почувствуй, как оно заикается.
||☤||
В течение многих лет Луи совершает утренние пробежки. Если его не вызывают в больницу пораньше или по вызову, он просыпается рано, бодро надевает спортивную форму, цепляет на поводок Бенедикта, хватает наушники и выходит из дома. Бенни это просто обожает, он никогда не упускает шанса выплеснуть всю свою энергию, всегда подталкивая Луи бежать быстрее. И Луи, на удивление, стал довольно хорош с тех пор, как впервые начал, способный бежать и бежать мили подряд, не чувствуя необходимости останавливаться. Он даже купил себе Apple Watch, чтобы отслеживать физическую форму и все такое, что, по его мнению, довольно забавно. Луи говорит себе, что он бежит, чтобы очистить свой разум на этот день, но на самом деле он бежит, чтобы отвлечь его. Чтобы на мгновение нажать паузу на всех многочисленных трудных вещах, которые без остановки проносятся в его мыслях. Он бежит в тишине, в спокойствии, наблюдая, как его размеренные шаги один за другим падают на тротуар, и пытается держать темп. Это похоже на то, как он чувствует себя в операционной, когда может переключиться на автопилот и просто расслабиться, сосредоточившись только на своём дыхании. Это настолько терапевтическое и успокаивающее средство, что Луи в какой-то степени практически пристрастился к нему. Но в это особенное утро, когда Луи бежит, он совсем не чувствует себя отвлеченным. На самом деле, все, о чем он может думать, — это те же два человека и то, что они каким-то образом вернулись в его жизнь. Но он бежит, чтобы обсудить с самим собой всё, что связано с этим, потому что сегодня утром Луи проснулся с новой, уверенной решимостью. Он абсолютно, безоговорочно полон решимости не допустить того, чтобы все это хоть в малейшей степени беспокоило его. Вчера вечером Луи получил несколько сообщений от Лиама, интересующегося, не хочет ли он поговорить, что означало, что Найл, очевидно, ввел его в курс дела прошлой ночью в баре. Зейн также оставил свою долю сообщений, обещая, что он будет рядом с Луи, если он ему понадобится. Но Луи легко заверил каждого из них, что он на все сто процентов в полном порядке, потому что еще раз он не позволит этому неожиданному событию встряхнуть его жизнь. Он войдет в больницу и с высоко поднятой головой будет делать свою гребаную работу, совершенно не обеспокоенный ни одним из своих прошлых демонов. все в порядке, я в порядке, я в порядке, я в порядке… И из чувства самосохранения Луи на этот раз будет держаться на расстоянии. Он не собирается вмешиваться и, черт возьми, не собирается с головой нырять в это дело. Он будет четко оставаться в рамках своей работы и сделает Эйвери операцию, на этом все. То, как все закончилось между ним и Гарри, было ужасно. И это оставило воспоминания, которые Луи никогда не захочет пережить вновь. Младенец, которого он знал и любил, теперь маленькая девочка, девочка, с которой он не знаком и не должен знакомиться, а Гарри, которого он знал, был всего лишь молодым романтиком, который нечаянно разбил ему сердце и теперь помолвлен с кем-то другим. Их жизни, безусловно, не нуждаются в том, чтобы снова переплетаться, у них нет буквально никаких поводов для этого. И именно по этой причине Луи назначил интернов и ординаторов для осуществления всех анализов и предоперационных процедур Эйвери, тщательно следя за тем, чтобы ему самому не пришлось выполнять что-то, кроме необходимого минимума. Но когда Луи в то утро проходит мимо комнаты Эйвери, максимально пытаясь не лезть не в свое дело по пути в рентгенологию, его взгляд отклоняется от намеченного направления. Вероятно, ему не следовало смотреть, но теперь, когда он уже это сделал, Луи не может не заметить стажерку, доктора Уэсли, изо всех сил пытающуюся заставить капельницу Эйвери держаться у нее в руке. Луи останавливается, наблюдая за происходящим со стороны. Она маленькая, но очень стойкая, такая же стойкая, как и ее мать, Луи точно может сказать. Но она явно испытывает боль от многократного укола толстой иглой. Эйвери немного ерзает, вздрагивая от прикосновений Чарли. — Доктор Уэсли, Вы причиняете боль пациенту, — Луи быстро заходит в комнату, не в силах полностью игнорировать ситуацию, хотя и не хочет вмешиваться. — Я, ой… Извините, доктор Томлинсон, — Чарли заикается, пытаясь снова воткнуть иглу 24-го калибра, которая определенно слишком велика для вен Эйвери, учитывая, насколько она мала. Эйвери снова вздрагивает, когда Уэсли пробует по новой, не обнаруживая вену и снова убирая иглу. — Не извиняйтесь передо мной, это Ваш пациент страдает, — Луи хмурится, скрестив руки на груди и наблюдая за происходящим. — Вы никогда раньше не ставили катетер ребенку? — Я… Я клянусь, я просто… ее вены такие маленькие и слабые… — извиняющимся тоном оправдывается Чарли, явно нервничая. Это и правда бывает довольно трудным — установить катетер на детской руке, особенно для кого-то с небольшим опытом. Луи внимательно наблюдает за лицом Эйвери, сдерживающей слезы и прикусывающей губу, чтобы не закричать. У Луи сжимается сердце, потому что она, должно быть, так напугана, и ей совсем не весело, когда ее постоянно тыкают и протыкают иглой. Он полностью за то, чтобы обучать интернов на практике, но не в том случае, если это причиняет боль пациенту. — Ладно, хватит, — приказывает Луи, кладя руку на плечо стажерки. Чарли послушно, практически с облегчением, отступает в сторону, и Луи садится на кровать рядом с Эйвери. — Привет, Эйвери, я доктор Томлинсон. Помнишь меня? Она медленно кивает головой, но не похоже, что она готова поговорить прямо сейчас, всем своим видом выражая закрытость и недоверие. Луи замечает плюшевого моржа, крепко зажатого у нее под мышкой. Серая ткань выцвела и истерлась, но он все равно мгновенно узнает игрушку. Он не может поверить, что она все еще у нее после всего этого времени — ну, на самом деле это имеет смысл, потому что она была так одержима этим моржом с самого детства. — Ты любишь моржей? — мягко спрашивает Луи, улыбаясь ей. Эйвери кивает, крепче прижимая его к груди, но по-прежнему ничего не говорит и не поднимает головы. — Любишь? Это так здорово! Мне они тоже нравятся. Как зовут твоего моржа? Эйвери прикусывает губу. — Лимон. — Лимон? Какое странное имя для моржа, — Луи расплывается в широкой улыбке. — Он пахнет лимонами? — Нет… — Эйвери немного застенчиво улыбается, мельком взглянув на Луи. — Мне просто показалось, что его нос похож на лимон. Луи внимательно рассматривает моржа, и ему приходится признать, что она права, и единственное, что делает его нос менее похожим на лимон, — это персиковый цвет вместо желтого. — О, Эйвери! Ты права, он действительно похож на крошечный лимон. Я думаю, что ты дала своему другу моржу идеальное имя! На этот раз Эйвери одаривает его настоящей улыбкой, крепче прижимая Лимона к себе. — Что ж, Эйвери, мне очень жаль твою руку, — аккуратно продолжает Луи. — Я знаю, что это не весело, когда тебя так тыкают. — Я не люблю иголки, — нервно шепчет Эйвери, снова немного опустив голову, но не полностью отвлекаясь от разговора. — Я тоже. Это самое худшее, — соглашается Луи, сморщив нос. — Когда я был в твоем возрасте, я кричал и плакал всякий раз, когда мне нужно было сделать укол. Я их просто ненавидел. Мне было так стыдно. — Правда? — Правда, правда, — с понимающей улыбкой подтверждает Луи. — И, честно говоря, я и сейчас такой же. Эйвери улыбается и слегка хихикает. — Но ты уже совсем взрослый. — Я знаю! От этого мне еще более стыдно, — смеется Луи. — Ладно, Эйвери, как насчет того, чтобы заключить с тобой небольшую сделку? Эйвери медленно наклоняет голову. — Что за сделка? — Мы все здесь боимся, да? — начинает Луи, наклоняясь немного ближе, как будто он делится с ней секретом. — Ты и я, мы боимся иголок, а доктор Уэсли, по-видимому, боится правильно использовать