***
День намечался исторический, судя по тому, как был воодушевлен главарь. Закончив с постельными условностями, спаситель потребовал охотника подробно отчитаться о преведенной охоте, отметив в записях количество пойманной дичи, дабы сверить позднее с Александрийцами, пресекая возможность возникновения краж. Прочие подробности его тоже волновали, но о них он собирался услышать по дороге. Дэрилу повезло, кажется в первый день предстояло заниматься лишь разборками спасителей, а вовсе не запугиванием и убийством каких-нибудь фермеров. Тем более знакомых арбалетчику. Он вообще надеялся, что Александрию и Хиллтоп на этой неделе навещать не придется. Спросить и узнать заранее он, конечно, не мог. Не чувствовал себя вправе высказывать свое мнение. Да и после случая с Александрией, Ниган должен был сам понимать, чем чревато брать с собой Диксона к его же людям. Первое посещение зала переговоров в качестве бойца, было напряженным. Оттого Диксон даже не сел за стол. Встал неподалеку от двери, опершись о стену в ожидании какого-нибудь для себя задания. Закрываясь волосами и покусывая губу, так и стоял, бросая взгляды на присутствующих, пресекая их попытки пялиться. Его происходящее, как будто и не касалось. Он лишь ждал Нигана. Испытывая букет новых ощущений, заставляющих мысли метаться, он был сосредоточен лишь на одном: следить за главарем в его естесственной среде – было невероятно волнующе. Тот же просто купался во внимании своих подчиненных, впитывал все, что можно от них взять, информацию, эмоции и прочее. Переваривая, соображая, что со всем этим ему делать. Это была его пища. Быть может поэтому собрание проводилось до завтрака. Раздав распоряжения он закончил и вышел из зала, стремительно и изящно, закидывая биту на плечо, и обворожительно улыбаясь и подмигивая Диксону у двери, приглашая следовать за собой. – Прокатимся, малыш, покажу тебе все. Самому спасителю тоже было волнительно сопровождение стрелка. Он бы и хотел вписать его в свою систему привычным образом, заставляя делать все тоже самое, что делают остальные, но он не мог. Потому что сильнее хотел другого. Видеть Диксона естесственным, чтобы тот сам нашел свое место и определил свою роль. Но по привычке, главарь забывал о том неприятном, что может смущать арбалетчика, представляя, что тот будет испытывать те же чувства, что и он сам. Воодушевление, радость, и даже восторг. Потому в его глазах горел огонек, который гипнотизировал, зачаровывал, пленил арбалетчика. Дэрил мог поклясться, что чувствует его эмоции. Воздух был как никогда свежим, питая легкие по полной, чистой энергией. Забравшись на пассажирское сиденье фургона, стрелок был весьма доволен своим положением. Когда главарь вставил и повернул ключ зажигания, они с Диксоном встретились взглядом: мир был у их ног. Они оба знали, что нет никого, кто бы указывал им что делать. А звук мотора разжигал сильнее их сердца, рвущиеся навстречу действию. Жизни. Которую предстоит подчинять себе снова и снова. Раз за разом, день ото дня. Это было прекрасное чувство. Отныне общее. Хотя бы на время. – Ты не должен себя винить за смерть азиата, – вдруг, посреди дороги, прервал тишину и разрушил всю идилию Ниган. Дэрил дернулся на это упоминание как ужаленный, злобно впившись взглядом в главаря. – Это уловка, Дэрил. Диксон достал из кобуры кольт Рика и громко хлопнув уложил его на приборную доску, намекая, что разговор не корректен. – Ты снова хочешь... – начал было угрожать арбалетчик, но Ниган внезапно схватил его за шкирку одной рукой и притянул к себе. – Заткнись и послушай, – прорычал он тихо, – такие группы, как ваша, никогда не понимают и не хотят понимать правил игры. Всегда есть те, кто готов пожертвовать собой, потому что не может иначе. Такие как ты! – он вел одной рукой, не сбавляя скорости, а другой крепко держал Диксона за рубашку и наклонял к нему голову, поглядывая в глаза, объясняя. – И каждый раз эти герои должны проявиться, ибо без них никто не поймет как все работает, – он пристально заглянул в глаза стрелку. Тот не хотел отвечать на взгляд, продолжая смотреть на дорогу, хмурясь, закрываясь, не желая ничего знать. – Дэрил! – Ниган дернул его на себя, заставляя посмотреть в глаза, в то время как ненависть снова овладевала стрелком. На дорогу вышел ходячий, спаситель отпустил арбалетчика, вывернул руль, и все равно сбил тело, затормозил и неаккуратно припарковался у обочины. – Иди сюда... – он снова схватил, теперь уже за шею, так как тот попытался отодвинуться нахуй подальше и от Нигана и от его ненужных разъяснений на подобную (болезненную) тему. – Езжайте вперед, разберитесь, что там вообще происходит! – скомандовал