ритм, который оно знает, разрушителен.
||☤||
♫ Tom Odell — Can't Pretend Он сделал это. Ох, Луи действительно сделал это. Он был сильно пьян, почти не в себе, и он сделал это. Он трахнул Майкла, ординатора из «Гастро». Или его звали Мэтью? Мартин? Блять, неважно. Луи на самом деле опустился до того, чтобы использовать коллегу ради секса. Ординатора. В чертовой дежурной комнате, честное слово, как крестьяне. Он всегда говорил, что дежурки созданы для недостойных, для тех, кто не может привести любовников домой или по крайней мере, найти отель или что-то в этом роде, но теперь Луи и сам не лучше. Девять лет он работает в этой больнице, и ему всегда удавалось разделять секс и работу. До сих пор. Блять. Какая ошибка. Это был даже не хороший секс. На самом деле очень посредственный. Он был тусклым и бесстрастным, просто способ утолить жажду. Жажду, которую он так и не утолил. Желание только усилилось. На этот раз никакой механизм преодоления не сработает. Работа подвела его. Выпивка его подводит. А теперь даже секс бесполезен. Было время, когда бессмысленный секс был привлекателен для Луи, мгновенный уход от реальности без каких-либо условий или последствий. Но даже зная, что секс должен быть бессмысленным, он все равно каким-то образом хотел смысла. Он хотел близости, интимности, страсти и подлинной связи. Все, чего Луи хочет сейчас, — чтобы это было реальным, но только с одним человеком. Одним человеком, которого он никогда не получит… ох, что с ним не так? Теперь у него на груди лежит голова какого-то случайного парня, и он почти не помнит, как сюда попал. Кроме того, его собственная голова вот-вот расколется на две части, а его желудок никак не может определиться, хочет он есть или избавиться от всего находящегося в нем. Все просто ужасно. Его день должен был пройти совсем не так. Он должен был пойти домой и напиться. Но каким-то образом он здесь, в дежурной комнате, в крошечной одноместной кровати, с парнем, с которым он почти никогда не разговаривал, дремлющим и практически пускающим слюни по всей его груди. Какого черта он вообще позволил Джесси повлиять на себя? О да, потому что он был пьян, ревнив и совершенно ничего не соображал. Однако, с тем, как отвратительно Луи выглядел, войдя в эту больницу, тот факт, что он все еще смог подцепить парня, просто доказывает, насколько он способный. Единственный луч света во всем этом фиаско. Луи обычно не любит самолюбования, но сейчас он действительно нуждается в нем, поэтому он позволяет себе немного насладиться тем, как его обаяние смогло затмить даже самую ужасную наружность. Луи осторожно сползает с маленькой кровати, стараясь не потревожить Марка. Или Марли. Нахуй это. Он как можно скорее накидывает на себя свои вещи, не утруждая себя поправлением прически и всего прочего. Луи выкарабкивается из дежурной комнаты, волосы совершенно растрепаны, взгляд опущен. Он немного наклоняется, чтобы завязать пояс спортивных штанов, торопливо шагая по коридору и врезаясь в… — О… Эм… Привет, Луи. Гарри. Конечно, в Гарри. Стыд только продолжает увеличиваться в масштабах. Большое личное «пошел нахуй» от Вселенной. Луи мгновенно поднимает голову, его руки застыли на поясе, щеки пылают. Он болезненно осознает, как он сейчас выглядит, выглядывая из-под растрепанной челки, как олень, пойманный в свете фар. И Гарри смотрит на него так, словно точно знает, чем только что занимался Луи, окидывая его взглядом с головы до ног. Луи как раз собирается обратиться к Гарри, когда слышит, как за его спиной открывается дверь, из которой он только что вышел. Луи вздрагивает и закрывает глаза, готовясь к новому позору. — Лу… доктор Томлинсон, большое спасибо за… консультацию, — парень подходит к нему сзади и многозначительно касается рукой талии Луи, проводя пальцами по его боку. И в этот самый момент Луи буквально хочет умереть, чувствуя, как Гарри сверлит его взглядом. — Вы замечательный. Мы определенно должны как-нибудь повторить эту тему. Майкл, или Мэтью, или как там, блять, его зовут, пытается сделать так, чтобы это маленькое недоразумение выглядело как что-то другое, что-то более профессиональное и оправданное, но всем до боли очевидно, что это было на самом деле. Унылый, грязный перепихон в дежурной комнате. блять. — Эээ… — Луи одаривает его страдальческой улыбкой, безмолвно желая раствориться в воздухе. Он хотел бы, чтобы земля раскололась и поглотила его целиком прямо сейчас. Это абсолютно унизительно. Луи почти уверен, что он сейчас такого яркого оттенка красного, какой только можно вообразить. Почему он просто не пошел домой? Почему он не отключился в алкогольной коме в своей постели или даже в машине, а еще лучше, в канаве на обочине дороги? Секс определенно не стоил такого унижения. — Даа. Ординатор, чье имя начинается или не начинается с буквы «М», еще раз быстро обнимает Луи за талию, сопровождая это многозначительным, протяжным подмигиванием, прежде чем начать удаляться по коридору, оставив Луи разбираться с последствиями взрыва бомбы, которую он только что бросил перед Гарри. бляяяяяттттть. — Так… вы двое… — Гарри бросает взгляд на Луи и закрытую дверь дежурной комнаты, окончание вопроса абсолютно очевидно. — Эм, эээ… — Луи наклоняет голову, слегка морщась и усиленно перебирая в голове варианты. Сначала Луи хочет все отрицать, оправдать эту встречу как настоящую медицинскую консультацию, наполненную только профессиональными обсуждениями, медициной и образованием, очень важными хирургическими вещами и бла-бла-бла. До тех пор, пока он не узнает эту искру ревности на лице Гарри, этот пик неудовлетворенного интереса и завистливого любопытства в его глазах, и с этим Луи решает повернуть ситуацию вспять. Он возмущенно вскидывает голову и, прищурившись, смотрит на Гарри. — Да. Да, мы… я трахаю его, да. Или он трахает меня… эм… мы трахаемся. Глаза Гарри расширяются в полном удивлении от дерзости заявления Луи, рот слегка приоткрывается. Он выглядит даже немного обиженным, что-то незнакомое мелькает на его лице. Хорошо. Луи надеется, что теперь Гарри наконец-то может испытать то, что он чувствует, наблюдая, как тот прогуливается вокруг него со своим убогим новоиспеченным женишком все чертово время. Гарри не имеет абсолютно никакого права обижаться на это, он вообще не имеет никакого права думать что-либо о любовных похождениях Луи. Луи смахивает челку, выпрямляется и поправляет толстовку на плечах. — У тебя с этим какие-то проблемы? — он вопросительно поднимает брови. — Нет… эээ… вовсе нет. Нет, — Гарри несколько раз качает головой, спотыкаясь на каждом слове и пытаясь небрежно засунуть руки в карманы джинсов. — Делай что хочешь, — добавляет он, сопровождая слова совершенно неестественной улыбкой. — Ладно, — Луи кивает, засовывая руки в карманы толстовки. — Я просто… эм… искал… эээ… туалет… — Гарри неловко щурит глаза, оглядываясь по сторонам, как будто он все еще находится в режиме поиска. — О, через три двери направо, — услужливо предлагает Луи, удивляясь, какого черта Гарри до сих пор не знает, где этот чертов туалет. Уж он-то точно в этой больнице не новичок. Гарри неуклюже почесывает затылок. — Гм… спасибо. Они стоят так несколько секунд, избегая смотреть друг другу в глаза, но все еще не в состоянии как следует закончить разговор. Атмосфера между ними такая странная и заряженная, что Луи кажется, будто он задыхается. — Что ж, прошу меня простить, — Луи внезапно замолкает, встряхиваясь и начиная немного двигаться к выходу. Готовый вылететь из этой чертовой больницы. Если Луи и усвоил что-то из этого унизительного опыта, так это то, что он никогда, никогда не должен напиваться до полудня и спать со случайным человеком в дежурной комнате из-за парализующей ревности. Потому что она, по всей видимости, всегда вернется, чтобы укусить его в задницу.||✚||