иголки. Эйвери снова хихикает, глядя на Чарли, стоящую в стороне. — Так, как насчет того, чтобы я позволил доктору Уэсли поставить мне капельницу в руку? Но только если ты согласишься, чтобы я поставил тебе, — предлагает Луи. — Так мы все немного преодолеем свои страхи. Договорились? Эйвери на мгновение задумывается, с любопытством глядя на Луи, словно пытаясь решить, доверять ему или нет. — Хорошо… — она медленно кивает головой. — Но ты первый! — Хорошо, я первый. Но только если ты будешь держать меня за руку, — добавляет Луи, протягивая ей руку. — Давай! — Эйвери улыбается, берет Луи за руку и соединяет их пальцы вместе. — О, спасибо, Эйвери! — Луи преувеличенно вздыхает с облегчением, сжимая ее руку. — Я просто тааак нервничаю! Мне нужен кто-то храбрый, как ты, чтобы поддержать меня. — Тебе не нужна я, чтобы быть храбрым, — Эйвери хмурится и качает головой. — Вообще-то нужна, — серьезно отвечает Луи. — Я не смогу сделать это без тебя. Я чувствую себя храбрее, держа тебя за руку. Ты самый храбрый человек в этой комнате. — Нет, это не так… — сомневается Эйвери, все еще скептически нахмурив брови. — Да, это так, я вижу, — убеждает Луи. — Доктор Уэсли, Вы видите, какая Эйвери храбрая? — Да, конечно! — Чарли тут же соглашается. — Она буквально светится от храбрости. Луи кивает и смотрит на Эйвери широко раскрытыми глазами. — О боже, Эйвери… Ты светишься! Эйвери, видимо, начинает верить Луи, по крайней мере отчасти, потому что она улыбается ему в ответ, выглядя гораздо менее испуганной, чем несколько минут назад. И ее улыбка так невероятно ярка и прекрасна, что Луи кажется, что она действительно сияет. — Ну, я тоже думаю, что ты храбрый, — решает Эйвери, сжимая руку Луи. — Ммм… это мы еще посмотрим, правда? — Луи снимает с себя халат и неуверенно протягивает руку доктору Уэсли. — Пожалуйста, только не больно. — Я буду стараться изо всех сил! — обещает Чарли, меняя перчатки перед тем, как взять взрослую катетерную иглу 16-го калибра. Луи внимательно наблюдает за ее действиями, медленно качая головой при виде катетера, который она выбирает, зная, что он слишком большой. Тем более что его капельницу даже не собираются использовать ни для чего, кроме демонстрации. Чарли тут же исправляется, выбирая вместо этого меньший катетер 18-го калибра, снова раскладывая все инструменты, которые ей понадобятся, на подносе. — О боже, я не могу смотреть! — Луи драматически выкрикивает, отворачивает голову и наклоняется к Эйвери, заставляя ее хихикать над ним. — Все в порядке, просто держи меня за руку, — Эйвери обхватывает Луи своими крошечными ручками, изо всех сил стараясь его утешить. Тем временем Чарли затягивает жгут на предплечье Луи, чтобы обеспечить приток крови, прежде чем прощупать вены, а затем протирает спиртовым ватным диском, чтобы обеззаразить место укола. — Эйвери, ты смотришь? Она все правильно делает? — шепчет Луи, зажмурившись. — По-моему, она все делает хорошо… Но я не уверена, — шепчет в ответ Эйвери. — Хорошо, я доверяю тебе, Эйвери. Следи, чтобы было не больно. — Хорошо, я слежу, — обещает Эйвери, крепко сжимая его руку. Чарли немного натягивает кожу, чтобы лучше обнажить вену, выравнивая кончик иглы параллельно коже. — Готовы, доктор Томлинсон? Луи качает головой из стороны в сторону, прижавшись к Эйвери с закрытыми глазами. Луи даже не знает, намеренно ли он драматизирует или действует из искреннего страха перед иглами. — Эй, всё, — тихо говорит Эйвери, еще раз сжимая свободную руку Луи. — Всё? Точно всё? — Луи тяжело вздыхает, садясь и с облегчением касаясь своей груди. — Видишь, Эйвери, я просто потом обливаюсь от страха! Что бы я делал без тебя? Я в ужасе, это было таааак страшно. — Но ты смог! — напоминает Эйвери, гордо улыбаясь. — Я смог, — Луи кивает, подражая ее улыбке. — И ты сможешь. — Хорошо, — Эйвери медленно соглашается, протягивая Луи руку. — Уэсли, пока я разбираюсь с этим, ты не могла бы сбегать в лабораторию вместо меня? Я должен был идти туда. — Да, сейчас, доктор Томлинсон, — отвечает Чарли, стягивая перчатки с пальцев, прежде чем выйти. — Спасибо, — Луи решает пока просто держать катетер в руке без трубки, так он меньше похож на капельницу. Луи заклеивает конец капельницы, чтобы она не двигалась, пока он успокаивает Эйвери. Луи подготавливает инструменты, дезинфицирует руки и надевает перчатки, прежде чем взять меньшую иглу 26-го калибра вместо того размера, который использовала Чарли. — А что означает буква W? — внезапно спрашивает Эйвери. — W? — Луи следит за ее взглядом, направленным на удостоверение личности, прикрепленное к нагрудному карману его костюма. — А, Морж. Эйвери хихикает, демонстрируя свои прелестные маленькие ямочки. — Твое второе имя Морж? — Да, доктор Луи Морж Томлинсон, это я, — Луи шутит, но голос его звучит совершенно серьезно, когда он завязывает жгут выше ее локтя. — Я знаю, что это просто огромное совпадение, учитывая, что ты любишь моржей и все такое, но это чистая правда. — Я тебе не верю, — Эйвери ухмыляется. — Почему же? — Луи хмурится в притворной обиде, слегка надавливая на ее крошечную вену, чтобы та набухла. — Я врач, ты должна мне доверять! — Потому что это не настоящее имя! — Настоящее, и это моё имя, — упрямо возражает Луи, протирая ей руку. — Не-а, — Эйвери качает головой. — Да-а, — Луи кивает головой в ответ. Эйвери прищуривает свои карие глаза, глядя на Луи сверху вниз таким взглядом, который она, скорее всего, считает убедительно угрожающим, но все, что думает Луи, это то, что она так до смешного очаровательна. — Ладно, ладно, ты меня раскрыла, — Луи преувеличенно вздыхает. — Буква W в моем имени к сожалению не для Моржа, это всего лишь Уильям. — Уильям тоже классное имя! — Ну, если ты так говоришь, значит, это правда, потому что ты самая крутая Эйвери, которую я когда-либо встречал, — Луи делает ей комплимент, открывая катетер и выравнивая его с пульсирующей веной. — Окей, всего лишь… Эйвери даже не вздрагивает, когда Луи успешно втыкает иглу, прокалывая вену, а затем запечатывает точку входа, прежде чем подсоединить новый пакет с жидкостью для ее капельницы. — Ну вот, теперь все в порядке. Вот и всё, — Луи встает, чтобы избавиться от стерильных оберток и использованных перчаток. — Видишь, не так уж и плохо, правда? — Да, не так уж плохо, — Эйвери с любопытством смотрит на свою руку, слегка покручивая ее, рассматривая идущие от нее трубки. — Я же говорил, — Луи снова садится рядом с ней. — И самое замечательное, что если мы ввели эту штуку, нам больше не придется ничего протыкать. Ну, если только ты не вытащишь её, а я знаю, что ты этого не сделаешь. — Нет, я к ней не притронусь, — обещает Эйвери. — Хорошо, — Луи кивает, улыбаясь. Он берет планшет, оставленный Чарли, перечитывает карту Эйвери, чтобы продолжить с того места, где она остановилась. — Ладно, мне нужно быстро осмотреть тебя и сделать еще несколько сканирований. — Зачем тебе столько снимков? — удивленно спрашивает она, и Луи еще раз убеждается, что Эйвери — чрезвычайно любознательный ребенок, любящий задавать вопросы. — Ну, в основном благодаря им я понимаю, какие именно части твоего мозга поражены, чтобы я мог наметить лучший способ вылечить их, не причиняя вреда здоровым частям, — легко объясняет Луи. — Ох, — Эйвери понимающе кивает. — Это круто. Как карта сокровищ. — Так и есть, не правда ли? — Луи слегка смеется и кивает. — Окей, можешь сесть ровненько? — Доктор Луи… Могу я называть тебя доктор Луи? — Эйвери перебивает сама себя, вспоминая, что она вежливая и воспитанная девочка. — Я не возражаю, — Луи ухмыляется. Она не только вежливая, но и кажется очень взрослой для своего возраста. Вероятно, это результат воспитания только одним родителем; взрослость необходима, учитывая, что ей пришлось пережить. — Хорошо, доктор Луи… У меня есть вопрос, — Эйвери устраивается