — так же повышая голос, восклицает Донхёк и разворачивается, отталкивая в очередной раз протянутую руку. — Кто ты, чтобы распоряжаться моей жизнью? Донхёк хочет выть, кричать, метаться. Понимает, что говорит неправильные вещи, из-за чего причиняет боль им обоим, но не может сдержать рвущуюся обиду. Хочет, чтобы наконец заметили, поняли и подарили любовь… — Кто я? — Минхён теряется, отходя на шаг. — Ты серьёзно? Я тот, кто был рядом с тобой в твои худшие времена, тот, кто был рядом, когда ты шарахался от всех и каждого. Тот, кто откармливал тебя, потому что ты был до той степени истощён, что не мог держать ложку в руках. Тот, кто всегда рядом, когда тебе снятся кошмары. Тот, кто печётся о тебе, каждый день, час, да каждую чёртову секунду, — вспыхивает обычно спокойный альфа, но недосказанность, висевшая между ними последние несколько недель, даёт о себе знать. Донхёк бледнеет, кусает губы и весь сжимается от крика. Минхён никогда не кричал на него, никогда. Смотрел строго, читал нравоучения, но не кричал. Что-то в омеге щёлкает, из-за чего он ещё больше убеждается в мыслях, что он не нужен в том плане, в каком ему хочется. — Будешь попрекать меня теперь этим, м-м? — на выдохе бросает он и почти падает в рядом стоящее кресло. От его глаз не укрывается, как Минхён выдыхает, прикрывая глаза. — Ты знаешь, что я не это имел в виду, — проговаривает он уже спокойным и ровным голосом. Донхёк утыкается в ладони, согнувшись. — Хёки, просто скажи, чего ты хочешь? Я сделаю… Хочешь, чтобы я ушёл? — Донхек всхлипывает, еле заметно качая головой. Минхён припадает к его ногам, прижимая к себе. — Просто расскажи мне, что происходит. Я не желаю тебе зла, никогда не желал и никогда не буду. Я всегда здесь для тебя. Я хочу помочь… Я ведь вижу, что что-то не так, солнце… — Прости, прости, — Донхёк отрывается от ладоней, вцепляясь пальцами в его плечи, и утыкается в шею, продолжая всхлипывать, — я не выспался, точнее… ты дежурил… и я совсем не спал, прости. Я не хотел… — Всё нормально, — Минхён тянет его на себя и поднимается, прижимая его к себе. Укладывается на кровать, целует в макушку, утирая слёзы, шепча, что всё хорошо, хотя знает, что это не так и дело совсем не в бессонной ночи… Джено и Джемин молчат весь ужин, сверля омегу укоризненным взглядом. Ренджун правда пытается разговорить их, но они упёрто оставляют всё без ответа. Когда очередной его вопрос безжалостно проигнорирован, а альфы продолжают жевать, как ни в чём не бывало, он с шумом ставит плошку на пол и смотрит на них. — Вы серьёзно? — виноватым себя Ренджун не чувствует — он знает, что Хёку это было нужно, так что извиняться упёрто не собирается. — Ну и не надо, — Ренджун поднимается, подхватывая плошку и забирая у альф их — нечего на него молчать. На кухне он с раздражением натирает тряпкой посуду, перед этим с таким же усердием её помыв, слыша, как альфы бесшумно передвигаются в спальню. Он тоже может характер показать. Когда он доходит до комнаты, видит через раскрытый дверной проём, что альфы уже легли, а в середине все также место для него, но он смотрит с приподнятой бровью, складывает руки на груди и ловит заинтересованный взгляд Джемина. Хмыкнув, он разворачивается, открывая дверь в выделенную ему ранее комнату, которой он в последнее время не пользовался от слова совсем, за спиной раздаётся шорох. — Ты куда? Ренджун оборачивается, зыркнув недовольно на Джено. — Так мы снова разговариваем? Я иду спать, а вы дальше молчать, — он заходит в комнату и на зов Джемина хлопает дверью. Комната оказывается совершенно холодной, как и кровать, и мало того, Ренджун всё не может принять удобное место от избытка пустого пространства, то подминая одеяло под себя, то укрываясь, потому что холодно, но упрямо продолжает лежать, слегка подрагивая, с мыслями о том, что он не пойдёт на попятную так просто; но вот, ночь вступает в свои права, холод пробирается и под одеяло, и вся его решимость разбивается, рассыпаясь маленькими осколками по деревянному полу, вместе с веткой, бьющейся в окно. Ренджун вскакивает, кутаясь в одеяло, шлёпая по-привычному босыми ногами по полу к противоположной комнате. Джемин приподнимается