Прошло уже несколько долгих часов с тех пор, как он столкнулся с Луи, и все же разум Гарри все еще не может отпустить его. Образ Луи с его взъерошенными волосами цвета карамели, идеально раскрасневшимися щеками и длинными черными ресницами прочно засел в мыслях Гарри. Но Гарри волновало не только то, как выглядел Луи, но и то, что он якобы делал. Гарри не понимает этого, но по какой-то причине простая мысль о том, что Луи может быть с кем-то еще, волнует его просто пиздецки сильно. Одна только мысль о том, что чьи-то руки прикасаются к нему, ласкают его, обнимают, — выбешивает Гарри, хотя это не должно было оказать на него никакого ощутимого воздействия. Не должно было. Луи — взрослый человек, он может распоряжаться своей жизнью, как ему заблагорассудится. А у Гарри есть жених. Жених, которого он любит. Он любит Джесси, он любит, он любит его, он любит его. Джесси хороший человек, отличный человек, и они счастливы и без памяти влюблены, и как только Эйвери полностью вылечится, они поженятся, и все будет замечательно. Отлично. Гарри любит Джесси, и это отлично, все отлично. Отлично. я люблю своего жениха, я люблю его, мы влюблены Но. Это далекое «но», тянущееся через мысли Гарри, вторгающееся в его придуманные идеалы, постоянно докучающее ему, заставляющее его сомневаться в том, в чем он должен быть уверен, в том, что было неоспоримой правдой все это время. Гарри совершенно не понимает, почему он так себя чувствует, но если он в чем-то и уверен, так это в том, что если он еще раз использует слово «отлично», чтобы описать свои отношения с Джесси, он сойдет с ума. Но дело в том, что Луи… Луи — это… Луи. Очевидный подвох. Гарри знает это — на самом деле он болезненно осознает это. Во-первых, Луи абсолютно гениален, не только в том смысле, что он врач, что, очевидно, требует огромного интеллекта. Нет, Луи не просто гениален, он хитер, умен, обаятелен и невероятно сообразителен. Он абсолютно непредсказуем, что приводит Гарри в бешенство, потому что он никогда не может предсказать, что Луи выдаст в следующий раз, и это привлекает Гарри еще больше. И он такой красивый, физически потрясающий во всех отношениях. Влияние времени, кажется, только заставило его стать еще более великолепным, и это просто несправедливо. Гарри с самого начала безумно тянуло к Луи, в чем он готов был признаться самому себе. Было бы просто глупо не сделать этого, он же не слепой. Но это было тогда — практически в другой жизни, которая очень далека от настоящего. Гарри уже не тот человек, каким был раньше, и Луи тоже. но его голубые глаза такие же яркие, как и прежде… и его губы такие же мягкие, как и прежде… и его запах такой же опьяняющий, как и прежде… и… Гарри слышит, как открывается входная дверь, и встряхивает головой, чтобы избавиться от всех этих мыслей. Но его тело, кажется, не так охотно избавляется от них, и Гарри с ужасом обнаруживает что он наполовину твердый. Он быстро обхватывает ладонями свою промежность, надеясь заставить свое желание утихнуть, как раз когда Джесси входит в гостиную. — Джесси! Детка, я так рад, что ты дома, — Гарри вскакивает и обвивает руками шею своего жениха, мгновенно прижимая их губы друг к другу. — Я скучал по тебе весь день, — бормочет он Джесси в губы. Гарри в отчаянии пытается углубить поцелуй, делая все возможное, чтобы заставить себя сосредоточиться на своем женихе, и только на своем женихе, которого он любит. Надеясь, что он сможет превратить навязчиво красивые голубые глаза в нежные серые глаза мужчины, которого он любит. Но прежде чем Гарри успевает даже подумать об этом, Джесси отрывается от поцелуя. — Да что с тобой такое? — Джесси недоуменно хмурится. — Что происходит? — Что? Ничего? — Гарри нервно смеется, играя пальцами с волосами на затылке Джесси. — Ничего… — он снова наклоняется, чтобы поцеловать его, крепко держа голову Джесси обеими руками. Как бы это ни было неправильно, Гарри никогда не признает тот факт, что в глубине души он может использовать Джесси для секса, чтобы отвлечься прямо сейчас. Но его намерения не так уж и плохи. Что плохого в том, что он хочет заняться любовью со своим женихом? — Гарри, — Джесси снова отстраняется, обеспокоенно глядя на него. — Ты ведешь себя… странно… — Я не веду себя странно… Я просто очень рад тебя видеть, Джес, — Гарри мягко улыбается, отталкивая Джесси назад, заставляя его сесть на диван в гостиной. Гарри быстро вылезает из своих узких джинсов и опускается вниз, чтобы оседлать бедра своего жениха. Он даже снимает с себя футболку, оставляя на теле только тонкие боксеры. — Я просто подумал, что у нас уже давно не было времени побыть наедине, и я вспомнил наш разговор на днях, и мне очень жаль, что я оттолкнул тебя. — Ладно, я прощаю тебя. Все нормально. Тебе не нужно этого делать… — Но я хочу… Я люблю тебя… — Гарри целует Джесси за ухом, покусывая мочку его уха. — В последнее время у нас совсем не было времени, и я хотел загладить свою вину перед тобой. Позволь мне загладить свою вину… Джесси продолжает уклоняться от прикосновений Гарри. — Я очень устал, окей? Может быть, позже. — Пожалуйста, Джес, очень быстро… Ты мне нужен… — Гарри прижимается бедрами к коленям Джесси и начинает расстегивать его рубашку. — Гарри, серьезно, прекрати, — Джесси убирает руки Гарри со своей обнаженной груди и, наконец, встречается с ним взглядом. Гарри опускает руки по бокам и долго смотрит на Джесси, чувствуя себя немного задетым отказом. — Я сейчас практически голый для тебя… — Да, я знаю… — вздыхает Джесси, вытирая лицо руками. — Я просто сейчас не в настроении, ладно? — Знаешь что? Хорошо. Как хочешь. Не бери в голову, — горько ворчит Гарри, сползая с колен Джесси и вскакивая с дивана. Не очень то приятно чувствовать себя отвергнутым и нежеланным человеком, который считается любовью всей твоей жизни. — Не сердись, — кричит ему вслед Джесси, все еще сидя на диване. Слишком поздно, он уже чертовски зол. Кроме того, он ненавидит, когда Джесси говорит это «не сердись» — как будто Гарри может каким-то образом контролировать свои реакции на вещи, которые явно выводят его из себя. Гарри отмахивается от Джесси, даже не обернувшись. Все, чего он хотел, — это быстро и легко переспать со своим женихом, чтобы прочистить мозги. Он не просил страсти, он не просил романтики, он действительно не просил всего этого. Гарри решает принять душ, чтобы остыть, и все это время он старается держать голову как можно более пустой. Он заставляет себя не вспоминать острые, раскрасневшиеся скулы, мягко взъерошенные волосы цвета карамели и самые голубые глаза, которые он когда-либо видел.||☤||
После двух наполненных тиамином капельниц, очень необходимого душа и долгого шестичасового сна, Луи, наконец, полностью трезв и снова спокоен. Ну, может быть, не очень спокоен, но он определенно трезв, что уже плюс. Но трезвость означает, что его реальность теперь присутствует в его сознании, и сейчас он переосмысливает почти всё, а главным образом свой жизненный выбор за последние 48 часов. Луи надеется, что его следующая операция заглушит часть шума и вернет его голову в нормальное состояние, однако он бы сейчас все же предпочел пообщаться с кем-нибудь. Он сидит в одном из вращающихся кресел позади сестринского поста, по сути, вызывая головокружение и тратя время впустую. Когда Луи впервые сел в это кресло, он намеревался включить компьютер и дописать график операций на следующую неделю. Что-то, что он собирался сделать весь день, особенно после того, как Стив разослал несколько электронных писем об этом сегодня утром всем присутствующим. Луи делает полный оборот в своем кресле как раз в тот момент, когда Найл проносится мимо станции, уткнувшись в свой телефон — Найл! — кричит Луи, вскакивая со своего места так быстро, что чуть не защемляет себе позвоночник. Найл останавливается и смотрит через плечо, улыбаясь, как только замечает Луи за стойкой. — О, привет, Лу. Я тебя там не видел. Как дела, ты в порядке? — Я в порядке, да… Я в порядке. Конечно, — Луи слегка кивает. — Как поживаешь? Занят? Найл снова смотрит на свой телефон. — Ну, вроде как, да… а что? — Есть шанс, что ты зайдешь ко мне на операцию через час? — Это ребенок? — спрашивает Найл, поднимая голову. — Эм… нет… — медленно отвечает Луи. — Действительно крутой случай? — Эм… смотря что ты имеешь в виду под «действительно крутой»? — Луи прекрасно знает, что его предстоящая операция будет такой же рутинной и типичной, как и все остальные. У его пациента артериовенозная мальформация спинного мозга, которая далеко не так увлекательна, как кажется, потому что на самом деле это просто длинный способ сказать, что аневризма расположена в позвоночнике. Найл бросает на него понимающий взгляд, означающий, что он не впечатлен. — Пожалуйста. Я позволю тебе быть сосунком, — предлагает Луи с обаятельной улыбкой. — Что? Позволишь мне? — Найл заливается смехом. — Ну, знаешь… отсос, — коротко уточняет Луи, издавая ненужный сосущий звук, как бы имитируя то, как аппарат звучит для его ушей. Найл только сильнее смеется, качая головой. — Я вообще-то понял, что ты имеешь в