на кровати как можно ровнее. — И возможно, но только возможно, у меня есть ответ, но не точно, — дразнится Луи, снимая с шеи стетоскоп. — Ты знал моего папу? — Эйвери выпаливает, как будто она весь день держала этот вопрос в себе. — Ну то есть, до вчерашнего дня? Луи приподнимает бровь, и вопрос почему-то не застает его врасплох. — Почему ты так решила? — Он ведет себя очень странно рядом с тобой. — Сделай глубокий вдох, — Луи приставляет стетоскоп к ее груди. — В каком смысле странно? — Странно в смысле странно, — Эйвери объясняет, пожимая плечами. — Ммм, — Луи немного сдвигает головку стетоскопа. Говорят же, что дети ужасно проницательные и видят все, и это, видимо, правда. — Еще один глубокий вдох. Эйвери снова вздыхает, все еще с любопытством глядя на Луи. — Кроме того, вы оба говорите одинаково — вы оба британцы. Луи не может удержаться от смеха, качая головой. — Ну, это просто совпадение. — Иногда мне нравится подражать ему, — издевается Эйвери со своим лучшим британским акцентом, который звучит удивительно убедительно для человека, который, скорее всего, никогда не был в Англии. — Честно говоря, мне кажется, у меня неплохо получается. Луи нежно улыбается и слегка аплодирует Эйвери. — О, это чудесно, дорогая. Очень, очень хорошо. Я чуть не принял Вас за саму Королеву. — Спасибо, спасибо, — Эйвери должным образом слегка кланяется, понимающая улыбка расплывается по ее лицу. Но потом она выпрямляется и снова выжидающе смотрит на Луи. — Так ты знал его или нет? Не уклоняйтесь от ответа, доктор Луи. Добавьте дерзость к списку обнаруженных у Эйвери черт характера. Чем дольше Луи общается с этой восьмилетней девочкой, тем больше он восхищается ею. Луи прищуривается, раздумывая, сказать ли ей правду. Ей не нужно об этом знать, и он легко может солгать, если, конечно, она снова не раскусит его. Напомните-ка, насколько проницательны дети? — Да, я знал его много лет назад, — коротко отвечает Луи, снова двигая стетоскоп. — Ладно, последний глубокий вдох. Ее глаза расширяются от любопытства. — Правда? — Ммм, — Луи кивает, закидывая стетоскоп обратно на шею. Он замолкает на мгновение в раздумье, прикусывая губу, прежде чем продолжить. — И тебя тоже знал. — Знал? — если это вообще возможно, золотистые глаза Эйвери еще больше расширяются от удивления. — Но я не помню… Луи хотел бы сказать, что он удивлен тем, что Гарри никогда не упоминал о его существовании Эйвери. Конечно, он не упоминал о нем, он ведь не имеет к ней никакого отношения. — Ну, в то время ты была совсем малышкой. — Малышкой? — Эйвери хмурится, пытаясь осмыслить эту идею. — Да, милейшей круглолицей малышкой, — Луи вспоминает с улыбкой. — Мы были очень близки, ты и я. У нас было много веселых вечеров вместе. — И что же мы делали? — с любопытством спрашивает она. Луи даже не может начать объяснять, так странно снова говорить об этом вслух. Особенно с самой Эйвери. Достаточно взрослой, чтобы вести полноценные беседы и задавать проницательные вопросы. И с каждым словом, которое он говорит ей, Луи знает, что он отступает от своего обещания самому себе, не вмешиваться, держаться подальше. Но Луи все равно не останавливается. — Ну, ты была моей подругой по заполнению карточек, — Луи начинает, вопреки всему здравому смыслу. — По какой-то причине ты всегда успокаивалась, когда я говорил с тобой, поэтому я начинал читать все свои медицинские карты вслух. И ты просто тихо сидела в моих объятиях, просто смотрела на меня, такая умиротворенная и довольная. И потом ты улыбалась своей маленькой сердцеедской улыбочкой. — Сердцеедской улыбочкой? — Да… Я всегда думал, что твоя улыбка сможет завоевать миллионы сердец, — объясняет Луи с оттенком вновь обретенной гордости в голосе. Эйвери широко улыбается, ямочки на щеках, отсутствующий зуб и все такое, но это все еще самая красивая вещь, которую Луи когда-либо видел. — Да, именно эта, — Луи мягко улыбается в ответ, чувствуя, как тепло разливается по его груди. — Так же, как и раньше, просто сердце замирает. Мы были так привязаны друг к другу, что я даже брал тебя с собой на работу. Я таскал тебя на себе, привязав к груди, по всей больнице, и все думали, что ты моя. Моя Эйвз… — рассказывает Луи, позволяя себе смягчиться при воспоминании. Воспоминании, которое он за эти годы неоднократно подавлял в себе больше раз, чем может сосчитать. — Это было мое прозвище для тебя. Эйвз. — Твоя Эйвз… — повторяет Эйвери с благоговением, как будто ей нравится эта идея. — Это все действительно произошло? — Ммм, так оно и было, — Луи кивает, хотя кажется, что все это было целую вечность назад. Иногда ему приходится задавать себе тот же вопрос. — Я тогда был моложе и только начинал работать врачом. Ты же знаешь, что доктор Уэсли никогда не знает, куда идти? — Да, — Эйвери хихикает и кивает. — Она всегда такая рассеянная. — Ну, это потому, что она только учится. У нее все получится, — уверяет Луи. — Но представь себе, что я был таким же, и тут появилась ты. — Ох, звучит плохо. — Я все время попадал в неприятности и никогда не был там, где должен был быть, — рассказывает Луи, немного посмеиваясь, потому что все это звучит так дико смешно. Только Бог знает, как он умудрился так долго справляться. — Я старался быть хорошим врачом и радовать своих начальников, и одновременно старался заботиться о тебе. Я буквально всегда был рассеянным, просто в абсолютном беспорядке. — Это звучит очень плохо, — на этот раз подчеркивает Эйвери, поднимая брови. — Не таааак уж и плохо. Ты сделала все лучше. — Доктор Томлинсон? — Чарли просовывает голову в комнату. — Да, Уэсли? — Луи поворачивается, чтобы ответить. — Эм… На нижнем этаже требуется нейрохирург. Это срочно. — Хорошо, я сейчас приду, — Луи выпрямляется, поднимая свой медицинский халат. — Ты не могла бы отвезти ее на сканирование, доктор Уэсли? — О, конечно, никаких проблем, — Чарли тут же кивает. — С этим я справлюсь. — Доктор Луи, ты навестишь меня еще раз? — с надеждой спрашивает Эйвери. — Ну, конечно, малышка. Мне нужно будет тебя проверить. — Не как мой врач, но… просто… для меня, — объясняет Эйвери тихим голосом, как будто боится спрашивать об этом. — Мне нравится с тобой разговаривать. Я чувствую себя в большей безопасности… Я не знаю… Я просто… — она смотрит на него, моргая своими золотистыми глазками. Луи пристально смотрит на нее, и его сердце внезапно колотится в груди, заставая его врасплох. Прошло восемь лет, а эта девочка уже на один шаг приблизилась к тому, чтобы снова украсть его сердце. Так просто, так легко. Как будто он всегда принадлежал ей. — Да, Эйвз. Я приду, — он искренне кивает, мягко улыбаясь. — Правда? Ты обещаешь? — О, клянусь тебе, — Луи скрещивает руки на груди. — И в следующий раз можешь звать меня просто Луи. — У меня не будет неприятностей? — беспокоится Эйвери. — Папа говорит, что я всегда должна быть вежливой и почтительной, особенно со взрослыми. — У тебя не будет неприятностей, обещаю, — уверяет Луи. — Хорошо… Луи… — осторожно шепчет Эйвери, слегка наклоняясь вперед с очаровательно виноватой улыбкой на лице, как будто она каким-то образом нарушает закон, не обращаясь к нему с его должностью. — До встречи. — Увидимся, маленькая сердцеедка, — Луи улыбается и машет ей, выходя из палаты.||☤||
