Часть 2.
22 июня 2020 г. в 12:49
Последний урок закончился буквально пять минут назад, и уже сейчас я своим обычным шагом, не спеша, шёл в сторону музыкальной школы и молился, чтобы вдруг не пошёл дождь и чтобы после занятий я смог пойти домой пешком. Меня всегда больше привлекла идея ходить пешком в одиночестве в сопровождении любимой музыки в наушниках, а не возможность поехать на автобусе, при этом прижимаясь своим потным телом к чужим таким же, жадно вдыхая спертый воздух и расталкивая для себя путь к выходу на остановке. К тому же, ходьба пешком – это бесплатно! Я не помню, когда у меня появилась привычка считать всё время деньги. В какой-то момент мне начало казаться, что я являюсь некой обузой для своих родителей, и мне стало ужасно неловко просить у них денег, или ещё что-либо.
Сегодня – вторник, а значит мне придётся мучиться сорок минут на занятиях хора, которые я всей душой ненавижу. Каждый год старшие ученики выпускаются, на их место приходят новые. Они, можно сказать, наиболее нужные здесь. Они знают, что и как делать, в отличии от первоклассников, и, в большинстве случаев, поют нормально, – я имею в виду, попадают в ноты и поют не слишком тихо, как те же младшие.
Так как этот год для меня здесь последний, я тоже принадлежал к группе старших. Но ещё с первых лет учёбы я был ужасно замкнутый ребёнком и, так же, как и не уроках сольфеджио, друзей у меня здесь не было. Поэтому, когда я вошёл в небольшой зал и занял своё привычное место заднем ряду, прямо перед сложенными друг на друге стульями, которые расставляли нормально только когда в школе проходил какой-то концерт, со мной никто не поздоровался, несколько человек просто искоса глянули в мою сторону и отвернулись, продолжая диалог с другими учениками.
Я настукивал пальцами мелодию из наушников, но мне пришлось снять их, когда в зал вошла учительница. Она поздоровалась с нами и, пока мы ждали другую учительницу фортепиано, которая играла роль концертмейстра, раздала нам ноты произведений, которые мы будем исполнять в первом семестре. Это были несколько песен с до жути знакомой мелодией и одна, что мы учили её года два назад. За время моего обучения здесь я понял, что новые пьесы учителя выбирают не слишком часто. Все песни, что мне приходилось играть и учить на гитаре, учитель давал мне из старых сборников пьес с пожелтевшими и выпадающими страницами. Такие сборники были для каждого инструмента – гитара, фортепиано, скрипка, и даже барабаны, которые стояли в, наверное, самом маленьком кабинете в здании, – даже комната туалета была больше! Мне кажется, почти все эти книжки хранятся в шкафу в коридоре на первом этаже. В сам коридор можно попасть сразу их холла, а из него можно войти в несколько кабинетов вокала, фортепиано, учительскую и пройти к той самой обветшалой и не надёжной лестнице с ужасно узкими ступенями. Так вот, шкаф. Он стоял в углу возле прохода в коридор, прямо напротив старого комода из тёмного дерева с зеркалом, который стоял там по совершенно непонятным мне причинам. Шкаф почти всегда был закрыт на замок, который удерживал дверки с прозрачными стёклами закрытыми. Внутри лежали кучи разваливающихся сборников, и я понятия не имею, как учителя могли найти там что-то.
От воспоминаний про старый шкаф мне пришлось отвлечься, когда в зал вошла учительница фортепиано, которую мы так ждали. Я молча сверлил взглядом лист с нотами, пока учительница делала перекличку. «Happy» – таким было название этой песни, и это было явно не то чувство, что я испытывал, находясь здесь.
Некоторые первогодки иногда оборачивались и смотрели на меня, потому что, что же им ещё делать, ведь какое же интересное занятие – наблюдать за каким-то фриком в последнем ряду, который непонятно что тут делает! Но больше всего меня в них раздражало то, что, только когда я просмотрю на них в ответ – они резко отворачиваются, будто я собираюсь их убить.
На самом деле, мне нравилось пугать людей, веселей всего было с детьми младше меня лет на пять минимум. Не думаю, что я выглядел уж прямо так устрашающе, но меня забавляло, что, когда я подхожу, дети замолкают, расступаются предо мной, словно я не знаю что! Почему мне так нравилось, когда меня боялись? Наверное потому, что тогда не было видно, что на самом деле боюсь их я. А я боялся. Кажется, я говорил раньше о своём беспричинном страхе перед подростками? Да, именно он это и был. И именно он не давал мне жить спокойно и наслаждаться жизнью, как, например, мои одноклассники.
Я тоже хотел весело проводить выходные, ходить в гости друг к другу, смотреть и обсуждать с друзьями только что вышедшие фильмы. Я, чёрт возьми, просто хочу жить так, как все, и не боятся всего подряд.
Когда-то у меня были друзья, да. У каждого из нас, наверное, были друзья в детском саду или на улице, с которыми мы вместе сидели в песочнице и катались на качелях, так ведь? Я не был исключением. Моим «лучшим другом» на протяжении нескольких лет был один мальчик из соседнего дома. Он был на один год старше меня, и подружились мы потому, что наши отцы работали в одном месте. Я особо не помню, чем мы занимались, но я уверен, что это не было чем-то особенным. Ну, скорее всего, мы вместе бегали по улицам с палками, которые нашли на земле, раскачивались на качелях так, что наши родители удивлялись, как мы не повылетали оттуда, рисовали мелками на асфальте у дороги и делали все те вещи, чем обычно занимаются дети такого возраста.