виду, я тоже хирург. И как бы ни было весело стоять рядом с тобой и высасывать лишнюю кровь и телесные жидкости, я должен сказать «нет», приятель. Сегодня занят. Попробуй Зейна. Найл кивает в сторону Зейна, прежде чем продолжить путь туда, куда он так спешил попасть. — Ох! Зейн! — Луи вскакивает, когда видит, что тот огибает холл. — Хочешь пооперировать со мной? — С чего бы мне вдруг захотелось провести все утро, наблюдая, как ты вырезаешь аневризмы? — Зейн хмурится, прихлебывая свой латте с миндальным молоком. — У меня есть настоящая работа. Луи надувает губы, немного обиженный тем, что Зейн свел его многогранную специальность к простому отсечению аневризмы. Это, конечно, верно для его текущего случая, но он занимается не только этим. Он все время делает чертовски крутые и сложные процедуры. — О, например? Увеличение груди или подтяжка ягодиц? — Луи язвит в ответ, раз уж они говорят о стереотипах. — Ничего из этого. Я лечу расщелину нёба у 3-летнего ребенка бесплатно, — гордо сообщает ему Зейн. — Не все в пластике поверхностно, ясно? — И не все в нейро — это аневризмы, — защищается Луи. — Итак, что у Вас на сегодня, доктор Томлинсон? — Зейн намеренно проверяет, зажав соломинку между зубами, и выжидательно моргает, глядя на Луи. — …аневризма позвоночника… — недовольно бормочет Луи, закатывая глаза. — Что-что? — дразнится Зейн, прикладывая ладонь к уху. — Вы сказали, что Вы, нейрохирург, лечите аневризму? Я в шоке. Луи прищуривается, но с трудом сохраняет невозмутимое выражение лица. — Посмотрите-ка, какой умник. — Кто бы говорил, — с ухмылкой отвечает Зейн, уже начиная уходить. — Позвони мне, когда у тебя будет операция для большого мальчика. Луи смеется, нежно качая головой. Он плюхается обратно в свое вращающееся кресло. — Ну, это мне сейчас не очень помогает. — Честно, твой лучший выбор — Лиам, — советует Зейн через плечо, продолжая идти по коридору, по ужасному совпадению по тому же самому коридору, из которого выходит Лиам. Они разговаривают несколько минут, Лиам от души смеется над чем-то, что шепчет Зейн, затем они расходятся, и Лиам направляется к стойке. — Лиамммм! — кричит Луи, откидывая голову назад и продолжая крутиться на стуле. — Лууииии! — Лиам издевается тем же тоном, щеголяя дразнящей улыбкой. Луи поднимает голову и улыбается. — Ты хочешь присоединиться ко мне на операцию? Пожалуйста, скажи «да», — он надувает губы, внутренне размышляя, готов ли он уже начать просить милостыню или нет. — А? Я тебе нужен? — удивляется Лиам, перегнувшись через стойку. — Нет… Не совсем, мне просто нужна компания… — медленно признает Луи. — Почему бы тебе не пригласить ординатора или интерна? Им бы это понравилось! — Лиам услужливо подсказывает, хотя в случае с Луи это не так уж и важно. — Для них это отличная возможность поучиться. — Вообще-то мне не хочется преподавать, я просто хочу, чтобы со мной кто-нибудь поговорил. — Ординаторы составляют прекрасную компанию, ты будешь удивлен, — сообщает Лиам, явно из личного опыта. — Я знаю, что они неопытны и иногда раздражают и все такое, но некоторые из них на самом деле крутые люди и… — Мне плохо! — честно выпаливает Луи, прерывая Лиама. Он тяжело вздыхает, раздраженно проводя рукой по волосам. — Эм… Я имею в виду, что ты сказал мне не закрываться снова эмоционально, так что я стараюсь не делать этого… Но я сделал кое-что действительно глупое… или я думаю, что сделал? Такое чувство, что я… не знаю. Но мне нужно поговорить об этом… я думаю… Лиам обходит стойку и садится на свободный стул рядом с Луи. — О, Лу, с тобой все в порядке? Может, случилось что-то еще? — Лиам нянчится, полностью меняя позу, обнимая Луи рукой и переключаясь в материнский режим. Он действительно удивительный и сострадательный друг. Он всегда готов выслушать Луи, когда тот в этом нуждается, и Луи очень благодарен ему за это. — Знаешь что? Хорошо. Я помогу тебе, и мы сможем поговорить обо всем, что тебя беспокоит. Просто позвони мне, когда будешь готов, я приду. — Спасибо, Ли.||☤||
— Ладно, поскольку я уже знаю, к чему это может привести, давай сразу перейдем к делу, — предлагает Лиам, как только они полностью осваиваются в операционной. Он управляет отсосом, стоя напротив Луи вдоль операционного стола, на котором лежит пациент с открытым участком позвоночника, и они оба смотрят в микроскоп. — Так что там с Га… — Доктор Пейн! — шипит Луи, немедленно прерывая его и быстро оглядывая операционную. Ему не нужно, чтобы персонал больницы знал все его личные дела. Да, Луи хочет поговорить об этом, но не в такой откровенной манере. Лиам отводит взгляд от микроскопа и в замешательстве смотрит на Луи, нахмурив брови над хирургической маской. — Эээ, так… — Так что… да… Хорошо… возможно, я поступил немного неразумно… — медленно начинает Луи, пытаясь понять, как они могут говорить об этом без того, чтобы вся операционная четко знала, о чем они говорят. — Окей… — Лиам снова с любопытством смотрит на Луи поверх своей медицинской маски. — Да. Эм… Так что я решил попробовать новое эээ… хобби… как ты и предлагал, — небрежно говорит Луи, делая аккуратный разрез вдоль твердой мозговой оболочки, чтобы обнажить аневризму. — Новое хобби? — Лиам тщательно работает отсосом, прежде чем Луи успевает попросить его сделать это, благо ему помогает опытный лечащий врач, а не обучающийся интерн. — Да. Помнишь? Вы с Зейном предложили мне попробовать новое хобби, — Луи напрягается, встречаясь взглядом с Лиамом и надеясь, что тот каким-то образом поймет это. — Ох! Да, да! Понял. Хорошо. Итак… так… ты полностью попробовал это новое хобби? — удивляется Лиам, подняв брови. Каким-то образом, даже с маской на лице, Луи все еще может видеть тупую ухмылку на лице Лиама, когда он украдкой говорит о сексе в операционной. — Да. Мы… эм… Я попробовал это новое хобби, — подтверждает Луи, слегка закатывая глаза, но при этом успешно контролируя приток крови к аневризме и от нее, стараясь не допустить ее разрыва. — Ну… хорошо… так это новое хобби… эм… помогло? — Лиам усердно работает, стараясь не допустить избытка крови. — Я имею в виду… помочь тебе забыть о… эээ… старом хобби? Луи понимает, что весь хирургический персонал отчаянно смущен, но они все равно продолжают делать вид, что занимаются своими делами, послушно выполняя свою работу. — Хм… Наверное, это не лучшее хобби, если честно. Я бы сказал, едва ли 4,5/10 по шкале эээ… по шкале хобби, — медленно размышляет Луи. — Это на самом деле довольно щедро, я даже наверное склоняюсь к 3/10. Или… 2. — Черт. Серьезно? Так плохо? — удивленно спрашивает Лиам. — Хм… А было довольно многообещающим… — Я бы лучше занялся вязанием, — прямо заявляет Луи, одновременно пытаясь решить, какого размера зажим для катушки ему следует использовать. — У тебя бы здорово получилось, — Лиам смеется, глядя в микроскоп. — Да? У меня есть руки для этого и все такое, — Луи тоже немного улыбается — Вязание будет моим следующим и единственным хобби, я отказываюсь от всего остального. — Хорошо, но я не понимаю, что такого неразумного было в том, чтобы заняться этим хобби. Под этим я подразумеваю хобби, о котором мы изначально говорили, не вязание, кроме того, что это полный отстой. — Ладно, я как раз к этому и подхожу, — отвечает Луи, снова оглядывая пациента, прежде чем повернуться к медсестре. — Могу я получить короткий на 8.3, пожалуйста? У медсестры уже был целый ряд потенциальных титановых зажимов, разложенных и готовых к работе, и она легко вручает Луи тот, который ему нужен. — Ладно, так или иначе… Когда я был, ну, знаешь, когда я заканчивал с моим новым хобби, старое хобби — которое никогда не было моим настоящим хобби — появилось на горизонте… — объясняет Луи, держа зажим открытым с помощью аппликатора. — Подожди? — Лиам делает паузу, складывая кусочки воедино. — Ох… Ох! — Да, — Луи многозначительно кивает. — Лиам, боже мой. Это был реальный ад. Никогда в жизни я не был так унижен, как тогда. — Ох, бедняга, — Лиам искренне сочувствует. — Ну так… что случилось? — Ничего не случилось! Я имею в виду, я почти растаял в луже чистого стыда и сожаления, но… Я не знаю, это просто так… странно, понимаешь? Это просто максимально некомфортно, — Луи вздыхает, осторожно вставляя клипсу на шейку аневризмы, наблюдая, как она эффективно перерезает материнскую артерию. — Это прозвучит странно, но… я… ладно, я знаю, что мы никогда не были парой. Но это очень похоже на… предательство? Его лицо было таким… — Ревнивым, — Лиам