ID работы: 9515820

Нерушимо связанные

Слэш
R
Завершён
421
автор
sssackerman бета
Mr.Oduvan бета
Размер:
373 страницы, 25 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
421 Нравится 212 Отзывы 122 В сборник Скачать

Глава шестнадцатая

Настройки текста
      Мне очень жаль.       Три слова. Мы говорим их, когда хотим извиниться, безумно сожалея; говорим их просто из вежливости, потому что промолчать будет грубо; говорим их, когда хотим поддержать, не зная, как ещё показать, что тоже переживаем, что беспокоимся, что знаем, как может быть больно; говорим их в надежде хоть как-то показать, что мы рядом, что нам это тоже важно.       Но.       Становится ли нам легче от них? Боль утихает? Дышать становится легче? Сердце возвращается на место, а душа вырывается из тисков? Так? Было ли хоть кому-то легче после этих слов? Нет. Эти слова не для пострадавшего, они для тех, кто рядом. А что делать первым?       Как же всё-таки унять боль? Как перестать проматывать в голове один и тот же момент? Как закрыть глаза, не боясь, что тебе будет сниться кошмар? Как вновь вдохнуть полную грудь, чтобы это не ощущалось так, будто у тебя в лёгких куча загноившихся заноз? Как всё же вернуть своё сердце обратно? У кого-нибудь есть ответ на это? Хоть кто-то разгадал эту загадку? Хоть кто-то нашёл единое лекарство для всех израненных душ?       Нет.       Каждый справляется со своей болью по-своему.       Жизнь. Смерть. Боль.       Тоже три слова. И это то, как справлялся со своей болью Ренджун.       Он думал. Много. Долго.       Жизнь. Что для нас жизнь? Для кого-то это вечная погоня за чем-то неуловимым, но безумно желаемым. Для кого-то это, напротив, — покой и смирение, наслаждение тем, что имеешь. Жизнь для Ренджуна — это просыпаться ранним утром и наблюдать за сонными лицами Джено и Джемина; это идти на что-то запрещённое, но весёлое, за что они точно огребут позже, с Донхёком; это сидеть вечером вместе с Ченлэ, наблюдая за закатным солнцем; это слушать вскрики неуклюжего Джисона, что снова что-то уронил или споткнулся; это забежать к Тэёну на чай и остаться там до вечера пока Джено или Джемин силком не вытащат; это пойти с Тэилем собирать травы и устроить внезапный пикник, изучая что-то новое; это получать неожиданные поцелуи от любимых; это ужин у камина, как обычно; это читать с Джено книги; это смотреть с Джемином на звёзды; это то, чего ты долго ждал; это когда твой самый большой страх растворяется, как сахар в чае, что Джемин наливает для него каждое утро; это наблюдать как медленно появляется животик, понимая, что внутри развивается жизнь и не одна; это с нетерпением ждать, когда сможешь подержать эту самую жизнь в руках, одаривая всей своей любовью. Сейчас Ренджун отнёс бы себя ко второму типу, у него есть всё и он принимает это, и ценит каждый миг, что у него есть с близкими, потому что жизнь это жизнь. Она скоротечна и непредсказуема, не зависит ни от кого, преподнося неожиданные и иногда неприятные подарки. В один момент у тебя есть всё, а в другой — жизнь у тебя уже это отняла.       Смерть. Что это такое? Последний вздох. Последний взгляд в посеревшее небо. Последняя мысль. Последний стук сердца.       Так ли это?       Быть может, смерть всего лишь ширма к другому, к неизведанному. Никто не знает. Всё, что мы знаем, — это то, что она вроде есть, а вроде её и нет. Она материальна? Или нет… она забирает тех, кто уже отжил своё? Не всегда. Зачастую она забирает и тех, кто ещё даже не начал свою жизнь. Забирает тех, кто заслужил? А кто заслужил? Или, может, тех, кто давно этого хотел, устав от попыток наладить свою жизнь, от постоянных пинков и ножей в свою спину, от незаслуженных плевков в душу. Но справедливо ли это? Нет. Не справедливо, но смерть неизбежна. Рано или поздно, но она настигнет всех. Нам лишь остаётся надеяться, что мы успеем что-то испытать, — будь то всепоглощающая любовь, возможность быть родителем, или боль безвозвратной утраты; мы надеемся испытать что-то, что делает жизнь жизнью, а не просто существованием.       Кто-то о смерти думать боится, отмахиваясь как от мухи или самого страшного кошмара. Кто-то думает постоянно, размышляя и теряясь в догадках. Кто-то её жаждет.       Ренджун о смерти не думал. Он просто… не думал о ней, и всё.       До недавнего времени.       Боль. Боль — это когда разодрал коленки об острый камень, пока пытался не упасть с каменистого склона к любимому озеру; боль — это когда обжёгся, потому что увлёкся размышлениями, готовя обед; боль — удариться локтем об уголок стола, из-за чего ток пробегается по нервам; боль — споткнуться о корешок дерева и упасть; боль — это когда на тебе ставят клеймо как на животном; боль — это осознание, что папу, что был мёртв душой, забрала сама смерть; боль — это потерять кого-то близкого; боль — потерять того, кого долго ждал, но уже никогда не сможешь увидеть, обнять, поцеловать.       Иногда боль не подлежит лечению мазями и травами, поэтому люди залечивают её другими способами. Кто-то с головой уходит в свои увлечения. Кто-то заводит новых друзей или же, наоборот, уделяет больше времени старым. Кто-то посвящает всего себя семье. Кто-то пытается заменить свою боль какими-то поступками: большими или маленькими. Но некоторые не лечат её никак, в страхе принести ещё большую боль или просто не зная, не понимая, как с ней справиться.       Ренджун жизнь ассоциировал со счастьем. До недавнего времени. Пока не понял, что жизнь, смерть и боль, в совокупности и есть жизнь. А смерть и боль с счастьем не вяжутся совсем.       — Нет, нет, я в порядке, я в порядке, — Ренджун качает головой, упираясь рукой в край кушетки. — Мы в порядке.       — Малыш…       — Я хочу домой, — хватается за рубашку Джено, дрожащими пальцами сжимая ткань. Джемин обхватывает ладонями щеки, что-то шепча, но Ренджун не слышит. Ничего не слышит. — Пожалуйста, я хочу домой.       Ренджун всхлипывает, смотря просяще на альф. Джемин сглатывает, а Джено всё же укладывает его на кушетку.       — Что это? — замечая окровавленный участок на рубашке, тянет Ренджун. — Джено? Почему там кровь? Почему?       — Джуни, — Джемин снова обхватывает его лицо, заставляя отвлечься от пятна и от подходящего к ним Тэиля, — смотри на меня, хорошо, посмотри.       — Джемини, я в порядке, — сжимает руки Джено, закрывая глаза, — я хочу домой, мы хотим домой. Давай пойдём домой…       Лёжа в постели, свернувшись калачиком, Ренджун думает, что ему всё же сломали крылья. Клетка осталась позади, и он успел насладиться полётом, но тот, кто его держал, всё же добрался и обломал их, и Ренджун готов поспорить, что слышал хруст.       — Мне очень жаль, солнце. Ты бы ничего не смог сделать. Никто не смог бы.       Продолжая изредка всхлипывать, Ренджун думает, что будь то жизнь или смерть, но она несправедлива, и он совсем не понимает, за что она так с ним поступает. Говорят, бог посылает испытания сильным. Ренджун себя сильным не чувствует. Он чувствует себя сломленным.       — Вы нужны ему оба, постарайтесь не оставлять его в ближайшее время.       Они и не оставляли. Джено, обхватив со спины руками, уткнулся в загривок, грея одной ладонью живот. Джемин, привалившись к кровати, откинув голову, и касаясь макушкой груди омеги, держит согнутую в локте руку, иногда целуя.       — Джуни, пожалуйста, — Джемин опускается на колени рядом с младшим.       Ренджун отпихивает от себя руки Джено, хватаясь за грудь, сжимает в пальцах ткань, и жмурится, жмурится, жмурится. В надежде, что всё происходящее — сон, но раскрывает глаза, а перед ним всё тот же деревянный пол, а по бокам Джено и Джемин, что пытаются до него что-то донести.       — Инджуни, — Джено снова пытается коснуться его, но безуспешно.       Ренджун выпрямляется и, качая головой, отодвигается, упираясь спиной в кровать, и выставляет перед собой руки, когда они пытаются придвинуться к нему. Смаргивает пару слезинок и шумно всхлипывает, смотря куда угодно, но только не на них, появляющаяся пелена перед глазами этому способствует. Утыкается в ладони, в горле комок, внутри всё разрывается и он может чувствовать на языке привкус горечи. Сквозь шум в ушах слышит, как Джемин и Джено выдыхают, хотя не уверен, что это не в его голове. Хочется кричать, рыдать, рвать, ломать, но он не может, даже с места сдвинуться не может, прикованный той болью, что словно цепи обвивают всё его тело, мысли и даже внутренности, сдавливая. Поэтому он остаётся на месте, плачет уже не скрывая, пока глаза щиплет так, будто это яд, а не вода. Он думал, что со слезами боль уходит, оставляя за собой только опустошающее спокойствие. Его осталась на месте и, казалось, начала жечь ещё сильнее.       — Это я виноват, — шепчет он надрывно и хрипло, наконец, и это первое, что он говорит после того, как они вернулись в дом, после того, как он услышал то, что никогда не хотел слышать, после того, как он безвольной куклой повис на Джемине.       — Джуни, — начинает надломлено Джено, Ренджун может сказать, что он ещё не слышал такого его голоса. И это та причина по которой он не хочет слышать сейчас их, и смотреть им в глаза, потому что боится увидеть в них то, что творится сейчас у него в душе.       — Это я виноват, его больше нет из-за меня.       — Это не так, — Джемин всё же придвигается, ловит его ладони, прижимая к сухим губам. — Не говори так, не надо.       — Это правда.       — Нет, — Джено садится рядом с ним, обнимая одной рукой, второй прижимая его голову к себе. Касается губами виска.       — Ты не виноват. Мы должны были быть рядом, прости, прости, малыш, нам так жаль, что мы не были рядом, и не смогли уберечь, — Ренджун раскрывает глаза, роняя горячие слёзы на рукава Джено, и видит, что сам Джемин тоже зажмурился, а кадык продолжает дёргаться. Он целует костяшки, пока Ренджун не выпутывает ладонь, прикладывая её к щеке, оглаживая мокрые скулы, и тянет к себе. Джемин прижимается к его груди и сползает чуть ниже, утыкаясь лбом в живот.       — Прости Джуни, прости, — шепчет Джемин, а Ренджун снова всхлипывает, переплетая пальцы с Джемином, и прижимается щекой к плечу Джено.       — Его больше нет, — он закрывает глаза, пока слёзы душат.       Уже ранним утром, чудом заснув, Ренджун постоянно вздрагивает, что-то безостановочно шепча, вызывая беспокойство у обоих альф. Он тонкими и холодными пальцами сжимает наволочку, а на лбу появляется испарина. Джемин уже перебрался на постель и лежал, уткнувшись носом в его макушку.       Когда в дверь стучат, он вздрагивает, и раскрывает глаза будто и не спал вовсе. Приподнимается и хватает поднимающегося Джемина за руку. Джемин смотрит на него, замечая тревожный взгляд.       — Я только открою дверь, Джуни, хорошо?       Ренджун кивает, не без труда отпуская ладонь, и ложится обратно. Джено прижимает его к себе, водит пальцами по венкам на руках, и несмотря на то, что кажется, что он спокоен, Ренджун знает — он прислушивается к посторонним звукам. Дверь хлопает и в коридоре слышно кучу шагов. Ренджун опять же, старается не показывать, но напрягается, и Джено это чувствует, поэтому аккуратно целует под ушком.       Когда Джемин возвращается, они с Джено переглядываются, и он садится на корточки перед кроватью.       — Там ребята пришли, — Джемин тянется и смахивает пару прядок со лба, после чего привычно гладит щёку, — нам надо поговорить. Мы будем в гостиной, если хочешь то можно…       — Всё в порядке, — шепчет Ренджун, он не хочет слышать, что скажут Джехён или Лукас, или ещё кто.       — Хёк тоже пришёл, к тебе, — Ренджун пытается улыбнуться, но ничего не выходит, Джено целует в висок, прежде чем подняться и скинуть с себя рубашку.       Ренджун сглатывает и отворачивается, сам он уже переоделся, конечно, с их помощью. Они куда-то убрали одежду, и Ренджун был рад, потому что взгляд, так или иначе, но цеплялся бы за кровавые пятна. Джемин наклоняется к нему так, что ничего не видно, и жмурится не приходится, он только слышит шорох одежды, носом тычется Джемину в щеку, притягивая к себе за шею. Скрипит дверь, и Джемин немного отодвигается, а Джено, наоборот, опускается рядом уже в новой серой рубашке.       — Постарайся поспать, — просит Джено.       Ренджун хочет сказать, что не может, хоть сил совсем нет, но смотрит на них и язык не поворачивается, поэтому он кивает, и кутается в одеяло. Джено в последний раз целует его в лоб и тянет Джемина на выход. Дверь за ними закрыться не успевает, как в комнату неуверенно заглядывает Хек. Он выглядывает, и видны лишь макушка да обеспокоенные глаза.       — Хэй, — хрипло выдаёт Ренджун.       — Хэй, — шепчет Хёк и робко входит, прикрывая за собой дверь, убеждаясь, что закрыл её плотно. Ренджун замечает, что он немного бледный, а губы искусаны, — спрашивать как ты глупо, да?       Ренджун на это молчит и немного двигается, приподнимая одеяло. Хёк бесшумно пробегает по комнате и укладывается рядом, подложив сложенные ладошки под щёку. Смотрит на опухшие глаза Ренджуна, в очередной раз прикусывая губу. Ренджун дёргает уголком губы и придвигается ближе, утыкаясь носом Ли в ключицы.       — Тэён-хён тоже хотел прийти, но он переволновался и… ты нас жутко перепугал, — шепчет Донхёк.       — Он в порядке? А Янян-и? Как он?       — Всё хорошо. Он спрашивал о тебе, — Донхёк зарывается пальцами в светлые волосы. — Ты спал? Тебе нужно отдохнуть. Не волнуйся о других. Они будут в порядке. Я буду здесь, пока Джено и Джемин не освободятся.       — Я… не могу… — неуверенно шепчет Ренджун.       Донхёк не спрашивает причины и вообще никаких звуков не издаёт, продолжая массировать кожу головы.        — Хочешь, спою? — Ренджун нерешительно кивает. — Что хочешь?       — Можешь… можешь колыбельную? — осмелев, спрашивает омега.       — Колыбельную? Любишь их?       — Да, — шепчет Ренджун и, потупив взгляд, возвращает голову обратно, поближе к чужой груди. Что-то подсказывает Донхёку, что за этим скрывается что-то ещё, но он молчит пару секунд подбирая подходящую колыбельную.

