может быть, оно безвозвратно сломано.
||✚||
Рождество пришло и ушло без удовлетворения, на которое так надеялся Гарри. Джесси немного помог, как и обещал, и они устроили Эйвери четырехдневную поездку в Диснейленд, от которой она была просто в восторге. Но все же каким-то образом он все еще чувствовал себя… пустым. Дело даже не в поездке, Гарри было очень весело со своей дочерью, и они, безусловно, здорово провели время, но что-то все равно было не в порядке. Или, может быть, это Гарри был не в порядке. Это странное чувство в животе усиливалось с каждым днем, как вирус, от которого он никак не может избавиться. Гарри никак не мог привести себя в порядок, как это было раньше, что бы он ни делал и как бы ни старался. Это продолжалось в течение всех новогодних каникул, затем его дня рождения, и так и не уходило вплоть до марта, преследуя его, как собственная тень. Гарри рассчитывал, что с течением времени его чувства к Луи неизбежно исчезнут, но, похоже, происходило как раз обратное. Однако он даже не видел Луи все это время, они практически не контактировали в течение нескольких месяцев. Но это, по всей видимости, не имеет значения, потому что дело даже не в настоящем, о котором так переживает Гарри, дело в прошлом — во всем, к чему Гарри поклялся никогда не возвращаться. В множестве воспоминаний, которые не могут быть забыты, как бы ему не хотелось. Луи всегда смеялся над любыми случайностями, сказанными Гарри. Этот красивый, легкий, живой смех, который никогда не переставал заставлять Гарри улыбаться. Гарри готовил ужин для них обоих, в то время как Луи очень преувеличенно и детально расписывал Гарри весь свой день, дополняя рассказ впечатлениями о своих самых забавных пациентах. Они лежали под звездами с переплетенными пальцами, Луи смотрел на него своими голубыми глазами, которые, казалось, никогда ничего не упускали, глазами, в которых Гарри всегда терялся. Одно забытое воспоминание за другим, каждое из которых с новой силой пробуждало чувство тоски где-то глубоко внутри Гарри. И что еще хуже, прошлой ночью Гарри проснулся в мучительно горячем поту от неожиданного сна, эротического сна, если быть более точным. И поскольку дело было вовсе не в Джесси, Гарри мгновенно почувствовал себя невероятно виноватым, как будто он изменил ему или что-то вроде того. Но он же не делал этого? Потому что это был неосознанный выбор, и на самом деле они с Луи не спали. Никогда. Но независимо от этого, больше всего Гарри чувствует себя виноватым из-за того, что, когда он проснулся, он хотел, чтобы это был не сон. Чтобы Гарри наяву доводил его до оргазма своими прикосновениями, чтобы он наяву внимал его нежным стонам, и чтобы он наяву слышал сломанный голос Луи, выдыхающий самое мягкое «я люблю тебя», стонущий имя Гарри, как будто его губы и только его губы были созданы, чтобы произносить это… это должно прекратиться, я, блять, помолвлен Гарри нужно взять себя в руки. Как он может выйти замуж за Джесси, когда ему снится другой? С этим нужно что-то делать, и, меньшее, что он может, это быть более открытым со своим женихом. Он ненавидит саму мысль о подобном разговоре с Джесси, но он также ненавидит растущее чувство вины, нависшее над ним. Это окончательно выведет Джесси из себя, вне зависимости от того, по-настоящему всё было или нет, поэтому Гарри пообещал себе, что как только он вернется из командировки в Лос-Анджелес, он разберется со всем этим и расскажет о своем безнадежно запутанном состоянии. И сейчас их жизнь наконец-то начала понемногу возвращаться в нормальное русло, ну, по большей части. Эйвери чувствует себя достаточно хорошо, чтобы посещать школу на полный день, вместо того, чтобы делать уроки из дома и ходить только пару дней в неделю, как это было во время ее химиотерапии. И, не считая внутреннего смятения Гарри, у них с Джесси все хорошо, они даже вернулись к планированию свадьбы. Не лучшее время, чтобы волноваться и переживать о чем-то, особенно когда Гарри готовится отправиться в потенциально долгое путешествие. — Ладно, мне пора, мой рейс через два часа, — объявляет Гарри, подталкивая весь свой багаж к двери. — Я буду скучать по тебе, папочка, — грустно произносит Эйвери. — О, я тоже буду скучать по тебе, Эйвибаг, — Гарри подхватывает ее на руки, и она обвивает ногами его талию. Он осыпает поцелуями ее щечки, щекочет бока, пока Эйвери не начинает хихикать и визжать в его сильных руках. — Я буду скучать-скучать-скучать по тебе! Каждую секунду каждого дня! — Папа! — Эйвери счастливо извивается, обнимая его за шею своими маленькими ручками. — Ты так боишься щекотки, Эйви, — Гарри смеется вместе с ней, усыпая дочь таким количеством поцелуев, что она не знает, что с ними делать. — Почему ты должен уехать? — Эйвери надувает губы, устроившись в его объятиях. — Я не хочу, чтобы ты уезжал. — Я знаю, детка, я тоже не хочу уезжать, но мне нужно работать, — Гарри объясняет все с той же печальной гримасой на губах. — Но я скоро вернусь. Я обещаю. — Но, папа, как скоро это «скоро»? — спрашивает она, играя с прядью его растущих кудрей. Честно говоря, Гарри не совсем уверен, как долго ему придется пробыть в Лос-Анджелесе, он надеется на пару дней, но с такими поездками несколько дней легко превращаются в несколько недель, и разлука с дочерью никогда не проходит хорошо. Однажды, когда он только собирался переехать в Сиэтл, его не было почти целый месяц, и это было просто ужасно. Он подумывал взять с собой Эйвери на этот раз, но с учетом того, сколько уроков она уже пропустила, это было бы нечестно по отношению к ней, тем более, она очень любит школу. И Гарри также не хотел бы, чтобы она еще больше отстала в своем классе, ее учитель и так был весьма любезен. — Ты и оглянуться не успеешь, как снова окажешься в моих объятиях, — обещает Гарри, легко целуя ее маленький милый носик. — А когда я вернусь, мы сможем провести вместе целый день, печь кексы, смотреть Singin' in the Rain, красить ногти и делать все, что ты захочешь. Как тебе, Манчи? — Идеально, — Эйвери одаривает его улыбкой, на щеках выступают ямочки, точно такие же, как у Гарри. Это одна из их любимых традиций — печь кексы, когда их лица перемазаны смесью сахара и муки, а волосы полностью покрыты белой пылью. Эйвери не столько помогает, сколько украдкой пробует глазурь, всегда сидя на столе и отдавая распоряжения Гарри. Поначалу Гарри удивлялся такой властности и решительности, но вскоре осознал эту схожесть с характером его сестры. Они всегда обнимаются после того, как все готово, чтобы съесть выпечку, Эйвери подхватывает Гарри под руку и они вместе отправляются смотреть свой любимый фильм, счастливо подпевая так громко, как только могут. — Только