заканчивает фразу за него, кивая головой. — Да… именно так. Но он не имеет на это права. Вообще никакого. У него есть жени… его собственное хобби, — поправляется Луи, пытаясь сохранить их прикрытие, но сейчас это, по сути, бессмысленно. — Но все же… Я не знаю, это странно. Странно — это лучшее слово для обозначения всей моей жизни прямо сейчас. — Странно? — эхом отзывается Лиам. — Странно, — Луи подтверждает это еще одним вздохом, прокалывая купол аневризмы, чтобы откачать кровь, которую Лиам автоматически отсасывает. — В любом случае, я не знаю, поможет ли мне что-нибудь полностью забыть… старое хобби. Я думал, что если скажу правду, это поможет, понимаешь? Выложу все как есть. Но он просто… Стало только хуже. Я думаю о нем все время, и когда я наконец перестаю думать о нем, он появляется из ниоткуда — он просто везде! — Луи делает паузу, чтобы прочистить горло и восстановить хоть какое-то самообладание. — Ох… и я ненавижу это, потому что я просто хочу жить дальше с новым хобби. Не с этим новым хобби, но… Ну, ты понимаешь… просто новым. — Вам надо поговорить, — Лиам говорит это так просто, как будто это самая легкая вещь в мире. — Нет. Опять? Я не смогу, — Луи внимательно следит за размещением зажима, убеждаясь, что второй зажим не понадобится для поддержки материнской артерии в долгосрочной перспективе. — Ты можешь и должен это сделать. По крайней мере, разрядить атмосферу, понимаешь? — предлагает Лиам. — В прошлый раз, когда вы поговорили, тебе пришлось выплеснуть все эмоции и гнев, и это хорошо, но, возможно, сейчас тебе нужно провести нормальный взрослый разговор. — Мы сделали это… в кафе. — Но это было не по-настоящему. Вы оба притворялись, — со знанием дела напоминает Лиам. — Я имею в виду настоящий честный разговор. Луи вздыхает, с ужасом думая о том, что когда-нибудь сможет открыто и честно поговорить с Гарри. Это звучит как катастрофа. Но, может быть, Лиам прав, может быть, это то, что ему нужно. — Спасибо, что выступили для меня в роли психотерапевта, доктор Пейн, — немного неохотно признает Луи, только потому, что знает, что Лиам, скорее всего, прав, как обычно. — И моего сосунка. — Всегда рад быть к Вашим услугам, доктор Томлинсон.||✚||
♫ Charlotte OC — Where It Stays В этой жизни есть много невозможных вещей. Вещей, которые не могут быть возможны только из-за огромных ограничений всемирного порядка и теоретических законов, которые уравновешивают и регулируют все на земле. Например, быть в двух отдельных физических пространствах одновременно или путешествовать во времени и пространстве по своему желанию или манипулировать физическими сущностями и материей силой мысли… И этот список можно продолжать и продолжать. Но для Гарри, хоть это и может показаться в принципе выполнимой задачей, самое невозможное сейчас — это выбросить Луи из головы. Потому что независимо от того, что он делает и как бы он не старался, все, что его ум хочет делать, это думать о Луи. Не помогает и тот факт, что Луи — это единственное, о чем Эйвери болтает целыми днями. Только по дороге в больницу Эйвери упомянула Луи больше раз, чем Гарри мог сосчитать, каким-то образом втягивая его имя в любой разговор. Гарри счастлив, что его дочь в восторге от своего нового друга, и нет ничего плохого в том, что у Эйвери появился еще один взрослый образец для подражания, но все это чертовски сложно, и Гарри хочется кричать. «Эм, Гарри?» Гарри поднимает голову от книги, которую он пытается читать уже около получаса, и его взгляд останавливается на тех же знакомых голубых глазах. Тех, которые Гарри не может не видеть каждый раз, когда закрывает свои собственные по ночам. Луи стоит на приличном расстоянии, но достаточно близко, чтобы его было слышно. — Надеюсь, я не помешаю тебе или еще что-нибудь… Эм, если ты занят или что-то еще, я могу просто сказать это позже или… — Нет, я не занят… — Гарри легко пожимает плечами, хотя, если Луи собирается снова на него накричать, Гарри предпочел бы заняться чем-нибудь другим в ожидании завершения сканирования его дочери. По понятным причинам, он все еще не отошел от последнего раза, и он не совсем заинтересован в том, чтобы разреветься в приемной. — Ладно… Ну, я просто хотел извиниться за то, что сказал на парковке, — Луи немного переступает с ноги на ногу. — Не столько за то, что я сказал, сколько за то, как я это сказал. Я… У меня много… смешанных эмоций по отношению к тебе, в основном гнев, но несмотря на это… я не должен был кричать, так что… Прости. Гарри остается только сидеть и слушать, не сводя глаз с Луи. С тех пор как он услышал слова Луи о том, что тот когда-то любил его, Гарри не мог забыть всего, что это могло значить для них. Его слова вызывали тревогу, тяжелую и виноватую тревогу, лежащую глубоко в его совести, и теперь он пребывал в постоянном состоянии беспокойства. — И я также сожалею о… эээ… том дне… — Луи прерывает зрительный контакт, глядя себе под ноги и вспоминая про случай в дежурной комнате. — Все в порядке, Луи, — Гарри, наконец, заставляет себя заговорить, сразу же отмахиваясь от извинений и желая, чтобы его мозг не задерживался на образе очень горячего и обеспокоенного Луи. Гарри, блять, помолвлен, и какое бы чувство ревности он ни испытывал к Луи, сейчас оно не имеет абсолютно никакого значения и места в его жизни, поэтому он активно отказывается от этой идеи. — В любом случае, это не мое дело. И, как ты сказал, я всего лишь родитель твоего пациента. — Да, верно, верно, — Луи коротко кивает, на мгновение восстанавливая зрительный контакт. — Но все же… мне не следовало быть таким… эээ… дерзким. Прости. Это было грубо с моей стороны и… — Считай, что все забыто, — Гарри прерывает его решительным кивком, пытаясь изобразить то, что, как он надеется, напоминает улыбку. Хотя он прекрасно знает, что в ближайшее время он точно ничего из этого не забудет. — Хорошо… — Луи медленно кивает, и кажется, что он собирается сказать еще что-то, может быть, задать еще один вопрос, но его слова обрываются, когда из-за угла появляется Джесси. — Доктор Томлинсон, — Джесси коротко кивает Луи, кажется, немного смущенный его присутствием наедине с Гарри. — Джесси, — отзывается Луи таким же отрывистым тоном, натянуто ухмыляясь. — Привет, Джес, — Гарри напряженно улыбается, поднимаясь на ноги, хватая Джесси за задницу и притягивая его к себе для излишне долгого поцелуя. И даже если Гарри делает это откровенно лишним из-за того, что Луи наблюдает, он уж точно не признается в этом. — Ты рад меня видеть, — Джесси улыбается Гарри в губы, прижимая их тела друг к другу. — Всегда, — Гарри снова соединяет их губы, превращая приветственный поцелуй в полный сеанс поцелуев, завершающийся тихими удовлетворенными стонами и касаниями. Слишком многими касаниями. Луи кашляет в попытке напомнить паре, что он все еще здесь, несколько раз прочищая горло, пока Гарри и Джесси не отстраняются друг от друга. — Ну… Эм… я должен… Ну, ты знаешь… — Луи неопределенно указывает в сторону коридора, отступая на несколько шагов и извиняясь. — Увидимся через несколько минут с доктором Хораном… Гарри поймал себя на том, что смотрит вслед уходящему Луи, почему-то находя его гораздо более интересным, чем обжимания со своим женихом. На самом деле, он почти не слышит, как Джесси несколько раз зовет его по имени. — Гарри, Эй… Гарри? Детка? Алло? — Джесси дергает Гарри за талию. — А? Что? Прости, — Гарри резко поворачивает голову, чтобы посмотреть на Джесси, отрывая взгляд от Луи, исчезающего за углом. — Да, Джес, я слушаю. Джесси слегка взволнованно вздыхает, следя за тем, куда был устремлен взгляд Гарри. — Я сказал, что не смогу остаться на прием к Эйвери. — Что? Ты только что приехал. — Да, я знаю, это… Это работа. — Но ты обещал мне, что придешь на этот раз, — напоминает Гарри, чувствуя, что все больше раздражается. — Знаю, знаю. Прости, — Джесси извиняется, беря Гарри за руку. — Ты же знаешь, как я ненавижу делать это в одиночку. Что это за работа такая, неужели ты не можешь ее отложить? — Это просто работа… Ну, знаешь… как обычно, — Джесси успокаивает его, проводя большим пальцем по запястью Гарри. — Но я не могу выбраться, я пытался. Мне очень жаль, Гарри. — Джесси, у меня такое чувство… — вздыхает Гарри, раздумывая, стоит ли заводить этот разговор сейчас или отложить его на потом. — Какое чувство? — Я понимаю, что тебе нужно идти на работу, и что в последнее время между нами было очень много всего, но… — Гарри кусает себя за внутреннюю часть щеки. — Я просто… я чувствую, что… — Мы можем поговорить об этом позже, детка? — Джесси прерывает его, отвлекаясь на сообщения в телефоне. — Я действительно не могу остаться. — Да… Ладно… — Гарри пожимает плечами. Джесси наклоняется и легонько чмокает его в губы. — Увидимся вечером дома, хорошо? — Ммм… — Люблю тебя, — Джесси еще раз легко целует его на прощание.||☤||