Deep in the meadow, under the willow

A bed of grass, a soft green pillow

      Донхёк напевает тихо, подтягивая одеяло, чтобы лучше укрыть Хуана.

Lay down your head, and close your eyes

And when they open, the sun will rise.

      Ренджун сжимает в пальцах рубашку, вслушиваясь в слова, а не в то, что происходит или обсуждается за дверью.

Here it's safe, here it's warm

Here the daisies guard you from every harm

      Гладит живот, тихо нашёптывая слова за Донхеком.

Here your dreams are sweet and tomorrow brings them true

Here is the place where I love you.

      Закрывает глаза и пытается вообразить себе это место.       — Как Ренджун? — тихо спрашивает Джехён, смотря то на уткнувшегося в ладони Джено, что упирается локтями в колени, сидя на диване, то на Джемина, что сидит у камина, вперив взгляд в сцепленные ладони.       Оба на вопрос друга реагируют и кидают на него неясный взгляд, но ничего не отвечают. Просто не знают, что ответить, потому что солгут, если скажут, что он в порядке, ведь это не так, и не понятно, когда это станет правдой.       — Мы справимся с этим, — кивает Джено.       — Мы должны справиться с этим, — поддакивает Джемин.       — Всё будет нормально, если мы обсудим это чуть позже, — предлагает Джонни, но оба смотрят пугающе, и он замолкает, отводя взгляд.       — Вы догнали их? — Джено переводит взгляд на держащегося за руку Лукаса.       Лукас и Юта проносятся мимо, заметив Доёна, и стараются не упустить из виду двух чужаков. Юта про себя подмечает то, как именно они бегут. Лукас тоже замечает, что не все так гладко, как если бы они были в этих краях часто.       Джехён и Джонни нагоняют их как раз в тот момент, когда оба альфы разбегаются в разные стороны.       Джонни довольно скалится, зная, что чужак загоняет себя в тупик. Джехён ему вторит. Они загоняют его в тупик к скале.       Лукас рычит и прибавляет скорости, быстрее перебирая лапами, из-за чего земля под ними рыхлится, ветви ломаются, а камни разлетаются в стороны; за ним следует и Юта. Из всей стаи они были одними из самых быстрых, поэтому они сокращают расстояние почти до метра в считанные секунды. Стоит сделать лишь рывок… что, собственно, и проворачивает Лукас, когда понимает, что чужак не сбавит скорость. Он бросается сбоку, приваливая к земле огромными лапами, но чужак вцепляется в одну из них зубами, и отцепить его получается, только когда подоспевший Юта бьёт его когтями по морде, вызывая поскуливания. Лукас же рычит, давит лапами, из-за чего слышится хруст, но чужак всё же вырывается, несмотря на попытки Юты ухватить его за шкирку. Чужак вертит головой, пятясь, прихрамывая, потому что ему похоже переломали пару костей. Юта уже думает, что им, наконец, удалось поймать его, но чужак сдаваться не намерен, хоть и понимает, что сбежать уже не получится. Он останавливается, скалится и смотрит на Лукаса и Юту. Второй не успевает увернуться, когда чужак бросается на него, собрав все силы. Лукас сбивает его, и зубами вцепляется в шею, чужак скулит, пытается лапами отбиться, но все безуспешно, Юта лапами давит, не давая сдвинуться с места, а Лукас сжимает челюсти чуть сильнее.       — Я не жалею, — Лукас жмёт плечами, — у ЯнЯна синяк на руке и травма на всю жизнь из-за этого выродка. Если скажете, что я не прав, то…       — Не скажем, — Джено шумно вздыхает, не смотря на него, и снова утыкается в ладони.       Лукас хмурится, потирая всё ещё болящую кисть. Юта хлопает его по плечу, как бы говоря расслабиться.       — А у вас что? — Джемин закрывает глаза, пытаясь сохранять спокойствие, и не начать разносить все или не пойти самому поискать виновника.       — Мы его поймали, — начинает Джонни. Джено внезапно поднимает голову, а Джемин раскрывает глаза, так что все могут видеть, что в них полыхает что-то, чего они ещё не видели. Хотя все вместе прошли через многое.       — Привели сюда, — продолжат Джехён.       — Заперли в кладовке.       — А когда вернулись, обнаружили, что он вскрылся.       — Вскрылся? — переспрашивает Джено, сжимая кулаки. Джехён хочет что-то добавить, но Джено внезапно тихо рыкает. — Так какого чёрта вы вообще его оставили одного? — Джено сбавляет тон, посматривая на дверной проём.       — Откуда нам было знать, что он так поступит? — Джонни вскидывает брови. Минхён рядом с ним пихает его в плечо.       — Ну, к примеру, от того раза, когда один из чужаков сиганул со скалы? — Джемин сжимает челюсти, играя желваками.       — Зачем они могли приходить? — шепчет Джено, но все его слышат.       — Думаете, снова нападение кого-то из бродячих? Они зачастили. Думаете, что-то готовят? — Юта хмурится. — Надо с ними что-то делать. Так больше не может продолжаться. Просто вытрав…       — Не думаю, — вдруг перебивает Джехен. Все, кроме Доёна, смотрят удивлённо, Ким же сидит, о чём-то усердно размышляя. — Бродячие, конечно, зачастили, и с этим тоже надо что-то делать, но это не тот случай.       — И кто они тогда? — спрашивает Джонни.       — Джисон сказал что-то про то, что один из них сказал, что Ренджун кому-то нужен. Именно он, — объясняет Джехён.       — Почему? — Джемин хватается за волосы, несильно оттягивая их, и жмурится будто от боли.       — Слушайте, — вдруг говорит Доён, оглядывая Джено и Джемина, — один из них что-то прошептал ему. Он не сказал, что именно?       — Что? — в недоумении переспрашивает Джено. Что-то шептал? Кто? Ренджуну?       — Ренджун, — слышно вскрик Донхёка и скрип половиц.        Джено поднимается, как и Джемин, когда в проёме появляется бледный похрамывающий омега, придерживаемый Донхёком. Он приваливается к стене, качая головой, когда Кун уступает ему место на кресле.       — Зачем ты встал, Джуни?       