почувствуй, как оно дрожит.
||☤||
Операция Эйвери проходит без единой заминки. Это была долгая процедура, чуть больше одиннадцати часов, но она прошла без единого осложнения, что очень хорошо, учитывая, что это была операция на головном мозге. Удивительно, но Луи нервничал не так сильно, как ожидал. С момента, как он зашел в операционную и до самого конца, его разум, как и его руки, работали твердо и слаженно, выполняя резекцию опухоли так же, как и десятки раз до этого. Гарри, однако, был в полном отчаянии с того момента, как Луи и Чарли пришли готовить Эйвери к операции. Эйвери попросила Луи оказать ей честь и полностью выбрить ей голову после того, как ей отрезали волосы для пожертвования, и Луи неоднократно говорил ей, как охрененно храбро и круто она выглядит — используя, конечно, не конкретно эти слова. Но он просто хотел убедиться, что она чувствует себя настолько бесстрашной и храброй, насколько это возможно до операции. И Гарри явно чувствовал то же самое, потому что он коротко подстриг свои великолепные длинные волосы и пожертвовал их в знак солидарности со своей дочерью. Эйвери безжалостно поддразнивала его по поводу стрижки, но Гарри, казалось, нисколько не возражал, более того, он был счастлив, что Эйвери все еще пребывала в таком хорошем настроении перед процедурой. Но, несмотря на позитивный настрой Эйвери, Луи видел, что Гарри все еще боролся с непреодолимым беспокойством, он только и делал, что кусал ногти и расхаживал взад-вперед все время, пока Эйвери готовилась к операции. Поэтому во время операции Луи не забывал каждый час посылать Чарли, чтобы та сообщала Гарри и Джесси последние новости, надеясь, что это облегчит состояние Гарри. Но Гарри ни разу не вздохнул с облегчением, пока операция не закончилась и пока Луи не вышел, чтобы сказать ему, что все прошло гладко. Гарри беспрестанно благодарил Луи, сказав, вероятно, больше, чем он когда-либо говорил Луи за все это время, хотя вся его речь состояла в основном из одних и тех же двух слов, произнесенных разными способами. После одного из «спасибо тебе» Гарри даже бросился к нему с благодарными объятьями, ну, или он попытался это сделать. Но Луи не хотел, чтобы ему напоминали о том, каково это — быть заключенным в объятия Гарри, боясь, что он будет не в состоянии потом отпустить его, поэтому вместо этого Луи лишь протянул ему руку. В ту ночь Луи остался в больнице, чтобы следить за состоянием Эйвери. Он мог бы попросить Чарли или любого другого интерна сделать это, но Луи хотел быть рядом с ней. На следующее утро Эйвери проснулась, сонная и усталая, но уже на пути к выздоровлению. — Доктор Уэсли, пожалуйста, изложите суть дела, — обращается к ней Луи во время первого послеоперационного осмотра Эйвери с тех пор, как она проснулась. Гарри сидит в кресле у ее кровати, выглядя совершенно измученным, но на его лице отчетливо читается облегчение. Луи знает, что Гарри почти не спал прошлой ночью и провел большую часть ночи, расхаживая по пустым коридорам или просто тихо сидя рядом с Эйвери, ожидая, когда она проснется. Однако Луи старательно избегал разговоров с ним, заходя в палату для проверки только когда Гарри не было в комнате. Чарли прочищает горло, прежде чем заговорить. — Эйвери Стайлс, восемь лет, после операции, резекция опухоли черепа. Доктор Томлинсон успешно удалил массу из мозга Эйвери, о чем свидетельствуют ее последние снимки, сделанные сегодня утром. Всю ночь за ней внимательно наблюдали, никаких осложнений не выявлено. Все когнитивные функции в норме, аудиовизуальные комплексы, а также моторные и речевые способности в стабильном состоянии. — Прекрасно. И как мы будем действовать дальше? — спрашивает Луи, наблюдая за Чарли. — Химиотерапия, — быстро отвечает Чарли. — В качестве меры предосторожности за Эйвери нужно будет следить в течение двух недель. Лечение метотрексатом. — Отлично, — Луи кивает, прежде чем повернуться и улыбнуться Эйвери. — Как ты себя чувствуешь сегодня, Эйвз, моя самая храбрая пациентка? — он садится на кровать рядом с ней, проверяя толстую повязку вокруг ее головы. — Я в порядке, — тихо отвечает она, слабо держась за руку отца с другой стороны. — Голова немного кружится, но… я в порядке. — Болит? — Нет… — Эйвери улыбается ему изо всех сил, хотя она явно опустошена. — Ничего не болит. — Хорошо, — Луи улыбается в ответ, прежде чем снова повернуться к Чарли. — Доктор Уэсли, следите за ее капельницей с морфием и проводите полное нейронное обследование каждые два часа до конца дня. — Да, сэр, — Чарли кивает, отмечая карту Эйвери. — Ладно, Эйвз, увидимся позже, ладно? — Луи встает с кровати. — Ты так хорошо справляешься, я так тобой горжусь. Отдохни немного. — Пока, Луи… — шепчет Эйвери, закрывая глаза. — Пока, love, — Луи машет рукой, улыбаясь в последний раз, прежде чем выйти из комнаты. Но ему не удается отойти далеко, он слышит, как его зовут с той же стороны, откуда он только что ушел. «Луи?» Луи останавливается, но не сразу оборачивается, потому что, конечно же, он узнает голос и, конечно же, он не очень хочет говорить с человеком, которому он принадлежит. — Луи? Да ладно, ты и дальше будешь меня игнорировать? — удивляется Гарри, его голос звучит мягче, чем обычно, или, может быть, это только в голове Луи. — Что? Я не игнорирую тебя, — Луи постепенно оборачивается, изображая невинность и хмурясь. — С чего ты взял? — Луи, — произносит Гарри ровным голосом, он видит — видел — его насквозь, как всегда. — Ну же, ты не можешь продолжать это вечно. нет, могу… Луи тупо смотрит на Гарри, ему совершенно нечего сказать. Гарри ошибается, Луи может и будет продолжать игнорировать его, насколько это возможно. Луи будет кувыркаться и прыгать через каждый гребаный обруч, если это будет значит, что у него есть шанс избежать любой потенциальной сердечной боли. — Могу я хотя бы пригласить тебя на ужин? — Гарри продолжает после паузы, не давая разговору угаснуть и поддерживая зрительный контакт. — В качестве благодарности. Ну, за все, что ты сделал для Эйвери. — Не надо меня благодарить, Гарри. Я просто делаю свою работу, — коротко отвечает Луи, начиная пятиться назад. — Простого «спасибо» уже достаточно. — Да, я знаю, но… Но это даст нам шанс… может быть… наверстать упущенное? Я не знаю. Я просто… — голос Гарри обрывается, когда он открыто смотрит на Луи, скрытые эмоции вырываются наружу. Это взгляд, который выражает слишком много, такой тяжелый и интимный, отягощенный годами сдерживаемых чувств, которые не имеют никакого отношения к происходящему, и он буквально заставляет кожу Луи гореть. — Ты помолвлен, Гарри, — довольно категорично напоминает Луи. Это прозвучало немного более резко, чем ему