— Не реагируй, я должен тебе кое-что сказать, — тихо произносит Найл, пристраиваясь рядом с Луи у стойки сестринского поста. — Хорошо… — Луи медленно поворачивается к нему. — Во-первых, ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает Найл. — Ты так быстро сбежал вчера вечером, и я знаю, что это все нелегко с Га… — Я в порядке, в порядке, — перебивает его Луи. — Точно? — Найл еще раз переспрашивает, ища в глазах Луи какие-либо намеки на обратное. — Да, да! — уверяет Луи, отмахиваясь рукой. — А теперь, что ты там хотел сказать? Найл делает долгий, задумчивый вдох, прежде чем нахмуриться и выдавить из себя слова. — Я переспал с Чарли. — Со стажеркой?! — Луи произносит это громче, чем хотел, и глаза его расширяются от удивления. — Ты спал с интерном?! Когда? Где? Как… — Тшш! — Найл подскакивает, закрывая Луи ладонью рот. — Кто-нибудь услышит тебя… — Так держать, Хоран! — подбадривает Зейн, внезапно оказываясь рядом. — Ну и какую стажерку ты трахнул? — О боже мой! Не могли бы вы, пожалуйста, говорить потише? Лу, именно поэтому я специально сказал тебе не реагировать, — Найл стонет, откидывая голову назад, прежде чем взглянуть на Зейна. — Ты определенно не должен был этого слышать. — Найл! — Зейн возмущается от обиды, обнимая его за плечи. — Ты не собирался говорить мне? Одному из твоих ближайших друзей? — Ты знаешь, что я люблю тебя, Зейн, но ты много болтаешь. — Иди нахуй, я обещаю, что никому не скажу, — защищается Зейн, в его голосе звучит легкая обида. — Но серьезно… с кем? Просто интересно. — Уэсли, — отзывается Луи, все еще недоумевающий, как это вообще могло случиться. — Класс. Она горячая штучка, братан. Вся такая занудная, но загадочная и сексуальная, — описывает Зейн, заставляя Найла снова тяжко вздохнуть. — Я не думал, что ты из тех, кто западает на интернов. — Я не запал на нее! Это просто… случилось! — Найл пытается объясниться, явно раздраженный. — Я не знаю! — Ты не знаешь? — Луи хмурится, немного прищурившись. — Нет, я был… пьян? Ну, то есть, не совсем, — Найл начинает ходить взад-вперед. — Я остался в баре вчера вечером, когда вы ушли, и она была там, и мы разговаривали и пили, но в основном разговаривали, и я не знаю… — Что значит не знаешь? Перестань так говорить! — прерывает Зейн. — И что случилось после бара? Подробности, Хоран! Нам нужны подробности! — Ладно, ладно! Потом мы пошли ко мне и… — Подожди, ты отвез ее в свою квартиру? — Луи перебивает его с неподдельным удивлением. Найл всегда был замкнутым человеком — ему требуется время, чтобы открыться людям. Так что это достаточно большой шаг. — Вот так просто? — Эээ, наверное? — Найл смущенно пожимает плечами. — Найл, кто ты такой? — Зейн ухмыляется, оглядывая Найла с ног до головы, как будто только что встретил его. — Я никогда раньше не встречал тебя с этой стороны. Мне нравится… — Заткнись, — Найл слегка смеется, стукаясь плечом о плечо Зейна. — Окей, так у тебя был секс, и она ушла, или у тебя был секс, и она осталась? — спрашивает Луи, возвращаясь к теме разговора. — Потому что это две совершенно разные вещи. — Факт, — сразу же соглашается Зейн. — Кроме того, для ясности, она могла остаться и дальше заниматься сексом или же остаться и обниматься, болтая о детстве и всяких глубоких темных тайнах и прочем дерьме, что также даже близко не одно и то же. — О, и ты совершенно прав, Зи, — Луи кивает в знак согласия. Найл переводит взгляд с одного на другого, покусывая нижнюю губу. — Ну и? Что было? — настаивает Зейн. — Она осталась… — Найл смущенно вздыхает. — Иии…? — Она осталась, и мы обнимались и говорили… — О боже… — выдыхает Луи, потирая виски, и начинает вслед за Найлом ходить туда-сюда. — Воу, братан, воу… — восклицает Зейн, поднимая руки вверх. — Знаешь, что сказал бы Лиам, будь он сейчас здесь? — Что? — Найл Хоран! — сквозь смех кричит Зейн, изображая неодобрительный тон Лиама. — Этой девочке всего 2 года, как ты смеешь ею пользоваться! Ты взрослый человек! — Во-первых, ей 25, и я не воспользовался ею, она пришла, потому что хотела прийти, — защищается Найл. — Во-вторых… твою ж мать, это было так похоже на Лиама. Это потрясающе, Зейн! — Он вроде как мой муж или что-то в этом роде, — Зейн с усмешкой пожимает плечами. — Я его знаю. Лиам абсолютно против любых отношений между врачами и интернами, утверждая, что это неравные условия и только все усложняет, и он, в общем-то, прав. Они оба взрослые люди, но вертятся в разных кругах, и Найл, по сути, ее босс. — Итак, вернемся к Чарли. Она тебе нравится или типа… нравится, но не совсем? — предполагает Луи, обрабатывая информацию сам, без участия Найла. — Я даже не помню, когда ты в последний раз приводил к себе кого-то, кроме нас. — Ну, не знаю, я же говорю, это просто… произошло. Я имею в виду, да, она мне нравится, она действительно крутая, умная и легкая в общении… как родственная душа, понимаете? — мечтательно произносит Найл, что на него совсем не похоже. — Она выросла в Чикаго, но потом поступила в Калифорнийский университет в Сан-Диего на медицинский факультет… что довольно круто, потому что я вырос в Сан-Диего и… — Мы не спрашивали историю всей ее жизни, окей? — Зейн обрывает его на полуслове. — Все ясно. Она классная и она тебе нравится. Замечательно. — Но, Найл, она же интерн… — напоминает Луи, но без намека на неодобрение, он хочет только лучшего для своего друга. — Я имею в виду, что это здорово… и сложно, пиздец как сложно… но здорово… — Знаю, знаю, — Найл тяжело вздыхает, всем своим видом осуществляя непонимание и бушующие в нем противоречия. — Я обычно так не делаю, вы, ребята, знаете это. Я не знаю, что мне делать… — Что ты хочешь делать? — спрашивает Зейн. — Увидеть ее снова… — через некоторое время признается Найл. — Отлично, потому что она прямо позади, — Зейн кивает головой за спину Найла в сторону идущей от лифтов Чарли. — Блять, — стонет Найл, оглядываясь через плечо. — Зейн, пожалуйста, не надо… — Эй, доктор Уэсли! — Зейн восторженно улыбается, оглядывая ее с ног до головы, как будто точно знает, чем она занималась прошлой ночью, и он действительно знает. Найл же выглядит униженным, стоя рядом с ним. — Эм, здравствуйте … Эээ, доктор Малик… — Чарли медленно моргает, ненадолго устанавливая тревожный зрительный контакт с Луи и Найлом. — Так, я слышал, ты училась в Калифорнийском университете… Как тебе калифорнийское солнышко? — спрашивает Зейн с понимающей ухмылкой, явно намекая на Найла, а не на настоящее солнышко Южной Калифорнии. — Я эээ… — щеки Чарли мгновенно вспыхивают, когда она поправляет очки, пытаясь ответить нормально, но по большей части безуспешно. Она смотрит на Найла, посылая глазами какой-то сигнал бедствия. — Эээ, доктор Хоран, могу я поговорить с Вами минутку, пожалуйста… для консультации… Найл кивает головой, но слишком часто и слишком усердно. — Да-да, конечно. Я иду, одну секунду. — Для консультации… — усмехается Зейн, облизывая губы и понимающе глядя на Найла. — Иди нахуй, — Найл шипит себе под нос, свирепо глядя на Зейна, прежде чем пойти за Чарли. — Ставлю сотку, что они начнут встречаться через два месяца, — Зейн поворачивается к Луи, облокотившись на стойку и наблюдая за удаляющейся парочкой. — Пф, 150 на то, что это произойдет в течение месяца, — уверенно возражает Луи. — Ого, думаешь? — удивленно спрашивает Зейн, протягивая Луи руку для спора. — Ставка принята. Луи радостно пожимает ему руку. — Хорошо, и 200 баксов на то, что они будут трахаться в дежурке, и к ним зайдет Лиам. Зейн сгибается пополам от смеха. — Я лично прослежу, чтобы это произошло. Луи смеется вместе с ним. — А потом потратим эти деньги на хороший ужин и будем смеяться над этим всю ночь. — Блять, да, бро, — Зейн дает ему пять. — Договорились.||☤||