И Джено, и Джемин оказываются рядом с ним, и всё-таки усаживают его на кресло. Джено садится на корточки, обхватывая колени, а Джемин присаживается на подлокотник, прижимая его к своему боку, рукавом рубашки промокнув испарину на лбу. Джено замечает, что выглядит он сонно, что подсказывает, что задремать ненадолго все же получилось. Донхёк рядом шепчет что-то про то, что он внезапно вскочил, и Джено утыкается Ренджуну в колени.       — Я просто услышал и… — Ренджун сглатывает, потому что передвигаться тяжело, и скорее всего вообще не стоило этого делать: живот болит, а дышать становится сложнее, но он отпихивает руки Джено, когда он хочет поднять его.       — Джуни, у тебя, кажется, всё-таки температура поднимается, — трогая лоб и виски, шепчет Джемин.       — Это Джухён, — не слыша, выдаёт Ренджун, раскрывает глаза, находя в себе силы посмотреть Джено в глаза.       Рука Джемина замирает, и он может судить только по Джено, но, вопреки страхам, он видит в них лишь понимание. Кажется, Джемин что-то хочет сказать, но он лишь прижимает голову к своей груди, утыкаясь носом в его волосы.       — Почему ты так думаешь? Это то, что он сказал? — нарушает тишину Доён.       Ренджун качает головой, продолжая смотреть на Джено, и не знает, радоваться ему их связи или нет, потому что хоть они и выглядят спокойными, но он может ощущать, что творится у них внутри и понимает, что они ощущают то же, что и он.       — Он… не называл имён, — шепчет Ренджун, — он сказал, что всего лишь посланник.       — Только это? — шепчет Джено, переплетая их пальцы. Ренджун снова качает головой, медленно выдыхает и прикрывает глаза.       — Его просили передать: «Не думай, что я оставлю это так. Я найду тебя, где угодно и когда угодно, через месяц, год или пять лет. Наслаждайся минутным покоем, пока я позволяю тебе это, потому что придёт время и ты вернёшься туда, где должен быть». Это то, что он сказал, больше ничего, — Ренджун глаз не раскрывает, утыкаясь носом Джемину в ребро, укрываясь от взглядов. Молчание в комнате давит, и он шумно сглатывает. А в голове лишь одна мысль.        Если бы не я, он был бы…       — Хватит, — голос Джено сбивает, и он ощущает, как Ли поднимается на ноги, и подхватывает его на руки, выходя из гостиной.       Ренджун доверчиво жмётся ближе, а Донхёк бесшумно плетётся следом. Постель уже успела остыть и встречала его холодом. Джено укутывает его в одеяло, осматривает бледное лицо, подмечая, что глаза он так и не открыл, не желая сталкиваться взглядами. Вздыхает, решая отложить разговор, целует в лоб.       — Мы скоро закончим, — шепчет он. Кивает Донхёку и выходит из комнаты.       В гостиной всё так же тихо, когда он возвращается. Садится на кресло, где минутой ранее сидел Ренджун и утыкается в ладони. Джемин сжимает его плечо.       — Туманом займёмся позже. Бродячими и коробками, тоже. У нас в любом случае пока нет зацепок. Так что сейчас я хочу знать, сколько его шавок ходит по нашей территории, — переведя дух, спокойно и обдуманно говорит Джено.       — Он перешёл границы дозволенного, — кивает Джемин.       — Думаете, это можно считать объявлением войны? — откидываясь на спинку дивана, спрашивает Лукас, оглядывая остальных.       — М-м, нет. Это было послание для Ренджуна. Не для нас, — качает головой Джехён.       — Уверен? Ренджун может быть просто предлогом. Джухён ведь больной на голову. У него так и горит идея убрать тех, кто, по его мнению, «недостоин», — фыркает Доён.       — А может, и то, и другое, — жмёт плечами Юта. Джено с Джемином бросают на него взгляд. Юта был тем человеком, которому они могли доверить все дела, поэтому к его словам относились обдуманно. — Что? Думаете нет? Это ведь удобно для него. У нас находят дом те, кого они истребляют или же используют для своих прихотей. Да даже если не считать этого. Разве у нас мало причин ненавидеть друг друга? А Ренджун отличный предлог, но при этом он рассчитывает на то, что Ренджун останется с ним, — Лукас рядом с ним задумчиво мычит. — Я встречался с ним всего пару раз, но этого хватило.       — Это логично, — наконец выдаёт свою мысль Доён, — мы, конечно, пытались сохранить мир, но… если его отец отошёл от дел, оставив всё на него…       — Так или иначе, — прерывает его Джемин; всё, что ему хочется сейчас, — вернуться к Ренджуну, — передайте все Хенсоку, и пусть тоже отправит кого-то дальше. Если они так спокойно разгуливают здесь, что мешает им зайти дальше на север. Нельзя им этого позволить. И если найдут кого-то, — Джемин оглядывает всех, взглядом показывая, что их это тоже касается, — он или они нужны нам живые. А Джухён… если всё так, как вы думаете, рано или поздно, он сам объявится. Здесь. Пусть думает, что мы проглотили это. Его эго не даст ему мыслить разумно. Это сыграет нам на руку.       — А если нет, доберёмся до него сами, а до того времени, выловите всех его прихвостней или вытравите их отсюда, не так важно, — Джемин кивает на слова Джено.       — Но… думаете кто-то зайдёт дальше Джинёна? Они так теряются здесь, что не факт, что они смогут продержаться там хоть день.       — Это не важно Джонни, предупреждён значит вооружён, — Джехён хлопает его по спине.       Доён первый поднимается за ним и остальные. Остаётся только Минхён, что дожидается Донхёка. Он же сам выходит из комнаты, видимо, услышав кучу шагов, кивает альфам на прощание и тянет Минхёна на выход.       В комнате прохладно. Джемин бросает взгляд на окно, замечая, что оно приоткрыто. Закрыть его они не решаются, просто подходя к кровати. Ренджун лежит, свернувшись клубочком под одеялом с закрытыми глазами. По дыханию они понимают, что омега так и не уснул. Ложатся по обе стороны, забираясь под одеяло. Джемин лбом утыкается омеге в загривок, как это обычно делает Джено, пока он сам аккуратно гладит лицо и шею. Джемин забирается тёплыми руками под рубашку, поглаживая бедро и выводя узоры на животе. Джено за ним повторяет, тоже ведя ладонью дорожку, надеясь согреть омегу.       — Мы любим тебя, — шепчет Джемин.       — И черничек, — подхватывает Джено.       — Ты ни в чём не виноват.       — Он ничего не сделает больше.       Вы слышали когда-нибудь про пять стадий принятия неизбежного?       Пять стадий: отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие.       У Ренджуна были свои стадии. Хотя некоторые по пунктам всё же совпали. Отрицание Ренджун пережил в первые двадцать минут. С истерикой, пытаясь убедить всех, и себя в первую очередь, что всё с ним в порядке, пока не осознал жестокую правду. Точнее, не увидел её воочию.       Дальше шла депрессия. Бессонные ночи, полные размышлений и чувства вины, прерываемые резко приходящими слезами, что душили, не давая спокойно дышать.       Депрессии сопутствовало опустошение. Ренджун думал, что это невозможно, но когда он глотал слёзы, захлёбываясь в них, понимая, что боль со слезами совсем не уходит, он так же чувствовал опустошение. Будто ничего в нём больше не осталось.       — Джуни, тебе нужно поесть, малыш, пожалуйста, — Джемин держит его руки, сидя перед кроватью.       Ренджун молчит недолго, раздумывая. Джемин ведь прав. Понимает, что наказывает сейчас не себя, а Джено, Джемина и их малышей, поэтому он кивает, впервые за неделю соглашаясь принять что-то из пищи самостоятельно, а не по настоянию альф. Джемин с удивлением смотрит на него, вскинув брови, но на лице расцветает улыбка, и он, мигом поднявшись на ноги, уносится на кухню.       Ренджун оглядывает комнату, взгляд цепляется за тёплую кофту, и он, накинув её на плечи, поднимается. Он устал видеть взгляды Джено и Джемина, что страдают вместе с ним. Пора ему хотя бы попытаться начать справляться с этим. У него есть они. Он есть у них. Они справятся. Справятся ведь?       Ренджун вздыхает, жмурится и опускает взгляд на живот и задравшуюся рубашку. Опускает её, поглаживая живот.       — Простите, малыши, — осознание, что его состояние влияет и на них давит. — Я буду стараться.       Ренджун уже поворачивается к двери, собираясь присоединиться к Джено, что пообещал разжечь камин, но взгляд останавливается на задёрнутых шторах. Туман, как обычно, пришёл неожиданно. Ренджун вспоминает, чем закончилось его прошлое любопытство, но ничего с собой поделать не может. Медленно подходит, раскрывая их и всматриваясь вглубь тумана.       Мужчина, что появлялся перед ним каждый раз, не давал покоя. Враждебным он не казался, но последствия после их встреч…       Он появляется перед окном резко, но Ренджун не пугается. Осматривает его, ожидая каких-то действий. На этот раз голоса слышны ещё чётче, но Ренджун не отрывает взгляда, прикладывает ладонь к стеклу, но казалось, что «человек» за стеклом на лицо его совсем не смотрел, опустив взгляд ниже — если это можно назвать взглядом, ведь глазницы всё ещё пустые, поэтому судить он может только по слегка опущенной голове. Руку прикладывает к стеклу, и в этот момент Ренджун впервые за три их встречи замечает ещё один взгляд за спиной, поэтому он сначала не видит, как рука ведёт дорожку вниз по стеклу, останавливаясь на том уровне, где был его живот. Пальцем стучит по стеклу, из-за чего Ренджун бледнеет, ощущая, как холодный пот скатывается по спине. Отшатывается и тянется задрать шторы, но его опережают. Джено задёргивает их, поворачивается к нему, хватает за плечо одной рукой и ладонь вторую прикладывает к щеке и ко лбу. Ренджун шумно дышит, схватившись за живот, вперив взгляд прямо в рубашку Джено, но ему кажется, будто взгляд пронзает насквозь.       — Джуни…       — Нет, там, он, он был там, он…       — Котёнок, там никого не было, идём, — Джено разворачивает его, подталкивая к выходу из комнаты, а Ренджун в последний раз оборачивается к окну, ощущая, как дрожь проходит через всё тело.       Когда слёзы, казалось, иссохли и плакать было уже нечем, настало долгожданное и полное опустошение. За которым последовал самообман. Ренджун в стадии опустошения убедил себя, что с ним всё в порядке и он пережил всё, при этом не говоря об этом с кем-либо, не считая того раза ещё в самую первую ночь. И, убедив себя окончательно, он принялся за других.       Всё в порядке на самом деле довольно-таки лживая фраза, особенно когда ты говоришь это самому себе. За ними обычно скрывается куча подавленной боли, которая, скорее всего, только больше копится.       Некоторые убеждают себя в этом годами, копят в себе все эмоции, в конечном счёте всё равно выплёскивая их на что-то… или кого-то.       Джемин расталкивает Джено, после того как, пошарив рукой по простыне, не нашёл рядом омегу.       — Где Ренджун?       — Что?       — Ренджун, — шипит Джемин, подскакивая.       Джено резко садится на кровати, оглядывая комнату, и несётся вслед за Джемином, что направляется к входной двери, но резко останавливается, замечая боковым зрением силуэт на кухне, и дёргает Джемина за руку. Джемин оборачивается, собираясь возникнуть, но замолкает, замечая, куда указывает Ли.       Ренджун стоит у печки, и Джемин только сейчас слышит, как масло шипит на сковородке. Форточка открыта, но вопреки этому на кухне не холодно, но свежо. Ренджун переступает с пятки на пятку, что-то нашёптывая под нос. Полы белой рубашки прикрывают покрытые мурашками бёдра, а волосы растрёпаны.       Он оборачивается, выкладывая горячие бутерброды со сковороды на тарелки, и, наконец, замечает альф. Солнечно улыбается и, отложив сковородку, тянется к чайнику.       — Уже встали? Я думал, ещё поваляетесь, — он разливает чай по кружкам и кивает на стол.       