Тёмный заклинатель

Лань Чжань пришёл в себя на дороге, ведущей к Луанцзян. Его пальцы онемели, дыхание сбилось, а за спиной замерли очарованные голосом флейты лютые мертвецы и ожесточённые призраки. Если прежде он не совсем понимал, как именно отдавать приказы, как у Вэй Ина получалось управлять целой армией марионеток, то теперь всё выходило само собой. Первым порывом Лань Чжаня было сыграть «Покой» и отпустить души, чтобы их более не терзали обиды прежней жизни, но затем ему пришла в голову совсем другая мысль. Вэй Ин говорил, что терять энергию ярости опрометчиво. «Так вы словно ставите плотину, а не меняете русло потока», — рассуждал он когда-то. И теперь, оглянувшись на сияющие белым глаза покорённых звуками Чэньцин душ, Лань Чжань решил сохранить их. Возможно, они ещё понадобятся в дальнейшем. Быть может, им ещё придётся сражаться за нового господина. Последнее, что Лань Чжань запомнил, прежде чем вино окончательно поглотило все мысли, — слова Не Хуайсана. Тогда, уже сдавшийся хмелю, он как раз собрался уйти. Хуайсан же, взглянув на него, заметил: — Через полтора месяца встретимся в этой гостинице. Я расскажу тебе, что успел узнать, и передам ответную весточку от Лань Сычжуя. Вернуться в Илин сразу после происшествия Лань Чжань не решился. Ему следовало ещё понять самого себя, отыскать ответы на вопросы, которые пробудило в душе вино. Нарушая правила клана Лань, как далеко от правильного пути он оказывался?.. Следующие несколько дней Лань Чжань провёл в медитации, то ли пытаясь тем самым наказать себя, то ли выискивая собственный путь. В конце концов ему пришлось признать, что прежде Вэй Ин был прав слишком во многом. — Если бы я больше верил ему, — прошептал Лань Чжань, глядя на листья лотоса, где скопилась роса. — Если бы только я мог отбросить правила вовремя. Но сожаления о прошлом не помогали. Не дав себе терзаться ими, Лань Чжань попытал счастья с «Расспросом». После гибели Вэй Ина он несколько раз пытался отыскать его душу, отказываясь верить, что она могла полностью исчезнуть, но не добился ответа. На этот раз он обратился к душе Вэнь Нина. Гуцинь промолчал, но это могло служить подтверждением слов Не Хуайсана. Если Вэнь Нина скрывали где-то в клане Цзинь, то его душа, привязанная к ныне бессмертному телу, не могла отозваться. *** Не Хуайсан отправился в Облачные Глубины прямиком из Илина, написав брату лишь короткую записку, что отыскал для Лань Сичэня любопытное издание мелодий для сяо. Брат никогда не вникал в эти их интересы, потому вряд ли бы начал расспрашивать. Однако для Ланей такое объяснение вряд ли бы подошло, и хоть Не Хуайсан привык доверять Сичэню, на этот раз ему требовалось скрыть от него слишком многое. В конце концов предлог был найден. Показав нефритовый жетон у ворот в Облачные Глубины, Не Хуайсан не отправился первым делом навестить главу клана, а прошёл к Залу просвещения. День был жарким, и двери оставались открытыми, потому он мог смотреть на детей сколько угодно. Как он и предполагал, юные адепты внимали учителю Лань Цижэню. Ровные спины, белые одежды и одинаковые ленты… Не Хуайсан гадал, где же среди этих детей Лань Сычжуй. — Господин Не, — раздался голос Сичэня. — Отчего ты не последовал сразу ко мне? — Меня одолела ностальгия, — поклонился Хуайсан. — Как они прилежны, как внимательно слушают… Подумать только, я никогда не отличался таким усердием, — он улыбнулся. — Когда я был в Облачных Глубинах в прошлый раз, юных адептов было меньше, или мне только так кажется? — Да, у нас есть новички, — улыбнулся Сичэнь. — Есть даже совершенно потрясающие таланты. — Да?! — Не