«Псс!» Услышав этот звук, Луи хмурит брови, поднимает голову и оглядывается. Ему не требуется много времени, чтобы заметить, как Эйвери через окно своей палаты строит ему милые рожицы, чтобы привлечь его внимание. Луи театрально оглядывается по сторонам, как будто не знает, с кем именно она пытается заговорить. Эйвери еще сильнее машет ему руками, чуть ли не спрыгивая с больничной койки. «Я?» — Луи драматично шевелит губами, указывая на себя. Эйвери радостно кивает с широкой улыбкой, приглашая его пройти в ее палату. И Луи не может отказаться — она слишком милая и она знает это. — Привет, Луи! — Эйвери взволнованно улыбается и машет ему обеими руками в ту же секунду, как он входит. — Привет, малышка, — Луи умиленно смеется. Он быстро оглядывает палату. — Ты все еще одна? — Да. Джесси должен был составить мне компанию, потому что мой папа должен был пойти на работу, — немного грустно объясняет Эйвери. — Но Джесси просто оставил мне книжку-раскраску и цветные карандаши из сувенирного магазина, — она с отвращением смотрит на предметы на тумбочке, выглядя абсолютно скучающей. Луи пересекает комнату и садится рядом с ней на край кровати. Он с любопытством листает множество новеньких книжек-раскрасок. — Они не такие уж и плохие. — Раскраски для детей. Он думает, что мне 4 или около того. Я уже взрослая. Мне восемь с половиной. Почти девять, а это почти десять. Мне почти десяток, — подчеркивает Эйвери, очень гордясь своим возрастом. Луи ухмыляется, почти закатывая глаза. — Ну, я вот точно взрослый, мне чуть больше трех десятков, и я люблю раскрашивать. — Правда? Любишь? — Ммм, — Луи кивает головой. — Я думаю, это действительно весело. Это здорово, потому что существует так много вариантов, какой может выйти твоя картина. И все зависит только от тебя, и от того, что ты хочешь воплотить в жизнь. — Может быть, мне будет веселее, если ты поразукрашиваешь вместе со мной? — робко предлагает Эйвери, моргая своими длинными ресничками. — Но ты не должен… Ты, наверное, занят… докторскими делами и уже потратил на меня достаточно времени. Неважно. Все нормально. Луи знает, как это ужасно для маленького ребенка. Больницы — это страшные места, все неопределенно, и трудно понять, что именно происходит. Со стороны Эйвери кажется, что все, кто входит в ее палату, говорят о ней, но разговаривают при этом не с ней, а только между собой, не делясь подробностями и лишь ухудшая это одиночество. И то, что сегодня ее отец не с ней, может только усугубить ситуацию. Луи берет ближайшую книжку и перелистывает бесцветные страницы, прежде чем выбрать одну. — Как насчет этой? Эйвери счастливо сияет своей фирменной улыбочкой, заставляющей сердце пропустить несколько ударов, драгоценные ямочки выступают на ее мягких щечках, когда все ее лицо загорается радостью. И вот они раскрашивают, смеются и все лучше узнают друг друга. По большей части, конечно, говорит Эйвери, она очень много разговаривает, прямо как ее мать. Эйвери рассказывает Луи всё о трудностях второго класса, приплетая факты о своих любимых предметах и давая Луи полное досье на каждого из своих одноклассников. И, как ни странно, она рассказывает только все самое хорошее, и кажется, что она каким-то образом подружилась со всей школой, несмотря на то, что только поступила туда. Луи не очень удивлен, ведь Эйвери такая милая и харизматичная девочка, так что очевидно, что все любят ее. Луи внимательно слушает все ее многочисленные истории и покорно отвечает на все ее бесчисленные случайные вопросы, которые время от времени приходят ей в голову. «если бы все животные в один прекрасный день смогли говорить, то какие из них, по-твоему, были бы милашками, а какие — ворчливыми недотрогами?» или «почему все леденцы всегда маленького размера? было бы гораздо веселее, если бы они были огромными, как тарелки, правда, Луи?» или тот, который действительно рассмешил Луи, потому что он не знает, как вообще до такого можно было додуматься «как ты думаешь, на всей планете больше листьев или больше травинок? или поровну? я думаю, поровну» Странность и абсолютная случайность ее вопросов мгновенно напоминает Луи о Гарри и всех его причудах, и Луи думает, что им, должно быть, очень весело вместе. Пейджер Луи начинает трезвонить, когда они вместе работают над раскрашиванием уже четвертой картины, и Луи осознает, как незаметно пролетело время. — Почему он так звонит? — с любопытством спрашивает Эйвери. — Что это значит? — Это значит, что где-то в больнице кто-то нуждается во мне прямо сейчас, — объясняет Луи, соскальзывая с кровати и слегка потягиваясь. — О, так ты супер герой, — она лучезарно улыбается. Луи смеется, качая головой. — Не совсем. — Ну, для меня — да, — решительно отвечает Эйвери, все еще мило улыбаясь. Луи мягко улыбается в ответ. — Обещаешь закончить нашу последнюю картину, Эйвз? — Ну конечно! — Хорошо, я хочу взглянуть на неё позже, когда все будет готово, — серьезно говорит Луи, направляясь к двери. — Подожди… Луи? — Эйвери садится и неуверенно зовет его по имени. — Да, love? — отзывается Луи, оглядываясь через плечо. — Спасибо, что составил мне компанию сегодня, — с благодарностью говорит Эйвери, одаривая его еще одной улыбкой. В начале дня Луи поклялся себе, что проводить время с Эйвери — это то, чего он точно не собирается делать. Но теперь, когда он немного узнал ее, увидел, как она прекрасна, Луи ни о чем не жалеет. — В любое время, Эйвз.||✚||
Гарри мчится с работы прямо в больницу, желая только одного — быть с дочерью. Она весь день крутилась у него в голове, и он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме беспокойства о ней. По крайней мере, Гарри может немного успокоиться, зная, что она не совсем одна, потому что Джесси обещал остаться с ней до тех пор, пока Гарри не вернется. — Эйви, прости, милая, — Гарри тут же извиняется, заходя в комнату Эйвери и обнаруживая, что она сидит на кровати в одиночестве. Он хмурится, оглядывая палату в разочарованном замешательстве. — А где Джесси? — Не здесь, — Эйвери равнодушно пожимает плечами, едва поднимая голову от раскраски. — Ох, детка, ты весь день была одна? — беспокоится Гарри, наполняясь неконтролируемым чувством вины. Он бросает вещи и усаживается на кровать рядом с ней, сразу же крепко прижимая ее к себе и целуя в макушку. — Мне очень жаль, Манчи. Я хотел бы быть здесь. Гарри не мог игнорировать своего важного клиента два дня подряд, и хотя он подал заявление об отпуске, он не в том финансовом положении, чтобы просто перестать работать и оставаться рядом с дочерью. Гарри ненавидит, что он не был здесь с ней. Он просто ненавидит это. Но он должен работать. Он ее единственный родитель, и она полагается на него, но ему очень трудно успевать везде и сразу. Кормилец, воспитатель, отец — список можно продолжать бесконечно. Становится немного легче, когда Эйвери в школе — так он ничего не упускает, пока работает. Гарри всё время торчит на работе только потому, что хочет обеспечить свою дочь, хочет быть в состоянии дать ей все, что она когда-либо хотела. У Эйвери нет матери, и это уже само по себе достаточно сложно, а Гарри просто хочет, чтобы она была счастлива. Теперь Гарри зарабатывает хорошие деньги, но с домом, который он только что купил, и обучением в частной школе, которую так любит Эйвери, и теперь со всеми этими медицинскими затратами, ему нужно работать еще больше. Конечно, страховка покрывает большую часть расходов, но после операции ей все еще понадобятся лекарства и услуги врачей. Так что учитывая, что всё, чего он хочет, это быть с ней, Гарри знает, что он должен чем-то пожертвовать. — Это не твоя вина, папа, — с пониманием отзывается Эйвери, обнимая его обеими руками. — И я была не одна. Со мной был Луи. — Луи? Ты имеешь в виду доктора Томлинсона? — поправляет ее Гарри. — Он сказал, что я могу называть его Луи, папочка, — настаивает Эйвери, глядя на него снизу вверх. — Теперь мы друзья! Гарри удивленно поднимает брови. Очевидно, он много пропустил сегодня. — Друзья? — Ммм, и нам было очень весело вместе. Смотри, смотри! Мы сделали это, и это, и это, — она с гордостью показывает красивые разукрашенные картинки. — Ого, они просто чудесные, Эйви! — охает Гарри. — Прекрасная работа, Манч! — Спасибо! Луи разукрашивал маленькие детали, потому что у него очень твердые руки, и он может ничего не испортить и не выходить за линии, — рассказывает Эйви, оживленно размахивая руками, как она всегда делает, когда чем-то взволнована. — Хотя он и сказал, что ему очень