ты и я? — Только ты и я, это свидание, — Гарри еще раз нежно целует ее в макушку, покрытую платочком, одним из многих красочных, которые он купил ей после того, как она потеряла волосы. Эйвери сияет, и сердце Гарри просто тает от того, как ярка и красива ее улыбка. Он снова прижимает ее к себе, все больше и больше не желая отпускать. Боже, оставить свою дочь — это самое худшее, что он может пережить, и он хотел бы, чтобы ему не приходилось так много работать, он хотел бы навсегда остаться со своей любимой малышкой и никогда не покидать ее. — Будь добра к Джесси, ладно? — шепчет Гарри ей в щеку. — Ладно, — обещает Эйвери. Гарри крепко прижимает ее к себе, стараясь хоть ненадолго впитать в себя ощущение того, как она находится в его объятиях. — Я люблю тебя, Манч. Я люблю-люблю-люблю тебя. Эйвери усмехается, крепче прижимая его к себе. — Я тоже люблю тебя, папа. Гарри осторожно опускает ее на пол, не переставая целовать в щеки. Затем он подходит к Джесси, стоящему у входной двери рядом с чемоданом Гарри, и тот заключает Гарри в прощальные объятия. — Джес, не забывай, школа каждое утро в 8:05, так что тебе нужно выехать в 7:30, иначе ты встанешь в пробку, — напоминает Гарри, тут же вспоминая еще миллион вещей, о которых он хотел бы напомнить Джесси. — Я знаю, Гарри, — Джесси кивает, отстраняясь. — Я уже не в первый раз забочусь о ней, пока тебя нет. Гарри знает это, но никогда не помешает перестраховаться. Он также сделал своему жениху красивый цветной график, который он не только распечатал и приклеил к холодильнику, но и отправил его прямо на телефон Джесси. Так что у того не должно быть никаких оправданий или ошибок. — О, а в пятницу у нас собрание комитета по делам семьи и школы, и теперь моя очередь приносить кексы. Я собирался принести домашние, но так как ты не очень хорошо печешь, я думаю, что лучше заказать у… — Дело не в том, что я не умею печь, а в том, что я не люблю печь, — многозначительно поправляет Джесси. — Ладно, в любом случае… Мамы в комитете все на какой-то диете, так что кексы должны быть без глютена, а также веганские — это действительно важно, — объясняет Гарри, зная, насколько чувствительны к подобным вещам его коллеги по комитету. С тех пор, как Эйвери только начала учиться в этой школе прошлой осенью, Гарри очень много работал, чтобы получить одобрение школьного комитета, желая Эйвери только лучшего. И после долгих восхождений по лестнице он наконец-то попал во внутренний круг родителей, теперь они даже приглашают его на йогу по воскресеньям. И он не собирается позволить Джесси испортить все это, принося полные молока, жира и муки кексы от имени Гарри. Зная этих мамочек, они, вероятно, обвинят его в том, что он отравил их, и он будет фактически отлучен от общества, и вся его тяжелая работа по обеспечению успешного будущего Эйвери в этой школе будет напрасной. — Я напишу тебе названия нескольких хороших пекарен. Джесси хмурится. — Я все еще не понимаю, почему это так важно, что тебе приходится настолько стараться и беспокоиться об этом. — Джесси, я объяснял тебе это уже десятки раз, — Гарри вздыхает. Иногда ему кажется, что Джесси совсем не слушает его, особенно если Гарри говорит о чем-то, что его непосредственно не касается. Прекрасный пример — образование Эйвери. — И у меня действительно нет времени повторять это снова. Не мог бы ты просто сходить в пекарню ради меня? — Ладно, я схожу, — Джесси наконец соглашается и кивает. — Спасибо, — Гарри взваливает на плечи сумку с ноутбуком, прежде чем взяться за ручку чемодана. — И еще одно, ты ведь знаешь расписание приема лекарств Эйвери и все такое, верно? Это записано в графике, который я тебе послал, но… — Да, Гарри, да, — Джесси кивает, в его голосе слышится легкое раздражение. — Хорошо, прости… Просто это только четвертая неделя, и она возвращается в школу, и я хочу убедиться, что с ней все в порядке, понимаешь? — признается Гарри, оглядываясь на соседнюю комнату, где Эйвери тихо разукрашивает. — Я беспокоюсь о ней… — С ней все в порядке. У тебя паранойя. Прошло уже три месяца с тех пор, как она закончила лечение, — напоминает ему Джесси, успокаивающе беря его за руку. — Обещаю, с ней все будет в порядке. — Да… ладно… пожалуй, ты прав, — соглашается Гарри. Может быть, он немного переборщил с предосторожностями и расписанием. Но это только потому, что он любит Эйви, и хочет, чтобы все оставалось в порядке, даже когда его нет. — Позвони мне, если с ней что-нибудь случится? — Да, да… — Джесси кивает головой, прежде чем наклониться и чмокнуть Гарри в щеку на прощание. — Люблю тебя. Будь аккуратен.||☤||
— Я так рад, что мы наконец-то это делаем, — Зейн улыбается, когда они с Луи устраиваются за зарезервированным обеденным столом. Ресторан сегодня не слишком переполнен, но, так как это один из самых популярных и дорогих в Сиэтле, Зейн не забыл позвонить заранее. — Не знаю, когда я в последний раз видел тебя без медицинского халата. — О, как я могу отказаться от ужина с тобой, приятель? — Луи ухмыляется, просматривая свое меню в кожаном переплете. — В конце концов, ты должен мне шикарный ужин. — Заказывай все, что захочешь, я оплачу, — обещает Зейн, листая собственное меню. Официант подходит, чтобы принять их заказ, они оба берут какое-то модное блюдо из лосося, так как оно представлено как «блюдо дня» и, по-видимому, довольно популярно среди гостей. Зейн добавляет к заказу полную бутылку импортного вина. — Ну что, как дела? — Зейн немного наклоняется вперед — Выкладывай все свое грязное бельишко. Луи слегка смеется. — Зейн, что это, по-твоему, значит? — Дай мне чертову сенсацию! — повторяет Зейн с подчеркнутой ясностью. — В последнее время ты так много работаешь, что я тебя почти не вижу. Это правда, после каникул Луи с головой окунулся в работу, работая уже даже незаконные сверхурочные часы. На самом деле, он освободился на сегодняшний вечер только потому, что Стив практически вытолкал его из операционной и выгнал из больницы. В последнее время Луи терпеть не может свободного времени. Он всегда ненавидел одиночество, но что еще хуже — это быть наедине со своими мыслями. Но, к счастью для Луи, он абсолютно любит то, чем зарабатывает на жизнь — он любит хирургию, так что для него нет лучшего способа полностью занять свое время, чем спасение жизней. А поскольку дома кроме верного пса его никто не ждет, он волен работать столько часов, сколько захочет. — Я работал, как ты и сказал, так что… — Луи пожимает плечами, поднося бокал к губам. Зейн прищуривается. — Не усложняй, приятель. — И что же я усложняю? — Луи медленно улыбается. — Ты спросил меня о моей жизни, и я рассказал. — И ты прекрасно знаешь, что я не это имел в виду, — Зейн