главарь в рацию, услышав нетерпеливое гудение машин, идущих позади. – Ты не должен... – пытался избежать этого разговора стрелок, поглядывая на лица любопытных водителей, объезжающих их транспорт. – Должен. И ты должен, Дэрил. Тебе необходимо это понять: в том, что произошло, нет твоей вины! Если б не ты - дернулся бы кто-то другой! А результат был бы тем же. Посыл должен быть ясен: всегда умирает кто-то другой. Чтобы не повадно было геройствовать! Простые правила. Это командная игра. И все должны уяснить, что не надо подводить команду. Я обычно говорю, что этого можно избежать, но это не так! Очень жаль, но люди плохо понимают слова: все нужно объяснять действиями. Ты попался на крючок, ясно тебе!? – он притянул Дэрила совсем близко, схватив его обеими руками, заглядывая ему в глаза. Тот вырывался и всхлипывал, уже вовсю объятый воспоминаниями и сожалением, пытаясь отбиться от мучителя и, вместе с тем, своих мыслей. Ниган сорвался с места и залез на него, подмяв под себя, прижимая, вдавливая в жесткую сидушку. Дэрилу было все равно, он обмяк, позволяя главарю нависать над собой, угрожающе прижимая к груди локоть прямо возле горла. Другой рукой спаситель схватил лицо арбалетчика, заставляя смотреть в глаза. Никогда он не чувствовал настолько чужую боль, к которой обычно был совсем равнодушен. – Запомни раз и навсегда, – вкрадчиво и злобно рычал он, – то, что ты сделал вовсе не было ошибкой, ты сделал то, что должен, у тебя не было выбора, Я не оставил его тебе! Никому из вас! Таковы правила! Двадцать человек, вы убили спящими. Еще одиннадцать вы убили после... – Еще десяток твоих я взорвал на дороге! – выпалил арбалетчик, с радостной злостью, что ему есть чем уколоть бандита в ответ. Ниган опешил и Дэрил тут же пожалел, что так гордо заявил об этом убийстве. Главарь обшарил взгядом лицо любовника, патаясь распознать ложь, но убедился, что тот не врет ему. – Только одну жизнь забрал я в наказание за все ваши убийства, – продолжил он игнорируя сообщение. – И вторую жизнь - объясняя правила. Это было необходимо. Это всегда необходимо. Ты защищал группу. Дэрил, ты нужен мне, – он внезапно впился губами в рот стрелка, а тот от неожиданности такого перехода, воспользовался моментом его слабости, чтобы сбросить с себя спасителя, отвергая его неуместный любовный порыв. Ниган врезался спиной в приборную панель, что раззодорило его пыл жгучей болью в боку. Деться в кабине особо оказалось некуда, так что арбалетчик тут же был вжат в дверь, вновь заскочившим на сиденье главарем. Требующим удовлетворить свой несдержанный чувственный порыв. – Чертов говнюк, иди ко мне, сделай мне приятно, – зашептал он, превращаясь в классического мудака. Дэрил только и мог, что на зло отворачивать от него лицо, радуясь при этом, что гребаный слезливый момент самобичевания ныне упущен и можно просто выпустить пар, слегка поборовшись друг с другом. – Ну же, ответь мне, я же знаю, ты хочешь, – продолжал издеваться спаситель. За открытым окном слышался хрип. Стрелок с силой оттолкнул спасителя, повалил его на сиденье, выхватил нож и воткнул его в череп копошившегося за дверью мертвеца. С глухим звуком нож был брошен на пол кабины, в то время как арбалетчик рывком дернул спасителя, переворачивая его на сиденьях лицом вниз, придавливая его спину рукой и наваливаясь сверху, и сразу же обнимая за бедра в попытке расстегнуть его ремень. Барахтаться в кабине было совершенно не сподручно, благо хотя бы сиденья были относительно мягкими, в отличие от всего остального, на что попадали локти и колени. Задыхаясь в порыве животной страсти, Диксон не отдавал отчета своим действиям. А боль, пронизывающая бок главаря, лишала того возможности одуматься, так что освободился он ударом с затылка по лицу нападающего. Из рассеченной переносицы Диксона брызнула кровь. Он отшатнулся назад. И все, что успел увидеть, это то, как раззадоренный главарь разворачивается и нападает на него снова. Снова прижимая лопатками к сиденью, хватая за горло, наседая и сдавливая. Он тяжело дышал и улыбался. Казалось, это все ему очень нравилось. На самом деле ему хотелось вышвырнуть Диксона на улицу, вылезти самому и потягаться силой, выясняя, кто же на самом деле кого завалит. Принимая с удовольствием любой исход драки, даже если он сам окажется на земле, даже если арбалетчик возьмет его силой. Но, конечно же, он не позволит взять над собой верх, как бы сильно он этого не хотел. Дэрил, который должен был только разозлиться сильнее, внезапно сам для себя одумался. Наверное из-за улыбки спасителя. Этот человек был так прекрасен в своей непостижимой манере утешать причиняя еще больше боли. Но он лишь