нравится раскрашивать вне линий, но я сказала, что он испортит всю картину, если будет так делать, поэтому он пообещал, что не будет. А этот — его любимый, потому что Луи сказал, что он напоминает ему его собаку. — Эйвери показывает ему цветной снимок большеглазого щенка, очень похожего на смесь английского спрингер-спаниеля. — И ты никогда не догадаешься, как зовут его собаку! Гарри почти уверен, что он мог бы догадаться. — И как же? — Бенедикт! Смешное имя для собаки, правда? — Да, наверное… — медленно соглашается Гарри, стараясь не думать об этом слишком сильно. — Что ж, я рад, что ты сегодня повеселилась, Эйви. — Я тоже, — Эйвери счастливо улыбается. Но ее улыбка становится вопросительной, когда она с любопытством наклоняет голову. — Папа? — Да, Манчи? — Сегодня Луи сказал мне, что знал тебя очень, очень давно… — Неужели? — Да, и он сказал, что меня тоже знал, — Эйвери хмурится, на её лице написано замешательство. — Если это правда… Почему я никогда его не видела? Почему вы больше не друзья? Гарри боялся этого вопроса каждой клеточкой своего тела. Он надеялся, что, может быть, ему удастся обойти это, что каким-то чудом прошлое останется на своем законном месте — в прошлом. Но, конечно, так никогда не бывает. С тех пор как Эйвери поставили диагноз, им не довелось обсудить всё, как следовало, ограничиваясь только разговорами о ее лечении и медицинских планах. Честно говоря, Гарри не знает, что сказать Луи после всех этих лет. Теперь между ними целый мир. Он почувствовал облегчение, когда Луи прервал его в лифте, не потому, что не хотел снова узнать Луи и попытаться всё сгладить, а потому, что не знал, что сказать или как подойти к этой деликатной ситуации. Гарри откашливается, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Ну… Иногда всякое случается, Эйви и… Эм… — Например, что? Что может случиться такого, что ты больше не захочешь дружить с Луи? — настаивает Эйвери. — Он очень хороший, папочка. И он такой забавный… Он мне нравится. — Да, это так… — коротко отвечает Гарри, опустив голову. я всегда буду рад, что встретил тебя — Я не могу себе представить, чтобы я дружила с Луи, а потом перестала. Мне было бы грустно, — продолжает Эйвери. Гарри только медленно кивает, чувствуя, как знакомая тяжесть опускается на его плечи. Расставание с Луи — это то, о чем Гарри изо всех сил старается не думать. Он не говорит об этом, он даже близко не подходит к этому периоду времени в своем сознании. Гарри знает, что он никогда не должен был оставаться с Луи, это никогда не могло перерасти в что-то постоянное, он и так злоупотребил его гостеприимством. Он не хотел сдерживать Луи, он не хотел… Неважно, чего он хотел, сейчас это в прошлом. — Тогда почему вы не друзья? — снова настойчиво спрашивает Эйвери. Это такой невинный вопрос, такой очевидный, заданный так легко и непринужденно. Но ответ дается не так легко, и он далеко не такой же невинный. Это темное пятно, глубокий, плохо заживший шрам, который легко может снова начать кровоточить, если до него дотронуться. Гарри поднимает голову и практически заставляет себя улыбнуться. — Ты очень любопытная маленькая Эйвибаг, но не на всё есть ответы, детка. — Почему нет? — Эйвери задает еще один вопрос. Иногда она бывает такой настойчивой и упрямой, а Гарри не может понять, откуда это в ней. — Их просто нет, Эйвери, — Гарри отвечает таким тоном, который должен положить конец этому разговору навсегда. — Знаешь что, как насчет закончить картину, ладно? — Ладно, — Эйвери кивает, на время оставляя эту тему и возвращаясь к своей раскраске. Гарри проводит с ней около часа, и вскоре Эйвери засыпает, обезболивающие лекарства действуют на нее. Гарри остается с ней в комнате, довольствуясь тем, что наблюдает, как она спит, сидя на стуле рядом с кроватью. Джесси возвращается в больницу около шести, покорно принося своему жениху ужин, и Гарри выходит в коридор, чтобы встретить его. Гарри отказывается здороваться с ним должным образом, гораздо больше интересуясь тем, где был Джесси, и почему он оставил Эйвери на произвол судьбы на весь день. — Джес, почему ты сегодня оставил Эйвери одну? — И тебе привет, детка, — Джесси легонько целует его, сознательно избегая ответа на вопрос. — Я серьезно, Джесси, — Гарри выжидающе смотрит на него. — Ты сказал мне, что сегодня свободен и можешь остаться с ней, пока я не вернусь. — Да, и я абсолютно серьезно это сказал, но у меня не было другого выбора — мне позвонили из офиса, и я не мог остаться. Я только начал работать в этой фирме и не могу делать что захочу, — объясняет Джесси. — И я не оставлял ее одну, она находится в здании, полном врачей. С ней же все хорошо. — Она ребенок, Джес. Она и так достаточно напугана, и ей, по крайней мере, нужно, чтобы рядом был кто-то знакомый, чтобы чувствовать себя лучше. Я просто… — Гарри вздыхает, проводя обеими руками по волосам. — Слушай, Гарри, мне правда очень жаль. Ты прав, я не подумал об этом, — Джесси извиняется, притягивая Гарри в объятия. — Я не должен был оставлять ее, особенно не предупредив тебя. Прости меня, детка. Не сердись на меня. Гарри утыкается носом ему в шею и тяжело вздыхает. — Я не злюсь… Я просто… ненавижу, что меня здесь не было. Я ненавижу, что меня не было с ней сегодня. Я бы так хотел никогда не покидать ее… — Ты делаешь все, что в твоих силах, Гарри, — Джесси успокаивающе потирает его спину. — Это все, что ты можешь сделать. Гарри медленно кивает, но на самом деле ему хочется разрыдаться от усталости, потому что все, что в его силах, никогда не бывает достаточным. И что бы он ни делал, он всегда чувствует, что делает меньше, чем нужно, для своей дочери. Но Гарри не имеет ни малейшего понятия, как ему справиться со всем этим. У него есть Джесси, который, конечно, помогает, но бывают моменты, когда Гарри не хочет признавать свое поражение. С тех пор как умерла его сестра, Гарри почти никогда не открывался полностью ни перед кем, даже перед женихом. Гарри всегда поддерживает образ, что у него все в порядке, что его жизнь идет по плану, и все прекрасно и замечательно. Но на самом деле это почти никогда не бывает правдой.||✚||
— Так ты действительно не хочешь, чтобы я побрился? — в десятый раз спрашивает Гарри. Они обсуждали это снова и снова с тех пор, как она проснулась. Он был на 100% серьезен в первый раз, когда сказал ей, что сбреет их — он все равно думал о том, чтобы пожертвовать свои волосы. Но поскольку операция Эйвери малоинвазивна и затрагивает только один участок ее мозга, ей не нужно брить всю голову, а только лишь небольшую часть. Но химиотерапия в конечном итоге сделает ее волосы тонкими и выпадающими, поэтому она решила, что хочет, чтобы все ее длинные волосы шоколадного цвета были подстрижены, пока они еще здоровы, чтобы она могла пожертвовать их другой маленькой девочке, которая в этом нуждается. Это была одна из самых добрых вещей, которые Гарри когда-либо слышал, и он даже выразить не может, как невероятно гордится своей дочерью. — Я вот не хочу, — комментирует Джесси, проводя пальцами по кудрям Гарри. — Мне нравятся твои волосы. Гарри откидывается на его прикосновение, улыбаясь. — Спасибо, Джес. Джесси убирает руку с длинных волос Гарри и смотрит на гудящий телефон. — О, я должен ответить. Я буду рядом, — он целует Гарри в лоб и торопливо выходит из комнаты, оставляя Гарри и Эйвери наедине. Гарри спрыгивает со стула, на котором сидел, и устраивается на больничной койке рядом с дочерью. Эйвери усаживается у него на коленях. — Так вот что мы сделаем, Манчи, я побреюсь с тобой налысо, и мы будем близнецами. Мы можем носить платочки вместе и… — Папа, я же говорила тебе… Ты не можешь быть лысым, — Эйвери несколько раз в неодобрении качает головой. — У тебя слишком большая голова. Гарри задыхается от удивления и заливается смехом. — Эйвери Эллиот Стайлс! Эйвери