Тёмный заклинатель

Лань Чжань снял налобную ленту, спрятав её у сердца. Первые дни после этого он ощущал себя странно нагим. Он прятался от взглядов под капюшоном, но это нисколько не помогало. Возможно, дело было в том, что, освобождаясь от неё, он не собирался отпускать себя, оставался скованным правилами и одиночеством?.. В чайных домах и в гостиницах люди рассказывали друг другу слухи и смеялись. Чем ближе Лань Чжань подходил к Илину, тем больше появлялось россказней о Старейшине. Кто-то в ночи слышал тонкий голос флейты, от которого кровь стыла в жилах, кто-то болтал, что лютые мертвецы продолжают стекаться к Луанцзян — явный знак того, что Старейшина выжил и теперь собирает армию. Кто-то вспоминал, что заклинатели, приходившие, чтобы разорить гнездо адепта Тёмного пути, так и не сумели усмирить всю нечисть, его оберегавшую. Лань Чжань слушал вполуха. Душа Вэй Ина не откликалась ему, он сам видел, как его тело утонуло во тьме, так что не мог себе представить, что Вэй Ин мог выжить. Вероятнее всего, он был растерзан темнотой, а душа его раскололась на тысячи частиц от боли. Питать надежду было опрометчиво. Всякий раз обращаясь к прошлому мыслями, Лань Чжань корил себя за то, что не удержал, не смог собрать, не сумел спасти. Раны от дисциплинарного кнута затягивались медленно, вскрывались от соприкосновения с грубой тканью, кровоточили или сочились сукровицей, и Лань Чжаню приходилось мучительно медленно менять повязки, никого не прося о помощи. Оттого путь его растянулся на множество дней. Наконец на закате он пришёл к Луанцзян. Тропа, по которой некогда провожал его Вэй Ин, заросла сорными травами, а те иссохли под солнцем. Лань Чжань едва угадывал направление, но всё же сумел добраться до пещеры прежде, чем солнечный диск окончательно скатился за горизонт. Стлался туман, и где-то поблизости пробуждалась нечисть — Бичэнь тревожно светился, но внутри пещеры было расчерчено защитное поле. Ступив в него, Лань Чжань на миг почувствовал мягкое тепло — это всё ещё было место, принадлежавшее Вэй Ину, запомнившее его, и теперь можно было ощутить частицы его духовной силы. Лань Чжань оставил вещи у входа и опустился на каменный пол в центре защитного поля. Некоторое время он привычно медитировал, собираясь с силами и восстанавливаясь, а затем занялся ранами. К моменту, когда в Облачных Глубинах готовились ко сну, он только разложил перед собой записи. В первый момент им овладело отчаяние. Он не мог даже представить, откуда начать собственные поиски. Чего он хочет добиться? Не обида ли прогнала его сюда? Коснувшись освобождённого от ленты лба, Лань Чжань прикрыл глаза, и тут же память нарисовала ему усмехающегося Вэй Ина. «Зачем ты здесь, Лань Чжань? — будто спросил он. — Разве можно войти в одну реку дважды, а время повернуть вспять? Разве не опрометчиво было обещать А-Юаню, что ты отыщешь способ вернуть меня? Разве ты не задумывался о том, что это я сам вырвал ладонь? Хочу ли я возвращаться, Лань Чжань?» Снова изнутри Лань Чжань словно заледенел. Если бы он мог выпустить из себя горе, горечь! Но те застыли внутри непомерной холодной тяжестью, и Лань Чжань не мог с ними справиться. Упрямо сжав губы, он провёл пальцами по тонким рисовым листкам. Нежное шуршание показалось тихим шёпотом. «Если его девизом было совершать невозможное, то и мне следует помнить только об этом», — строго сказал себе Лань Чжань и принялся разбирать заметки. К утру спину ломило от боли, в глаза будто насыпали песка, а во рту пересохло. Лань Чжань так и не нашёл никаких подсказок, но теперь очертания наилегчайшего пути стали ему куда понятнее. Будто бы в Облачных Глубинах даже стены цзинши мешали ему услышать ход мыслей Вэй Ина. А может, именно отчаяние помогло ему обрести понимание?.. *** Рассвет на Луанцзян был непривычно тихим, туман стлался над сухими травами и каменными уступами, и Лань Чжань долго смотрел на то, как мягкие солнечные лучи пронизывают белые кольца, порождая причудливые тени и странные отблески. Будто кто-то подбирался ближе, а в последнее