хотелось, но это правда. Гарри помолвлен, это факт. Все, что произошло или не произошло в прошлом, должно остаться в прошлом. Луи не готов бороться с этими демонами. Прежде чем Гарри появился снова, Луи только начал чувствовать себя хоть немного нормально. Он только начал чувствовать, что в какой-то мере владеет своими эмоциями, и теперь Гарри угрожает распутать все это одним напряженным взглядом. — Я знаю, — Гарри кивает головой, неловко почесывая затылок. В его тоне слышится конфликт, и Луи не совсем понимает, что происходит. — Но это не значит, что… я не знаю? Что мы не можем быть друзьями? Не говори, что ненавидишь меня настолько сильно. я не хочу дружить с тобой — Я… Я не ненавижу тебя… Мне нужно повидать много пациентов, заполнить послеоперационные заметки и… эээ… Работать… У меня просто много работы, — Луи спотыкается о свои слова, пытаясь придать своему оправданию более серьезный вид. Конечно, он должен работать как и всегда, но Луи мог бы вписать Гарри в свой график, если бы действительно захотел. — Я понял, — Гарри кивает в искреннем разочаровании. — Все в порядке… Просто забудь, что я спрашивал. И почему теперь Луи чувствует себя виноватым? Он ничего не должен Гарри. Абсолютно, блять, ничего. Он не забыл, чем закончились их запутанные отношения. А если конкретно, то тем, что Гарри его бросил. Никто не заставлял его уйти, никто не приставлял пистолет к его голове. Гарри оставил его по собственной воле и практически исчез с лица земли. И Луи не может притвориться, что это никоим образом не повлияло на их отношения. Но, может быть, это будет шанс наконец-то закончить это. Может быть, у него наконец появится реальный шанс полностью уйти от этого, положить конец любым затянувшимся чувствам или вражде между ними. — Но эээ… — внезапно произносит Луи, заставляя Гарри остановиться. — Наверное… Может, мне удастся втиснуть в свой график кофе? Гарри улыбается, его глаза снова светлеют, и на мгновение он выглядит так же, как тогда, на травянистой поляне посреди леса. Блестящие глаза, мягкое лицо и нежнейшие ямочки на щеках. — Да, кофе, отлично, кофе. — Хорошо… Через дорогу есть новое маленькое кафе с лучшими булочками в городе, — предлагает Луи. — Я свободен где-то в два, и если тебе удобно… — Окей, да, это подходит, — соглашается Гарри, кивая несколько раз. — Хорошо… — снова повторяет Луи, чувствуя тревожное урчание в животе. Кофе. Легко и безопасно. Он ни к чему не обязывает. Обычный, легкий кофе со старым другом — за исключением того, что Гарри не совсем старый друг, и это, вероятно, даже близко не будет похоже на что-либо обычное или легкое. Но это всего лишь кофе. И ничего плохого из кофе не выйдет, да? Да? Честно говоря, на этом этапе своей жизни Луи уже ждет, что всё, как обычно, выйдет наоборот.||☤||
— Кстати, ты отлично выглядишь. Его слова сразу же застают Луи врасплох. Они только что устроились за маленьким столиком в глубине кафе, заказав по горячему напитку и выпечке. На этот раз Луи решил отказаться от кофе и предпочел горячий чай с черничной лепешкой. Гарри выбрал ванильный латте, а затем попросил Луи выбрать для него булочку. И это также застало Луи врасплох, потому что это то, что Гарри сделал бы много лет назад. Гарри всегда просил Луи выбрать что-нибудь для него, но в конце концов он всегда воровал еду у Луи. Так что Луи заказывал то, что, как он знал, будет есть Гарри, зная, что Гарри в любом случае съест это из его тарелки. А потом Луи заказывал то, что он действительно хотел для Гарри, зная, что Гарри никогда не съест это в любом случае. Это было сложно, но таковы были они. Но это уже не они, это точно. И Луи понимает, что Гарри явно пытается быть дружелюбным и все такое, но они, блять, буквально только что пришли сюда, так что он не может делать этого. Это и так достаточно неловко. — Я имею в виду… С тех пор, как мы виделись в последний раз… Ну, то есть… ты всегда выглядишь отлично, — продолжает Гарри, намеренно уставившись на свою шоколадную булочку. — Да… Как и ты, — осторожно отвечает Луи. Странно, что они делают это сейчас. Это, блять, странно. Они были рядом, сознательно избегая друг друга всю неделю. И это первый раз, когда они действительно разговаривают друг с другом как нормальные взрослые люди. Луи может признать, что это довольно приятно. Даже знакомо. Но все равно странно. — Видимо, в тебе есть что-то помимо волос. Гарри слегка смеется, на щеках выступают ямочки, и он касается рукой своих свежесрезанных локонов. — Я боялся, что без них все мое обаяние пропадет, но Эйвери говорит, что я все еще симпатичный, — он шутливо пожимает плечами. — И ее мнение — единственное, что имеет значение. — Она очаровательна… Ты хорошо справляешься, — легко замечает Луи, поднимая чашку с чаем. Гарри на мгновение задумывается, как бы пропуская слова Луи через себя. — Никакого скрытого смысла, — уточняет Луи еще до того, как Гарри успевает что-либо сказать. — Я серьезно, она очень милая. — Я не знаю, насколько это из-за меня, но… Я люблю ее, и она действительно очень милая. Моя маленькая Манчи, — Гарри нежно улыбается, и ямочки на его щеках становятся только глубже, когда он говорит об Эйвери. Его укороченные кудри очаровательно падают на лицо, хотя он по привычке все время проводит по ним руками, пытаясь удержать их на месте, как раньше. ♫ Ingrid Michaelson - Old Days И Луи просто не может оторвать от него глаз, обнаружив, что он так же легко восхищается им, как и много лет назад. Но он не должен… он не может. Так странно, как старые привычки и похороненные мысли могут легко вернуться в сознание, как будто они никогда не уходили. Еще более странно, как легко может зажечься далекое воспоминание или теплое чувство о каком-то месте или чём-то или… ком-то, полностью поглощая на своем пути все мысли и распространяясь в голове, как лесной пожар. гарри с джесси, гарри с джесси, гарри с джесси Боже, и это так расстраивает, потому что последнее, что Луи хочет сделать, это открыться даже малейшей возможности дружеских отношений с Гарри. Потому что все это лишь напоминает его сердцу обо всем, что могло бы быть между ними, если бы все было по-другому, если бы жизнь хоть раз пошла правильно. Луи пришел сюда, чтобы покончить с этим, вот и всё. Поэтому он предпочитает повторять ту же самую маленькую мантру из трех слов в своей голове, выкрикивая ее в своем уме, пока она не отразится эхом по всему разуму и не затмит любые теплые воспоминания, которые остались в его памяти. Это чертовски смешно, что Луи вообще нужна мантра. Почему он не может просто двигаться, блять, дальше, как любой другой убитый горем человек? Почему он не может искренне радоваться за Гарри и Джесси и не