хихикает, держа его лицо обеими руками. — Это правда, и ты это знаешь. Гарри ухмыляется. — Ладно, хорошо… я оставлю два сантиметра. — Десять сантиметров, — спорит Эйвери, глядя ему прямо в глаза. — Пять, — возражает Гарри. Эйвери прищуривается и наклоняется ближе. — Восемь. — Пять, — повторяет Гарри. — Шесть с половиной, — Эйвери смотрит на него уверенным настойчивым взглядом. — Идёт, — Гарри улыбается, внутренне гордясь, что он воспитывает очень волевую, самоуверенную молодую леди. — Я оставлю себе шесть с половиной сантиметров, а остальное отдам тебе. — Нет, — Эйвери вызывающе качает головой. Гарри хмурится, явно что-то упуская. — Нет? — Если ты собираешься подстричься, то я хочу, чтобы ты пожертвовал их, но не мне. — Что? Эйвери… — Нет, папа, я не хочу этого, — настаивает она. — Я хочу, чтобы ты тоже пожертвовал свои волосы какой-нибудь другой больной маленькой девочке, которая действительно в них нуждается. Так мы можем помочь двум людям сразу. — О, милая… — Гарри наклоняет голову. Он никогда не перестанет удивляться тому, насколько она хорошая. Вместо того, чтобы помочь самой себе, Эйвери предпочитает помочь тому, кого она даже не знает, тому, кто сталкивается с той же страшной вещью, что и она. — Мне это не нужно, папа. Я буду в порядке, потому что у меня есть ты и твои платочки, и я знаю, что ты все еще будешь целовать мою голову и говорить мне, что я красивая каждый день, хотя у меня больше не будет волос. — Ты просто прекрасна, Эйви, — Гарри крепко обнимает ее и целует в макушку. — Внутри и снаружи, ты просто прекрасна.||☤||
Луи стоит на посту медсестер, расписываясь в каких-то медицинских картах и послеоперационных заметках за день. На самом деле ему нужно пойти домой и немного отдохнуть, он не собирался оставаться на работе так долго. Операция Эйвери назначена на завтра — ну, на самом деле, поскольку уже близится час ночи, было бы точнее сказать, что ее операция назначена на сегодня. Как бы то ни было, факт остается фактом — Луи нужно вернуться домой и постараться уснуть на то малое количество времени, что у него есть. — Доктор Томлинсон? — к нему обращается медсестра. — Да? — Луи рассеянно отвечает, зевая, не поднимая головы и продолжая писать карандашом последние заметки. — Вас спрашивает пациент из палаты 5701. Луи вскидывает голову, мгновенно узнавая номер комнаты, который он знает наизусть. — С ней все в порядке? Что-то болит? — он откладывает планшет и закрывает блокнот, не задумавшись ни на секунду. Он уже идет от поста к палате, когда медсестра отвечает ему. — Насколько мне известно, нет, доктор. Она просто специально спрашивала о Вас. — Хорошо, спасибо, — отзывается Луи, быстро шагая по коридору. Дверь в палату 5701 уже открыта, и он заглядывает в комнату. — Прости, Луи, — Эйвери приносит свои извинения, как только видит его. — Я не хотела тебя беспокоить, я чувствую, что всегда краду твое время, и я знаю, что ты, вероятно, очень, очень занят и у тебя много пациентов, но… — Эйвери, что случилось, милая? — мягко спрашивает Луи, входя в комнату и подходя к ее кровати, чтобы быстро просмотреть мониторы. — Тебе ведь не больно, правда? У тебя опять болит голова? — Нет-нет, я в порядке, — Эйвери опускает голову, сложив ручки на коленях. Она бросает взгляд на Гарри, который крепко спит в кресле рядом с ее кроватью. — Он устал. Он уставал еще до того, как я заболела, и сейчас тоже… Он так волнуется, и он больше не спит, и он наконец заснул, и я не хотела беспокоить его… но я… я просто… Луи бросает короткий взгляд на Гарри. Он выглядит измученным, даже когда спит, морщины беспокойства глубоко прорезают его лоб. Луи снова поворачивается к Эйвери, ожидая, когда она закончит свою мысль. — Ты просто что, Эйвз? — Я боюсь, — тихо признается Эйвери. Луи понимающе кивает. Любой бы испугался в такой ситуации, и Луи не может не восхищаться тем, насколько невероятно храброй она была до сих пор. Она выстояла все процедуры как солдат и ни разу не пожаловалась с тех пор, как приехала сюда. Луи слегка наклоняется, чтобы встретиться с ней взглядом. — Знаешь, что я делаю, когда мне страшно? — Что? — шепотом спрашивает Эйвери, широко раскрыв глаза от любопытства. Луи выпрямляется и идет обратно к двери, выглядывая, прежде чем выскочить в коридор и украсть брошенную каталку. ♫ Sleeping At Last — 99 Red Balloons — Как насчет небольшого приключения? — предлагает Луи, возвращаясь в комнату с озорным огоньком в глазах. Эйвери отвечает Луи улыбкой, молча кивая головой. Луи осторожно поднимает ее и аккуратно устраивает в кресло, накрывая плечи и ноги Эйвери ее любимым домашним одеялом, чтобы она не замерзла. Оно пушистое, желтое и покрыто ее любимыми милыми мультяшными божьими коровками. Луи должным образом закрепляет все жизненно важные провода и переносит трубки капельницы к столбу, прикрепленному к каталке. Луи наклоняется к ней поближе. — Готова? — Готова! — шепчет она в ответ, слегка поворачиваясь, чтобы взглянуть на него. — Ладно, поехали! — возбужденно объявляет Луи, но очень тихо, чтобы не разбудить Гарри. Он выкатывает кресло из комнаты и движется дальше по коридору. Они поднимаются на лифте до самого верхнего этажа, ведущего к вертолетной площадке на крыше, Луи прикладывает свой значок, чтобы открыть дверь и выталкивает Эйвери на открытый воздух Сиэтла. Ноябрьский холод окутывает их, как только они выходят на площадку, на большой высоте гуляет освежающий ветер. Вдалеке слышатся звуки города, гул суеты из столичного района, окружающего больницу, эхом разносится по всему воздуху. Но все же, каким-то образом это все создает атмосферу абсолютной безмятежности. — Ты в порядке? — Луи опускается на колени перед Эйвери, поправляя ее одеяло, чтобы плотнее обернуть его вокруг девочки, удостоверяясь, что она полностью укрыта. — Тебе не холодно? Эйвери качает головой — единственной частью ее тела, которую Луи оставил без одеяла. — Нет, все хорошо. — Ладно, дай мне знать, если почувствуешь головокружение, холод или еще что-нибудь, — говорит Луи, выпрямляясь во весь рост. Эйвери кивает, оглядывая крышу. — Луи, нам вообще можно здесь находиться? — Я никому не скажу, если ты тоже не скажешь, — лукаво улыбается Луи, подмигивая ей и заставляя Эйвери засмеяться. Некоторое время они просто существуют в этой тишине, позволяя мягкой атмосфере в воздухе и мягкому сиянию луны поглотить их. Обычно звезд не видно, потому что яркие огни города затмевают их своим светом, но именно сегодня вечером, с высоты крыши, Луи может заметить несколько звезд, проступающих на безоблачном небе. — Когда я чего-то боюсь, мне нравится приходить сюда, — медленно начинает Луи, глядя на великолепный горизонт Сиэтла. — Сюда, наверх… здесь как будто ничто не может причинить тебе боль, никто не может прикоснуться к тебе, и никто не может сбить тебя с ног. Ты на вершине мира. Я прихожу сюда и выкрикиваю свои страхи — какими бы они ни были. Я просто кричу, чтобы они больше не имели надо мной власти, — объясняет он, чувствуя себя немного странно, потому что он никогда никому об этом не рассказывал и никого сюда не приводил. Но, кажется, Эйвери нуждается в этом так же сильно, как и он. — Глядя на все это… Я не знаю, как будто мои страхи больше не кажутся такими большими… и это всегда заставляет меня чувствовать себя немного смелее. Эйвери спокойно смотрит на него, прежде чем снова задумчиво окинуть взглядом город. За эти годы Луи накопил много дерьма, чтобы кричать, и так как он не может плакать — отказывается когда-либо плакать снова — он кричит. Он орёт, вопит и кричит. И, честно говоря, ничто не сравнится с этим освобождением и чувством избавления, очищения себя от всего, что ранило его настолько сильно, что он даже не может выразить это словами. — Поскольку ты новичок во всем этом, я буду первым, — предлагает Луи. — Иногда, если я