мгновение отступал, скрывался. Не давая себе отдыха, Лань Чжань обошёл снова весь участок, который пытались возделывать оберегаемые Вэй Ином люди из клана Вэнь. В поисках неизвестно чего он рассматривал разрушенные постройки, осколки простой посуды, брошенные как вышло мотыги. Проходя между опустевших и заросших сорняками грядок, где прежде Вэй Ину вздумалось выращивать картофель, он обнаружил небольшой, почти пересохший канал, в котором чудом уцелел один-единственный лотос. Солнце поднялось выше, но туман и не думал рассеиваться, в сумрачной дымке Лань Чжань видел, как зелёные листья чуть дрожат на поверхности тёмной воды, как тонкий стебель поднимает ещё не распустившийся крупный бутон. «Его лотос жив…» — дрогнуло у Лань Чжаня сердце. Он опустился на колени, протянул руку и кончиками пальцев прикоснулся к зелёному листу, словно так на миг мог дотронуться до самого Вэй Ина. Его сотрясли глухие рыдания, и он опустил голову, не пытаясь сдержать слёз. Лотос покачивался на ветру, упрямо тянулся к свету, и один взгляд на него заставлял Лань Чжаня едва ли не задыхаться от слёз. Горе не стало меньше, но когда Лань Чжань сумел подняться, внутри него воцарилось хрупкое спокойствие, что-то отогрелось, а может, вновь принялось стучать сердце, зашедшееся прежде от боли. *** Вэй Ин в своих заметках часто писал о том, как можно собрать душу. Вероятно, все эти записи он делал тогда, когда отчаянно пытался вернуть разум Вэнь Нину. Снова и снова просматривая небрежно написанные иероглифы, Лань Чжань пытался найти там ключ к тому, как собрать и призвать душу самого Вэй Ина. Много времени он провёл и исследуя возможности Чэньцин. Теперь над Луанцзян действительно разносились тревожные мелодии — флейта не желала играть «Покой», и Лань Чжаню пришлось вспоминать, как играл Вэй Ин. Когда лотос сбросил лепестки, обещая подарить Лань Чжаню спелые семена, на зов Чэньцин впервые пришёл лютый мертвец. Лань Чжань смотрел в побелевшие глаза и сознавал — он нарушил так много правил Гусу Лань, что теперь тридцать шрамов от дисциплинарного кнута казались сущей мелочью. Если бы он не покинул клан, то его изгнали бы с позором. Мертвец же шатнулся и канул во тьму, не дождавшись от него приказа. В ту ночь Лань Чжань больше не пробовал играть на Чэньцин, он поставил перед собой гуцинь и коснулся затосковавших по ласке струн. Тихая мелодия «Покоя» окутала Луанцзян, и нечисть, разбуженная флейтой, вновь сомкнула глаза, перестала завывать и рычать в ночи. Лань Чжань играл так долго, словно жаждал отпустить каждого неупокоенного, какой только мог быть поблизости. К сожалению, ни одна мелодия не сумела бы усмирить их ненависть и ярость, их гнев, который копился так долго. В час рассвета Лань Чжань оставил струны и вытащил половину печати. Та вздрогнула, будто живая, ощутив близость места, где была сотворена. «Если объединить силы печати и флейты, можно управлять всем миром, — вспомнил Лань Чжань о том, что когда-то сказал ему Вэй Ин. — Управлять силами собственной души…» Он коснулся груди. Золотое ядро защищало его, и он полагался на сосредоточье собственных сил, не задумываясь. Но что если ритуалы Вэй Ина, его заклинательство и талисманы не могли напитаться из Золотого ядра? Лань Чжань взял кисть и чистый лист рисовой бумаги. Он сделал только одну пометку, поставил вопрос — отчего Вэй Ин перестал использовать собственное Золотое ядро? «Возможно, его затронуло разрушение, как бывает с теми, кто ступил на Путь тьмы, — думал Лань Чжань. — Но с другой стороны — разве Вэнь Жохань не использовал собственных сил там, в Безночном городе, когда Вэй Ин взял под контроль Иньскую печать? Его Золотое ядро было повреждено, но не разрушилось…» Лань Чжань видел загадку, но не находил ответа, и сердце его снова погружалось в отчаяние. *** Шли дни, и однажды, когда Лань Чжань спустился в город, чтобы купить ещё бумаги для заметок, он услышал, что вскоре будет фестиваль. — Даже из Цинхэ Не будут торговцы, — переговаривались между собой горожане. Лань Чжань чёрной тенью проскользнул