на кровати, как только дверь открывается, а горящие глаза Джено видно даже в темноте. — Мне холодно, — опережая все вопросы, выдаёт он и бежит к кровати, будто его за пятки кто-то кусает, переваливается через Джемина, что уже раскрыл одеяло, попадая прямиком к Джено в руки, а собственное одеяло теряется где-то на полу. Джено обхватывает его руками, переплетая с ним ноги, с неудовольствием подмечая, что они ледяные, и носом водит по загривку, подумывая укусить в отместку, пока Джемин ловит его испуганный взгляд, в котором всё ещё читается остатки надломленной гордости и решимости; на губах его подрагивает с трудом скрываемая улыбка и он тянется к его рукам, переплетая пальцы, поднося их к губам, обдавая тёплым дыханием и слегка целуя. — Маленькая вредина, — шепчет Джено. — И это я-то? — возмущённо начинает он. — Кто бы гово… — прерывистый вздох вырывается, когда альфа руками ведёт дорожку под рубашку, задевая край брюк. — Джено, что ты, — прерывисто шепчет Ренджун, прикрывая глаза, под насмешливый взгляд Джемина, — что ты делаешь? — Согреваю, — шепчет он на ухо. Джемин прижимается к нему, втягивая в поцелуй, вытворяя какие-то невообразимые вещи. Одеяло откидывают, а брюки с рубашкой стягивают слишком быстро, позволяя прохладному воздуху пробежать по коже. — И это так вы согреваете? — шепчет Ренджун, ловя ртом воздух, когда мурашки стадом пробегаются по ногам. Джемин снова втягивает его в поцелуй и, пальцем ведя дорожку по телу, поддевает ногу под коленкой, закидывая себе на талию. Ренджун задыхается, потому что Джено таки покусывает его загривок и шею; потому что Джено руками гладит живот, иногда опускаясь чуть ниже; потому что Джено задевает чувствительные соски; а ещё, потому что Джемин его аккуратно растягивает, ловя каждый стон губами, и целует так, что ничего в этом мире больше не кажется значимым. Чужая одежда неприятно трётся о кожу, почти раздражая, особенно жёсткие брюки, по которым он елозит бёдрами каждый раз, стоит только Джемину найти нужную точку, а ещё хочется ощутить жар чужого тела, и он уже сам не понимает, как совсем не ощущает смущения. Ренджун скулит в мягкие губы, дёргая льняную рубашку, — единственное, до чего он в силах дотянуться стиснутый двумя альфами. — Сними, — единственное, что он может прошептать, прежде чем снова потеряться в ощущениях. Оба слушаются, стягивая с себя одежду, и Ренджун не может сдержать восторженного стона, когда они приникают к нему, действительно согревая. Он подрагивает, когда не ощущает пальцев, и стонет, когда они переходят на чувствительную плоть. Дёргает ногой, чтобы опустить, но Джено его останавливает, обхватывая под коленкой, как ранее Джемин. — Всё ещё не хочешь попросить прощения? — Ренджун на это мычит и качает головой, подмахивая бёдрами и с закрытыми глазами хватаясь за шею Джемина. — Тогда нам, пожалуй, следует лечь спать и поговорить завтра, — останавливая его второй рукой за бёдра, говорит Джемин. — Пожалуй, да, — поддакивает Джено. Ренджун сглатывает и хнычет, не ощущая трения. — Хорошо, простите, простите, — шепчет он судорожно, понимая, что совсем не хочет, чтобы они останавливались. — Хороший мальчик, — шепчет Джено. — Ты ведь так больше не будешь? — Ренджун качает головой. — Не бу… — воздух из лёгких выбивает вместе с проникновением Джено. Он пытается хватать его ртом, но всё, на что его хватает, — это уткнуться Джемину в грудь, впиваясь пальцами в плечи. — Ш-ш-ш, — Джено не двигается, пока Джемин продолжает водить рукой и целует щеки, собирая кристальные капли, — всё хорошо. — Лучше? — Джено расцеловывает его плечи и гладит живот. Ренджун кивает, приходя в себя, и слегка шевелит бёдрами. Джено сам двигается, найдя один ритм с Джемином. Они продолжают покрывать его лицо и плечи поцелуями, руками блуждая по телу, и с каждым движением, с каждым толчком выбивают из Ренджуна всё больше стонов, сорванных выдохов и безмолвных просьб. Джено буквально впечатывает его в Джемина, и Ренджун хнычет, когда Джемин тоже бёдрами толкается. Ренджун не знает, в какой момент он стал готов к этому, но сейчас он совсем не жалеет, подрагивая в их руках. И он уже не понимает, что, где и когда, совсем теряясь во всём происходящем, продолжая руками цепляться за Джемина. Ренджун приходит первым, прижимаясь к Джемину, дрожит и руками крепко обнимает и будто выпадает из реальности. Когда он уже в силах разлепить глаза, Джемин всё так же мягко поглаживает его лицо, иногда целуя щёки, а Джено, выровняв дыхание, гладит под рёбрами, носом водя по шее. — Спи, наш волчонок, — шепчет Джемин целуя лоб, — наш любимый мальчик. — Самый любимый, — целуя ушко, шепчет Джено. — Я весь грязный, — хриплым голосом отзывается Ренджун и устало смотрит на Джемина, — и ты… — Не переживай об этом, спи.***