Хуайсан снова обратил внимание на сидящих за столиками. — Расскажи мне о них. — Более всех отличается Лань Сычжуй, — помолчав, сказал Сичэнь. — Брат… усыновил его. — Он всё ещё предаётся медитации? — вскользь уточнил Хуайсан, поглядывая искоса на Лань Сичэня. Лицо того казалось чуть мрачнее обычного, но при этом в глазах угадывалась затаённая печаль, а не тревога. — Да, — коротко кивнул он. — Лань Сычжуй отправляется к нему практиковаться на цине каждый вечер. Если хочешь… можешь попробовать передать ему сообщение. — Если это поможет вернуть его к мирским делам, то, конечно, я воспользуюсь подобной возможностью, — согласился Не Хуайсан. Как раз в этот момент Лань Цижэнь отпустил учеников. Медленно спустившись, они разошлись в разные стороны, и только один из них — самый хрупкий и юный на вид — направился к Лань Сичэню. — Дядя, — церемонно поклонился он. — Лань Сычжуй, это второй господин Не, Не Хуайсан, — представил Лань Сичэнь. — Он хочет передать сообщение для… твоего отца. Лань Сычжуй поклонился. Чтобы не смущать их, Сичэнь отступил, и едва это случилось, Не Хуайсан встретился взглядом с юным адептом. — Я пришёл от Лань Ванцзи, — сказал он шёпотом. — Он передал для тебя послание. — Он… с ним… всё хорошо? — Сычжуй, поклонившись, принял конверт и тут же спрятал в рукав ханьфу. — Да, насколько это возможно, — Не Хуайсан улыбнулся. — Ты отлично справляешься. — Если вы встретите его, передайте, что дядя начинает проявлять беспокойство. Боюсь, вскоре его исчезновение откроется, и я ничего не смогу сделать. — Передам, — согласился Не Хуайсан. Они церемонно поклонились друг другу, и Лань Сычжуй медленно пошёл прочь. Казалось, его осанка была прямее, чем у Лань Сичэня, издали наблюдавшего за их общением. *** Позже, расспрашивая Лань Сичэня об особенностях живописи — это был отличный предлог для визита, Не Хуайсан будто между прочим спросил: — Как давно ты виделся с А-Яо? — С А-Яо? — удивился Сичэнь. — Слышал, сейчас он очень занят. — Да? — Не Хуайсан провёл кистью по рисовой бумаге. — Новое поручение Цзинь Гуаншаня? — Он занимался территориями, оставшимися от клана Вэнь, — пояснил Сичэнь. — Но я ничего не знаю точно. Такие дела, как говорит А-Яо, слишком мелочны, чтобы занимать время, когда нам удаётся встретиться, — он усмехнулся. — Мы видимся не так часто, как нам бы хотелось. — А-Яо очень ценит тебя, — согласно кивнул Не Хуайсан. — Разве это не замечательно? «Территории Вэней? — задумался он. — Что ему там нужно?» С Аннигиляции солнца А-Яо, ныне Цзинь Гуанъяо, сильно изменился. Пусть его улыбка и стала будто бы ещё слаще, Не Хуайсан всё время испытывал тревогу в его присутствии. Будто испуганной птицей где-то в глубине души билось страшное предчувствие, но о чём оно предупреждало, оставалось только гадать. *** Лань Чжань следил за тем, как солнце медленно погружается в сизые тучи. На Луанцзян стремительно темнело. Медитация и размышления последних дней так ни к чему и не привели, не успокоили душу, и как только сумерки обнимали гору, его непостижимо тянуло к Чэньцин. Со дня фестиваля в Илине Лань Чжань не прикасался к флейте и если и практиковал музыкальное искусство, то только привычные, едва ли не въевшиеся под кожу мелодии гуциня. Они не помогали. Иногда Лань Чжань словно слышал голос Вэй Ина: «Ты ведь уже разобрался, — удивлялся он. — Отчего же не хочешь попробовать снова?» И спорить с этим он не мог. Едва солнце село, он вернулся в пещеру, где теперь царил такой же строгий порядок, как в его цзинши, опустился перед гуцинем и начал играть мелодию, которую некогда напел Вэй Ину, стремясь успокоить его