мимо. «Цинхэ Не?» — задумался он. Не Хуайсан был близким другом Вэй Ина, и Лань Чжань никогда не сомневался в его уме и хитрости. Если кто и мог помочь ему распутать загадку, так только он. Если кому и можно было довериться, так только ему. Лань Чжань никогда не обратился бы к Цзян Чэну — тот возненавидел Вэй Ина с такой силой, что один намёк выводил его из себя. И никто из других кланов никогда не любил Вэй Усяня, все желали ему гибели. Не Хуйасан же стремился остаться в стороне… возможно ли, только потому, что у него не хватило бы сил защитить?.. *** В дни фестиваля Лань Чжань вновь оказался в городе. Он прислушивался к разговорам, бродил по улицам, неотличимый от толпы, и удача улыбнулась ему — Не Хуайсан действительно не пропустил праздника. Кое-кто даже знал, где остановилась свита молодого господина из Цинхэ. Лань Чжань проник в гостиницу вечером, и когда Не Хуайсан попросил у хозяйки вина, подождал, пока та скроется из виду, а сам поднялся за ним следом. Он осторожно приоткрыл дверь и скользнул внутрь, остановившись прямо за спиной Не Хуайсана. — Если задумал злое, то забери все мои деньги и ступай с миром, — сказал Не Хуайсан, не поворачиваясь. — Я не стану защищаться… — Мне не нужны твои деньги, — откликнулся Лань Чжань. — Лань-сюн? — теперь Хуайсан развернулся с такой поспешностью, что уронил веер, и тот упал на циновку, раскрывшись. Журавли летели по белому полю над цветущими лотосами. — Как… О… Что произошло?.. Лань Чжань оглянулся на дверь, одним взмахом руки выпустил заклятье, будто пологом укрывшее комнату, и тогда только ответил: — Я покинул Облачные Глубины. — Постой, ты… ты без налобной ленты? — Не Хуайсан медленно сел на постель. — И с кем же ты… — Ни с кем, — качнул головой Лань Чжань. — Я снял её… по другой причине. Он так давно ни с кем не говорил, что теперь каждое слово давалось с трудом. Не Хуайсан вздохнул и ответил: — Что же привело тебя ко мне? Ни за что не поверю, будто ты просто пришёл повидаться. До меня доходили слухи, что Лань Цижэнь был очень недоволен тобой и даже отправил на медитацию в пещере Ханьтань. — После тридцати ударов дисциплинарным кнутом, — добавил Лань Чжань, и внезапно тёмная ярость колыхнулась внутри. — После тридцати… — Не Хуайасан на мгновение закрыл ладонью лицо. — Как ты... — Сейчас всё уже… — Лань Чжань тоже не продолжил. В их разговоре возникало всё больше недомолвок, и оттого он чувствовал себя слишком странно. — Значит, ты ушёл оттого, что не согласен с дядюшкой? — Не Хуайасан наконец вновь посмотрел на него. — И о чём же вы поспорили? Нет, не отвечай. Я прекрасно знаю. О Вэй Ине. — О Тёмном пути, — поправил Лань Чжань и сел напротив него. — Я изучал записи Вэй Ина. — Зачем? — Не Хуайсан всматривался в него так пристально, будто мог прочесть душу. — Хочу вернуть его. Молчание воцарилось надолго. Не Хуайсан провёл пальцами по нефритовой подвеске, потеребил в руках кисть, висящую на поясе, и только после этого у него родился новый вопрос: — И почему же ты пришёл ко мне? Даже Путь меча для меня слишком сложен, я известный всему миру бездарь, что ты хочешь от меня, какой помощи? — Возможно, Вэй Ин открыл тебе что-то, чего не открыл мне? — предположил Лань Чжань. — Возможно… — Может быть, — Не Хуайсан вдруг поднялся и прошёлся по комнате. Его лицо стало сумрачным, будто чужим. — Знаешь ли ты, Лань Чжань, что я любил тебя?.. Любил тебя таким, какой ты некогда был. А теперь?.. Теперь я вижу, что ты стал кем-то другим. Он помедлил, замер, чуть отвернувшись, и голос его надломился: — Вэй Ин занял все твои мысли тогда, и я уступил. Что может быть прекраснее, если твой друг и твой возлюбленный счастливы? Я надеялся, что вы… — он качнул головой. — Ты не удержал его, он не удержался. Вы оба оказались разрушены, а мне оставалось только с ужасом смотреть на то, как рассыпается мир. Чем же теперь я могу тебе помочь? — У Тёмного пути много обличий, — отозвался Лань Чжань тихо. — Вэй Ин никогда не говорил прямо, но не мог умолчать о своих достижениях. Когда я перестал… — вина схватила