резал правду матку, что сделаешь, если он не может по другому. Не может и не хочет. Ведь именно из-за этого он так притягателен: принципиальность, прямолинейность, его жестокая нежность, его болезненная забота и пугающая любовь. Отчего-то это все было так приятно и утешало бурю, которую он сам же и вызвал. Хоть кончики пальцев уже пощипывали, а пальцы сами собой сжимались в кулаки, от желания продолжить, стрелок заставил себя сдержать этот порыв, генерируя в груди крутящийся огненный шар, притягивающий, а не отталкивающий любовника. В этом состоянии так болезненно хотелось прощения, слияния, единения. И Диксон не выдержав напряжения потянулся к лицу хозяина, отбиваясь от захвата и удушья. Ниган сразу же отпустил его и ответил на это действие: поддался навстречу чужим губам. Их охватило порывом грубой ласки. Столкнувшись, сцепившись, сплетаясь языками и руками, они заползали куда-то вверх по креслу, забираясь коленями на сиденья, переплетаясь ногами и закручиваясь, прижимая друг друга по очереди к стенке. Напряжение в штанах у обоих было невыносимым, настолько тесно было теперь в одежде. – Дэрил, о Боже! Я не могу, черт, не могу! – взмолился Ниган, вырвавшись из поцелуя, потянувшись рукой к своему ремню. – Твою мать, это пиздец щас как плохо закончится! Он крепко, но уже совсем нежно держал стрелка за шею, поглядывая то вниз за ремнем, то вверх в глаза арбалетчику, закрывая глаза, погружаясь в ощущения, прислушиваясь к ним, пытаясь сделать все и сразу. Дэрила как током прошило от осознания безвыходности ситуации, ведь абсолютно ничего они не могли себе сейчас позволить, как бы не хотелось. А хотелось невероятно сильно, адски. Это было мучительно необходимо: получить разрядку! Прямо сейчас! Едва собравшись с силами противостоять порыву, стрелок решительно оттолкнул главаря на сиденье, прочь от себя. Падая в противоположную сторону, вжимаясь спиной в дверь, выставляя вперед руку, чтобы закрыться от нападок, жестом показывая, что надо сейчас же остановиться. На лице спасителя промелькнула злость, Ниган едва не набросился снова, но вместо этого изо всех сил треснул кулаком в приборную панель, из которой полетело стекло и куски пластика. Одного удара ему оказалось недостаточно, и он стал бить еще и еще, пока не успокоился и не расхохотался в голос. Перчатка смягчила удары, но была порвана. И она и рука: было заметно, как кровь потекла под куртку, когда спаситель тер лицо, закатываясь смехом. Дэрил с опаской поглядывал на происходящее, радуясь, что смог избежать расправы. Кажется, смог. Но он не мог отрицать, что его все еще невыносимо сильно тянуло к этому зверю. Он сдерживался изо всех сил, глядя на то, как любовник бьется в агонии, загоняя своих демонов обратно. И старался успокоиться и сам. – Что ж блять ты делаешь со мной, Диксон! – спаситель отсмеявшись, выдохся и сидел, обхватив голову, закинув одну ногу на сиденье, упираясь так же, как и стрелок, спиной в дверь. Он провел ладонью по лицу, медленно, сверху вниз, стирая с себя все остатки этих безумных эмоций и вожделений. Успокаиваясь окончательно. Усмехнулся, обнаруживая расстегнутые штаны и ремень. – Нахуя тебе вздумалось посредь дороги заговорить о моем чувстве вины?! – вдруг выдал стрелок. Ниган медленно впился в того леденящим душу взглядом, говорящим, что претензий к его действиям быть не может в принципе. Хотя, спустя минуту, он смягчился и пояснил: – Может быть момент был и не подходящий, согласен, – повинился вдруг главарь, – но он был бы ровно настолько же неподходящим и в любое другое время. А ты должен все понять. И чем скорей, тем лучше. Наконец, Ниган сел ровно и завел мотор. – Он был дорог мне! – неожиданно сам для себя поделился стрелок. Спаситель на несколько секунд опустил голову, затем пристально посмотрел ему в глаза. Это откровение дорогого стоило, сам то он врядли бы перед кем-то открылся в чем-то подобном. И для Дэрила это было слишком: арбалетчик был точно не из тех, кто легко и просто говорит обо всем, что у него на душе. Но он доверился. Неизвестно почему, ведь это было вовсе не обязательно. Любовник принял это с благодарностью и отнесся с пониманием, его взгляд говорил лучше всяких слов. – Ты не посмеешь больше винить себя в его смерти, – приказал он. – И ты не посмеешь больше винить себя ни за что другое. Его приказ звучал так убедительно, как будто он накладывал тем самым заклинание, лишь произнеся вслух эти слова. Дэрил в который раз заметил, что он действительно не смеет ослушаться его приказов. И с облегчением готов принять и исполнить его волю, повинуясь, как будто у него и нет другого выхода. Даже пугало: то, насколько это стало привычным.***