Это была чертова катастрофа. Да, как и ожидалось, но все же. Все, что Луи хотел сделать, это по-хорошему поговорить с Гарри, но вместо этого он получил место в первом ряду с обзором на Гарри, щупающего своего женишка. Разговор пошел не совсем так, как планировалось, но, тем не менее, Луи решил оставить все как есть. Вероятно, он никогда не покончит с Гарри? Что ж, жизнь продолжается. Или не продолжается. Неважно. Он провел достаточно дней и слишком много ночей, борясь со всем окружающим его дерьмом. И он больше не может ни умственно, ни физически выдерживать эту ношу, она поглощает его. Луи должен сделать то, что лучше для него, и прямо сейчас это означает, что он должен отпустить всё, что может. Эйвери заканчивает свой курс химиотерапии на этой неделе, и ее окончательный диагностический осмотр уже запланирован, а это значит, что примерно через неделю Луи увидит Гарри в последний раз. И, возможно, вскоре после этого он снова сможет дышать. А что еще лучше, так это то, что все будет в порядке во время праздников. К слову о праздниках, сувенирный магазинчик волшебным образом превратился в само Рождество, все доступные поверхности покрыты блестками, а витрины украшены мишурой. Луи узнает об этом только потому, что он оказывается по пути в магазинчик, нуждаясь в чем-то вредном для завершения своего дня, а единственная подходящая вещь, представляющая наименьшую потенциальную угрозу в этот момент, — это Skittles. — Вернулись, доктор Ти? — Кэрри улыбается из-за кассы. — Клянусь, Вы были здесь только сегодня утром. — Мы должны проходить через это каждый раз, когда я прихожу сюда? — Луи слегка поддразнивает студентку, подражая ее улыбке. — Да, потому что Вы скупаете весь наш запас Skittles, — усмехается Кэрри. — Они дают мне энергию, окей? Пожалуйста, не осуждай меня, — Луи пытается защищаться. — Я думал, у нас договор, Кэрри. Я думал, мы друзья! Просто дай мне спокойно получить свою дозу сладкого. Кэрри хихикает. — А что мне за это будет? — Знаешь что? Я начну покупать оптом, чтобы избежать встречи с тобой, — решает Луи. — Я куплю целую коробку и распределю ее по порциям. — Я почти уверена, что Вы съедите их все за один день и вернетесь к утру, — уверенно отвечает Кэрри, и Луи знает, что она абсолютно права. — Хорошее предположение, — Луи прищуривается, но все равно ухмыляется. — Думаю, я просто пройдусь по магазину и немного поразмышляю над этим, а заодно притворюсь, что пришел сюда не за Skittles. — Все, что заставит Вас чувствовать себя лучше, — Кэрри тепло улыбается. Луи слегка смеется, проходя вглубь магазина. Здесь больше предметов, чем можно было бы ожидать от маленького магазинчика в больнице. Это, по сути, последний шанс для работников больницы, работающих по несколько смен и забывающих купить рождественские подарки. Это позволяет им купить что-то для своих родных, не покидая больницы. Он выбирает два пакетика «Skittles», на этот раз останавливаясь на ягодном и оригинальном вкусах, а затем направляется к книжному отделу магазина, снова оказываясь рядом с кассой. Подходя ближе, Луи замечает мать, изо всех сил пытающуюся справиться с тремя маленькими и дико шумными мальчиками и плачущим ребенком в коляске. Она выглядит совершенно разбитой и ужасно усталой, как будто ей осталось каких-нибудь четыре секунды до полного нервного срыва прямо посреди магазина. Судя по всему, они уже довольно долго находятся в больнице, и у нее заканчиваются способы развлечения детишек, поэтому она надеется, что игрушки, раскраски, сладости и все такое на время займут и успокоят их. Она странным образом напоминает ему его собственную мать много лет назад, пытающуюся угомонить четырех маленьких девочек со всеми их многочисленными капризами и неспокойными характерами. На лице Луи появляется легкая улыбка. Он уже много лет не позволял себе думать о таких вещах с нежностью, едва ли будучи в состоянии преодолеть огромную тяжесть этих воспоминаний. Как редко кто-либо или что-либо может вызвать в нем позитивные эмоции, когда речь заходит о его прошлом, о его прекрасной семье, какой они когда-то были. Это почти делает правду терпимой. Почти. Женщина изо всех сил пытается найти кошелек в своей огромной сумочке, вероятно, заполненной всем тем, что может понадобиться ее детям в любой момент. Но ее мальчики все еще остаются мальчиками, пытаясь опустошить магазин, бегая вокруг, трогая все, что плохо лежит и бесконечно задавая глупые вопросы, в то время как ее младший ребенок продолжает кричать и плакать из коляски. Очередь людей к кассе, как и уровень усталости матери, растут практически одновременно, пока она пытается разобраться со всем происходящим. Луи всем сердцем сочувствует ей, что вызывает в нем огромное желание помочь, и вот он уже оказывается около кассы. — Вот, позвольте мне заплатить за это. — Что? — женщина в удивлении поднимает голову. Ее рука застывает в сумочке, и она смотрит на Луи в уверенности, что он сказал совсем не то, что ей послышалось — Я заплачу. Не беспокойтесь об этом, — Луи легко пожимает плечами, оплачивая ее покупку в 120 долларов. Женщина мотает головой. — Вы не должны были… Извините, что задержала очередь… Я просто… Я… — Не извиняйтесь, все в порядке. Все нормально, — мягко успокаивает Луи, кладя руку ей на плечо. — Я знаю, как нелегко управляться с детьми такого возраста. Я из большой семьи, и я видел точно такое же выражение на лице моей матери бесчисленное количество раз… Просто позвольте мне помочь. Она выглядит так, словно вот-вот расплачется, недоверчиво глядя на Луи. — Честно, love, я настаиваю. Это не проблема. Честно говоря, я почти никогда не покупаю своим значком ничего, кроме конфет. Было бы здорово наконец-то найти ему хорошее применение, — Луи немного смеется. Как у врача, у него есть ежемесячный лимит на покупки в кафетерии или сувенирном магазине, и Луи редко тратит всю сумму. В конце концов, человек может съесть ограниченное количество пачек Skittles за месяц. Луи протягивает свой пропуск Кэрри. — Просто запиши это на мой счет, Кэрри. О! И не забудь добавить мои Skittles, потому что я однозначно беру их. Кэрри выглядит почти такой же удивленной, как и мать, все еще уставившаяся на Луи, но выполняет его просьбу и пробивает покупку вместе со Skittles. — Готово, оплата прошла. — Я не знаю, что и сказать… — шепчет женщина в неподдельном шоке. — Я… Вам не нужно было этого делать… — Я знаю, что не нужно, но я хотел… Правда, все в порядке. Давайте просто спишем это на праздничное настроение и все такое, — Луи немного улыбается, чтобы успокоить ее. Он всегда обожал Рождество, находя в нем что-то волшебное и особенное. Женщина крепко обнимает его, очевидно тронутая его жестом. — Спасибо. — Конечно, конечно, — Луи обнимает ее в ответ, пока не его пейджер не начинает трезвонить. — Ох, я… Мне надо бежать. Надеюсь, что Вы и Ваша семья прекрасно проведете праздники. В ответ она одаривает его самой ослепительной улыбкой. — Я желаю того же и еще большего для Вас и Вашей семьи. Луи лишь слегка колеблется и медленно кивает, несмотря на то, что у него нет семьи, с которой он мог бы провести праздники, и вообще он не делал этого с самого детства. Но сейчас нет необходимости зацикливаться на этом, поэтому Луи широко улыбается и направляется к выходу из магазина. — Счастливого Рождества.||✚||
Гарри валяется в постели со своим макбуком, пытаясь разобраться с огромной рекламной кампанией, которую он должен представить Адаму через несколько месяцев. Но он почти ничего не делает, вместо этого с нетерпением ожидая возвращения своего жениха. Поскольку работа не совсем помогает ему отвлечься, Гарри пытается занять свой ум и время небольшой терапией онлайн-шоппинга. До Рождества осталось меньше двух недель, а в этом году у него едва хватило времени как следует подготовиться. И это очень печально, потому что Гарри всегда любил Рождество. От теплого, успокаивающего аромата свежей сосны до мерцающих праздничных огней и вкуснейшей еды, от которой он, кажется, никогда не сможет отказаться. В Рождестве есть что-то абсолютно волшебное, что никогда не перестает поднимать ему настроение. И единственный человек, который любит Рождество так же сильно, как Гарри, — это Эйвери. Эти двое — просто сумасшедшая парочка, когда дело доходит до праздников. Они выходят на улицу в нелепых рождественских свитерах, блестящих шапочках эльфов, смешных комбинезонах и пушистых носках с узором леденцов. Им никогда не надоедает ни одна из их праздничных традиций. Они всегда смотрят классические рождественские фильмы, без остановки поют и слушают рождественские песни и пекут столько печенья в форме оленей, что они никогда не могут доесть его полностью. Но помимо обычных праздничных традиций, то, что Гарри и Эйвери любят больше всего на Рождество, — это подарки. Каждый год они выделяют особый день, когда они вдвоем отправляются за покупками и выбирают кучу разных игрушек и одежды. Затем они заворачивают их так красиво и так рождественски, как только возможно, чтобы лично подарить их детям из детских домов. Наряду с подарками, они всегда приносят красиво украшенное сахарное печенье и леденцы, будучи, конечно, празднично одетыми в колпаки Санта-Клауса. Эйвери и Гарри всегда соглашались, что эти дети тоже заслуживают хорошего Рождества, даже если у них нет семьи, чтобы подарить им его. Это то, что невероятно близко сердцу Гарри, учитывая его собственное детство, и это, вероятно, единственная вещь из его прошлого, которой он решил поделиться со своей дочерью. В общем, можно с уверенностью сказать, что Рождество — это все в их семье, но единственная проблема заключается в том, что Джесси ненавидит Рождество. Он не то чтобы ненавидит его, но он определенно не заботится о нем так сильно, называя его попросту еще одним бессмысленным коммерческим праздником. Он не любит дарить подарки, он презирает толпы людей в магазинах, он постоянно говорит, что красный и зеленый цвета не сочетаются, и он определенно не понимает истинной причины для радости. Джесси, конечно, не останавливает Гарри, но он не собирается каким-либо образом участвовать во всем этом. Гарри понимает это — вроде как понимает — не все любят Рождество так, как он, это нормально, но Джесси — это просто какой-то Мистер Скрудж или, может быть, Гринч. По крайней мере, так его называет Гарри, хотя Джесси терпеть не может, когда он так говорит. Гарри думал, что когда-нибудь Джесси в конце концов привыкнет к празднику, но они провели вместе уже три Рождества, и, к его великому сожалению, ничего не изменилось. Но в этом году, после всего, через что прошла Эйвери, Гарри действительно хочет подарить ей незабываемое Рождество, и было бы здорово, если бы его жених хоть раз принял в нем полное участие. Это ее первое Рождество в Сиэтле, в новом доме, в новой местности, где им придется приспосабливать свои традиции, и все, чего хочет Гарри, — чтобы все прошло хорошо. Все, чего он хочет, — это видеть, как его маленькая Эйви улыбается. Джесси входит в их спальню как раз в тот момент, когда Гарри заканчивает свой шоппинг, бросая портфель у гардероба, прежде чем снять блейзер. — Я думал, ты уже спишь, — удивляется Джесси, ослабляя галстук. — Я ждал тебя, — признается Гарри, закрывая свой макбук и откладывая его в сторону. Джесси пересекает комнату и падает на кровать, подползая к Гарри, чтобы поприветствовать его должным образом. — Что ж, вот и я, — Джесси соединяет их губы в поцелуе. — Да… — Гарри слегка улыбается, прижимая одну руку к лицу Джесси. По какой-то причине он чувствует себя так… странно. Он не может точно определить эмоцию, проявляющуюся где-то в глубине его живота и становящуюся все более ощутимой с каждой минутой. — В общем… Джесси, я тут подумал, может, мы могли бы сделать что-то на Рождество в этом году? Что-то особенное… Джесси со стоном откатывается на кровать. — Просто выслушай меня, ладно? — пытается Гарри, несмотря на явное равнодушие Джесси. — Ради Эйви, у нее был тяжелый год… Она действительно нуждается в этом. Может быть, если она будет чувствовать себя хорошо, мы могли бы взять ее с собой в путешествие? Она говорила, как скучает по Диснейленду… Там всегда очень красиво на Рождество, большой фестиваль, все так мило… О! А вечером обычно устраивают праздничный фейерверк со всеми героями, и я думаю ей это понравится… — Как хочешь, Гарри, — Джесси тяжело вздыхает, как будто его жених только что вынес ему смертный приговор. Гарри хмурится, склонив голову набок, и наклоняется чуть ближе. — Я хочу, чтобы ты принял участие и удивил ее вместе со мной. — Ты же знаешь, я не вижу смысла в Рождестве, — напоминает Джесси, как будто Гарри мог забыть. — Да, я знаю… — Гарри берет Джесси за руку, соединяя их пальцы вместе. Он подносит их соединенные руки к своим губам. — Но я прошу тебя забыть об этом, хотя бы на один год. Ради меня. Джесси снова вздыхает, и, честно говоря, Гарри никогда не чувствовал себя менее поддержанным. Он раздраженно закатывает глаза, садится на кровати и отпускает руку Джесси. — Именно об этом я и говорил раньше. — О чем? — Джесси следует его примеру и выпрямляется. — Об этом! — Гарри проводит рукой между собой и своим женихом. — Между нами какое-то… недопонимание… — Нет, я просто не люблю Рождество. Я думаю, что это глупо, и даже не начинай с этим своим Диснейлендом… — Дело не в Рождестве, Джес! И не в Диснейленде! — взрывается Гарри, полностью вскакивая с кровати. Он не собирался поднимать эту тему прямо сейчас, но, вероятно, отступать уже слишком поздно. — Дело в нас с тобой. Мы как будто не вместе, и я даже не знаю почему. Я имею в виду, ты больше не разговариваешь со мной, и ты всегда избегаешь меня, и у нас даже не было секса в… — Я не разговариваю с тобой? — Джесси прерывает его, голос его наполняется внезапным раздражением, и Гарри понимает, что сейчас начнется настоящая ссора. — Все совсем наоборот, Гарри. Ты отказываешься рассказать мне что-нибудь о себе до того, как мы встретились. — Что? Это неправда, я… — Луи, — произносит Джесси, с вызовом прищурив глаза, как будто он ждал, когда же наконец заговорит об этом. — Расскажи мне, что произошло между тобой и Луи. — Почему ты все время возвращаешься к этому? — Гарри вздыхает, проводя рукой по кудрям и чувствуя, как на него накатывает чудовищная волна усталости. — Я уже сказал тебе, что ничего не было. — Вот оно. Вот в чем дело, — Джесси делает жест в сторону Гарри. — Я спрашиваю тебя о нем, и ты тут же замолкаешь. — Это не «я с тобой не разговариваю». Это я говорю тебе, что здесь попросту нечего обсуждать, — защищается Гарри. Не хватало еще, чтобы это бросали ему в лицо, ему хватает своих мыслей, бесконечно занимающих его разум. — Не знаю, сколько раз тебе это повторять. — Он сказал мне, что был врачом твоей сестры… — начинает Джесси, внимательно наблюдая за Гарри. — Ты разговаривал с ним? Какого хрена, Джесси! Зачем? — изнеможение Гарри переходит во внезапный гнев, мозг бешено прокручивает все возможные варианты разговора, который мог бы состояться между Луи и Джесси. — Потому что ты, очевидно, никогда ничего мне не расскажешь! — Потому что это не имеет значения! — рявкает Гарри, повышая голос. — Нет, Гарри… Я думаю, что это имеет значение, учитывая все обстоятельства. Гарри хмурит брови. — Что ты хочешь этим сказать? — Ничего. Неважно, — Джесси пренебрежительно пожимает плечами. — О боже, Джесси! — Гарри раздражительно вздыхает. — Мы были друзьями миллион лет назад… Это не имеет ничего общего с настоящим. Мы можем двигаться дальше? Просто забудь об этом, пожалуйста. Джесси молчит, стоя в нескольких футах от Гарри. Он прислоняется к комоду, стоящему вдоль стены, и проводит обеими руками по своим темным волосам. — Джес, я не пытаюсь что-то скрывать от тебя… Я просто… Я… — Гарри запинается на полуслове, но не потому, что не хочет убедить своего жениха, а потому, что не знает, как сделать это. Все, что связано с прошлым, похоже на гигантский вопросительный знак, и хотя его мысли продолжают размышлять о Луи, Гарри отказывается останавливаться на этом, просто планируя переждать его, пока оно в конечном итоге не пройдет — в надежде, что это пройдет. И если так и случится, то нет никакого смысла копаться в прошлом, чтобы пройти через все это дерьмо. Все, что имеет значение, —это настоящее и будущее, будущее с его женихом. — Я люблю тебя и не хочу ссориться с тобой, прости за то, как я вел себя в последнее время… Я просто хочу, чтобы ты мне доверял… Я хочу, чтобы мы снова были на одной волне. — Так и есть, — наконец отвечает Джесси, гораздо более мягким тоном. — Прости меня… за все, прости меня. Я люблю тебя, детка. Джесси обнимает Гарри и утыкается носом в его плечо. Гарри немного расслабляется в его объятиях, закрывая глаза и пытаясь взять верх над своими мыслями. Но это странное, тревожное чувство не оставляет его, оно только усиливается глубоко в его животе, как бы Гарри ни старался подавить его. почему я чувствую себя так? — Я помогу тебе с Рождеством, — обещает Джесси, прижимаясь к его шее и полностью завладевая вниманием Гарри. — Правда? — Гарри сияет от удивления, с надеждой поднимая голову. — Да… — Джесси кивает, глядя на Гарри. — Если это действительно так важно для тебя, я помогу тебе спланировать поездку в Диснейленд для твоей дочери. — Да, это очень много значит для меня, — Гарри наклоняется, чтобы прижать их губы друг к другу. — Спасибо.||☤||