— Мне одному кажется, что они стали ещё более слащавыми? — указывая на двух альф и омегу, миловавшихся у кромки леса, спрашивает Донхёк. — Давайте не будем завидовать, — говорит проходящий мимо Кун. — Он прав, — кивает Юта, также смотря на друзей, а после поворачивается к сникшему Донхёку, — у тебя хотя бы шанс есть. — Шанс, — Донхёк хмыкает и прислоняется к плечу друга, получая редкие объятия в ответ. — Просто поговори с ним, — поглаживая его по голове, подсказывает альфа. — Поговорить, — снова хмыкает Донхёк. — Не могу, — он качает головой, а Юта тоскливо вздыхает. — Ты ведь его друг, о чём он думает? — Я не знаю, — Юта жмёт плечами, задумываясь. Он и сам не понимает Минхёна, совсем. — Но я знаю, что ты дорог ему. Дороже, чем кто-либо в этом мире, в этой стае, дороже своей жизни. Ты для него как целый мир, и это все знают. И если он слишком… — Юта, — зовёт Донхёк, отрываясь от его плеча. —… глуп, чтобы поговорить с тобой, то… — Юта, — снова повторяет он, дёргая за накидку друга и судорожно оглядываясь, замечая на улице помимо них, Джемина, Джено и Ренджуна, ещё и Джисона с Ченлэ. —… тебе стоит поговорить с ним. Да что? — когда на него уже шипят, спрашивает альфа. — Там кто-то есть, — указывая на кромку леса. Юта щурится и действительно замечает омегу, с ещё более тёмным цветом волос, чем у Донхёка, еле волочащего ногами. Юта поднимается, замечая, что Кун кидается к нему, не давая упасть. — В дом, — замечая, что омега что-то шепчет и указывает на лес. — Но… — Живо в дом, — рычит Юта, кидая взгляд на верхушки деревьев, замечая белый столб. Донхёк сглатывает, подрываясь, и тянет Джисона с Ченлэ, ещё не понявших, что происходит, к дому Тэна, уже раскрывшего дверь. — Джено! — кричит Юта, чтобы его точно услышали, альфа оборачивается к нему, когда Джемин, наконец, замечает неожиданных гостей и уже толкает Ренджуна к их дому. — Туман! — снова кричит альфа. Джено смотрит в лес, что-то говорит Джемину, оглядывается, понимая, что большая часть по домам. Из леса выбегают Джонни, Доён и Минхён. Юта окликает последнего, указывая на дом Со. Ли благодарно кивает, спеша туда. Доён скрывается у себя, а Кун уже у их домика. Джено, убедившись, что никого на улице не осталось, машет Юте, чтобы уходил, и сам спешит к дому. Сам Накамото бежит к Куну, раскрывая ему дверь, потому что тот с обессиленным и, кажется, потерявшим сознание омегой на руках этого сделать не может. Когда он раскрывает дверь, Кун несётся к кровати, опуская парня на неё, а Юта захлопывает дверь. Подходит ближе, замечая, что вся рубашка омеги окровавлена, накидка наполовину подрана, а Кун зажимает такими же красными руками его бок. — Чёрт, — вырывается у него. — Кун, воду и настойку, быстрее, — садится на место друга и смотрит на бледного омегу, губы его подрагивают, а на лице проступила испарина, глаза немного приоткрыты, благодаря чему Юта понимает, что он ещё в сознании. Тянется к накидке, чтобы расстегнуть несмело. — Снимай уже, — хрипит омега. Юта удивлённо хмыкает. — Что, даже кричать не будешь? Отмахиваться? Нет? Вдруг я тебя добить собрался? — разбавляя обстановку, спрашивает Юта, пока стягивает с него накидку и тянется к рубашке. — Я немного не в том положении, — шепчет омега. Юта начинает задирать рубашку и вопросительно смотрит на него, на что он кивает и приподнимает руки. — Да и пришёл бы я к тем, кто причинил бы мне вред? — Да? — Юта осматривает рваную рану, протянувшуюся от тазовой косточки до ребра, и не понимает, как омега вообще добрался до них. — Так ты знал куда идёшь, похвально… — К Тэилю надо было, — шепчет