Джено подталкивает Джемина, чтобы он сел на своё место, и сам садится на своё. Ренджун, как маленький ураган, носится по кухне, чтобы поставить всё приготовленное на стол. Ставит одну кружку перед Джемином, придвигая к нему тарелку, и, чмокнув в щёку, повторяет то же самое с Джено.       — А ты?.. — Джемин с удивлением смотрит на него, пока он берёт свою кружку и, как ни в чём не бывало, садится на свой стул, забираясь на него с ногами. — Всё хорошо?       — Да, — Ренджун кивает, отпивая немного из кружки, — в полном. Не встал бы так рано, но чернички захотели чая с мёдом, представляете? Пришлось вставать, — жмёт он плечами. — Чего не едите? Остынет ведь, — Ренджун дует губы, пока они не принимаются за них, а сам тем временем тянется за кусочком хлеба с маслом. — Юта заходил, сказал, что позже надо будет поговорить, — Джено на этих словах поперхнулся, не понимая, как они с Джемином могли пропустить это. — У вас ведь обязанности есть, — продолжает Ренджун, пережёвывая новый кусочек, — если он заходил, значит вы нужны. Идите сегодня по своим делам.       — А ты? — Джено придвигает к нему всю тарелку, с лёгкой улыбкой смотря на довольно жующего омегу.       — А что я? Займусь чем-нибудь. К Ченлэ схожу или к Хёку. Ужин приготовлю. Уберусь, — Ренджун по новой жмёт плечами, запивая всё чаем, — извините, конечно, но уборщики из вас никудышные. Грязь только больше разнесли, и как вы без меня справлялись?       — Не знаем, — шепчет Джемин, Ренджун на их взгляды смущается, прячась за кружкой.       — Да, и надо будет сходить к источникам. Хочу искупаться, и чернички тоже, и окна стоило бы помыть, совсем грязные, смотрите, — Ренджун ногтем тычет в стекло, показывая на грязь. Джено и Джемин лишь послушно кивают, соглашаясь с каждым словом.       Так вот про всё в порядке. Почти за каждым всё в порядке что-то скрывается. Так и наступил следующий этап. Злость.       Ренджун пытался не показывать, но эмоции, которые он спрятал в дальний шкаф, начали показывать себя, как бы говоря: «Зря ты так поступил, мы всё ещё здесь, мы всё ещё с тобой».       И если сначала Ренджун себя винил, то сейчас он злился — на всё, в общем, всё ещё стараясь не показывать это, пока она пожирала его изнутри, как какой-то паразит.       Синие шторы неимоверно раздражают и режут глаза. Ренджун долго смотрит на них, надеясь испепелить взглядом, но всё никак. Джено на улице с прищуром смотрит за ним. Ренджун с громким стуком ставит кружку на тумбочку и пытается забраться на стол. Джено срывается с места, устремляясь к дому, из-за чего Джемин, заметивший это, сначала с недоумением за ним наблюдает, после чего тоже бежит в сторону, отложив коробку с инструментами.       Стул опасно покачивается, когда он с него забирается на стол, на что Ренджун, успешно наплевав, пытается снять шторку с петель. Дверь хлопает, но он не обращает внимание, начиная раздражаться из-за непослушных пальцев.       — Ренджун, слезь сейчас же, — Джено хмурится, оказываясь рядом со столом, готовый подхватить омегу чуть что.       — Не слезу, пока не сниму её. Чёртовы шторы, — шипит он.       — Что происходит? — Джемин влетает в дом, оглядывая их, и немного успокаивается замечая, что Ренджун в относительном порядке.       — Не зна…       — Это шторы… они… — кряхтя, продолжает шипеть Ренджун. — Они мне не нравятся. Почему они не снимаются?! — раздражённо восклицает он.       — Слезай со стола, — Джено касается его ноги, собираясь снять его, но Ренджун переступает с ноги на ногу и отходит на другой край.       — Ренджун, слезь со стола. Я сниму их, — Джемин подключается, тоже подходя к столу. Ренджун на них даже не смотрит, продолжая дёргать ткань.       — Я сам, — Джено таки тянет его вниз, на что Ренджун дёргает шторину сильнее, сдирая её с карниза. — Чёртовы шторы, — оседая на стол, сквозь зубы произносит Ренджун и со злостью кидает ткань на пол. Упирается ладонями в коленки и шумно дышит, опустив голову. Джемин хочет прикоснуться к его плечу, но он дёргает им.       — Джуни…       — Всё ведь не в порядке, — тихо говорит Джено. — Так? — но Ренджун молчит, прикусив губу, так что ощущает металлический привкус на языке. — Так? — снова повторяет Ли.       — Да, так! — вскрикивает Ренджун. — Так! Всё так! Я ни черта не в порядке! Я обманывал себя и вас. Мне всё ещё больно. И я ненавижу это. Я ненавижу всю эту ситуацию. Ненавижу себя. И ненавижу его за то, что он отнял у меня моего малыша. И может отнять остальное. Я ненавижу его так сильно, что это сжигает меня изнутри. Я не в порядке! — выпаливает Ренджун.       — Ох… Джуни, — Джемин снова пытается прикоснуться к нему, но он отодвигается дальше к окну, качая головой.       — Мне так больно. Мне так чертовски больно. Его нет, — шепчет Ренджун, всхлипывая, а слёзы, что, казалось, давно изжили себя, снова появляются на глазах, сбегая крупными каплями по щекам. — Его нет. И никогда не будет. Мы не сможем увидеть его. Услышать его. Подержать его. Не сможем поспорить, пытаясь понять, на кого он больше похож. Не будет первых слов. Первого смеха. Вы слышали, как смеются дети? И теперь мы не услышим, как смеётся он. Не будет первых шагов и первых слёз из-за разбитой коленки. Мы уже не скажем ему, что любим его, так, чтобы он мог хоть что-то ответить. Мы уже никогда не узнаем, каким бы он был. Не узнаем, что он больше любил: может, он бы любил читать книги вместе с Джено или изучать звёзды с Джемином; может, сбегал бы со мной в лес. Может, он бы любил плавать, и мы уже не сможем научить его этому. Может, он бы любил готовить. Может, рисовать или… или… — Ренджун всхлипывает и откидывает голову, смотря в потолок. — Ничего не будет. Ни. Че. Го. Его больше не будет. Понимаете? Да, мне больно, и каждый раз я думаю о том, что их могло быть трое. И всё это его вина, — Ренджун выдыхает, утирая слёзы ладонями, что оказывается бесполезным, и пустым взглядом смотрит куда-то между альф.       — Полегче? — спрашивает Джено, и Ренджун неясно кивает.       — Простите. Я… я…       — Больше не копи ничего в себе, — перебивает его Джемин. — И не проси за это прощения.       — Я прошу прощения за другое.       — За что именно?       — За всё.       Джемин садится на край стола, а Джено на стул. Глупо с их стороны было считать, что всё в порядке. Они ведь оба чувствовали, что это не так.       — Ты ведь понимаешь, что в этом нет твоей вины? — нарушая тишину, спрашивает Джено. Взгляд у Ренджуна приобретает ясность, и он кивает.       — Нам тоже больно, Джуни, но мы не можем изменить прошлого, — Джемин находит на столе его руку, сжимая в своей.       — Нам лишь остаётся уберечь наше будущее.       Ренджун молчит, смотря на сплетённые с Джемином пальцы, на его затылок и на опущенную голову Джено. Тянется к руке старшего, сжимая и его руку.       — Мы справимся с этим, верно? — Джено поднимает взгляд, смотря на него, как и Джемин, обернувшись. — Мы справимся с этим. Ради самих себя. Ради друг друга. И ради них, — опуская взгляд на выглядывающий из-под рубашки живот.       — Конечно.       — Иди сюда, — Джемин тянет его ближе к себе, из-за чего он оказывается перед Джено. Ли целует его пальцы и утыкается в живот, покрывая и его поцелуями, пока Джемин прижимается губами к виску.       Ренджун жмурится от слепящего глаза солнца и понимает, что альф на кровати нет. Приподнимается с осознанием, что ещё раннее утро, и не понимает, почему шторы не спасают от солнца. Поднимается совсем, накидывая чью-то кофту на плечи, и еле перебирая ногами, выходит из комнаты, собираясь на кухню, но замечает, что комната напротив открыта, а ещё замечает, что на полу стоят принадлежности для уборки рядом с ведрами, а сама комната залита солнечным светом.       Он заглядывает в комнату, с удивлением замечая обоих альф, сидящих на полу и смотрящих в окно напротив. Хмурится и шлёпает по полу голыми пятками, прежде чем сесть между ними, тоже смотря в окно и плотнее кутаясь в кофту. Штор нет, впрочем, как и всего остального в комнате.       — Мы сняли все шторы, — наконец говорит Джемин.       — Подумали, что будет неплохо их освежить. Джехён пообещал, что купит новые, когда отправится в соседнее поселение, где есть базар, — Ренджун на слова Джено кивает, обхватывая руками коленки.       — Думаешь, какие шторы сюда подойдут?       — Сюда? — переспрашивает Ренджун. Джемин кивает.       — Мы на шторах не остановились, когда добрались до этой комнаты, подумали, что здесь будет отличная детская. Эта комната теплее, чем все другие, и она по размеру подойдёт для них двоих. Так что думаешь? — Ренджун неосознанно прижимает ладошки к животу, осматривая комнату будто новым взглядом.       — Возможно, белые или бежевые? Хочу, чтобы она была светлая и свежая, — шепчет Ренджун.       — Смотри, вот здесь могут стоять кроватки, пока они маленькие, — указывая на место, где раньше стояла его кровать.       — А вот здесь — шкафы и тумбочки, — указывая на противоположную стену, говорит Джено. Ренджун мягко улыбается, опуская голову ему на плечо, и обхватывает руку Джемина.       — Вот здесь обустроим место, где они могут играть, — показывая пальцем на то место, где предположительно будут заканчиваться шкафы, говорит Джемин.       — А вот здесь, — показывая на угол дальше Джемина, — поставим кресло.       — Это будет замечательно, — шепчет Ренджун.       — Если тебе хочется посветлее, то мы можем покрасить стены, мм?       — Правда?       — Конечно, — Джемин слова Джено подтверждает кивком. — В какой хочешь?       — Главное посветлее, и, может… — Ренджун снова осматривает комнату.       — Что? — Джено целует в макушку, приобнимая за талию.       — Возможно, мы могли бы нарисовать что-то? — Джемин согласно мычит. — Лес?       — Почему лес?       — Я люблю леса, — шепчет Ренджун. — И там… мы встретились. Хочу лес, — кивает себе Ренджун, — а над кроватками можно повесить игрушки, — смотрит на место под окном, — а вот здесь что-то тёплое постелить. Чтобы ножки не замерзали.       — Всё, что захочешь, — согласно кивает Джемин, целуя костяшки на руке.       Наконец, наступил последний этап. Принятие.       Вся жизнь состоит из моментов. Вот, что понял Ренджун. Одна секунда может изменить всю нашу жизнь, что не будет ждать, пока мы придём в себя, потому что время несётся неумолимо, не завися ни от чего в этом мире. Кто-то только родился; кто-то встретил саму смерть; кто-то впервые влюбился; кто-то свою любовь потерял; кто-то обрёл то, что долго искал; кто-то только на пути к началу своих поисков. Так много всего, и Ренджун не хочет это упустить.       Прошлое уже не изменить, но оно никогда не оставит нас. Некоторые предпочитают отрицать прошлое вообще, не осознавая, что обрекают себя на его повторение. Ренджун его примет, и сохранит своего малыша у себя в сердце, но не позволит, чтобы подобное совершилось вновь.       Сидит на кухне, выглядывая в окно и наблюдая за всеми. За Джено и Джемином, что обсуждали что-то с Ютой. За Хёком, что носился за Джисоном. За Ченлэ, что смеялся над ними. За Тэёном, что куда-то направляется. Ренджун вдруг вспоминает своего папу. Гладит живот и тихо говорит:       — Знаете, когда я был ещё маленьким, а папа ещё держался, он пел мне колыбельные. Точнее одну-единственную, но я помню её до сих пор.       Ренджун колыбельные любит, всей душой. А ещё в мыслях у Ренджуна проносятся эти самые моменты, из которых состоит вся его жизнь. Вот папа укладывает его в постель, прикрыв дверь и садится рядом, тихо напевая:

I remember tears streaming down your face

When I said I'll never let you go

When all those shadows almost killed your light

      Ждёт, пока Ренджун уснёт, приглаживая светлые волосы.

I remember you said,

«Don't leave me here alone»

But all that's dead and gone and past tonight

      Укрывает плотнее одеялом, подталкивая по бокам.

Just close your eyes

The sun is going down

You'll be alright

No one can hurt you now

      В этих моментах он видит разницу между тем, каким был его папа на протяжении всей его жизни.

Come morning light

You and I'll be safe and sound

Don't you dare look out your window

Darlin everything's on fire

      Не понимает, почему жизнь поступила с ним так, потому что должно быть, не окажись он рядом с его отцом, он мог прожить прекрасную жизнь.

The war outside our door keeps raging on

Hold on to this lullaby

Even when the music's gone

Gone

      Его папа напевает ещё немного после того, как он засыпает. Закрывая глаза, утыкается в светлую макушку, вдыхая детский запах молока.

Just close your eyes

The sun is going down

You'll be alright

No one can hurt you now

Come morning light

You and I'll be safe and sound

      Приглушает всю свою боль в таких моментах, держась только из-за них. Целует в лоб и поднимается, задёргивая шторы и плотнее закрывая за собой дверь. Он постарается уберегать его столько, сколько сможет, от той участи, что настигла его самого.

Just close your eyes

You'll be all right

Come morning light

You and I'll be safe and sound

      Ренджун любит колыбельные, а ещё любит жизнь. И он примет то, что так долго принимать не хотел, и будет жить, жить, жить. Наслаждаясь каждым моментом, не позволяя выскользнуть ни одному из своих рук. Потому что вот она, его жизнь в его руках. Он будет ценить её, как самое драгоценное сокровище. Будет дорожит каждым моментом рядом с Джено и Джемином, рядом со своими малышами.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.