притворяться все время? Конечно, у них есть история, тяжелая, сложная история. И да, Луи все еще находит Гарри таким же физически привлекательным и все такое, но Луи действительно думал, что он проделал довольно объемную работу и положил конец этим чувствам. Он думал, что убил их много лет назад, но как это может являться правдой, если после всего лишь десяти минут общения с Гарри, все вернулось обратно. — Знаешь, я хотел спросить… как Бенедикт? — Гарри переводит тему разговора, помешивая ложечкой ванильный латте. — О, Бенни. Все хорошо, да. Все такой же любитель пообниматься. Эм… И теперь он немного медленнее, наверное, от старости, — Луи улыбается, вертя в руках свою кружку с горячим чаем. — Но он все равно любит хорошо побегать. — Оу, — Гарри медленно улыбается, все его лицо смягчается. — Хороший пес. Я скучаю по нему… — он неловко кусает губы. тебе не пришлось бы скучать по нему, если бы ты не ушёл — Да… — Луи прерывает зрительный контакт и полностью сосредотачивается на чае, делая щедрый глоток. Вся эта встреча переходит из области странного в область совершенно неудобного. Напряженное молчание нависает над ними, и до боли очевидно, что они оба думают об одном и том же. Это была ужасная идея. Луи вообще не должен был соглашаться на это. Некоторые вещи никогда не нуждаются в пересмотре, и это одна из них. — Что ж, эээ… Ты здесь довольно крупная шишка, — Гарри снова переводит тему с бодростью в голосе, пытаясь вернуть хорошее настроение, Бог знает по какой причине. Луи уже почти готов уйти и придумывает оправдание, чтобы сбежать отсюда. — Ну, так обычно и происходит, если ты долго остаешься на одном месте, — Луи пожимает плечами, ковыряясь в своей черничной лепешке, которую он даже не хочет есть. — О, не скромничай. Я знаю, что ты много работал, чтобы добиться этого. «Самый молодой глава нейрохирургии, которого когда-либо видел Сиэтл», — цитирует Гарри. — Что? Ты что, гуглил это? — Луи слегка поддразнивает его, отламывая почти половину своей лепешки. — Возможно, — Гарри застенчиво улыбается, встречаясь с Луи взглядом, который кажется слишком личным. У него все еще самые нежные глаза. Глаза, которые все подмечают, которые видят не только то, что видно снаружи, но и то, что скрыто внутри. И Луи не может не чувствовать себя голым под его пристальным взглядом. Беззащитным. — Я всегда знал, что ты справишься, Лу. лу Это звучит так нормально и привычно, что Луи почти нравится это. Слова так тепло и нежно срываются с губ Гарри, как будто у него все еще есть причина произносить их. Это почти заставляет Луи забыть, что для них это даже близко не является нормальным. Это странно. Ужасно странно, почти невыносимо. Они притворяются, что все в порядке и всё хорошо, притворяются вежливыми, хотя прекрасно все понимают. У Луи есть куча вопросов, которые он хочет сердито выкрикивать через стол до тех пор, пока не посинеет. Начиная с того, какого черта Гарри уехал? Где он был все это время? И почему он вернулся в город именно сейчас? Когда он успел обручиться? Когда он нашел в себе силы двигаться дальше? Гарри все еще смотрит на Луи тем же мягким взглядом, и Луи даже описать не может, как все это чертовски нервирует. И он, черт возьми, не имеет ни малейшего представления о том, как реагировать, так что в конечном итоге довольствуется сдержанной улыбкой, оставаясь как можно более отстраненным. — А ты? Мне казалось, что ты работаешь… где-то… — Ах да. Ну, не знаю, помнишь ли ты, я отучился в университете по специальности… — Маркетинг, — Луи отвечает вместо него, и это слово вылетает прежде, чем он успевает опомниться. — Да… — Гарри удивленно улыбается и кивает головой. — Итак, эм, когда я… Эм, уехал из Сиэтла, в конце концов я занялся бизнесом для своего школьного приятеля, а у него свой бизнес в Лос-Анджелесе, и он взял меня в качестве консультанта по маркетингу. Я был там некоторое время… Мне очень понравилась Калифорния, удивительная погода, милые люди и все такое. Ну в общем-то, мы только что открыли новый филиал в Сиэтле несколько месяцев назад… Так что я снова здесь. Никогда не думал, что вернусь сюда снова, но вот как все вышло. Несколько месяцев. Гарри вернулся уже несколько месяцев назад. Луи не должен удивляться, но почему-то все это еще больше нервирует его. — Мне все еще приходится ездить в Лос-Анджелес иногда, но, к счастью, Джесси действительно поддерживает меня и помогает с Эйвери и всем остальным, — продолжает Гарри, делая легкий глоток латте. — Да, что ж… Джесси, он… милый… — Луи заставляет себя улыбнуться. А под милым он имеет в виду охуительно черствый. Луи предпочел бы смотреть, как сохнет краска, чем разговаривать с этим человеком. — Я имею в виду… Он кажется отличным… правда… эээ… отличным… Лицо Гарри слегка краснеет, когда он опускает взгляд на колени. — Да, он отличный парень, правда отличный. Я не просил его об этом, но он переехал в Сиэтл, чтобы быть со мной после того, как сделал мне предложение. Он очень милый и… нам хорошо вместе. — И когда свадьба? — Луи заставляет себя спросить это, стараясь придать голосу бодрый интерес. Не то чтобы его это волновало. Ему все равно. Он не понимает, почему до сих пор находится здесь. Меньше всего ему хочется слушать, как Гарри говорит о каком-то чужом человеке. — Эм… Я уже не совсем понимаю — Гарри задумчиво хмурится. — До того как, эм… Эйвери поставили диагноз, мы подумывали о начале следующей весны. Я не очень много планировал, так что нам, возможно, придется немного отодвинуть всё, но мы все равно взволнованы. — Отлично, — Луи пытается снова сохранить интерес в голосе, но он уже начинает серьезно ненавидеть это слово. Отлично. — Я… Я очень рад за тебя, что ты… эм… нашел кого-то… — Ну, ты же меня отверг, — Гарри шутит. Или, по крайней мере, Луи думает, что он шутит. — Помнишь? Он пытается быть смешным? Как смеет Гарри смеяться над той ночью? Как он, блять, смеет! Это были чувства, настоящие чувства. Возможно, все пошло бы совсем по-другому, если бы они переспали в ту ночь, когда Гарри вошел в комнату Луи. Но вышло бы из этого что-то или бы просто продолжило необъяснимое? Есть разница. — Это что, шутка такая? — оскорбленно выпаливает Луи, не в силах разорвать связь между своими мыслями и ртом. — Нет, я имел в виду… — Я… Я не отверг тебя, Гарри. Я бы никогда… Ты действительно так думаешь? — спрашивает Луи, чувствуя, как все его тело кипит разочарованием. Гарри снова смотрит на Луи, внимательно изучая его глаза. — Это… то, что случилось… Он не может быть серьезным. Не может быть такого, чтобы Гарри сейчас говорил серьезно. Он пришел к Луи посреди ночи, пьяный и плачущий, и все время предлагал ему себя, а Луи предпочел утешить его, вместо