Кун, подсаживаясь с другой стороны и ставя на тумбочку тазик и корзинку с разными склянками. — А ты бы добрался? — Юта тянется к корзинке, вытаскивая бутылку с прозрачной жидкостью. — Сами справимся, смочи тряпку, — и смотрит на парня. — Глотнёшь? — покачивая бутылкой. Тот жмурится, когда Кун тряпкой проводит вокруг раны и кивает, выхватывая уже раскрытую бутылку, жадно глотает и морщится. — Что за дрянь? — откашливаясь, спрашивает омега. — Та, что поможет не занести чего похлеще, — и замолкает, не зная, как обратиться к нему. — Сычен, я Сычен, — шепчет омега, замечая заминку альфы, и снова морщится, замечая, как Кун тянет старшему иголку. — Отлично, Сычен, я сделаю всё быстро, хорошо? — омега сглатывает и застывает, уставившись в окно. — Твою же, Кун, окна, — альфа вскакивает, из-за чего Сычен трясёт головой и смотрит на Юту. Вскрикивает, когда ту самую жидкость плескают на рану, а кожу протыкает игла. Стискивает зубы и хватается за плечо блондина, стараясь не шевелиться. В глазах пелена, а тело уже совсем не слушается, пока альфа быстрыми и лёгкими движениями накладывает швы. — Хорошо, уже всё, всё, — Сычен смотрит вниз, как какую-то ткань прикладывают к ране и перематывают. — Ты молодец. — Как тебя… как тебя зовут?.. — Юта, — слышит он на грани сознания и ощущает, как его укрывают, — а теперь отдохни. — Мой малыш, — Джехён ладонями пробирается под накидку, оглаживая округлый животик. Тэён хихикает и потирает немного замёрзший нос. — Ещё не хочешь домой? — Тэиль сказал больше гулять, и если в лес не пускаешь, то хоть здесь дай посидеть, — отвечает омега. — Сказал — значит, надо, — вздыхает альфа. — А значит, если бы я попросил, ты бы отказал, — возмущённо начинает Тэён. — Нет, но… — Дже, — толкая альфу в плечо, шепчет Тэен и указывает за спину. Чон оборачивается, замечая ранее раненого омегу на улице. Джехён подскакивает, когда он, озираясь по сторонам, останавливается на месте, и не знает куда податься. Альфа подходит к нему, приветливо улыбается, предлагая помощь, и Сычен сомневается, с неким недоверием принимая притянутую руку. Джехён подводит к беседке, а Сычен бледный, как снег, но благодарно улыбается и садится рядом с Тэёном. — Здравствуй, я Тэён, а это Джехён, — показывая на альфу, говорит омега, замечая растерянность парня. — Сычен, — всё ещё хрипло шепчет омега, дёргая уголками губ, пытается улыбнуться, после чего снова озирается по сторонам. — Всё хорошо, здесь тебя никто не тронет, — Тэён сжимает его холодные пальцы и приветливо улыбается. — Ты голодный? Из Юты и Куна никакие повара. — Я… сколько я проспал? — тихо спрашивает Сычен. — Около девяти часов, — отвечает Джехён, наконец расправившись с костром. — Да, и нужно было ещё лежать. Ты зачем встал? — Юта подходит к ним, смотря на нахмурившегося омегу. — Захотел? Тэён с Джехёном переглядываются, замечая, что омега стал чуть более уверенным с появлением друга. — Думаю, можем сегодня поужинать на улице, если Тэиль разрешит, — начинает Джехён. — Отлично, я пойду и узнаю, — Тэён кивает и подталкивает Джехёна, уходя вместе с ним. — Как себя чувствуешь? — усаживаясь на корточки перед омегой. — Будто умер и ожил, — хмыкает Сычен. — Откуда ты можешь знать, как себя чувствуют те, кто умирают и оживают? — Юта вскидывает бровь, заметив вылетевшего из домика Тэиля Тэёна, что понёсся к своему, видимо, за ужином. — Откуда ты можешь знать, умирал я или нет? Может, я не настоящий? — Для ненастоящего в тебе слишком много крови, хотя, учитывая, сколько ты её потерял… — Спасибо, — вдруг выдаёт Сычен, умерив пыл. — Вот как заговорил, — удивлённо хмыкает Юта и присаживается на лавочку рядом, замечая, что Тэён и Тэна с Чону подключил. — Я умею быть благодарным, — шепчет омега, отводя взгляд, — и тебе я благодарен. Остальное время они молчат. Сычен сидит, рукой зажимая бок, и рассматривает деревянные домики, а Юта — его, и продолжает удивляться, потому что омега на вид кажется слишком хрупким, утончённым, и даже с мертвенной бледностью и усталостью, накопившейся, кажется, не за одну неделю, выглядит по-ангельски красивым. Вот только то, что он смог добраться до поселения неизвестно откуда, опередив туман, ещё