хмурится, поднимая свой бокал с вином. — Кроме того, мне же нужно что-то сообщить твоим ужасно обеспокоенным родителям. Найл и Лиам вне себя, ты же знаешь. Луи ни в коем случае не избегает своих друзей, во всяком случае, намеренно. Он никогда бы этого не сделал, просто он был так занят всеми возможными делами, которые он взял на себя, что он просто не может видеться с ними так часто, как раньше. Но они все время пересекаются на работе, и у них все еще есть «ночь друганов», и вообще, Луи без колебаний выделит время для любого из них в любую секунду, если им это понадобится. — Они, как всегда, драматизируют. Я хорошо помню, как тусовался с каждым из них в прошлом месяце, — вспоминает Луи, на мгновение поднимая глаза. — Мы с Лиамом ходили на рыбалку — пиздец скучно, конечно. И мы даже ничего не поймали… Но он был счастлив, так что, думаю, все это было не бессмысленно. А Найл пришел только для того, чтобы поговорить о Уэсли, и это было очень смешно, потому что он так забавно смущается каждый раз, — он смеется, вспоминая пристыженное лицо Найла. — Но в любом случае им не на что жаловаться и не о чем беспокоиться. — Ты же знаешь своих папочек, им нужен постоянный контроль, — напоминает Зейн. — Если бы они могли, они бы заставили меня надеть прослушку, чтобы слышать весь наш разговор. Луи смеется, зная, что даже если Зейн шутит, в этом определенно есть доля правды. — Окей, так что давай, выкладывай, — Зейн смотрит на Луи в упор. — Ты говорил с тем-кого-нельзя-называть? Луи слегка ухмыляется. — Нет, честно, не говорил. — Хм… Интересно, интересно… — кивает Зейн со своим бокалом, откидываясь на спинку стула, с видом, будто он самый настоящий психотерапевт, а не пластический хирург. — И что же в этом такого интересного? — любопытно хмурится Луи. — О, ничего… — легко отвечает Зейн, небрежно махая рукой через стол. — Пожалуйста, продолжай. — Продолжать что, Зейн? — Луи сдерживает еще один недоверчивый смешок. — Это всё, мне больше нечего сказать. — Интересно… — снова кивает Зейн, поглаживая подбородок. — Очень, очень… интересно… — Ты прекратишь так говорить? — Просто интересно, что ты сейчас не совсем искренен со мной. Луи растерянно моргает. — И под этим ты имеешь в виду…? — Вот я тебя угощаю, угощаю, уделяю тебе все свое внимание, и ты знаешь, что мне довольно нелегко, и все же ты даже не хочешь рассказать мне, как у тебя дела на самом деле, — объясняет Зейн, снова наклоняясь к центру стола. — Поговори со мной, Лу. Будь настоящим со мной. Я знаю, что ты уже устал от таких разговоров с Найлом и Лиамом, но я тоже твой друг. Мы все беспокоимся о тебе. — Ладно, ладно, Зи, — вздыхает Луи. Он знал, что рано или поздно дойдет до этого, особенно с такой заботливой, но назойливой компашкой, которую ему повезло называть своими лучшими друзьями. — Ну, я изо всех сил стараюсь жить дальше, понимаешь? Это странно, потому что раньше… несколько лет назад, я имею в виду, я постоянно задавался вопросом, где он, а сейчас… Мне не нужно больше гадать, я точно знаю, где он… но лучше бы я не знал. Так что я сосредоточен на своей карьере и всё хорошо… Со мной все хорошо, я в порядке. Я достиг точки принятия, и теперь у меня все в порядке. — Это действительно хорошо, Лу, — Зейн улыбается, кажется, тронутый тем, что Луи немного раскрылся перед ним. — Я рад, что ты двигаешься дальше. — Да… То есть, мне действительно нравится то, что я делаю, ты же знаешь, так что все в порядке. Может быть, мне никогда не суждено было быть с кем-то, завести семью и все такое… Может быть, моей карьеры, в конце концов, будет достаточно… или чего-то… Я не знаю, правда… Я еще не совсем уверен, но я пойму… или попытаюсь… — медленно размышляет Луи, теребя в руках вилку и ложку. — Иногда я разговариваю с Эйвери… Зейн удивленно поднимает брови. — Серьезно? Она тебе звонит? Это мило. — Да. Она звонит мне просто поболтать. Она милая. Несколько недель назад она позвонила мне, чтобы сообщить случайный факт, который она узнала о моржах, потому что у нас есть шутка на эту тему, — Луи умиляется, не в силах сдержать гордую и нежную улыбку. Эйвери могла говорить по телефону сколько угодно, и Луи никогда не переставал испытывать перед ней благоговейный трепет. Он скучает по ней и хотел бы, чтобы они могли говорить больше, но в сложившейся ситуации это не совсем возможно. Гарри никогда не откажет Эйвери в разговоре с Луи, но Луи также не хочет нарушать их семейную идиллию с Джесси и их предстоящую свадьбу. В конце концов, Эйвери не принадлежит ему, и Луи не имеет на нее никаких прав, как бы ему этого ни хотелось. — Неважно. Что насчет тебя? — Луи откашливается и быстро меняет тему разговора. — Как у вас с Лиамом дела? — Ну, мы с Лиамом решили, что у нас будут особые отношения, — объявляет Зейн, и на его лице появляется мягкая улыбка. — Ты издеваешься надо мной… Серьезно? Не может быть, это слишком для тебя, — удивленно комментирует Луи. — Да, чувак… — выдыхает Зейн, медленно кивая. — Чья это была идея? — Ты же знаешь, что Лиам хотел этого с самого… Ну, с самого начала, еще когда мы были интернами. Он согласился, что мы будем друзьями лишь потому, что думал, что я так хочу, — объясняет Зейн. — Ну, так и есть вообще-то… Или было… — И что же изменилось? — В прошлые выходные я ездил на конференцию для ЛОРов или типа того, неважно… В общем, я действительно не знаю, как это произошло, но в итоге я сказал кому-то, что я замужем… Это просто вырвалось из моего рта в разговоре, как будто это было правдой. И это было так естественно, и сама мысль об этом была… приятной? — объясняет Зейн, звуча немного смущенно. — Мы всегда шутим о том, что мы мужья, но когда я действительно думаю об этом… Вся наша с Лиамом жизнь… Мы как будто действительно в браке, и это должно быть пиздецки страшно, но… мне не страшно? Я не знал, что хочу этого по-настоящему. Я не думал, что когда-нибудь захочу чего-то подобного, эта идея всегда пугала меня до смерти. Но потом я начал думать о том, что пьяный ты сказал в ванной несколько месяцев назад, и ты был прав. — Я? — уточняет Луи, не помня и половины из того, что он сказал в тот вечер. Все это как в тумане, хотя Найл все время говорит, что это была прекрасная комедия. — Это глупо, понимаешь? Спустя столько времени… Это абсолютно глупо и бессмысленно — быть с человеком, с которым я хочу провести остаток своей жизни, сидящим прямо передо мной, и все еще думать, что мне нужна свобода, чтобы переспать с кем-то. Я никогда не хотел быть обрученным… Ну, это то, что я обычно говорил себе. Но теперь… Я не знаю, я чувствую себя связанным, когда я не с ним. Он заставляет меня чувствовать себя свободным и невесомым… и самым счастливым на свете. Луи