того чтобы воспользоваться им. Неужели Гарри действительно так сильно стер правду из своей памяти, что считает, будто Луи вообще не хотел его видеть? Неужели он действительно врет самому себе, чтобы скрыть рану, которую все еще чувствует внутри? Луи знает, как боль может исказить сознание, изменить определение реальности настолько сильно, что истина будет казаться такой абстрактной и удивительной… но… серьезно? — Нет, я не… Я… Мы были… Я просто не хотел быть каким-то грустным отчаянным сексом, о котором ты бы забыл на утро… Я хотел быть… — голос Луи обрывается, прежде чем он признается в чем-то, о чем может пожалеть. Сегодня он не сделает этого. — Чем? — спрашивает Гарри после паузы, пристально глядя на него в замешательстве. Луи смотрит вниз и возится со своим пейджером, нажимая несколько тревожных кнопок, чтобы заставить его сработать. Он больше не может этого выносить. — Эм, мне пора. Пациент, — коротко отвечает Луи, быстро вскакивая на ноги. Гарри хмурится. — Подожди, Луи… — Извини, это срочно, — Луи лжет, ему просто нужно убраться отсюда к чертовой матери. Это была очень плохая идея, и Луи знал это. Он знал, во что впутывается. Есть вещи, которые он заставил себя преодолеть, вещи, на которые он потратил так много времени, пытаясь заставить себя забыть, заставить их исчезнуть. Но в отличие от Гарри, похоже, Луи — единственный, кто помнит, как все было на самом деле. — Эм… было приятно… здорово наверстать упущенное… — Луи заставляет себя попрощаться, торопливо проговаривая ни к чему не обязывающие слова и даже не пытаясь быть искренним. — Удачи тебе с твоей… свадьбой и всем прочим. Увидимся на следующем приеме у Эйвери. Пока. Прежде чем Гарри успевает вставить еще одно слово, Луи делает безумный рывок к выходу, шагая так быстро, как только могут нести его ноги. Сейчас ему больше всего на свете нужен свежий воздух, а еще больше ему нужно оказаться как можно дальше от Гарри, чтобы снова начать дышать. «Я хотел быть… большим, — Луи вздыхает про себя, оказавшись за дверью кафе, и договаривая свою ранее незаконченную фразу. — Гораздо большим».||✚||
Гарри сидит за пустым столом, глядя на оставленный Луи чай. Он не совсем понимает, что только что произошло. Он, конечно же, не хотел обидеть Луи или, более того, заставить его выскочить из кафе, как будто от этого зависела его жизнь. Это было определенно не по плану. Он надеялся, что, может быть, они снова станут друзьями, хотя бы немного. Но похоже, что эта встреча только усугубила ситуацию, и Гарри до сих пор не уверен, почему. Было время, когда они с Луи были так близки, как, наверное, Гарри никогда в жизни не был близок с кем-то, кроме своей сестры. Когда-то им было так легко и уютно друг с другом, а теперь натянутое напряжение между ними разделяет их на многие мили. И ему казалось, что в начале все шло хорошо. Он не знает, как ему теперь вести себя с Луи, но разговор шел довольно неплохо, как и следовало ожидать, прежде чем Гарри открыл свой большой рот и обвинил Луи в том, что тот его отверг. Гарри просто пытался быть честным, он говорил это беззаботно, хотя и знал не хуже Луи, что в этом не было ничего беззаботного. Сейчас ему трудно вспомнить все ясно, его память настолько туманна и испорчена, что думать об этом слишком долго становится больно, поэтому он постоянно избегает этого. Но он помнит, как Луи отверг его, помнит, как Луи проявил полное безразличие к Гарри, даже не пожелав поцеловать его. В ту ночь Гарри был настолько опустошен, что набрался смелости, чтобы попытаться найти хорошее применение своим смятенным чувствам и забраться в постель к Луи. Он надеялся, что, возможно, Луи хочет его так же сильно, как и он сам, но его надежды были отвергнуты. Он помнит это, он помнит. Да, он был пьян, возможно, слишком пьян, но Гарри знает, что именно это и произошло. Так оно и было. Так должно было быть. Гарри также знает, что то, как он оставил Луи, было внезапным, и, скорее всего, неправильным, но разве это не то, чего хотел Луи? Чтобы Гарри ушел и избавил его от этой неприятной ситуации, чтобы он мог наконец сосредоточиться на своих целях и причинах, по которым он находился в Сиэтле в первую очередь? Все, что делал Гарри, это сдерживал потенциал Луи, и Луи, вероятно, не мог дождаться, когда Гарри уберет свои проблемы из его жизни. Он не был достаточно хорош для Луи, он был отвлекающим фактором, который вскоре превратился в бремя, и у него не было другого выбора, кроме как уйти. Так было лучше для них обоих. Они никогда не должны были длиться вечно. Ничто не должно было.||☤||
Недели пролетают незаметно, сливаясь в одно целое. Гарри два раза в неделю привозит Эйвери на химиотерапию, обычно без Джесси. Луи, наверное, может пересчитать по пальцам, сколько раз он видел Джесси, контактирующего с Эйвери. У него всегда есть какое-то оправдание, почему он не может провести с ними время или почему он должен уйти, независимо от того, сколько Гарри умоляет его остаться. И даже Гарри не всегда может оставаться на длительные процедуры химиотерапии из-за своей работы, но он действительно старается изо всех сил. Луи может сказать, как сильно Гарри ненавидит оставлять свою дочь одну, и Эйвери всегда выглядит ужасно грустной, когда его нет рядом, просто одиноко сидя в кресле, в то время как ее организм наполняется токсичными препаратами. Поэтому Луи прилагает все усилия, чтобы навещать ее каждый раз, тайком спускаясь в отделение иммунологии, чтобы посидеть с Эйвери и составить ей компанию во время лечения. Он максимально осторожно планирует свой график, тщательно избегая втягивания в какие-либо операции в последнюю минуту. Эйвери любит, когда Луи проводит время с ней, и Луи тоже это любит. Они говорят о самых странных вещах, о любых случайных идеях, которые мелькают в воображении Эйвери. Она рассказывает ему удивительные сказки, которые сама же и выдумала, и Луи иногда тоже рассказывает ей одну или две истории, и почти всегда это заканчивается тем, что они заливаются безудержным смехом. Почти все, что говорит Эйвери, вызывает у него улыбку, и их совместное времяпрепровождение легко становится для Луи кульминацией последних нескольких недель. Но однажды, когда Луи как обычно садится в кресло рядом с ней, он замечает, что Эйвери не похожа сама на себя. Она, конечно, как всегда улыбается ему и здоровается, но в целом держится отстраненно и подавленно. — Эйвз, с тобой все в порядке? — спрашивает Луи, внимательно наблюдая за ее реакцией. Она медленно кивает, но слегка вздыхает. — Тебя опять тошнит? Тебе нужно ведро? — обеспокоенно спрашивает Луи, уже в попытке найти его. Бывают дни, когда организм Эйвери полностью отвергает лечение, и все, что