и пытался предупредить о нём и то, как он держался, пока Юта зашивал рану, и то, скорее больше от неожиданности, лишь сжимая его плечо, да с такой силой, что синяки остались. Сычен старательно делает вид, что не замечает, и отвлекается на собирающихся вокруг стола людей. Старательно пытается принять дружелюбный вид, представляясь, но все видят, что он всё ещё насторожен и не доверяет им, и все это понимают, некоторые пережив подобное на себе. Сычен удивлённо дёргает бровью, когда замечает ещё одного подошедшего, что тоже смотрит на него, не понимая, как реагировать. — Ну ничего себе. — Что? — Юта смотрит с интересом, придвигая к нему тарелку, ранее заботливо поставленную Тэном. — У вас тут маленький лисёнок затесался? — Сычен не может сдержать улыбки. — Чего удивляешься? Разве не поэтому пришёл сюда? Не потому, что стаи состоят не только из волков? Ешь, — Юта указывает на тарелку и уже собирается встать, как замечает, что омега неосознанно дёргается, после чего как-то напрягается и уставляется в тарелку, сжимая в руках ложку, и садится обратно. Ничего не случится, если в этот раз он поест на этом месте. — Ну так что? Расскажешь нам, что произошло? — когда все покончили с ужином и теперь наслаждались разговорами, спрашивает Лукас с подозрением. Он вообще к каждому шороху так в последнее время относится, но никто его не винит. Чону рядом шикает, а Хёк кидает взволнованный и заинтересованный взгляд, впрочем, как и все остальные. — Что же вы хотите знать? — Лукас жмёт плечами, а Сычен откладывает ложку. — Что же, я просто искал место, где безопасно и спокойно, — Сычен вспоминает утренний туман, — спокойно в плане гонений. Устал слоняться по миру в одиночестве. Справляться одному тяжело, а я слышал, что в северной стае принимают чужаков, да ещё и не-волков. — Где ты жил всё это время? — спрашивает Джемин, сжимая ручку Ренджуна, что приник к нему и не хотел отрываться. — Нигде, — Сычен жмёт плечами, — точнее, в Великом Лесу, там ведь безопаснее всего, если, конечно, вы не боитесь самого леса, а учитывая, что восточные и южные боятся… Вы же знаете, после того, как лисов массово начали истреблять, — Сычен бросает взгляд на побледневшего Хёка, схватившего под столом руку Минхёна, — нам мало где можно найти покой. Стай почти не осталось, в большинстве своём одиночки, и тех немного. Все, кто остались, попрятались, и это я не считаю тех, что у восточных, потому что их уже можно не считать за живых. И вообще я жил прекрасно, мне было спокойно, а потом в лес стали забредать из восточной и южной. Ранее я слышал, что вы укрываете у себя других… поэтому, когда я в очередной раз чуть не попался, решил, что терять мне нечего. Однако, моему маленькому путешествию помешал туман и стайка бродячих, — Сычен замолчал, оглядывая весь стол, а не только совсем уж плохо выглядящего Донхека. — Если честно, я не уверен, были ли они бродячими или нет, не буду утверждать, но встреча с ними, как вы сами видите, сказалась на мне не очень хорошо. — Как же ты смог сбежать? — охает Тэён. — Их было несколько, а я выживал в лесу дольше, чем они со своими острыми игрушками ходили, — хмыкает Сычен и подмигивает сидящим напротив Сяо и Хендери. — Просто повезло, что местность была мне знакома, а сил на тот момент было достаточно. — Ты пришёл с Запада, знаешь, в какой стороне были они? — спрашивает Джено. — Я не так сильно петлял, на юго-западе ближе к окраине они от меня отстали. — Хорошо, — Джемин ему ободряюще улыбается, поглаживая почти уснувшего Ренджуна по спине. — Ты был прав, мы переправим тебя на север, когда ты оправишься. — А, — Сычен хмурится, обдумывая сказанное, — я не очень люблю передвижения. Простите за наглость, возможно, но нельзя ли остаться здесь? — Не любишь передвижения? — насмешливо хмыкает Лукас, на что Чону снова шикает. — Лес для меня как огромный дом с большим количеством комнат, уходить оттуда было для меня тяжело и я просто хочу быть ближе к нему, — выдаёт Сычен. — Значит ли это, что в один день, когда станет спокойнее, ты просто уйдёшь, м? — Нет, я понимаю, что значит войти в стаю, ясно? У меня она тоже была, — Сычен сглатывает, склонив голову. — Я знаю, я правда