знает, какое именно чувство описывает Зейн, он знает это так хорошо, что ему даже не нужно, чтобы Зейн объяснял дальше. И он все еще чувствует эти протяжные искры, мерцания и следы, которые постоянно держат его сердце прикованным к одному человеку. — Я люблю его, и он заслуживает гораздо большего, и все, что я хочу сделать, это дать ему это, — лицо Зейна выглядит мягче, чем Луи когда-либо видел за все те годы, что он его знает. — О, Зейн, я действительно горжусь тобой, приятель, — Луи широко улыбается, искренне радуясь за своего друга. — И я счастлив за вас обоих, я так давно хотел, чтобы это случилось. Когда вы, ребята, в конце концов сыграете свадьбу, я подготовлю для вас целую речь. — Пожалуйста, не смущай меня, — стонет Зейн. — Ты не приглашен. — Еще чего! Я тоооочно буду твоим шафером, — Луи понимающе усмехается, потягивая вино из бокала. — И так как Найл, очевидно, будет шафером Лиама, мы можем создать команду «речь», чтобы убедиться, что всё будет упомянуто, — он специально дразнится. — Это будет грандиозно. Зейн тяжело вздыхает и качает головой. — Блять, мне нужны новые друзья.||☤||
Луи распахивает двойные двери и входит в пустой кабинет. За столом секретарши никого нет, но едва он успевает собраться с мыслями, как ему навстречу выскакивает какая-то женщина в очках и с безумным выражением лица. — Доктор Луи Томлинсон? — спрашивает она, почти задыхаясь и с надеждой глядя на него. — Да, это я, — Луи протягивает руку для рукопожатия, узнавая голос по срочному телефонному звонку, который он получил ранее. Он даже не потрудился переодеться перед тем, как примчаться сюда из больницы, а только накинул ветровку ПЦМС. Она благодарно берет его руку и быстро пожимает. — Я директор Хьюз, рада познакомиться с Вами, доктор Томлинсон. Спасибо, что пришли так быстро, мне очень жаль, что я вызвала Вас сюда, но… мы не знали, что еще делать. Луи ободряюще кивает, стараясь не выдать ни малейшего беспокойства, охватившего его изнутри. Он бросил буквально все в одно мгновение, чтобы как можно быстрее добраться до школы, сваливая своих несрочных пациентов на ординатора, пока сам не вернется. Ничто на свете не могло помешать ему быть здесь. — Где она? — Следуйте за мной, — директор Хьюз быстро разворачивается к боковой двери, ведущей к коридору. Луи идет за ней, стараясь не отставать. — Насколько я понимаю, мистер Стайлс уехал по делам в Лос-Анджелес на некоторое время, — директор Хьюз начинает объяснять через плечо, пока они идут. — И, по словам учительницы Эйвери, она жаловалась на постоянные головные боли и тошноту весь день, и она едва может сосредоточиться, что на нее не похоже. У нее было несколько приступов головокружения, а затем она на мгновение потеряла сознание, поэтому мы немедленно отвели ее к школьной медсестре и позвонили мистеру Райленду, жениху ее отца. — Хорошо, — Луи кивает, голова идет кругом, пока он слушает. — Так он здесь? Джесси? — Да… Ну, как только он приехал, Эйвери заперлась в туалете. Мы пытались, но она отказывается открыть дверь. Она все время звонит и зовет Вас и категорически отказывается уехать с мистером Райлендом. Мы не знали, что еще делать, кроме как позвонить Вам, — директор Хьюз объясняет дальше. — Ее отец включил Вас в список экстренных контактов в качестве ее лечащего врача, так что Вы можете забрать ее в рамках неотложной медицинской помощи, что, как я полагаю, и происходит. Я очень беспокоюсь о ее состоянии, доктор Томлинсон. Когда я увидела ее, она выглядела не очень хорошо и казалась ужасно слабой. Надеюсь, Вы можете забрать ее… — Я заберу ее, конечно… Конечно, — Луи автоматически прерывается, пытаясь обработать всю эту информацию, сохраняя ровный голос. — Спасибо, что позвонили мне. Они сворачивают за угол школы, и Луи начинает замечать какое-то движение вдалеке. Ускорив шаг, директор Хьюз ведет их к кабинету медсестры, придерживая дверь открытой, чтобы Луи вошел первым. «Нет! — Луи слышит слабое эхо голоса Эйвери, доносящееся из-за другой двери, расположенной в углу. — Я не хочу тебя! Нет! Нет! Если папа не может, тогда я хочу Луи! Мне нужен Луи!» Джесси небрежно прислонился к дверному косяку и печатает что-то на своем телефоне. Его лицо выглядит взволнованным и раздраженным, когда он тяжело вздыхает. — Эйвери, его здесь нет. Просто позволь мне… — Нет! Нет! Нет! Я не хочу тебя! Мне нужен Луи! — Эйвери громко кричит через запертую дверь. — Позвони Луи! Он придет за мной! Я знаю, что он придет за мной! Он обещал! — Ну же, Эйвери, — Джесси раздраженно дергает дверную ручку. — Открой дверь! — Нет! Нет! Нет! — она всхлипывает, ее тихий голос дрожит. — Только Луи! Джесси со стоном приваливается к запертой двери. Он поднимает голову и, как только замечает Луи, волнение становится еще более заметным. Он сжимает кулаки по бокам, выглядя защищающимся и даже немного обороняющимся. — Мистер Райленд, это доктор Томлинсон, — директор Хьюз бесцельно представляет их друг другу, когда они входят в комнату. — Мы уже встречались, — коротко отвечает Джесси, глядя на Луи так, словно он самая большая неприятность в его жизни. — Много, много раз. — О да, конечно, — директор Хьюз кивает. — Как глупо с моей стороны предполагать такое. Ну, доктор Томлинсон здесь, чтобы отвезти Эйвери в больницу, я надеюсь. Если она позволит. Луи медленно делает несколько шагов ближе к запертой двери. Он поворачивается к Джесси, который загораживает дверь, и вопросительно смотрит на него. — Эм… можно мне? Джесси пристально смотрит на него, потом вскидывает руки и делает шаг назад, чтобы Луи мог подойти ближе. Директор Хьюз тревожно топчется позади них. — Удачи, — Джесси цинично фыркает через плечо, отходя в сторону. ♫ Sara Bareilles — Send Me The Moon Луи опускается на колени у двери, полагая, что так он будет лучше её слышать. — Хей, Эйвз, привет, солнышко. Это я, это Луи… Я здесь, — он кладет ладонь на поверхность двери, прижимая ее к древесине. — Луи? — в голосе Эйвери слышится неуверенность. — Да, это я, love. Я прямо здесь. Я здесь ради тебя, — мягко продолжает Луи, сохраняя свой собственный голос нежным и теплым. — Я слышал, ты неважно себя чувствуешь. — Ммм… Нет… Я чувствую… Голова кружится… — медленно произносит Эйвери, как будто ей нужно сосредоточиться, чтобы говорить. Она уже не так громко кричит, как только что, когда спорила с Джесси. Кажется, адреналин и срочность момента угасают, и тяжесть ее недомоганий быстро возвращается. — И… я упала… И у меня болит рука, если ей двигать… — О, мне так жаль, Эйвз, мне так жаль. Это звучит ужасно, — Луи искренне сочувствует, стараясь не выдать своим голосом огромного беспокойства, которое он испытывает. — Может быть, ты откроешь мне дверь? Пожалуйста. Я