она может сделать, это избавиться от всего, что находится в ее желудке. В такие дни Луи нежно гладит ее по спине и шепчет на ухо утешения, надеясь хоть как-то помочь ей почувствовать себя лучше. Ужасно смотреть, как она мучается из-за этого, она всегда стойко выдерживает все испытания и никогда не жалуется, даже если ее тело не совсем готово принять все процедуры. Эйвери отрицательно качает головой, наконец-то встретившись взглядом с Луи. — Нет, я нормально себя чувствую… — Тогда в чем дело, малышка? — снова спрашивает Луи, продолжая поглаживать ей спину. — Я просто… Я слышала, как некоторые медсестры говорили о моей маме, какой милой она была, когда была здесь, и многие из них все еще помнят ее, и я… — Эйвери замолкает, и Луи замечает, что у нее на глазах выступают слезы. — Я ничего о ней не знаю… Папа немного рассказывает мне, но он… Ну… Он вообще-то не любит говорить о ней. — она печально опускает голову. — По-моему, ему слишком больно. Но иногда… я действительно хочу, чтобы он сделал это, потому что она все-таки… Я просто… Я хотела бы знать ее… Слышать это от восьмилетней девочки слишком больно для Луи, она звучит намного старше своих лет. Эйвери заслуживает знать, какой была ее мать, она заслуживает этой связи с ней. Каждый раз, когда Луи смотрит на Эйвери, он видит в ней Джемму. Эйвери не просто похожа на нее внешне, у нее доброе сердце и она до невозможного храбрая, прямо как ее мать, но она даже не подозревает об этом. — О, она была потрясающей… — Луи мягко улыбается, решив прямо сейчас, что если это хоть как то поможет Эйвери, он постарается рассказать ей как можно больше. — Одна из лучших людей, которых я когда-либо встречал. — Правда? — она буквально оживает на глазах, глаза практически умоляют его сказать больше. — Да, безусловно, — Луи говорит абсолютно искренне. — Мне посчастливилось быть одним из ее докторов, когда я был немного моложе, и она сразу стала моей лучшей подругой, я просто обожал твою маму. — Какой она была? — тихо спрашивает Эйвери, еще раз подтверждая, как мало она знает о Джемме. — О, в ней было столько всего. Она была смелой, всегда говорила то, что думала, и никогда не извинялась за это, прямо как я… Я думаю, именно поэтому мы так хорошо поладили, — Луи улыбается, поднимая в памяти драгоценные воспоминания о Джемме. — И она была такой храброй и бесстрашной. Нужно было потрудиться, чтобы чем-то ее напугать, а если вдруг удалось, она ни за что не признается в этом. И она была такой веселой, что только и делала, что шутила по любому поводу. Твоя мама просто синоним слова «сарказм», — он нежно смеется, вспоминая все поздние ночи, которые он проводил в ее комнате, смеясь вместе с ней, когда ему определенно следовало учиться. — О! И она была просто мошенницей, когда дело доходило до игр в карты, потому что никто не был настолько хорош. Никто. По крайней мере, я никогда не мог победить ее, так что она явно жульничала. Эйвери смеется, ее лицо расплывается в очаровательной улыбке, когда она слушает Луи. — Она всегда напоминала мне о родине — Англии. Она была такой милой и теплой… добросердечной… — задумчиво продолжает Луи. — И она была очень красивая, совсем как ты. Ты так похожа на нее, Эйвз. Это невероятно… Я не знал твою мать всю ее жизнь, я узнал ее только во время ее болезни, но я знаю, что до нашей встречи она была еще более удивительной и прекрасной. И самое главное, что ты должна помнить о ней, это то, что она безумно сильно тебя любила, — решительно добавляет он, глядя Эйвери прямо в глаза, — Безумно, безумно сильно, Эйвери. Ты была ее чудом, она только о тебе и говорила. Ты значила для нее весь мир. Она боролась за тебя так долго, как только могла, заботилась, чтобы ты была в безопасности. Ты еще не родилась, но она уже обожала тебя. Эйвери смотрит на него невероятно широко раскрытыми глазами, как будто никто никогда не говорил ей об этом раньше, и это шокирует Луи, одновременно разбивая его сердце снова и снова. — Знаешь что, Эйвз… У меня до сих пор сохранилась ее фотография, — Луи достает из кошелька старую потрепанную фотографию беременной Джеммы, и прижавшихся друг к другу на заднем плане Луи и Гарри. — Мы сфотографировались за несколько недель до твоего рождения. На самом деле я не должен был быть в кадре, я просто должен был сменить твоей маме капельницу, но она сказала что-то вроде «о, прекрати, Луи, я все равно умираю», и втянула меня на задний план, — Луи постепенно улыбается, хорошо помня тот день, хотя это было так давно. — Твоя мама была потрясающей… Я любил ее и всегда скучаю по ней. Эйвери бережно держит в руках потрепанную фотографию, глядя на нее с благоговейным трепетом. Ее маленькие пальчики касаются лица матери, а из глаз капают слезы. Луи обнимает ее за плечи и крепче прижимает к себе, когда она начинает плакать. — Но я хочу, чтобы это было у тебя, — шепчет Луи, нежно проводя рукой вверх и вниз по ее спине. Она нуждается в этой фотографии гораздо больше, чем он, ей нужно что-то осязаемое, за что можно ухватиться, и Луи более чем счастлив дать ей это. Эйвери внезапно обнимает Луи, прижимаясь к его груди и обеими руками обнимая за талию. — Спасибо, Луи… Б-большое спасибо… Луи крепко обнимает ее в ответ, и чувствует, как сердце ноет в его груди. Эта бедная девочка нуждается в рассказах о себе, своей матери, своей жизни. О том, о чём она имеет право знать, но почему-то не получает шанса сделать это. Неужели ей действительно никогда не показывали фотографию ее мамы за все это время? Как Гарри вообще может объяснить это? Луи понимает, что это осторожная тема для него, но он не может полностью вычеркнуть Джемму из своей жизни, это совсем нечестно по отношению к Эйвери. Он действительно не может поверить, как мало на самом деле знает Эйвери, ей не рассказали практически ничего, кроме самого минимума. И наряду с тем, что Луи глубоко опечален, осознание всего этого приводит его в ярость.||☤||