понимаю. Даже твои допросы — ты волнуешься за детей, я понимаю лучше, чем кто-либо мог бы, — Лукас отводит взгляд, — но я не вру и не лукавлю. У меня ничего нет и я устал быть один. У меня есть понятия верности и благодарности. Я не собираюсь сбегать со временем, просто хочу осесть уже на месте. И уж точно не собираюсь предавать вас. Я похож на глупца? Кто вообще добровольно свяжется с этим психом Джухёном? — Сычен, выдохшись после тирады, снова хватается за бок и утыкается взглядом в колени. Лукас снова смотрит на него, игнорируя недовольные взгляды друзей. — Мы почти перестроили домик для омег, что не состоят в паре, — кидает он. Сычен жмурится, понимая, что это своеобразный знак, что ему верят. — Поживи здесь и подумай, как оправишься, если не захочешь, останешься здесь, захочешь — отправим на север, — Джено тоже слегка улыбается. Они услышали то, что хотели. В этом поселении обычно никого не оставляли, за исключением котят и Ченлэ, но сейчас они снова готовы пойти на такое. — Можешь пожить у нас, — Тэн через Джонни ему кивает. — Зачем, если у нас есть целая свободная комната? — наконец подаёт голос притихший Юта. Сычен только сейчас замечает, что он придерживает его за локоть. — Он же… — Я не против, — перебив Тэна, говорит он. Омега дует губы и по-детски показывает Юте язык, на что тот закатывает глаза. — Ренджун-а, солнце, может, пойдёшь домой? Ты хорошо себя чувствуешь? — разбавляет возникшую тишину мелодичный голос Тэиля. Ренджун на это встрепенулся, открываясь от плеча альфы. — Нет, нет, всё хорошо. Я не спал, честно, и всё слышал, — проговаривает омега, но глаза всё равно слипаются. Тэиль поджимает губы и смотрит впритык на Джемина и Джено. — Сычен? Любишь булочки? — спрашивает Тэён, двигая к нему тарелку, думая о том, что омегу надо откармливать. Юта, что-то бурча про вредного и непослушного омегу, отходит к Джехёну и Минхёну. Пока Сычен сидит на лавочке, чего-то ожидая. Минхён недовольно фыркает, а Юта наконец понимает, чего именно. Донхёк мнётся рядом неуверенно. — А я все думаю, когда же ты подойдёшь, — Сычен мягко улыбается, разглядывая робко подходящего к нему омегу. — Прости, я просто… — Донхёк выдыхает, усаживаясь рядом. — Ничего, — Сычен тянет руку к нему и усаживает омегу рядом с собой. — Разве ты больше не виделся с лисами? Почему ты так реагируешь? — Нет, — Донхёк качает головой, — никого не осталось. Они всех… Джено и Джемин правда пытались найти кого-то ещё, но безуспешно… Я думал, я один остался… Донхёк всхлипывает, и Сычен поджимает губы. Он понимает, так долго думать, что ты остался единственный в своём роде. Он тянется к младшему, обхватывая его руками, несмотря на боль, сжимая его в своих объятиях. Чувствует, как тот всхлипывает, и щекой прижимается к макушке, поглаживая подрагивающую спину. — Ничего, ничего, посмотри, я ведь здесь, кто знает, может, найдётся ещё, а если повезёт, и целая стая. Ничего, думает Сычен. Если они смогли пережить всё, что было до, то то, что будет дальше, — всего лишь лёгкое испытание.***
Ренджун просыпается посреди ночи, резко раскрыв глаза. Долго смотрит в потолок, пытаясь понять, что же его разбудило. Свистящий ветер за окном или то, что альфы по бокам прилипли к нему слишком сильно. Спустя десять минут понимает, что хочет есть, и нет, не так, что желудок к спине прилипает от голода, а просто хочет… и никак это не объясняется. Он с кряхтением скидывает себя руки и с трудом перелезает Джемина. И с чувством гордости, что не разбудил альф, идёт на кухню. Вчерашняя утка стоит, очень кстати, на печи, будто дожидаясь его. Ренджун, потирая руки, подходит ближе, откидывает полотенце, и, облизываясь, берётся за один из заботливо оторванных Джемином кусочков. Когда он съедает больше половины, начинает хмуриться, потому что раньше он по ночам не вставал и тем более не уминал полтарелки за полторы минуты. Шорох и шаги за спиной он не слышит, поэтому, когда горячее тело прижимается со спины, а большие ладони пробираются под рубашку, он возмущённо мычит. — Чего пугаешь? — шлёпая альфу по руке и продолжая жевать, возмущается Ренджун. — Ты просто стал невнимательный, — смешок на ухо. — Я не невнимательный, просто