после битвы с Черепахой-Губительницей. В записях Вэй Ина не хватало многих страниц, и Лань Чжань не знал, ни как восстановить Тигриную печать, ни как привязать душу к телу. Пусть он и почувствовал, как призывать флейтой, но сотворить второго Вэнь Нина не сумел бы. Пока мелодия лилась из-под пальцев, Лань Чжань вспоминал Вэй Ина и обращался к нему с вопросами, будто образ мог ответить. Наконец он опустил руки. За очерченным светом свечей кругом сгустилась тьма, и в душе словно не осталось надежды. Лань Чжань бездумно взял Чэньцин. Флейта кольнула кончики пальцев. Пусть она и соглашалась петь в его руках, но всякий раз напоминала, что не принадлежит ему до конца. «Отчего он назвал тебя Чэньцин? — спросил Лань Чжань мысленно. — Потому ли, что твой голос умеет призвать из темноты схлынувшие чувства, сделать их сильнее, заставить их вести вперёд?» Правила клана Лань запрещали поддаваться эмоциям, но усмирение духа не привело его к цели. Лань Чжань признал, что испугался того, куда завёл его глоток вина, а потому поторопился вернуться на праведный путь. Но разве не сам он сделал шаг в сторону, разве он не пытался найти другую тропу? Он поднёс Чэньцин к губам, и первая нота рванулась ввысь, печальная и полная тоски. Если бы можно было сыграть «Расспрос» на флейте, Лань Чжань сделал бы это. Мелодия, которую он начал играть, не спрашивала, не приказывала, она звала, неумолчно звала… *** Лань Чжань полностью отдался чувствам, и флейта то плакала, позволяя выпустить всё горе, то признавалась в любви, то просила о прощении. Скоро в пещере стало мало места — будто воздух стал гуще. Лань Чжань поспешил наружу, ушёл в ночь, двинулся тёмными тропами, не обращая внимания на то, что лютые мертвецы и другие неупокоенные души потянулись к нему со всех сторон. Он не заметил, когда вышел к тракту, как прошёл мимо спящих домиков, вышел к кладбищу и двинулся дальше. Только когда пальцы снова окоченели, а дыхание окончательно сбилось, он опустил флейту. На этот раз за ним не пришла нечисть. Ночь будто стала во много раз спокойнее. Словно он отпустил не только собственное горе, но и чужие эмоции. Он поднялся на ближайший холм и сел среди трав, уложив Чэньцин на колени. Не вполне понимая, что делал и зачем, он смотрел на то, как мир окутывает туман, слушал тишину и чувствовал, что терзавшая боль стала меньше. «Если я сохраню память о нём в чужих сердцах, — пришла странная мысль, — не захочет ли он скорее вернуться?» Лань Чжань посмотрел на себя — его ханьфу было чёрным, и осталось только добавить алую ленту в волосы, чтобы любой, кто не знал Вэй Ина, предположил бы, что в туманном сумраке встретил Старейшину Илина. *** Следующие дни Лань Чжань провёл, путешествуя по окрестностям. Он не предлагал своей помощи, как бродячий заклинатель, а лишь слушал, о чём говорят люди. Если находилась семья, которую донимал лютый мертвец или иная нежить, он приходил к дому ночью и заклинал на флейте. Слухи множились. Теперь в Илине только и разговоров было, что о заклинателе в чёрном. — Старейшина вернулся, — перешёптывались люди. — Если он собрался мстить, неудивительно, что призывает каждого лютого мертвеца в округе. Когда наберётся целая армия, тогда он обрушит весь гнев на клан Цзинь. — На Цзинь? — тут же спорили. — На Цзян! Говорят, Глава клана Цзян повсюду ищет его, чтобы упокоить навеки. Хватает любого заклинателя, кого только может заподозрить в изучении тёмного пути. Старейшина наверняка тоже хочет его крови. — На Цзинь? На Цзян? Его цель — клан Лань, — говорили третьи. — Говорят, Второй Нефрит его предал… Как бы ни было больно, Лань