Луи должен был сделать это раньше. Ему следовало отбросить осторожность и поговорить об этом в кафе, воспользоваться моментом, чтобы высказать свое мнение раз и навсегда. На самом деле, Луи должен был сделать это, когда он впервые снова встретил Гарри месяц назад. Больше нет смысла держаться за это, нет смысла притворяться, что все в порядке. Ничего не в порядке. С тех пор как час назад он поговорил с Эйвери, Луи не может избавиться от тревожного чувства, поглощающего его и нависающего над ним, как грозовая туча, которая вот-вот обрушится на него ливнем. Он не может усидеть на месте, не может избавиться от своих мыслей в своей голове, не может отвлечься, он просто существует в состоянии нарастающего беспокойства. Увидев это выражение на лице Эйвери, полное такой печали и безнадежной тоски, Луи почувствовал, как в нем что-то вспыхнуло, что-то такое, чего он изо всех сил старался не замечать. Темная смесь горькой обиды, нового разочарования и неуместной боли выползает на передний план его сознания вместе со всеми эмоциями, которые Луи заставлял себя проглотить с того дня, как Гарри вернулся в его жизнь. Луи шагает туда-сюда по вестибюлю больницы, прямо перед парадными дверями, стратегически присматривая для себя выгодное место, чтобы заметить Гарри на парковке. С минуты на минуту он должен приехать с работы, чтобы забрать Эйвери, и Луи не собирается упустить еще один день, не сняв с себя эту ношу. Видит бог, он и так слишком долго держал это в себе. Луи пристально следит за парковкой и отслеживает все машины, которые приезжают и уезжают, стараясь ничего не пропустить. И, наконец, судьба, в которую Луи не верит, соблаговолит ему, и на парковке появляется Гарри. Он выскакивает из машины и пытается открыть зонтик, чтобы не промокнуть под ливнем. Луи даже не взял с собой зонт, просто надеясь на лучшее, как и всегда. Ничто не может помешать ему сделать это, даже непрекращающийся дождь, хлещущий в спину, когда он мчится через парковку. «Гарри!» Да, Луи мог бы сделать это где-нибудь еще, где-нибудь в сухом месте. Да, он мог бы дождаться другого дня, может быть, так было бы даже лучше. Дождь не прекращается, но Луи все равно. Он должен сделать это сейчас, иначе он будет сожалеть об этом вечно, и он точно не позволит этому портить себе жизнь изо дня в день. ♫ Seinabo Sey - Still Гарри медленно оборачивается в замешательстве. Он одет в плащ и усердно пытается сдержать над головой зонтик, который вот-вот вырвется из рук из-за сильного ветра. Он оглядывается вокруг, пытаясь понять, откуда он услышал звук своего имени, пока его глаза не останавливаются на Луи, спешащему к нему от больницы. — Луи, что ты… — Гарри, я должен сказать тебе кое-что, — выпаливает Луи, пока сам не потерял самообладание, и пока Гарри даже не подумал о том, чтобы задавать ему вопросы. — Я знаю, что у тебя есть жених, и прошло уже много лет… но я не могу продолжать ходить по коридорам этой больницы, когда тут повсюду призраки, преследующие меня, и это неловкое неопределенное напряжение между нами… Я не могу продолжать притворяться, что все хорошо, так что я должен это сказать. Гарри молчит, позволяя Луи высказать свое мнение. Лоб прорезают глубокие морщины, взгляд наполнен непониманием, но он выглядит серьезно. Прямо сейчас, стоя перед Гарри, Луи с таким же успехом мог бы оставаться тем интерном, который стоит на обочине, стараясь не сломаться пополам. Как будто он вернулся в исходную точку, он так же встревожен, как и тогда, так же напуган. Он даже такой же мокрый, его халат насквозь пропитан водой. не плачь, не плачь, не плачь. Луи заставляет себя сделать глубокий вдох, готовясь к словам, которые вот-вот сорвутся с его губ, защищая себя от того, что может произойти. — Я был влюблен в тебя, Гарри, — Луи начинает, твердо выдерживая взгляд Гарри. — Все эти годы. Я был… влюблен… Губы Гарри слегка раскрываются, когда он делает едва заметный вдох, словно не может полностью вдохнуть. Он смотрит на Луи, явно не находя слов, рот открывается и закрывается, но из него не вырывается ни звука. Он медленно качает головой, как будто не верит ему, как будто не может поверить. — Но… н-но когда я… когда я пытался… Та ночь, и ты… — он бессвязно бормочет, не в силах перейти прямо к теме. — Я имею в виду… ты отказал мне… — Только потому, что я хотел большего, Гарри! — Луи кричит под дождем, позволяя своему разочарованию просочиться в его голос. Он стряхивает воду с волос. — Я хотел… боже, я хотел быть для тебя чем-то большим! Я хотел быть всем! И я не думаю, что ты когда-нибудь поймешь насколько! Я не хотел отказывать тебе той ночью, сказать тебе «нет» и сдерживаться было так тяжело для меня и… И я всегда возвращаюсь назад в моей голове, спрашивая себя, правильное решение ли я принял, изменило бы это что-нибудь… — он опускает голову на мгновение. — Но я не хотел, чтобы ты проснулся и почувствовал, что я использовал тебя, я хотел быть рядом с тобой всеми возможными способами. Тебе было так больно, и все, что ты хотел, это забыться, и я… Я не хотел, чтобы ты хотел забыть и меня… Я действительно любил тебя, Гарри. Гарри немного пошатывается после того, как слышит эти слова. — Но почему-то за все эти годы ты вбил себе в голову, что я никогда не хотел тебя, что ты был для меня чем-то вроде обузы, но это неправда. Это не так! Я хотел тебя, Гарри, — признается Луи, изучая его вопросительный взгляд. — Я хотел всего с тобой. Мы были молоды, но я знал, я знал, что хочу тебя, и я знал, что сделаю все для этой маленькой девочки. Я любил Эйвери всем сердцем. Она была частью меня, она, она была моим р-ребенком… — тихо признается Луи, закрывая глаза и наклоняя голову, чувствуя, как ужасное чувство потери омывает его так же сильно, как падающий дождь. — Я любил ее так, как будто она была моей, я буквально был ее родителем. И я всегда был бы рядом с ней, если бы ты попросил… если бы ты позволил мне. Вы оба были моей семьей. Гарри выглядит опустошенным, он отчаянно трясет головой, и на его лице читается искреннее недоверие. Его глаза красные, ужасно красные, по щекам текут слезы в перемешку с дождем. — Почему ты не… Почему ты не сказал мне? Луи… Почему ты ничего мне не сказал… как ты мог не знать? — Я… Я собирался сказать тебе, когда тебе станет лучше. У тебя было так много проблем, и я не хотел выплескивать на тебя свои чувства… — признается Луи, его голос становится немного тише и медленнее. — Все и так было слишком сложно, и ты едва держался на ногах. Так что я думал, что просто буду рядом с тобой. Буду поддерживать тебя, и когда ты был бы готов, я бы… Я бы сказал тебе, что я на самом деле чувствовал… но потом ты… ты ушел. И я пытался сказать тебе той ночью… но ты меня прервал. Гарри продолжает бездумно мотать головой из стороны в сторону, все еще застыв в парализующем шоке, ему словно физически трудно воспринимать слова Луи. — Ты позволил мне уйти, ты… Ты хотел, чтобы я ушел… Ты мог бы остановить меня. Если бы ты действительно хотел, если бы ты действительно заботился обо мне, ты мог бы… — Если бы я действительно заботился о тебе… Ты, блять, серьезно сейчас? Не говори так! Не смей говорить так обо мне! — возражает в ответ Луи, тон голоса внезапно обретает яростные нотки. — Ты бросил меня! Ты, нахуй, бросил меня! Это был ты, не я! Ты! И может быть, ты и напился в стельку, но я то все помню! Я все это помню, и ты ушел! — он сердито кричит, выталкивая из себя все годы мучений. — Но когда ты