действительно очень боюсь, я начинаю с небольших страхов, которые пугают меня не так сильно. Так я настраиваюсь. Но как бы ни было трудно поначалу встретиться лицом к лицу со своими настоящими страхами, после этого я всегда чувствую себя лучше. — Правда? — спрашивает Эйвери, хотя и с некоторым сомнением. — Правда, — Луи кивает в искреннем подтверждении. — Ну ладно… я начну… Луи театрально откашливается, встряхивается и потягивается, как будто собирается пробежать марафон. И конечно же, Эйвери хихикает над тем, как нелепо он себя ведет, поэтому Луи подмигивает ей еще раз, ухмыляясь. — Я боюсь иголок! — Луи кричит во всю глотку. — Луи, так нечестно, мы уже работали над ним, — Эйвери хмурится, неодобрительно качая головой. — О, ты права, ладно, — Луи усмехается и медленно кивает. — Ты просто слишком умная. Эйвери понимающе улыбается, и на этот раз она подмигивает ему. Луи знает, что ему не нужно полностью раскрывать свои истинные страхи, Эйвери все равно не поймет, потому что она не очень хорошо его знает. Но по какой-то причине он все равно решает это сделать, делая себя немного более уязвимым. На этот раз он делает глубокий вдох и закрывает глаза, позволяя себе достать свои самые темные страхи. — Я… Я боюсь что мне снова будет больно… Я боюсь, что мои чувства догонят меня… — честно признается Луи, выкрикивая слова изо всех сил. — Я боюсь быть одиноким… Эйвери протягивает руку и нежно берет ее в свою, успокаивающе сжимая. — Ты не одинок. Луи крепче сжимает ее руку, не желая отпускать. И это, само по себе, подводит итог его самым большим страхам одним махом. Как могло случиться, что уже через два дня Луи снова полюбил эту маленькую девочку всем сердцем? Может быть, потому, что, как бы это ни было больно, ты никогда по-настоящему не перестанешь любить кого-то, даже после того, как он уйдет. Он молчит, чтобы полностью собраться и успокоить дыхание, прежде чем открыть глаза и наклониться к ней. — Ладно, теперь твоя очередь. Ты готова, love? Эйвери молча кивает, держа Луи за руку. Она выглядит взволнованной, но ее глаза выражают искреннее доверие к нему, как будто она знает, что Луи никогда не сделает ей ничего плохого. — Я боюсь пауков… — почти шепотом объявляет Эйвери. — О, ты можешь придумать что-нибудь получше, Эйвз, — мягко подбадривает Луи, все еще сцепив пальцы. Он успокаивающе проводит большим пальцем по ее руке. — Просто выпусти все наружу. Обещаю, чем громче ты будешь кричать, тем лучше себя почувствуешь. Эйвери закрывает глаза точно так же, как и Луи, и несколько раз глубоко вздыхает. Это нелегко, Луи знает по опыту. Никогда не бывает легко открыто признаться в том, что пугает тебя больше всего, ни самому себе, ни тем более кому-то другому. — Я боюсь, что у моего папы никого не останется, если я умру… — она заставляет себя кричать, ее глаза зажмурены еще крепче, чем раньше. — Я боюсь, что ему будет плохо… Эхо ее голоса медленно поглощается ветром, слова уносятся ветром. Луи с нежностью смотрит на нее. У нее такое большое сердце, невероятно храброе, прекрасное сердце. Она всего лишь ребенок, невинный ребенок, столкнувшийся с раком, раком мозга. Ей предстоит операция, а потом еще несколько сеансов лечения, но она боится не за себя. За своего отца. — Как ты себя чувствуешь? — тихо спрашивает Луи. — Лучше, — Эйвери медленно кивает, словно оценивая свои чувства, и снова открывает глаза. — На самом деле намного лучше. Лицо Луи расплывается в улыбке. — Видишь, я же тебе говорил. Это срабатывает каждый раз. Эйвери поворачивает к нему голову. — Ты так много знаешь, Луи. — Боюсь, что не так уж много, — Луи немного смеется, выпрямляясь. — Мы, наверное, должны вернуть тебя до того, как кто-нибудь объявит фиолетовый код или что-то в этом роде. — Что такое фиолетовый код? — удивляется Эйвери, когда Луи разворачивает ее кресло к двери. — Тревога о пропавшем ребенке. Эйвери слегка смеется, откидывая голову назад, чтобы посмотреть на него. — Но ты же мой доктор, с тобой я в большей безопасности, чем с кем-либо другим. — Может быть, это и так, но твое исчезновение — все еще повод для тревоги, — объясняет Луи. — У меня могут быть серьезные неприятности с медсестрами. — Все медсестры любят тебя, я не думаю, что у тебя будут неприятности. — Неправда, — Луи хмурится, встряхивая челкой. — Ммм, — Эйвери серьезно кивает. — Я сижу тут целыми днями, и я слышу их, они любят тебя. И они думают, что ты милый. — Ну, тогда мы должны вернуть тебя в целости и сохранности, чтобы я не потерял свою репутацию, — поддразнивает Луи, улыбаясь. — Я всегда хотел быть милым. Эйвери радостно хихикает, и приятно видеть, что она снова улыбается, как обычно. — Луи, спасибо, что показал мне свое особое место. Я действительно чувствую себя намного лучше. Луи успокаивающе кладет руку ей на плечо. — Конечно, Эйвз. Конечно. Нет никого, кому еще я мог бы показать его. И это правда, Луи всегда чувствовал особую связь с Эйвери, когда она была ребенком, и кажется, что, несмотря на ужасную пропасть в несколько лет между ними, эта связь никогда не была полностью разорвана. Луи толкает Эйвери через пустынные больничные коридоры обратно на операционный этаж. Но когда они приближаются к ее палате, они понимают, насколько Луи был прав насчет того, что люди начнут беспокоиться о ее пропаже. Но не столько медсестры, сколько Гарри. — Эйвери! Где ты была, детка? — Гарри в отчаянии бросается к ней, опускаясь на колени перед креслом Эйвери. — Я… У меня чуть не случилась паническая атака, я проснулся, а ты… Я имею в виду, тебя не было.… Луи открывает рот, готовый взять на себя всю ответственность за случившееся, но его прерывает стойкий детский голосок. — Я просто хотела подышать свежим воздухом, папа, — мягко объясняет Эйвери. — Луи предложил прогуляться, я в порядке. Я в порядке. Гарри наклоняется, чтобы крепко обнять Эйвери, и Луи может видеть облегчение, физически наполняющее его черты, когда он закрывает глаза. — С тобой все в порядке… Эйвери прижимает его к себе, успокаивающе нашептывая ему в щеку. — Все в порядке, папочка. Мы в порядке, — она обнимает Гарри за шею. — Я здесь. Кто знает, что пришло в голову Гарри, когда он проснулся и обнаружил, что его дочь исчезла из своей постели. Учитывая то, чему он был свидетелем в прошлом, его паническая, полностью нервная реакция имеет смысл. — Прости, Гарри, — тихо произносит Луи, стараясь не испортить момент. — Это была полностью моя вина, я не хотел тебя беспокоить. Я бы спросил, но… ты спал, и я не знал, что делать. Гарри снова выпрямляется во весь рост и качает головой. — Нет, все в порядке, Луи, спасибо, что взял ее. Я просто слишком остро отреагировал, вот и все. — Я понимаю, — кивает Луи, помогая Эйвери устроиться в постели. Он снова подключает кардиомонитор и прикрепляет пульсоксиметр к ее указательному пальцу, прежде чем поставить капельницу. Когда все готово, Луи слегка улыбается Эйвери и молча машет ей рукой, прежде чем направиться к двери. — Эй, Луи? — Гарри называет его по имени, и это мгновенно вызывает в сердце Луи нечто ужасное. Услышав, как Гарри просто называет его имя с такой легкостью и привычностью, Луи практически падает к стене. Гарри легко и открыто подходит к нему. — Как ты думаешь, может быть, мы… — Вообще-то мне нужно идти… Эээ… Проверить пациентов… Извини, — Луи отмахивается легкой ложью и быстро разворачивается, прежде чем Гарри успевает промолвить что-нибудь еще. Он не хочет слышать, что собирается сказать Гарри, и он не хочет открывать себя возможности узнать Гарри, ни в малейшей степени. Луи здесь ради Эйвери и только ради Эйвери. Он и так уже слишком увлечен ею, он привязывается к ней все сильнее с каждым мгновением, и он не может позволить себе снова привязаться к Гарри. Он не может. Потому что Луи знает больше, чем когда-либо, он абсолютно уверен, что он не переживет этого.