за горло. «Я перестал его слушать, не желал слушать, а теперь мне никак не вернуть его». — Когда ты перестал его слушать, он продолжал говорить, — закончил Не Хуайсан. — Тебе стоило бы отыскать Вэнь Нина. — Разве он не был сожжён, как сестра? Разве их пепел не развеяли в Безночном городе? — нахмурился Лань Чжань. — Призрачный генерал — слишком ценный трофей, чтобы избавиться от него так просто, — усмехнулся Не Хуайсан. — Разве ты до сих пор не понял? Вэй Ин мешал остальным лишь потому, что не позволил бы использовать мощь Тигриной печати так, как Вэнь Жохань применял свою. Вэй Ин не желал, чтобы какой-то клан подавил и воцарился над остальными. Но кто позволил ему хранить талисман просто так? Все они с ума сходили, понимая, какая сила сосредоточилась в руках насмешника, наплевавшего на все правила. Лань Чжань с удивлением смотрел на Не Хуайсана. Он будто был слеп или очарован, никогда прежде он не смотрел на ситуацию вот так. — Вэнь Нина не погубили, — Не Хуайсан теперь встретился с ним взглядом. — До меня доходили слухи, что кто-то из ордена Цзинь удерживает его, мечтая покорить. — Покорить? — Лань Чжань нахмурился. — Вэнь Нин был верен Вэй Ину во всём, и если не нашёлся заклинатель, способный одурачить его музыкальным искусством, то покориться кому-то другому он просто не может. — Откуда ты так много знаешь? — запоздало спросил Лань Чжань. — А разве не за этим ты пришёл ко мне? — Не Хуайсан усмехнулся. — Разве не за информацией? Некоторое время Лань Чжань молчал, задумавшись над услышанным. Наконец он озвучил ещё одну просьбу: — Я написал письмо, — сказал он, вытаскивая послание из рукава ханьфу. — Для Лань Сычжуя. — Кто это — Лань Сычжуй? — заинтересовался Не Хуайсан. — Мой приёмный сын, — Лань Чжань мягко провёл по бумаге пальцами. — Мы давно не виделись, и я хотел бы, чтобы он знал — я помню о нём и выполню данное ему обещание. — Постой-постой, — Не Хуайсан погрозил ему пальцем. — Весь мир убеждён, что ты отошёл от мира и проводишь время в медитации в пещере Ханьтань. Но ты здесь. И говоришь, что ушёл из Облачных Глубин. Значит ли это, что твой приёмный сын сейчас скрывает от твоего дядюшки, что ты не только снова нарушил правила, но даже не думал смириться и принять наказание? — Так и есть, — согласился Лань Чжань, но на этот раз ни стыда, ни вины не испытал. — Я должен познакомиться с этим Лань Сычжуем, — восхитился Не Хуайсан. — Я передам ему письмо, и никто не узнает, что прославленный Ханьгуан-цзюнь исчез из Облачных Глубин. В знак той любви, что когда-то едва меня не погубила. — Благодарю, — поклонился Лань Чжань. Он чувствовал — Не Хуайсан не обманет его. Во имя ли чувств, или просто по своей природе, но он не станет предавать доверия. Принесли вина, и Хуайсан забрал поднос в дверях, не допустив никого внутрь, налил себе чашку, но так и не выпил. — Лань Чжань, — позвал он. — Думаешь, есть хотя бы мизерный шанс, что Вэй Ин вернётся?.. Лань Чжань помрачнел. Он не мог солгать, а значит, ответа у него не было. Не Хуайсан осушил чашку и налил снова.   — Выпей, — предложил он. — Выпей, потому что ты должен знать вкус вина. Разве ты не хотел бы понять, что ему так нравилось?.. Лань Чжань коротко взглянул на светлый напиток. Аромат фруктов казался слишком терпким и сладким сразу. Сделав глоток, он прикрыл глаза, позволяя памяти нарисовать их первую встречу: «Что ты делаешь?! Это же «Улыбка Императора»! Ты будешь мне должен». Пальцы дрогнули, и Лань Чжань едва сумел удержать чашку. Он посмотрел на Не Хуайсана, а вино уже охватило его, околдовало, сковало по рукам и ногам. — Я должен вернуть его, — прошептал он. *** Утром весь город был взбудоражен чудовищной новостью. Старейшина Илина жив и играл на флейте на площади полночи, собрав всю лютую жуть, какую только можно было отыскать поблизости. Когда дело повернуло к утру, он увёл всех за собой, покинул город и затерялся где-то по дороге на Луанцзян. Флейту слышали так много людей, что сомнений не возникало — Старейшина пришёл, чтобы поквитаться с теми, кто принёс ему боль.