рядом с вами бдительность теряю, — дожёвывая, тянет Ренджун, вытирая пальцы салфеткой. — Кушать захотел? — Ренджун мычит, и, обернувшись, тыкается ему в грудь, с наслаждением вдыхая запах, и почти виснет на альфе. — Может, попьёшь водички? — Ренджун качает головой, водя носом по груди Джено, пока он, тихо посмеиваясь, зарывается пальцами ему в волосы. Ренджун виснет на нём, ещё и ногами зацепившись, и блаженно выдыхает. — Врединка, спать ложиться не хотел, ещё и бродишь. — Нельзя? — Ренджун дует губы и съезжает на пол, изворачиваясь в руках альфы. Сидит на полу и бьёт по протянутым рукам. — Можно, идём спать, Джуни, — альфа снова тянет руки, но Ренджун шлёпает по ним. — Малыш. — Я не малыш, — Ренджун складывает руки на груди, смотря сердито. — А капризничаешь как малыш, — Джено перестаёт тянуть руки, молча смотря на младшего, у которого в глазах усталость, но он упёрто смотрит на него. — Вы что тут делаете? — Джемин опирается о косяк, с интересом наблюдая за разыгравшейся сценой. — Не знаю, я иду спать, — Ренджун вскакивает, проносясь мимо Джемина. Валится на кровать и подгребает всё одеяло, кутаясь в него, как в кокон. Чувствует, как прогибается кровать и что к одеялу прикасаются, выглядывает, снова шлёпая их по рукам, и зарывается в одеяло. Но сон не идёт: ни через минуту, ни через пять, ни через десять, а под одеялом становится душно. Ренджун скидывает с головы и оглядывается, оба делают вид, что спят, но Ренджун-то чувствует, что это не так. В комнате холодно, и им должно быть холодно, думает Ренджун и вздыхает, укрывая их одеялом, и неосознанно придвигается к лежащему на боку Джено и с удовольствием ощущает его руки на себе, цепляет Джемина за рубашку. — Подвинься, — продолжая дёргать его за ткань, хнычет он. Джемин раскрывает глаза, с прищуром смотрит на него, но послушно двигается, из-за чего Ренджун оказывается зажат между ними, но довольно улыбается, прикрывая глаза и утыкаясь На в грудь. — Не хочу я, — Ренджун хмурится, кутаясь в плед. — Надо. — Не надо. Я здоров, ясно? — дуя губы, возмущается омега. Джено зарывается руками в волосы, пытаясь понять, что делать и как уговорить омегу пойти к Тэилю. — Хватит, — Джемин подходит ближе к омеге, тянет плед вверх, укрывая и голову, и закидывает возмущённо что-то причитающего омегу на плечо. Джено жмёт плечами — так тоже можно. Тэиль смотрит на альф хмуро, будто на провинившихся детей. — Солнце, как ты себя чувствуешь? — Ренджун жмёт плечами, прижимаясь к боку Джено. — Кушать хочу постоянно, и всё, не знаю и чего они волнуются, — поговаривает Ренджун, тыкая пальчиком альфе в бедро. — Ты все ещё пьёшь травы? — Ренджун качает головой. — С того момента, как я сказал перестать их пить? — Ренджун кивает. — Вы ведь и сами поняли, что происходит? — обращаясь к альфам, спрашивает Тэиль. Оба кивают, на что Ренджун непонимающе озирается. — Как давно и как часто вы?.. Ренджун краснеет, прячась за плечо Джемина. — Около двух недель назад, — отвечает Джено. — Ренджун-а, думаю твой организм приходит в норму и подтолкнул его к этому, кхм… — Тэиль тянет руку к младшему, ласково поглаживая его руку. — Он просто готовится к приближающейся течке, — Ренджун на это сглатывает. — С одной стороны, это отлично, но с другой… из-за того, что она у тебя очень оттянута, будет очень больно и неизвестно, насколько затянется. Зайди ко мне на днях, ладно? Я дам тебе кое-что, — Ренджун кивает и снова утыкается Джемину в плечо. — Мы с тобой позже поговорим, вдвоём, хорошо? — Джемин поднимается, утягивая за собой омегу. А Тэиль дёргает Джено, не давая пойти следом. — Когда я сказал, что будет больно, я не шутил. И ему нужны будете вы оба, так что скажите Юте, если и есть что-то важное, что надо было сделать, пусть займётся, и чтобы я вас не видел, как она начнётся, и пока не закончится, даже и не думайте отходить. Джено кивает — они и не собирались, уже давно поняв в чем причина резких перемен настроения. — Ренджун? — Тэён с беспокойством в глазах прерывает свой рассказ и откладывает корзину с грибами. — Ты хорошо себя чувствуешь? Ты очень бледный… — Да, — утыкаясь в ладони, шепчет он. — Просто не спал всю ночь. — Иди-ка ты