решаешь что-то сделать, тебя уже ничто не остановит, и ты это знаешь! Я никогда не хотел, чтобы ты уходил, и я пытался остановить тебя! Я пытался, я кричал тебе, чтобы ты, блять, выслушал меня, просто притормозил и все обдумал, но ты не хотел! Ты просто сделал то, что ты и твоя пьяная задница хотели сделать! Грудь Луи тяжело вздымается, и он чувствует, как по его телу разливается ошеломляющий адреналин. В этот момент ему уже наплевать на чувства Гарри, все, что его волнует, — это выбросить из себя всю накопившуюся энергию, прежде чем он взорвется, или, может быть, он уже взрывается. — И я пошел за тобой, я искал тебя каждый день месяцами! Я чуть не провалил свои экзамены в интернатуре, потому что не мог сосредоточиться ни на чем другом, кроме тебя и Эйвери. Я только о тебе и думал! А потом ты оставил мне это сообщение, и я чуть не сошел с ума. Что это, блять, было, Гарри? Я не мог выбросить его из головы, я так переживал, я волновался о тебе! — Луи кричит, несмотря на дождь. — Так что не смей стоять здесь и притворяться, что ты ни в чем не виноват. Не делай вид, что мне все равно, и не делай вид, что все случилось из-за меня. Это дерьмо на твоей совести. Пошел ты нахуй за то, что думал так! Тебя не было рядом, чтобы увидеть, что эта любовь сделала со мной, тебя не было рядом, чтобы увидеть, насколько потеря тебя сломала меня… боже… блять… — Луи проводит обеими руками по лицу и мокрым волосам. Он несколько раз качает головой, прежде чем сердито развернуться и уйти. Он больше не может этого выносить. — Это всё. Гарри выглядит так, словно его только что ударили по лицу, глаза широко раскрыты, его переполняют эмоции. — Что значит, это всё? Я… — Я только что сказал, что люблю тебя, а ты все еще думаешь, что мне было все равно! Боже, ты совсем не изменился! — Луи поворачивается, чтобы сказать это, запрокидывая голову и почти смеясь над несуществующим юмором всего происходящего. Он так чертовски взбешен, что даже не хочет смотреть на Гарри, но почему-то не может перестать выплескивать все свое разочарование, каким бы резким или уродливым оно ни звучало из его уст. — Столько лет прошло, а ты все еще напуганный и эгоистичный трус! Это все из-за тебя! Всё всегда из-за тебя! Вот почему Эйвери ни черта не знает о своей собственной матери! Вот почему она не знает, что я когда-либо существовал в ее жизни! Потому что ты слишком боишься смотреть в лицо своему прошлому! Боишься взглянуть в глаза реальности и перестать убегать от своих проблем! Ты лжешь себе, Гарри! Ты лжешь! Гарри пытается прервать его. — Луи… — Нет! Я покончил с этим, Гарри, я покончил с тобой и твоим дерьмом! — Луи в гневе отшатывается. Резкие честные слова слетают с его губ, сжигая перед собой все пути к нормальности. Гарри точно знает, что Луи чувствует к нему сейчас, он выложил все карты на стол. — Я больше не хочу об этом говорить. Все кончено. Я сказал то, что должен был сказать, и теперь это в прошлом. Отныне ты — родитель моей пациентки, и это, черт возьми, все, чем ты являешься и когда-либо будешь являться для меня. Луи срывается с места, слыша, как Гарри несколько раз зовет его по имени, но намеренно игнорируя его, и направляется к дверям больницы. Он чувствует, что вот-вот физически лопнет по швам, он превзошел гнев, он уже далеко за пределами ярости, но более того, ему больно. Луи ненавидит вспоминать то время, он с трудом переносит его, но оно неотступно преследует его. Он хочет, чтобы он мог игнорировать вещи так же хорошо, как Гарри, Луи хочет, чтобы он мог каким-то образом заставить себя изолироваться от мира. Когда Гарри впервые покинул его, это разбило Луи. Нет другого способа описать это, он был в полном беспорядке. С трудом двигаясь изо дня в день, отставая во всех аспектах своей карьеры, своей жизни. Найл умолял его вырваться, Лиам умолял его двигаться дальше, Зейн уговаривал его забыть об этом, но он не мог… Долгое время он просто не мог. Луи привязался к Гарри и Эйвери, они стали его сердцем, его семьей. Семьей, в которой он так отчаянно нуждался. И теперь Гарри говорит об этом, утверждая что Луи было все равно… о, Луи мог бы пробить дыру в стене, но его руки еще понадобятся ему. Восемь лет назад он мог либо все бросить, либо придумать, как собрать свое дерьмо вместе и жить дальше. Луи действовал на автопилоте, превратив свою боль в двигатель и забыв обо всем остальном. Стать трудоголиком — вот способ выжить, отвлечься от напоминания о том, что он одинок. Снова одинок. Всегда одинок. Черт, ему нужно что-то сломать. Руки болят, пытаясь высвободить бушующие эмоции, бурлящие в его крови. Ему нужен способ безопасно освободиться от агрессии, угрожающей поглотить его. И что может быть лучше, чем сделать это в самой беспорядочной, самой практической лаборатории в больнице. ♫ Carolina Liar - I'm Not Over Луи в бешенстве врывается в отделение «Орто», распахивает двери и видит, что Лиам мирно работает над каким-то нестандартным аппаратом для позвоночника. Лиам быстро поднимает глаза и тепло улыбается Луи. — Эй, Томмо, ты мой консультант? Я писал в «Нейро», но мне действительно нужно было только… — Нет, — нетерпеливо перебивает его Луи, беспокойно обшаривая глазами комнату в поисках чего-нибудь… Чего-нибудь, что он мог бы разнести. — У тебя есть что-нибудь, что я могу разбить? — Разбить? — Лиам поднимает бровь, отрываясь от работы. Он впервые внимательно оглядывает Луи и хмурится. — Почему ты… мокрый? — Снаружи дождь. — Хорошо… но почему ты мокрый? Ты стоял под дождем? Зачем? — Неважно, Лиам! — Луи раздраженно ерзает, руки дергаются по бокам, он буквально подпрыгивает. — Мне нужно просто… сломать что-нибудь. Понимаешь? Сейчас. Прямо сейчас. — Эээ… — Лиам смотрит на него, и Луи видит, как на лице Лиама появляются явные признаки беспокойства. — Послушай, Луи, ты… — Я в порядке, я в порядке! — быстро выпаливает Луи, все еще нервничая. За последний месяц он повторял это выражение больше раз, чем мог сосчитать, и каждый раз оно было еще дальше от истины. — Лиам, пожалуйста. Лиам еще раз окидывает его взглядом, и Луи понимает, как плохо он выглядит, промокший с головы до ног и беспокойно переминающийся с ноги на ногу. Но Лиам все равно кивает, возможно, вопреки здравому смыслу. Он берет свой планшет с рабочего места, открывая карту. — Вот, посмотри сначала карту моего пациента, а потом, если хочешь, можешь разбить вот этот гипс, — он кивает головой в сторону груды старых гипсовых заготовок. — Идеально. Дай посмотрю, — Луи поспешно забирает у Лиама карту. Даже в его нынешнем состоянии ему требуется всего 5 секунд, чтобы диагностировать проблему. Лиам начинает рассказывать ему историю болезни пациента, не вдаваясь в