Корпорация "Аоба"

Спустя трое суток Масамунэ проснулся, смутно помня, что было в последние несколько дней. Его тошнило и по-прежнему болела голова, жар спал совсем немного, но зато в мозгу хоть немного прояснилось, и больше не было того густого тумана, которым были покрыты воспоминания о походах ползком в туалет и о едком запахе лекарств. Масамунэ приподнялся на локте, расслышав странный звук: в комнате был кто-то еще, и этот кто-то мерно дышал где-то совсем рядом. Масамунэ откинул одеяло, резко садясь в кровати, о чем тут же пожалел, но успел разглядеть фигуру Кодзюро, чутко спящего перед ним на полу. Из синего спального мешка торчала только взъерошенная голова и плечи. В правой руке Кодзюро сжимал пистолет, а в левой - футляр с очками. Масамунэ откинулся назад на мягкие подушки, помрачнев. Он не был уверен что произошло, да и думать все еще было тяжело, мысли путались. В одном молодой Датэ был уверен точно: еще ни один ассистент не позволял себе засыпать в его комнате. Вот только что было поистине удивительным так это то, что Масамунэ воспринял сам факт слишком спокойно. Должно быть, болезнь отняла все его силы, иначе чем еще можно было объяснить тотальное отсутствие желания кинуть чем-нибудь тяжелым Кодзюро в голову и, громко ругаясь, выгнать его из комнаты? Второй раз Масамунэ проснулся вечером, заметив что-то холодное и мокрое у себя на голове, и с недоумением стянул со лба потеплевший уже компресс. Масамунэ так и замер с компрессом в руке, когда Кодзюро вошел в комнату со свежей порцией воды со льдом. - Где. Моя. Повязка? - Ровно, с усилием произнес Масамунэ, продолжая сидеть к Кодзюро спиной и лишь трясущимися пальцами проводя по лицу, убеждаясь, что ни черного кругляша, ни завязок не было нигде поблизости. Неужели... Неужели она свалилась во сне? Повязка была для него такой же необходимой частью одежды, как и нижнее белье. Он не мог себя представить без нее. Тем более не в присутствии чужого человека! - Я ее снял, - как ни в чем ни бывало отозвался Кодзюро, опуская емкость с ледяной водой на прикроватный столик. - Т-ты... Ты... Ты что сделал?! - Голос Масамунэ дрожал от сдерживаемой ярости. Ярости и страха, но во втором он даже себе не был готов признаться. - Я решил, что вам будет гораздо легче спать без нее, сэр, - невозмутимо пояснил Кодзюро, огибая кровать и оказываясь перед лицом Масамунэ, заслоняя собой свет из окна. Масамунэ склонил голову, позволяя отросшей челке скрыть большую часть шрамов на глазнице. Затем, справившись с минутной слабостью, он сжал кулаки и резко задрал голову наверх, обнажая изъеденную шрамами, уродливую, отвратительную часть своего лица, которую он сам ненавидел и не мог принять, сколько бы ни смотрелся в зеркало. Пересадку кожи Терумунэ оплачивать отказался. Масамунэ ждал реакции. Большинство ассистентов, да и людей в целом, никогда не видели его без повязки, а в голове все еще стоял дикий, нечеловеческий визг ужаса, когда Йошико впервые увидела его после операции. Это был последний раз, когда Масамунэ виделся со своей матерью лично. В тот день она перестала ей быть. Навсегда. Разумеется, даже Кодзюро не смог сдержать реакцию. Конечно, он уже видел этот шрам вблизи, когда менял компрессы (и бог знает что еще делал, пока Масамунэ боролся с жаром в бреду), однако впервые второй, здоровый глаз прожигал его злым и жестким взглядом, одновременно очерченный контрастом шрамов с другой стороны лица. Что-то промелькнуло в глазах Кодзюро, но это был не страх, и Масамунэ заметно расслабился, увидев, как тот искренне, пусть и еле заметно улыбается. - Вы идете на поправку, сэр, - сказал он, вдруг резко присаживаясь на корточки и оказываясь вплотную лицом к лицу с молодым Датэ. Так близко, что Масамунэ смог бы ощутить его дыхание у себя на лице, если бы инстинктивно не отшатнулся. - Не смотри на меня, - хрипло выговорил он, натягивая одеяло на голову. Масамунэ уже пожалел, что показал лицо ассистенту, и его снова начала переполнять изнутри клокочущая злоба. Он ненавидел этот шрам. - Уходи, - резко приказал Масамунэ, отворачиваясь. - Так слухи все-таки оказались правдой, - задумчиво выдал Кодзюро, устало присаживаясь на угол кровати, оставляя безопасное расстояние между собой и Масамунэ. - Слухи о том, как ужасно мое лицо на самом деле? - Мрачно хохотнул молодой Датэ, до крови прокусывая губу. Ему хотелось кричать и бить посуду, но он не двигался с места и не издавал ни звука. - Слухи о "Йорихиме", - очень мягко, почти с нежностью, грустно пояснил Кодзюро. - Эта... Эта женщина и вправду... Простите, сэр, - спохватился он. - Забудьте, о чем я только что говорил. - Мое лицо, - Масамунэ не слушал, не в состоянии понять невнятное бормотание ассистента. - Что ты думаешь о моем лице? - Наконец прямо спросил он. - Если бы я стремился к должности личного менеджера известной модели, поверьте мне, я бы получил эту работу, - пошутил Кодзюро, сохраняя этот мягкий, непривычный тон. - И все же, - Кодзюро сглотнул, - у вас очень красивое лицо, сэр. Масамунэ резко развернулся, отпуская одеяло, готовясь ответить на продолжение насмешки, зная, что вот он, решающий момент, когда, возможно, стоило избавиться от этого Катакуры раз и навсегда, но Кодзюро не смеялся над ним. Кодзюро устало смотрел на его лицо с почти отеческой нежностью, скрывая улыбку. Масамунэ провел пальцами по выбоинам на коже, осознавая, что меняя компрессы, Кодзюро касался его лица достаточное количество раз. В его взгляде правда не было отвращения. Масамунэ сдался, опуская руки. - Спасибо, - хрипло и тихо выговорил он. - Спасибо, что заботился обо мне, - добавил он. - Спасибо, что не вызвал врача. Все врачи... Йошико... - Он сглотнул. - Йошико подкупает врачей, чтобы они... - Я знаю, - перебил его Кодзюро. - Можете об этом больше не беспокоиться, сэр, - с железными нотками в голосе заявил он.