— Это что… засос? — спрашивает Луи, как только Найл присоединяется к нему в лифте, сразу же замечая явные любовные следы, украшающие его шею. Найл краснеет, поднимая воротник своего лабораторного халата, чтобы скрыть отметины, и отходит в угол лифта, как можно дальше от Луи. — Эм… Нет? — Это засос! — ахает Луи, конечно же, подходя ближе к Найлу, чтобы получше его рассмотреть. — И он ооочень большой! О, Уэсли, Уэсли, Уэсли… — он цокает зубами и качает головой, не упуская возможности подразнить друга. — Неплохо постаралась, как я вижу. Найл краснеет еще больше. — Отвали, Лу! Стоп! — Это хорошо, приятель! Я рад за тебя! — Луи ухмыляется, его очень забавляет смущенный вид Найла. — Ты развлекаешься, это действительно хорошо. Найл смотрит на него, но не может сдержать растущей улыбки, и его румянец начинает угасать. Двери лифта открываются, и Луи и Найл выходят, чтобы в последний раз встретиться со своей пациенткой. Эйвери завершила сеансы химиотерапии два дня назад, и так как все обошлось, они спешат доставить хорошие новости ей и ее отцу сегодня. — Доктор Томлинсон, доктор Хоран, — Чарли профессионально обращается к каждому из врачей, догоняя их возле сестринского поста. — Доктор Уэсли, — Найл кивает, звуча одновременно профессионально и фальшиво. Луи с любопытством переводит взгляд с одного на другого. — Ты же знаешь, что не обязана соблюдать приличия ради меня. Мне плевать, что вы трахаетесь. — Луи, о боже… — стонет Найл, проводя ладонью по быстро краснеющему лицу. Но его краснота не идет ни в какое сравнение с цветом лица Чарли, который в настоящее время напоминает цвет спелого помидора. — Шучу, шучу, — поддразнивает Луи, слегка посмеиваясь. — Конечно, я забочусь о вас и ваших отношениях. Я полностью поддерживаю вас. В конце концов, вы довольно хорошо смотритесь вместе… такие одинаковые помидорки… — Просто остановись! — умоляет Найл, только подтверждая слова Луи, когда его лицо достигает того же красного оттенка, что и лицо Чарли. — Мы договорились, что будем держаться профессионально. Так будет меньше путаницы, — объясняет Чарли, немного оправившись от смущения. Луи ухмыляется. — Что ж, в таком случае я должен согласиться, что искусная гематома, которую вы нанесли на грудино-ключично-сосцевидный отросток доктора Хорана, свидетельствует о высочайшем профессионализме, доктор Уэсли. Все лицо Чарли снова становится пунцовым, в то время как Найл пытается еще больше спрятать свой пурпурный засос за отворотами белого халата. — Блять, ты ужасен, — закатывает глаза Найл. — Я тоже тебя люблю, — Луи усмехается, посылая другу дразнящий поцелуй. Хмурый взгляд Найла тут же тает, поскольку он никогда не может долго обижаться на Луи, и тут из кармана доносится звук его пейджера. — О черт, мне надо идти, у моей пациентки только что лопнул аппендикс, — объявляет он неожиданно серьезным рабочим тоном. — Уладишь всё с Гарри, окей? Справишься без меня? — Я не ребенок, — защищается Луи, закатывая глаза, хотя Найл, вероятно, прав, что уточняет это, учитывая множество взлетов и падений, через которые Луи прошел за последнюю неделю. — Я думаю, что справлюсь с одной последней встречей. — Я здесь, — услужливо напоминает Чарли. — Да, видишь ли, у меня есть твоя девушка… Извини, я имею в виду, что у меня есть очень способная молодая стажерка, — Луи понимающе улыбается ей, а Чарли в ответ слегка смеется. По правде говоря, ему бы нравилась Чарли, даже если бы она не встречалась с одним из его лучших друзей. Она абсолютно гениальна, у нее точно есть талант к его специальности, и Луи получает огромное удовольствие, работая с ней. — У нас ведь все в силе на сегодня? — Найл обращается к Чарли, начиная пятиться по коридору. — Да, конечно… — Чарли тайком улыбается ему. — Не могу дождаться. — Надеюсь, ты пригласил ее на настоящее свидание, Хоран, — вставляет Луи. — Лучше бы мне не видеть, как вы ужинаете при свечах в кафетерии или отправляетесь на романтическую вечернюю прогулку до дежурной комнаты. Это не мило. Мой интерн заслуживает лучшего. — Заткнись, Томлинсон, — огрызается Найл, но без всякой злобы. — Чарли, ты же знаешь, что я никогда так с тобой не поступлю. — Я знаю, — Чарли хихикает, и Найл улыбается ей во весь рот, замедляя шаг, поскольку они слишком пристально смотрят друг на друга. — Убирайся отсюда! — Луи шипит, выводя парочку из странного транса. — Иди и делай свою работу! Твой пациент нуждается в тебе! А у меня с моим интерном тоже есть пациентка! Найл машет рукой, а затем разворачивается и прибавляет скорость, чтобы наверстать упущенную минуту или две. Луи берет планшет с сестринской стойки, и вытаскивает карту Эйвери, пока они с Чарли идут в смотровую комнату. — Луи! — Эйвери сияет, как только видит его в дверях. Она сияет еще ярче, несмотря на то, что она и так выглядит, как солнце, одетая в прекрасный желтый свитер и шарф в тон. Она сидит на смотровом столе, раскачивая своими блестящими кроссовками, а Гарри стоит рядом с ней. — Привет, Эйвз! — Луи улыбается в ответ так же широко, он всегда рад видеть ее, даже если виделись совсем недавно. — Мне нравятся эти кроссовки. — Они еще светятся в темноте, — гордо объявляет Эйвери, болтая ногами. — Ох ты, ты слишком модная для меня. Мне такое не переплюнуть. — Ты должен получить такие же на свой день рождения, и тогда мы будем сочетаться! — взволнованно предлагает Эйвери, выглядя так, словно эта идея является лучшей за всю ее жизнь. — Я должен, да? Я должен побаловать себя, — Луи согласно кивает. — Но, ты думаешь, они будут хорошо смотреться на мне? — Да, конечно! — она соглашается без малейшего сомнения. — И они сделают твой докторский халат менее скучным. Луи смеется, глядя на свою темно-синюю форму и кроссовки «Адидас». — Может, ты и права. — Луи, твой день рождения уже на следующей неделе! — объявляет Эйвери, звуча гораздо более восторженно по этому поводу, чем Луи. Она поворачивает голову к Гарри. — Папа, а ты знаешь, что у Луи самый крутой день рождения? Прямо в канун Рождества! Гарри едва заметно кивает, заставляя себя посмотреть на Луи — впервые с тех пор, как он вошел в комнату. Поскольку он намеренно молчал все это время, Луи думает, что Гарри вряд ли вообще ответит. До тех пор, пока он не делает этого, и не произносит то, что почти топит Луи в потоке неизведанных воспоминаний. — Есть планы на день рождения? Луи моргает, глядя на Гарри и внезапно забывая все слова. Неизвестно, помнит ли Гарри о связи его вопроса с прошлым. Вероятно, нет. Он ничего не помнит, так с чего бы ему помнить случайное обещание, которое они дали на том травянистом холме? независимо от того, где мы будем в будущем, мы должны отпраздновать весь праздник и твой день рождения вместе, хорошо? обещаешь? — Эээ… Не совсем, наверное, по-тихому, с друзьями, — наконец отвечает Луи, собираясь с мыслями. Обычно он проводит праздники и свой день рождения со своими друзьями, один из которых всегда устраивает что-то каждый год. А если нет, то Луи провел уже немало лет со своими пациентами в больнице. Но он никогда не видел в этом ничего плохого или чего-то такого, из-за чего стоило бы расстраиваться. Спасение жизни — это не что иное, как привилегия, а спасение жизни во время Рождества только придает празднику больше смысла. — Извини, что опоздал, были проблемы с работой, — объясняет Джесси, внезапно врываясь в смотровую. «С тобой всегда что-то происходит, не так ли?» — Луи фыркает себе под нос, сразу же раздражаясь из-за простого присутствия Джесси. Трудно не заметить тот факт, что у него всегда есть оправдание наготове. У Эйвери было много сеансов химиотерапии, сканирований и приемов, но все