только хочу помочь тебе. — Ты… собираешься заставить меня пойти с Джесси? Потому что я не пойду… я не пойду с ним… я не пойду… Луи быстро поднимает глаза на Джесси. — Нет, дорогая, я не буду, я заберу тебя. Мы поедем прямо в больницу, хорошо? Ответа из-за двери не последовало, и Луи затаил дыхание. — Ну же, малышка. Открой мне дверь, ладно? — тихо переспрашивает Луи, испугавшись, что она может потерять сознание. — Пожалуйста, Эйвз. Я обещаю, что тебе не придется делать то, чего ты не хочешь. Доверься мне. Снова долгая пауза, но затем дверь медленно отпирается и распахивается. Эйвери выглядывает из-за нее, и как только ее усталые глаза останавливаются на Луи, волна облегчения заливает ее лицо. — Ох, love… — выдыхает Луи, глядя на нее. Он не видел ее некоторое время, с тех сам пор как ее выписали, но за эти дни она потеряла значительную часть массы тела. Из-за химиотерапии она сильно похудела, но теперь выглядит еще более миниатюрной. Ее кожа бледная и изможденная, лишенная своего обычного теплого оттенка, а глаза обведены усталым красным ободком. Все тело Эйвери дрожит, кожа покрывается горячим потом озноба, и она выглядит так, будто едва может держать глаза открытыми. Она не должна так выглядеть. Она должна выглядеть лучше, а не хуже. Что-то определенно не так. — Дай мне взглянуть на твою руку, Эйвз. Эйвери постепенно разворачивает свою правую руку к Луи, позволяя ему держать ее. — Тебе больно, love? — Луи медленно двигает руку в разных направлениях, чтобы оценить тяжесть травмы. Эйвери несколько раз вздрагивает, когда он поворачивает руку в сторону, сморщив лицо в явном дискомфорте. Она определенно растянута, может быть, даже сломана. Ее кости, скорее всего, ослаблены из-за тяжелых токсинов, которые прошли через ее тело всего несколько месяцев назад. Луи осторожно прижимает ее руку к груди, положив свободную ладонь на поврежденную часть, чтобы временно вправить перелом, предотвращая дальнейшее повреждение. — Держи свою руку вот так, ради меня, хорошо? Эйвери медленно кивает и снова морщится. Но даже несмотря на всю боль, которую она, должно быть, чувствует во всем своем теле, она остается сильной, сохраняя мужественное выражение лица. Когда ее глаза встречаются с глазами Луи, они сыплются миллионом вопросов одновременно, но они также кричат об абсолютном доверии, как будто она понимает, что теперь она в полной безопасности, несмотря на то, что не знает, что с ней не так. Луи нежно целует ее в щеку, словно безмолвный ответ, молчаливое заверение, что он не допустит, чтобы с ней что-нибудь случилось. Он осторожно поправляет ее бледно-голубую шапочку на макушке, заправляя в нее выглядывающие новые детские волоски, прежде чем полностью подхватить ее ослабевшее тело в свои руки. Когда Луи встает на ноги, она прижимается к нему, одной рукой слабо сжимая ткань его халата, а нижними конечностями обвивая его талию. — Мне нужно что-нибудь подписать за нее? Директор Хьюз выглядит потрясенной неожиданным проявлением доверия между Эйвери и ее врачом. — Нет… Эм, мистер Райленд уже подписал заявление об освобождении. Но у меня есть ее вещи. — Я возьму их, — немедленно предлагает Джесси, забирая у директора вещи Эйвери. — Подожди… — бормочет Эйвери, слегка приподнимая тяжелую голову. — Мне нужен Лимон… Луи смотрит на Джесси, ожидая, пока тот вытащит потертого плюшевого моржа из рюкзака Эйвери. Он протягивает ей игрушку, и она тут же прижимает её к груди. — О, я очень надеюсь, что ей станет лучше, она такая милая девочка, — директор Хьюз искренне волнуется, когда выводит их из кабинета медсестер. — Пожалуйста, позаботьтесь о ней, доктор Томлинсон. — Я так и сделаю, — Луи кивает, крепко прижимая к себе Эйвери. — Спасибо за Вашу помощь. Луи несет Эйвери по коридорам школы, а Джесси молча следует за ними. Они добираются до двойных парадных дверей, и Джесси внезапно встает перед ними, сознательно блокируя выход своим телом. — Джесси, пожалуйста, отойди, — вежливо просит Луи, но его глаза выражают нечто гораздо менее вежливое, свирепо глядя на человека, стоящего у него на пути. Между ними возникает напряженный заряд, нарастающий с каждой секундой. Посмотрев на Луи сверху вниз, Джесси неохотно отступает в сторону, следуя за ними на парковку. Но Луи едва успевает пройти полпути до своей машины, как Джесси снова бросается к нему, неуклюже ставя свое тело на пути Луи. — Приятель, серьезно, — Луи изо всех сил старается сохранять хладнокровие, когда обходит Джесси. — Она не твоя дочь, — горько рявкает Джесси из-за плеча Луи, наступая ему на пятки. Луи просто игнорирует его, одной рукой выуживая ключи из заднего кармана, чтобы отпереть свой черный Range Rover. — Ты ей не отец, мать твою, — Джесси продолжает говорить со злостью, дыша Луи в спину. Тело Луи напрягается, когда он заботливо притягивает хрупкую маленькую девочку ближе к своей груди, одной рукой обхватив ее затылок. — Может, я и не ее отец, но я ее врач, и ей нужно попасть в больницу. — Луи… я не… чувствую себя… х-хорошо… — бормочет Эйвери почти неслышно, ее дыхание становится все более затрудненным и прерывистым. — Я знаю, Эйвз. Я знаю, малышка, — Луи прижимает ее к себе и что-то шепчет, уткнувшись в ее платок. — Просто держись, я держу тебя. Луи открывает дверцу машины и осторожно сажает Эйвери на заднее сиденье, заботясь о ее поврежденной руке. Она слегка дрожит на прохладной коже сиденья. — О, love, тебе холодно? — Луи стягивает с себя ветровку и надевает ее на дрожащее тело Эйвери, застегивая молнию до самого верха. — Ну вот и все. Так лучше? Эйвери слабо улыбается ему, словно тратит на это всю свою энергию. Луи пристегивает ее к сиденью, подсовывает плюшевого моржа под здоровую руку и закрывает пассажирскую дверцу. Когда он оборачивается, Джесси снова стоит у него перед носом. — Ты просто маленький домашний вредитель, — Джесси ворчит себе под нос. Луи усмехается, борясь с желанием закатить глаза. У него нет на это времени. — Послушай, приятель, я не знаю, как ты относишься к своему жениху, но я не собираюсь ничего разрушать. — О, нет? — Джесси бросает вызов, делая шаг вперед и еще больше тесня личное пространство Луи, практически прижимая его спиной к машине. — Заставил ребенка любить себя больше, чем меня. — Во-первых, у нее есть имя, а во-вторых, у меня нет времени разбираться с тобой, приятель, — ровным голосом отвечает Луи, прищурив глаза и не отступая. Он прижимает сжатые кулаки к бокам, стараясь держать голову ровно и не дать растущему волнению взять верх. — Эйвери нуждается в медицинской помощи. Мне нужно отвезти ее в больницу. Просто отойди. Джесси вызывающе прищуривается, отказываясь отойти в сторону. — Или что? Луи пытался быть вежливым, он