домой, — помогая ему подняться, говорит старший. — Приляг и постарайся поспать. Ренджун кивает, находит в себе силы перебирать ногами и понять не может, куда делись альфы, что тёрлись рядом все утро, совсем не отлипая. Он заходит в дом, сразу скидывая с себя накидку и тёплую кофту, пока идёт до комнаты. В голове так и бьёт мысль, что хочется к Джемину и Джено, поэтому он хватает первую попавшуюся рубашку, скидывая с себя всю остальную одежду, и цепляет ту, что нашёл. Когда он лежит, закутавшись в одеяло, ему кажется, что проходит целая вечность. Ещё ему кажется, что у него жар и он начинает бредить. Всё тело зудит, а в животе боль какая-то невообразимая, такая, что выть хочется. Ренджун не замечает, как начинает плакать почти навзрыд, сжимаясь в клубок и крутясь на кровати, и не замечает хлопнувшей двери и обеспокоенного голоса. — Джуни, малыш, — Джемин гладит его мокрые щёки. — Волчонок, прости. — Джемин, больно, — Ренджун тянет его за руку, утыкаясь в грудь, — так больно, — когда в животе в очередной раз что-то простреливает, он вздрагивает, сворачиваясь. — Почему так больно… — Я здесь, здесь, — сглатывая, проговаривает Джемин, забираясь на кровать, подхватывает младшего и усаживает к себе на колени. — Почему вы ушли? — стукая ослабевшими руками по плечу, хнычет Ренджун и тут же снова прижимается. — Прости, прости, волчонок, я никуда больше не уйду, — Джемин водит руками по спине, не сразу замечая, что низ рубашки уже промок. Джено влетает так же быстро, как и Джемин, смотря на омегу ошарашенно. Ренджун же продолжает жаться к Джемину и просяще смотрит на Джено. Пока Ли подходит к кровати, Джемин уже успевает стянуть грязную рубашку, позволяя холодку с улицы пробежать по бледной коже. Джемин несдержанно сжимает в руках тонкую талию и покрывает поцелуями лицо. Ренджун, раскрасневшись, откидывает голову на плечо подсевшему сзади Джено. Ли ладонями гладит живот, вырывая из младшего поскуливания. — Уже лучше? Не так больно? — покрывая поцелуями шею, спрашивает Джемин. — Всё ещё больно, — глотая слёзы, проговаривает омега и не позволяет убрать ладони, сдвигая их чуть ниже, показывая, где именно. Джено только плотнее прижимает ладонь, согревая. Джемин на это ничего не отвечает, продолжая покрывать шею поцелуями, пока Джено ведёт дорожку по позвоночнику. Ренджун сдержаться не может, проезжаясь бёдрами по бугоркам на чужих брюках, и сам тянется к джеминовой рубашке, дёргая её вверх. Альфы и сами понимают, спешно скидывая с себя одежду. А Ренджуну теперь не просто больно — в низу живота горит, как в адском котле, не позволяя адекватно соображать, а только беспорядочно ёрзать и мотать головой, прося больше прикосновений и поцелуев, что он и получает; только легче не становится, а пожар только больше расползается под кожей, обжигая так, что кричать хочется. Когда Джено тянется руками вниз, оглаживая спину и ниже, Ренджун стонет, качая головой, пока Джемин ладонями стирает всё ещё скатывающиеся слёзы. — Не надо, — перехватывая руки Ли, просит он, — просто… просто войди. — Джуни… — Мне больно, мне очень больно, Джемин, пожалуйста, — просит Ренджун, елозя бёдрами, и, когда Джемин пересекается с ним взглядами, подхватив бёдра, входит, Ренджун стонет слишком громко, скорее вскрикивая, прижимаясь лопатками к груди Джено, и не может перестать мотать головой, беспорядочно что-то шепча, чем вызывает обеспокоенные взгляды. Ренджун перестаёт метаться только когда чувствует поцелуи Джемина на груди, и ладони Джено на животе, а когда Ли втягивает его в поцелуй, понимает, что пожар внутри превратился в мёд, тягуче растекаясь по всему телу. Сам покачивает бёдрами, не отрываясь от Джено, и задушенно стонет, когда Джемин двигается навстречу. Джемин срывается на хаотичные толчки, покусывая ключицы, пока Джено приносит столько же удовольствия своими поглаживаниями и поцелуями, сколько и Джемин своими порой несдержанными и резкими движениями, из-за чего Ренджун сжимается, вырывая гортанные стоны. Ренджун теряется… задыхается… и совсем не помнит себя… такое он ещё никогда не чувствовал, и поэтому хватал всё и отдавал себя, полностью, не оставляя ничего, жадно вбирая всё, что дают ему альфы.