это время Гарри появлялся на них один. Джесси почти не появлялся в больнице. — Что это было? — Джесси с вызовом приподнимает бровь, глядя на Луи и будто чувствуя раздражение, исходящее от его тела. — Ничего, — выпрямляется Луи, встречая взгляд Джесси. — Я как раз собирался сообщить Гарри последние новости о состоянии Эйвери, но ты можешь присоединиться к нам, — он изображает притворную улыбку, голос фальшивый и чересчур веселый. — Отлично, — Джесси улыбается в ответ, выглядя так же фальшиво. Луи решает, что ему действительно не нравится этот парень. Сначала это была легкая незаинтересованность, которая перешла в область неприязни, но теперь Луи просто откровенно не любит этого человека. Но в данный момент это не его дело. Это жених Гарри, это жизнь Гарри, если он счастлив, так тому и быть. Луи встряхивается и сосредотачивается на цели своего визита. — Хорошо, в общем, последние снимки Эйвери, сделанные сегодня утром, не показывают никаких новых злокачественных новообразований в ее мозге. Анализы чисты, и все ее жизненно важные показатели находятся именно в том состоянии, в котором мы ожидали их видеть на этой стадии, а это значит, что Вам, мисс Эйвери, больше не придется часто приходить на лечение. — Эйви, ты это слышала? Тебе уже лучше… Это замечательно, детка! — радостно восклицает Гарри, заключая ее в свои объятия. Эйвери улыбается, крепко обнимая отца, но Луи чувствует, что по какой-то причине она не совсем довольна этой новостью. — Ей все равно придется приходить каждые несколько месяцев на обычную компьютерную томографию и МРТ, просто на всякий случай, — продолжает Луи, слегка озабоченный странным выражением лица Эйвери. — Она все еще больна раком, но уже не хирургически. Худшее официально позади. Но если что-то пойдет не так, что угодно, например, она начнет чувствовать слабость или у нее снова появятся головные боли, или вам просто покажется, что она не в себе, немедленно приводите ее. Или вы всегда можете позвонить, если у вас возникнут какие-либо вопросы… — Спасибо, Луи. Правда… — искренне говорит Гарри, снова усаживая Эйвери и поворачиваясь к Луи. Он протягивает ему руку и болезненно мягко улыбается. — Спасибо за все, ты так много сделал. Не могу выразить, как я тебе благодарен… Он продолжает удерживать взгляд Луи и его руку, и Луи, кажется, не может отпустить ни то, ни другое. Выражение лица Гарри такое благодарное и опасно нежное, а его глаза цвета леса, как и раньше, притягивают Луи. Секунды пролетают незаметно, но ни один из них не убирает руки и не произносит ни слова, глядя друг другу в глаза. Джесси внезапно прочищает горло, стоя слева от Гарри и Луи. Луи кивает, заставляя себя прервать контакт. Он засовывает обе руки в карман халата, намеренно избегая встречаться взглядом с Гарри. — Ладно, ладно… Тебе нужно подписать кое-какие бумаги и… — он бросает взгляд на Чарли, стоящую рядом. — Доктор Уэсли может проводить тебя туда, куда нужно. — Да, я могу это сделать, — Чарли делает шаг вперед и кивает головой. — Следуйте за мной, мистер Стайлс. — Эйви, ты пойдешь со мной или подождешь здесь? — Гарри наклоняется, чтобы спросить. — Я подожду тебя здесь, — тихо решает Эйвери, глядя на Луи. Гарри кивает, как будто понимая, чего хочет его дочь, хотя на самом деле она об этом не говорит. Он наклоняется и целует ее в щеку. — Хорошо, я вернусь, Манчи. Гарри еще раз молча оглядывается на Луи, прежде чем последовать за Чарли, Джесси идет за ними. ♫ Sleeping At Last — Uneven Odds Как только в смотровой остаются только Луи и Эйвери, Луи садится рядом с ней на смотровой стол. Несколько мгновений они молча болтают ногами. — Эйвери, что случилось, милая? — мягко спрашивает Луи, пододвигаясь и нежно поглаживая ее по спине. — Ты не очень-то радуешься, что тебе стало лучше. — Я рада… — пытается оправдаться Эйвери, но это звучит неубедительно. Луи понимающе смотрит на нее, ожидая, что она скажет ему всю правду. — Я просто… Я счастлива, что мне лучше, честное слово, но… — Но что, малышка? Эйвери вздыхает, голова все еще опущена вниз, когда она складывает руки на коленях. — Я просто не понимаю… Почему бы не… то есть почему... эм… почему это прекратилось? — Что ты имеешь в виду, милая? — недоумевает Луи. — Почему все это прекратилось, Луи? — Эйвери поднимает голову и встречается с ним взглядом, и ее карие глаза наполняются слезами. — То, как я была твоим другом по составлению карт? Как ты брал меня на работу? Как люди думали, что я твоя? Что я — твоя Эйвз? Почему я не видела тебя до сих пор? Почему я… Почему я не твоя? — ее лицо начинает ломаться, когда она начинает плакать. — Почему, Луи, п-почему… — О, Эйвз, — Луи немедленно обнимает ее, прижимая ее голову к своей груди, чтобы успокоить. — Как будто я у-упустила что-то, чего не знала, но теперь знаю. Я всегда чувствовала, что что-то было… но я… я не знала… — Эйвери всхлипывает в его белый халат, крепко сжимая его руками. — Ты — то, чего мне не хватало. Я… это ты. Это ты, Луи, это ты… Луи не находит слов. Он скучал по ней, боже, он скучал по ней больше, чем мог бы сказать. Его сердце болело и тосковало по ней каждый день, когда они были в разлуке. Может быть, они и не являются кровными родственниками, но Луи заботится об Эйвери, будто это так. ты — то, чего мне не хватало — Я не хочу, чтобы ты снова исчез… — шепчет Эйвери, прижимаясь к Луи и закрывая заплаканные глаза. — Я не хочу больше никогда не видеться с тобой. Что, если… Что, если он снова будет держать меня подальше от тебя? — Твой папа? — мягко спрашивает Луи. — Он бы этого не сделал, Эйвз. Я знаю, что он этого не сделает. — Но он уже сделал это… — Эйвери плачет, опустив голову, и ее голос наполняется гораздо большей печалью, чем может выразить восьмилетний ребенок. — Он никогда не рассказывал мне о тебе и… И он н-никогда не рассказывал мне о моей маме… Он с-скрывает от меня все, и я не понимаю почему… — Эйвери, дорогая, твой папа любит тебя и делает только то, что лучше для тебя, — Луи успокаивает ее, зная, как трудно это понять и принять. — Ты должна понять, что он делает все, что в его силах. — Я знаю, что он любит меня… Я знаю, что любит, и я люблю его больше всего на свете. Он действительно хороший папа, и он так много делает для меня, и он так много работает, чтобы заботиться обо мне… Но… н-но почему! — Эйвери всхлипывает от отчаяния, слезы текут по ее лицу. — Почему он не хочет быть со мной честным? Почему? — О, иди сюда, малышка. Я не могу ответить за него, — Луи вздыхает, прижимаясь щекой к ее макушке. — Иногда, когда мы становимся старше, все становится слишком сложным, и это может быть действительно страшно. И иногда трудно разговаривать о некоторых вещах и честно говорить о том, что мы чувствуем, потому что мы боимся пораниться, но это не значит, что он делает это специально, и это не значит, что это твоя вина, хорошо? Взрослые все еще боятся, и мы все еще совершаем ошибки. Ничто из того, что делал твой папа, не должно было причинить тебе боль, Эйвери. Это я точно знаю. Эйвери шмыгает носом, прижимаясь к Луи, как будто боится, что он может раствориться в воздухе. Она все еще плачет, и это разбивает сердце Луи, потому что он не знает, что еще он может ей сказать. Он знает, что она напугана и смущена тем, почему все это произошло, и Луи хочет, чтобы у него были ответы на все вопросы. — Я здесь, я здесь, — шепчет Луи у ее виска, нежно покачивая ее на руках. Она продолжает обнимать его своими маленькими ручками, крепко сжимая Луи за талию. — Но я б-больше не буду видеть тебя так часто, — печально бормочет Эйвери сквозь слезы. — Я н-не хочу возвращаться туда, где тебя нет. — Эй, посмотри на меня, — Луи отстраняется, чтобы серьезно посмотреть ей в глаза, и обхватывает ее лицо обеими руками. — Обещаю, мы еще увидимся. Я обещаю. Ты можешь звонить мне, когда захочешь. Днем, ночью или когда угодно, клянусь. Это не прощание навсегда, малышка. Эйвери шмыгает носом, и Луи осторожно смахивает ее слезы. Ее обычно золотистые глаза переходят в более зеленые оттенки, когда в них собираются слезы. Она смотрит на него снизу вверх и пытается улыбнуться как можно шире, и Луи каждой клеточкой своего тела понимает, что готов на все ради нее. — Ты так просто от меня не отделаешься, — Луи мягко улыбается в ответ, слегка поддразнивая ее. Он притягивает Эйвери к своей груди, крепко обнимает и прижимается губами к ее макушке. — Эйвз, что бы ни случилось, я всегда буду рядом, когда ты будешь нуждаться во мне. Всегда.