пытался прикусить язык и быть взрослым человеком, но этот придурок стоит на пути жизни ребенка. — Или я перееду тебя на своей чертовой машине. Убирайся нахуй с дороги, — Луи толкает Джесси назад, достаточно, чтобы открыть дверцу со стороны водителя. Он запрыгивает в машину и, не теряя времени, выезжает со стоянки, оставив Джесси смотреть ему вслед. Луи мчится на полной скорости, проносясь по шоссе и едва останавливаясь на знаках «стоп». Каждые несколько секунд он оглядывается на Эйвери в зеркало заднего вида, мягко разговаривая с ней и пытаясь держать ее в сознании. — Как у тебя там дела, Эйвз? Хочешь подышать свежим воздухом? — интересуется Луи. Она слабо мотает головой, держась за своего маленького моржа. — Как давно ты так себя чувствуешь, малышка? — Несколько дней… — еле слышно шепчет Эйвери, и Луи приходится напрячься, чтобы расслышать ее сквозь шум дороги. — Я сказала ему… что не хочу идти в школу… — слабо хрипит она, опустив голову и закрыв глаза. — Я сказала ему… что мне было нехорошо… я сказала ему… — ее голова склоняется набок, глаза закрываются. Луи крепко сжимает руль, гнев струится по его венам, как яд. Любой, у кого есть глаза, может увидеть, что с ней что-то не так. Как ее опекун в отсутствие Гарри, Джесси должен был позаботиться о ее здоровье. Особенно зная об опасном для жизни раке, с которым она буквально недавно столкнулась. Он не хочет пугать ее, поэтому Луи старается говорить легко и ровно, на время отодвигая в сторону свои эмоции. Но Луи знает, что она быстро угасает, и он просто хочет, чтобы она оставалась в сознании. — Все в порядке, Эйвз, теперь все будет хорошо. Луи использует встроенную в его машину систему внутренней связи, чтобы позвонить в больницу, и на втором гудке ему сразу же отвечают. — Отделение скорой помощи Приморского центра медицины Сиэтла, чем я могу вам помочь? — Да, здравствуйте, это доктор Томлинсон, не могли бы Вы немедленно вызвать доктора Хорана и доктора Пейна в реанимацию? — Конечно, доктор Томлинсон. Могу я спросить, в чем дело? — Просто скажите им, что это Эйвери и что это срочно. Мне нужно, чтобы они ждали снаружи, — Луи коротко инструктирует оператора, зная, что этого уже будет достаточно, чтобы привлечь внимание Лиама и Найла. — Я нахожусь в 8 минутах езды от больницы, и мне нужна бригада, готовая к пациенту педиатрического профиля. — Хорошо, я сейчас же их вызову. — Спасибо, — Луи заканчивает разговор по интеркому, сосредоточившись на том, чтобы вести машину как можно быстрее и безопаснее. — Луи, я… умираю… — слабо бормочет Эйвери, дрожа всем телом на заднем сиденье. — Нет-нет, Эйвз, нет, — уверенно повторяет Луи. Он знает, что никогда не должен обещать такое пациенту, особенно когда не уверен на 100%, но речь идет об Эйвери. Луи просто не позволит, чтобы с ней что-то случилось. — Просто постарайся не заснуть ради меня, ладно? Ты можешь это сделать? Я знаю, что ты устала и хочешь спать, но мне нужно, чтобы ты держала глаза открытыми. Хорошо, Эйвз? Она слегка кивает головой, борясь с сонливостью и усталостью. — Хорошо… — Хорошо, все хорошо, love, — Луи утешает ее, кивая головой и продолжая пытаться отвлечь ее. — Что ж, мы давненько не болтали… Как насчет того, что ты расскажешь мне о школе? Каково было вернуться? Наверное, здорово снова пообщаться с друзьями, мм? На этот раз Эйвери не отвечает, она даже не шевелится, глаза еле приоткрыты. Сердце Луи буквально выскакивает из груди. Она не может больше держаться, и, кажется, что все, что он может сделать, это наблюдать, как это происходит. Но Луи отказывается это принимать, продолжая звать ее. — Эйвз? Эй, я знаю, что это тяжело, детка, я знаю… Но, пожалуйста, не спи, ради меня… — Луи старается говорить как можно спокойнее, но тревога внутри него нарастает. — Ты должна постараться не заснуть, хорошо? Просто поговори со мной. Эйвери? И в этот момент, тихий вздох срывается с губ Эйвери, когда она полностью теряет сознание, роняя голову на заднее сиденье. — Эйвз? Эйвери? Эйвери! — встревоженно кричит Луи, глядя на нее в зеркало заднего вида. Он протягивает руку к заднему сиденью, слепо ощупывая ее запястье, пока ведет машину. Пульс слабый и едва заметный. — Черт! Если раньше Луи ехал быстро, то теперь это ничто по сравнению с его нынешней скоростью. Петляя между машин, бросая вызов любому, кто попытается хоть как-то замедлить его или остановить. Его единственная задача — вовремя доставить Эйвери в больницу. В буквально рекордные сроки Луи подъезжает ко входу в отделение скорой помощи, едва переключая передачу на стоянку и выбегая из машины. — Мне нужна каталка! — кричит Луи, рывком открывая пассажирскую дверь. — Срочно! Ожидающие ординаторы и медсестры выбегают из раздвижных дверей операционной, толкая каталку наружу. Луи кладет бесчувственное тело Эйвери на носилки в ту же секунду, как к нему подходит медперсонал. Найл подбегает вместе с ними и немедленно подносит кислородную маску к ее лицу, закачивая кислород, чтобы начать ручную реанимацию, пока они не окажутся внутри. — Луи, что случилось? — Я н-не знаю… — Луи тяжело выдыхает, в его голосе слышится глубокий страх. — Она едва держалась в сознании… и… Я пытался поговорить с ней… Я… Но потом она… — Везите ее внутрь! — Найл прерывает его, зная, что им нужно действовать быстро, чтобы привести ее в чувство. Луи и Найл бегут рядом с каталкой, толкая ее через двери отделения неотложной помощи в больницу. — Пятая свободна, — старшая медсестра указывает на открытую смотровую комнату чуть дальше по коридору. Когда они привозят Эйвери в смотровую, Луи сразу становится воплощением сосредоточенности и эффективности, пытаясь точно определить проблему. Эмоциям и чувствам нет места в скорой медицинской помощи; он должен оставаться спокойным, чтобы спасти ей жизнь. Найл помогает ему, проводя быстрый внешний осмотр и делая заметки в медицинской карте Эйвери. — Ее состояние? Медсестры пытаются стабилизировать ее жизненные показатели, подключая ее к аппаратам и устанавливая капельницы, чтобы начать вводить лекарства и поддерживать дыхание, кровообращение, температуру тела и частоту сердечных сокращений. Все в комнате выкрикивают ее показания, одно за другим, пытаясь понять, что требует немедленного внимания. — Дыхание слабое, — объявляет Найл, прислушиваясь к ее груди. — Нужна интубация. — Пульс слабый. — Кровяное давление понижено, но держится стабильно. — Зрачки медленные, но реагируют, — отмечает Луи, приоткрывая глаз Эйвери и светя фонариком. — Простите! Я здесь, что случилось? — Лиам врывается в смотровую и тут же хватает пару перчаток, чтобы присоединиться к коллегам. — Возможно, перелом лучевой кости, — немного рассеянно констатирует Найл. — Но сейчас