Чжань продолжал прислушиваться, продолжал играть, и с каждой ночью Чэньцин всё лучше понимала его, всё больше опьяняла его, всё больше возможностей открывала. *** Отпущенный срок истёк, и Лань Чжань пришёл навстречу с Не Хуайсаном. Заказав вина, тот долго сидел молча, не торопясь открывать того, что узнал. В свою очередь и Лань Чжань не спешил рассказывать, как проникся путём, который уже почти начал считать своим. — Лань Сычжуй — удивительный ребёнок, — сказал наконец Не Хуайсан. — Но даже его сил не хватит, чтобы бесконечно скрывать твоё отсутствие. Лань Сичэнь пока ни о чём не подозревает, однако уже начал беспокоиться. Впрочем, пока я гостил в Облачных Глубинах, нам удалось придумать несколько вариантов объяснения твоему исчезновению… — Хорошо, — ответил Лань Чжань. — Слышал, ты не сидел здесь без дела, — Не Хуайсан усмехнулся. — Скоро слухи о возвращении Старейшины покинут Илин и заставят Цзян Чэна примчаться на поиски. — Он ничего не найдёт, — ровно ответил Лань Чжань. — Не найдёт? Он обыщет Луанцзян вдоль и поперёк, — пригубив вина, Не Хуайсан вздохнул. — С другой стороны, возможно, ты прав. Я узнал кое-что интересное. — И что же? — Лань Чжань насторожился. — А-Яо в последнее время много времени проводит на территориях, принадлежавших раньше Вэням, — он развернул карту на столике и указал точку. — Наверняка тебе вспоминаются эти места. — Там пещера Танцующей богини, — кивнул Лань Чжань. — Да, — Не Хуайсан задумчиво обвёл границы. — Здесь никого не осталось после Аннигиляции солнца. Что бы ему могло там потребоваться? Лань Чжань промолчал. — Есть у меня и ещё один слух, — снова потянувшись к чашке с вином, Не Хуайсан сначала сделал глоток и только потом договорил: — Пришлось кое-кого подкупить, однако я узнал, что А-Яо, которому так верит твой брат, ведёт дела с Сюэ Яном. — Сюэ Яном? — удивился Лань Чжань. — Клан Цзинь всегда хотел использовать его таланты в своих целях. Но, видимо, получилось это только у А-Яо. Удивительно талантливый заклинатель! — Не Хуайсан снова налил себе. — Я тревожусь, Лань Чжань. Что-то в этой истории не вяжется. — Зачем ему Сюэ Ян? — Лань Чжань снова взглянул на карту. — И земли Вэней? Неужели утраченный четвёртый осколок Иньской печати нашёлся? — Вряд ли, — Не Хуайсан покачал головой. — Но ведь Тигриная печать, как говорят, потерялась во время сражения. Что если… Лань Чжань встретил его взгляд, но не признался, что у сердца в мешочке цянькунь покоится половина Тигриной печати. Он не нашёл ещё пути, чтобы восстановить её, но был уверен, что сможет. — Так или иначе, — отвёл взгляд Не Хуайсан, — а начинать поиски Вэнь Нина следует отсюда, — и он постучал по карте. — Если желаешь, я отправлюсь с тобой. — Это мой путь, — покачал головой Лань Чжань. — Но не забудь рассказать о том, что слышал флейту Старейшины Илина, если отправишься в Юньмэн или в Башню Золотого карпа. — Хорошо, — усмехнулся Не Хуайсан. — Обязательно опишу в красках. *** Лань Чжань вернулся на Луанцзян и тщательно собрал свои вещи и записи Вэй Ина. Пришлось разрушить воцарившийся порядок, но в то же время он оставил немало знаков, что обитал в пещере, чтобы у тех, кто придёт искать Старейшину Илина, появилось достаточно оснований полагать, будто тот вернулся из мёртвых. Закончив, Лань Чжань отправился к тракту. Он знал, что Чэньцин поможет ему призвать Вэнь Нина, как только он окажется достаточно близко. Новая сила опьяняла, и Лань Чжань нисколько не задумывался о том, что она может навредить душе. «Если я и потеряю душу, — думал он, — то потому, что пытался вернуть тебя, Вэй Ин. А для этого мне ничего не жаль».