подробности. — Итак, после этой последней процедуры у моей пациентки начались постоянные боли в позвоночнике… — Нерв уже не спасти. Я бы вставил эпидуральный катетер для постоянного введения обезболивающих препаратов, — Луи прерывает его, предлагая решение и не нуждаясь больше в посторонней информации. — О, почему я об этом не подумал? Спасибо, Лу, — Лиам коротко улыбается, прежде чем эмоции сменяются на искреннее беспокойство за друга. — Эй, я знаю, что ты не в порядке, и это нормально… Я не собираюсь заставлять тебя говорить об этом прямо сейчас, но ты же знаешь, что можешь сказать мне все, что угодно, да? — Да… — Луи медленно кивает. Он знает, как сильно Лиам заботится о нем, и ценит это больше, чем можно выразить словами, но сейчас Луи чувствует, что вот-вот вспыхнет. И это будут не просто слова, это будут гневные выкрики и только. Он чувствует себя ужасно злым, ярость кипит в нем каждый раз, когда он слышит слова Гарри, снова мелькающие в его голове. если бы ты действительно заботился обо мне… Луи сжимает кулаки, держа все тело в таком напряжении, что кажется, будто он и сам сейчас разобьется на осколки. Лиам продолжает смотреть на него с беспокойством. Он немного вздыхает, прежде чем повернуться к двери, решив дать Луи пространство для размышлений. — Ладно… Я просто уйду и оставлю тебя в покое. Все, о чем я прошу, это чтобы ты убрался, когда закончишь. — Хорошо, я так и сделаю, обещаю. Как только Лиам покидает лабораторию, Луи, не теряя времени, хватает первый попавшийся молоток и поднимает его высоко над головой, прежде чем обрушить первый удар на кучу отброшенных слепков. И это чувствуется так… хорошо. На самом деле очень хорошо. Луи опускает молоток все быстрее и быстрее, с каждым ударом все больше уходя в прострацию и выплескивая всю свою энергию. Он крушит все, что попадается ему под руку, выкрикивая любые ругательства, которые приходят ему в голову. — Ебаный подонок! Урод! Мудак! Ублюдок! На! Ху! Я! — кричит Луи, превращая гипсовые заготовки в гору осколков. — Я ненавижу его! Ненавижу! Ненавижу! Он опускает тяжелый молоток все сильнее и сильнее, чувствуя себя лучше с каждым сердитым ударом. — Почему! Сука! Он! Блять! Заставляет! Меня! Чувствовать! Себя! Так! — Луи рычит, выплескивая все накопившиеся за последние восемь лет разочарование и ярость. Это чрезвычайно успокаивает, несмотря на то, что это довольно отрицательно сказывается на всем окружающем, но Луи не смог бы остановиться, даже если бы попытался. И Луи не останавливается, пока не превращает каждый сантиметр заготовок в мелкую пыль. Он слабо делает шаг назад, его грудь дико вздымается, и он бросает молоток на металлический стол. Он грубо проводит пальцами по своей и без того взъерошенной, мокрой челке, резко царапая кожу головы, и сползает спиной по дальней стене в беспомощном поражении, тяжело дыша и подтягивая ноги к груди, обхватывая колени руками. Все это время пока Гарри расхаживал рядом с ним, Луи твердил себе, что с ним все в порядке, что все уже позади, что все это осталось в далеком прошлом и что он не будет беспокоиться об этом. Но все это очень далеко от истины, и срыв, который он сейчас переживает, только доказывает это. Теперь он понимает, что это должно было случиться. Тело просто копит все это притворство и ложь, прежде чем захлопнуться и в какой-то момент избавиться от всего этого. А теперь он чувствует себя таким потерянным и опустошенным, как будто в нем не осталось совсем ничего. Луи действительно понятия не имеет, сколько времени проходит, когда Найл врывается в лабораторию в рассеянной спешке. — Томлинсон, какого хрена? — раздраженно начинает Найл. — Я звонил тебе без остановки. Лиам сказал, что я могу… — его голос затихает, когда он оглядывается вокруг, раздражение на лице мгновенно превращается в беспокойство. — …эээ… найти тебя… здесь… Луи смотрит на него затуманенным взглядом, грубо проводя руками по своим ужасно взъерошенным волосам. Он знает, как плохо это все смотрится, он болезненно осознает, как жалко он сейчас выглядит со стороны, но не может заставить себя побеспокоиться об этом ни на секунду. — Блять, чувак… — Найл глубоко вздыхает, положив руку на пояс. Луи уныло смотрит перед собой, тяжело дыша и слегка пожимая плечами. Найл медленно подходит к нему и садится рядом, прислоняясь к стене. — Эй… поговори со мной, — он кладет руку на плечо Луи. Луи не может ничего сказать. Даже если бы он хотел открыться, даже если бы он хотел поделиться, он просто не может ничего сказать. — Нет, Луи, не делай этого. Пожалуйста, не надо, — беспокоится Найл, садясь перед Луи, положив руки на колени. — Я не смогу помочь, если ты не позволишь мне. Найл видел Луи в самом худшем состоянии за эти годы, и он собирал Луи по кусочкам больше раз, чем он может сосчитать. Он — человек, в котором Луи может быть уверен, несмотря ни на что, и он может сказать то же самое о Лиаме и Зейне. Пейджер Найла начинает звенеть откуда-то из кармана халата, и не проходит и минуты, как пейджер Луи также начинает пищать. — Мы поговорим позже, хорошо? Это еще не конец. Лиам, Зейн и я, мы приедем, и ты, блять, будешь говорить об этом. У тебя нет выбора. Если ты переживаешь какое-то дерьмо, мы не позволим тебе сделать это в одиночку. Понял? Луи по-прежнему не отвечает, только поднимает голову, чтобы посмотреть на Найла. Он не уверен, что именно хочет сказать этим взглядом, но Луи надеется, что он не выглядит таким же опустошенным и потерянным, каким на самом деле чувствует себя. — В приемке новая травма, возможно сотрясение мозга, так что ты нужен там. Ты можешь работать прямо сейчас? Или мне позвать кого-то другого? Луи встряхивается, медленно и глубоко вдыхая воздух. — Нет, со мной все хорошо, я в порядке, — его голос звучит хрипло и сухо, но он надеется, что Найл верит ему или, по крайней мере, притворяется, что верит. Луи нужно работать, ему нужно найти себе хорошее применение и отвлечься на некоторое время. — Я в порядке, правда. Найл пристально смотрит на него, но в конце концов кивает. Он встает и протягивает руку Луи, чтобы тот смог подняться. — Я… Я обещал Лиаму, что уберу тут всё… — тихо говорит Луи, рассматривая нанесенный ущерб. — О, да ладно, мы просто попросим какого-нибудь интерна. Во всяком случае, для этого они и существуют, — Найл слегка поддразнивает его, пытаясь заставить Луи проявить хоть какую-то положительную эмоцию. Луи лишь слабо улыбается, прежде чем молча двинуться к выходу. — Эй, — тихо зовет Найл, разворачивая Луи и заключая его в объятия. Это застает Луи врасплох, но он погружается в объятия своего лучшего друга, наслаждаясь ощущением теплых рук, крепко обнимающих его. — Я с тобой, окей? Я рядом…