это не так важно. Мы до сих пор не знаем, что заставило ее потерять сознание. — Анализ крови, сейчас же! — приказывает Луи. — Поторопитесь с результатами! — Да, доктор Томлинсон, — медсестры кивают, быстро беря кровь и сопутствующие анализы, необходимые для полного обследования. — Да, определенно перелом. Ей понадобится гипс, — подтверждает кивком Лиам, осторожно ощупывая предплечье Эйвери. Он уже придумывает временную повязку, чтобы удержать руку неподвижно. — Вы везете ее на томографию? Луи кивает головой, закидывая стетоскоп обратно на шею. — Мы ничего не узнаем наверняка, пока не получим новые снимки. Ей нужна МРТ, — с контрастированием на этот раз, должно быть, мы что-то упускаем. Тут что-то не так. — Я думаю, что мы также должны сделать ЭЭГ и КТ, на всякий случай, — добавляет Найл, делая пометку в своей карте. Луи снова кивает, поворачивая ногой колеса больничной койки Эйвери, готовый выдвигаться. — Мы должны доставить ее туда прямо сейчас. — Я пойду с тобой, — предлагает Найл, подхватывая боковые поручни каталки и помогая Луи толкнуть ее по коридору к лифту. — Позвоните мне, когда закончите со сканированием, я вправлю ей руку, — кричит им вслед Лиам, на его лице такое же озабоченное выражение, как у Луи и Найла. Они все знают, что что-то не так, но никто не хочет предполагать, что именно. Никто не хочет говорить об этом в открытую. Все надеются, что, может быть, это не то, о чем они думают, может быть, все не так уж плохо, может быть, все будет хорошо.||☤||
«Блять». В кабинете диагностики воцаряется мертвая тишина, когда на большом экране один за другим появляются только что обработанные снимки мозга. Луи и Найл оба смотрят на них в абсолютном ужасе, парализованные, когда их худшие опасения реализуются. ♫ Sleeping At Last — Chasing Cars Здесь не просто что-то не так. Всё не так. Луи предполагал, что это будет плохо, всю поездку в лифте его мозг разрывался от всевозможных вариантов, но он не думал, что это будет настолько плохо. — Ох… — медленно выдыхает Луи, слегка качая головой в недоумении. — Нет… нет, это…? Не может быть. Нет… может. По мере того как все больше и больше изображений появляется на экранах, его предположения подтверждаются. Снова. Ударяя Луи снова и снова, пока он не чувствует тошноту и слабость во всем теле. Он хочет закрыть глаза, ожидая, что, когда он откроет их, на экране появится что-нибудь более обнадеживающее. — О боже мой… — Найл задыхается от шока. Он не нейрохирург, но он и так понимает насколько все плохо. Контрастная магнитно-резонансная томография работает с гораздо более высокой точностью, чем обычное сканирование, часто выявляя вещи, которые могут остаться незамеченными. И сейчас она выявляет ужасную реальность, которую Луи предпочел бы никогда не знать. Анапластическая астроцитома III степени. Опухоль, огромная злокачественная опухоль. Опухоль, которая полностью игнорирует законы симметрии, игнорирует естественные анатомические границы, охватывая оба полушария головного мозга Эйвери. Агрессивный конгломерат быстрорастущих ядовитых клеток, которых все боятся из-за того, как они пронизывают целые участки мозговой ткани. В случае Эйвери, начиная от префронтальной коры и жадно протягиваясь до самого края гипоталамуса. — Нет… — Луи в шоке отшатывается назад, слабо закрывая рукой рот и медленно качая головой. — Я что-то упустил. Может быть… я не все п-понял с первого раза? Может быть… блять… может быть… мы были недостаточно агрессивны… с х-химиотерапией… может быть, н-нужно было взять метотрексат с другим п-препаратом? Цисплатин или карбоплатин или… или… — Не делай этого, Луи. Не вини в этом себя, — серьезно произносит Найл, поворачиваясь к Луи. — Это не твоя вина. Ты все сделал правильно. Такие вещи, увы, случаются. Рак непредсказуем, ты же знаешь. Луи стоит с рассеянным взглядом, одной рукой беспрестанно потирая висок и сильно прикусывая нижнюю губу. — Я просто… я… — Луи, ты не хуже меня знаешь, что даже малейший след злокачественной опухоли может вернуть рак в полную силу, быстрее и даже агрессивнее, чем раньше. — Но в-всё было чисто… и… и… ее снимки были чисты, когда мы выписали ее несколько месяцев назад… как? Как? — Луи снова качает головой в полной растерянности, не моргая глядя на ужасающие снимки перед собой, прокручивая происходящее в уме. — Это… Я… Я… — его голос прерывается, во рту становится сухо. Ее предыдущая опухоль была только I степени, разумного размера, она была операбельной. Но сейчас все гораздо хуже. Интегрированное размещение, смутные очертания, устрашающий вид, сложная анатомия этой опухоли… Все гораздо хуже. — Если там что-то и было раньше, то ты не успел это заметить. Ты не знал. И я не знал, — Найл снова пытается успокоить Луи, хотя сам выглядит ужасно бледным и обеспокоенным. — Мы дали ей дозу, которую могло принять ее тело, мы лечили ее в меру наших возможностей. Это было совершенно не в твоей власти. Луи смотрит, просто смотрит на экраны перед собой. Желая, чтобы они были неправы, желая, чтобы они волшебным образом трансформировались, показали что-то совсем другое. Идеальную, незапятнанную мозговую ткань. Это несправедливо. Это не просто и не заслуженно. Это жестоко — жизнь жестока. Он опускает свое тяжелое тело в одно из кресел, обхватывает голову руками и пытается сделать глубокий вдох, но ему не удается. — Плакать — это нормально, Лу, — мягко говорит Найл, кладя руку ему на плечо. — Она для тебя больше, чем просто пациентка. Плакать — это нормально. Луи знает, что плакать — это нормально, он знает, что, возможно, это даже уместно. Но он не плачет. Он не может плакать. После всего, что он пережил за свою жизнь, если бы он начал плакать сейчас, он, вероятно, никогда бы не остановился. Так что Луи не плачет. Не плачет. Еще с тех пор, как он был напуганным семнадцатилетним ребенком, и… уже много лет. Он не может. не плачь, не плачь, не плачь. — Лу, с тобой все в порядке? — спрашивает Найл, опускаясь на колени. Луи не отвечает, он сидит неподвижно, прижав руку к экрану сканера. Эта девочка уже столько пережила, вынесла столько боли и страданий. Она — воин, борец. Она перенесла серьезную операцию на головном мозге, прошла несколько курсов химиотерапии, только чтобы снова оказаться в еще худшем положении, чем раньше. Ей только восемь лет. Чем она это заслужила? Как можно с этим справиться? — Все, что мы можем сейчас сделать, это двигаться дальше, — Найл успокаивает его, хотя его голос звучит неуверенно. — Мы проведем еще несколько тестов, получим полное представление об этой штуке… и как только появятся новые анализы, мы разработаем новую стратегию. этого недостаточно. Луи нужен кто-то, на кого можно свалить вину. Ему нужен способ отвлечься от всего этого, место, куда можно направить свое разочарование. Почему Эйвери не привели на осмотр раньше? Может быть, Луи мог бы что-то сделать. Все, что угодно. Только если бы ее привезли чуть раньше. Не может быть, чтобы несколько часов назад у нее не было никаких симптомов. Почему никто не заметил и не привел ее на осмотр? Почему это заняло столько времени? Внезапно Луи вспоминает едва слышные слова Эйвери, сказанные ею ранее в машине. я сказала ему… что мне было нехорошо… я сказала ему… Джесси. Чертов Джесси. — О, у меня есть одна стратегия, — шипит Луи сквозь стиснутые зубы, вскакивая на ноги и вылетая из кабинета. — Луи? Луи, куда ты идешь? — Найл окрикивает его, но Луи плевать. Он в бешенстве, наполненный всепоглощающим негодованием. Луи в безумии несется по больнице, шагая по два метра за раз, подпитываясь чистым ужасом и негодованием. Всего за несколько минут он добирается до приемной. — Ты ебаный мудак! — гневно кричит Луи через весь зал ожидания, безрассудно врываясь в приемную, полный слепой ярости. Медперсонал и ожидающие родственники в тревоге поворачивают головы. — Она сказала тебе, что плохо себя чувствует! Что она больна и у нее кружится голова, а ты все равно отправил ее в школу! Джесси поднимает глаза от телефона, сидя со скрещенными ногами в кресле в дальнем углу открытого пространства, когда к нему подлетает Луи. — Что ты… — Она больна! — Луи сердито обрывает его, прежде чем Джесси успевает задать вопрос. Он знает, что ведет себя неразумно, он знает, что несколько дней не смогли бы предотвратить ничего из этого, но ему нужно выплеснуть свое разочарование, ему нужно найти виноватого, и Джесси, безусловно, подходит для этой роли. Эйвери и так пострадала из-за его беспечности, и Луи не может и не хочет оставить это без внимания. — Ее состояние могло измениться в любой момент! — Она была в порядке! — оправдывается Джесси, вставая на ноги. — Ты же вылечил ее опухоль… — Она была в порядке?! О, так она была В ПОРЯДКЕ? — Луи дерзко смеется, стоя лицом к лицу с Джесси. — Так ты теперь врач?! Окончил мед, приятель?! Джесси что-то невнятно бормочет, качая головой и нервно пятясь от Луи. — Что, нет? Я так и думал, блядский ты кусок дерьма! — орет Луи, нагло надвигаясь вперед. — У нее еще одна чертова опухоль, и кто знает, что могло бы случиться, если бы… — Луи, перестань. Стоп, — Найл обхватывает его руками, пытаясь удержать его от драки. Луи даже не заметил, что тот шел за ним всю дорогу. — Это не поможет. Это не его вина. Луи вырывается из хватки Найла, двигаясь ближе к Джесси. — Если бы Гарри знал о том, что ты сделал… — Не тебе говорить ему об этом, — смело возражает Джесси, с вызовом приближаясь к Луи. — Не мне?! — Луи снова бросается на Джесси, в его взгляде нет ничего, кроме гневной злобы. Он может задушить Джесси, он может задушить его и спокойно спать по ночам. К черту медицинскую клятву, к черту «не навреди», к черту все это. — Я скажу тебе, что мне, блять, говорить, мудак… — Луи! — Найл использует все свое тело, чтобы оттащить его назад, сжимая руками бьющееся в гневе тело Луи. Луи уже устроил целую сцену, но ему было все равно. — Оно того не стоит, — шепчет он, удерживая Луи. — Брось, ты не сможешь ей помочь, если потеряешь медицинскую лицензию. — Пошел нахуй, Джесси! — Луи сердито сплевывает, неохотно позволяя Найлу медленно вытащить его тело из приемной. — Пошел нахуй… Отойдя на безопасное расстояние, Найл осторожно отпускает его. — Оставь его, Лу. — Я в порядке, окей? У меня все в порядке. Блять, — Луи отмахивается от него, вырывая руки. Он тяжело дышит, идя по коридору, адреналин бурлит в его венах. Его кулаки все еще сжаты, и в нем кипит ужасно сильное желание что-нибудь ударить. Луи довольствуется тем, что пинает одинокую тележку о стену, сбивая поднос с припасами, пока идет по коридору. — БЛЯТЬ! Он решает отправиться в свою приемную и проверить график, может быть, он сможет помочь кому-то и отвлечься. Отвлечься — это хорошо, это будет держать его ум занятым, а если он будет занят, он сможет двигаться дальше. Луи натягивает желтый халат, завязывая его за спиной. Адреналин и прилив эмоций покинули его организм, и теперь он стоит без каких-либо осязаемых и идентифицируемых чувств. Луи стоит посреди приемной, почти не замечая происходящего, почти не замечая ничего вокруг себя. — О, здравствуйте, доктор Томлинсон! — обращается к нему ординатор. — Я обошел всех Ваших послеоперационных и предоперационных пациентов, как Вы и просили… Луи молча смотрит сквозь стоящего перед ним ординатора. — Один из послеоперационных пациентов — резекция опухоли позвоночника… У него была остановка сердца, пока Вас не было… Ну, сейчас он в порядке, но я думаю, что у него может быть почечная недостаточность. Так что, он сейчас в терапевтическом отделении, но я решил, что Вам следует знать… Луи не может пошевелиться. Все, о чем он может думать, — это о том, что его Эйвери снова больна, и каким-то образом ему придется собраться с силами, чтобы рассказать об этом Гарри. Гарри, вероятно, ожидающему вернуться домой к своей здоровой дочери, Гарри, который не сможет вынести еще одну потерю — только не такую, как эту, не такую, как эту… — Вот его послеоперационные снимки и… доктор Томлинсон? Луи не отвечает, все еще находясь в трансе. Он не может заставить свой ум сосредоточиться на чем-либо, все звучит как размытые помехи для его ушей. Он смутно чувствует, как его руки начинают дрожать по бокам, ноги слабеют, а дыхание становится прерывистым. — Доктор Томлинсон, с Вами все в порядке? Вы выглядите немного бледно… Вам лучше присесть… — Нет, нет… Я в порядке… я… — Луи замолкает, заставляя себя вспомнить хотя бы несколько слов, которые до этого слетали с губ ординатора. — Эээ… Ладно, ладно… Спасибо за информацию. Продолжайте в том же духе… эээ… работать, да… Спасибо… — слабо заикаясь, бормочет он, снимая только что надетый халат и ковыляя к выходу. Луи едва понимает, что он только что сказал, но ему все равно. Все, что он знает, это то, что он не может находиться здесь прямо сейчас, он не может работать прямо сейчас. Фактически он едва может дышать прямо сейчас, чувствуя, как на его спину обрушивается тысяча проблем. Луи едет на служебном лифте до самой крыши, немного пошатываясь от свежего Сиэтлского воздуха, бьющего ему в лицо. И Луи сидит в одиночестве на середине крыши, опустившись и заставляя себя дышать. Он лихорадочно соображает, как сообщить усталому отцу больного ребенка, что война, которую он считал выигранной, еще не окончена, что мир, который он считал достигнутым, исчез, что его адский кошмар продолжается. Что мир все еще полыхает, и Луи понятия не имеет, как погасить пламя.