Но потом мы подросли, когда тот мальчик перешёл в пятый класс, у него появились друзья-одноклассники, и, как вы уже, наверное, поняли, я стал ему не нужен. Да, я общался со своим одноклассниками тоже, часть из них была даже хорошими людьми, но я не думаю, что кто-то из них когда-либо захочет быть моим другом. Все друзья, которые были в моей жизни, сами подходили первыми и начинали разговор. Если бы они этого не делали, я бы в жизни не подумал начать общаться с ними, мне было бы слишком страшно.
Невольно я вспомнил про того странного новенького парня в чёрном с урока сольфеджио, Джерарда. Возможно, он хотел подружиться, может, я показался ему интересным человеком? Хотя, честно, самого себя таковым я не считал.
Я не выбросил его подарок, рисунок, оставленный на парте. Даже положил его в свою тайную коробку, где я храню разные фотографии и остальные важные для меня вещи.
«А может мне всё-таки стоит узнать его поближе, может у меня наконец-то появится друг?» – думал я, открывая рот и делая вид, что я пою вместе со всеми. Удивительно, как за все шесть лет, что я хожу сюда, учительница так и не разрешила мне не ходить на хор. Каждый раз я только удивлялся – почему? Если я пропускаю три занятия подряд, то она обязательно спросит меня, почему я пропустил их. Она знает, что от меня на уроках нету никакой пользы, так зачем же?
Каждый вторник я поднимался на второй этаж, заходил в зал и занимал своё место отсиживался здесь сорок минут и уходил. Каждый вторник на меня бросали несколько странных взглядов, иногда ученики, смотря на меня, перешептывались между собой. И я рад, что этот год был последним. Что уже через девять месяцев этот ад закончиться и я, наконец, уеду из этого города.
На самом деле, я любил свой город. Мне нравились все эти серые разваливающиеся здания, вечная дождливая погода. Я люблю иногда просто выходить и бродить безлюдными улицами, люблю ходить там, где ещё не гулял. Я люблю то несовершенство в грязных пятиэтажках, что меня окружали. Намного больше меня привлекали именно такие дома, нежели красивые однотипные двухэтажные домики с огромными окнами, балконами, ужасно высокими потолками и огромным забором вокруг. Такие дома казались мне «идеальными», а от таких «идеальных» вещей меня тошнит.
Мои родители пытаются казаться идеальной семьёй. Да, даже в идеальных семьях бывают ссоры, все мы, как-ни-как, люди. Но не практически каждый день, не при ребёнке, который обязан выслушивать всю гадость, что мама и папа выливают друг на друга.
Когда, к моему счастью, урок закончился, я направился в сторону кабинета, в котором проходили мои занятия гитары. Учитель разрешал мне не таскать саму гитару на уроки, потому что я жил далеко, да и в классе всегда были одна-две гитары, которые я брал во время занятий.
Я повторял произведения, которые уже знал, разбирал новые, всё как всегда, пока урок не закончился, и я не направился в сторону выхода из школы.
Открыв старую тяжёлую дверь, я услышал как громко стучит по крыше здания дождь. И все мои надежды на то, что я пойду домой пешком, а не поеду в моем ненавистном автобусе, с грохотом, с которым дождь падал на асфальт, разбились.
И когда мою голову посетила гениальная мысль, что мне плевать и я могу пойти домой и так под дождём, я не успел сделать пять шагов, как понял, что дождь не льётся мне на голову, что прямо над нею он останавливается и стучит по чему-то. Я поднял глаза на серый зонт с изображением, кажется, Эйфелевой башни, а потом развернулся, чтобы посмотреть, кто же является моим спасителем.
Джерард стоял в метре от меня, и на его голову беспощадно лилась вода, а он просто стоял и улыбался. И это даже не была его непонятная ухмылко-улыбка, которую я видел в суботту на сольфеджио. Он просто улыбался, как самый обычный человек. Я почувствовал себя ужасно неловко и, протянув руку к ручке зонтика, подвинул его так, чтобы Джерард тоже был под «укрытием».
– Эм, – неуверенно начал я, понятия не имея, как вообще на это реагировать, – спасибо?
– Не за что, – ответил он и его улыбка стала ещё шире, чем была до этого. «Чудак» – подумал я, продолжая стоять под зонтиком Джерарда и не зная, что делать дальше.
Моя рука всё ещё была на ручке зонтика. Я повернул голову в сторону автобусной остановки, чтобы случайно не пропустить автобус, и не торчать здесь, под дождём, ещё час. И вдруг я почувствовал, что держать зонт стало немного тяжелее и он начал падать. Схватив его обеими руками я оглянулся, ища взглядом Джерарда, который каким-то магическим образом исчез.
– Эй! – крикнул я в надежде, что сейчас Джерард появиться за моей спиной и начнёт смеяться, сказав, что это шутка. Но ответа не последовало.
Я простоял в ступоре несколько минут, а потом всё же решился идти домой. «Что ж, автобус отменяется» – я был рад, что могу пойти пешком. Понятия не имею, Джерард умеет читать мысли, или ему просто некуда было деть зонт, но я был безумно благодарен ему за этот «подарок».
«Главное не забыть вернуть Джерарду его, а то вдруг он подумает, что я на столько неблагодарный, что забрал себе его зонт....»