Часть 4.
2 июля 2020 г. в 22:08
– Так, значит, месяц назад вы только переехали сюда? – спросил я Джерарда, когда понял, что дороги домой он не знает совсем. Он назвал мне свой адрес, чтобы убедиться, что нам идти в одном направлении, а оказалось, что мы не только живём на одной улице, а что нашы с ним дома стоят буквально друг напротив друга.
– Да, я родился в Нью-Йорке и жил там все свои семнадцать лет, пока родители не решили, что нам стоит перебраться в город «поменьше и поспокойнее», как сказала моя мама.
Я кивнул и за следующие пол часа узнал, что Джерард учится в школе в пяти минутах от дома, когда мне приходилось тащиться в другой конец города. В момент, когда я только шёл в первый класс, моя мать работала недалеко от самой школы и, почему-то, родители решили, что уж лучше я буду ближе к ним во время рабочего дня, чем буду приходить домой один и ждать их ещё пол дня. Да, теперь мне эти пол дня требовались, чтобы дойти до дома, не то чтобы даже сделать что-то.
Я был рад, что Джерард пошёл со мной. Я практически не знал его, но он явно был человеком интересным и внушающим доверие. Вполне возможно, что он тоже придумывал план, чтобы заговорить со мной, хотя и казался таким уверенным и бесстрашным в общении. Возможно, он правда хочет стать моим другом, и это не просто глупый розыгрыш. Всё это возможно, но кто знает, что творится в голове у этого подростка? В любом случае, мне тоже придётся приложить немного усилий, чтобы скрепить нашу пока что только развивающуюся дружбу. Как ни как, именно Джерард первый сел рядом со мной, заговорил и предложил пойти домой вместе. А я чувствовал себя виноватым и жалким, ведь я тоже должен был говорить, делать что-то.
Мы свернули на тихую узкую улицу. Вдоль дороги ровными рядами были востроены красивые дома с одинаковыми зелёными лужайками перед ними. Конечно, это была не моя любимая дорога, которой можно было пойти. Наша улица, вообще, находилась далеко от центра, почти на выезде из городка. Недалеко была проложена железная дорога и часто можно было услышать шум проезжающего вдали поезда; сразу за дорогой – лес. Можно сказать, жили мы почти что в глуши, если район вокзала можно было так назвать. Взрослые предпочитали называть его просто «в некотором роде опасным». Естественно, все места, неподалёку от которых находятся вокзалы или морские порты, более или менее «опасные», но лично меня это нисколько не пугало, сколько лет мне бы не было.
И, так как вокзал находился довольно далеко от центра города, путей, которыми можно было дойти, доехать туда было уйма. Мне самому нравилось ходить не совсем той дорогой, которой мы шли сейчас, но я подумал, что лучше уж первый раз Джерард пройдётся мимо «приличных и красивых» домов, а не таких, которые, кажется, что вот-вот развалятся.
– Знаешь, – начал Джерард, разглядывая те идеальные домики с ровно подстриженными газонами и красивыми клумбами под окнами. – иногда мне кажется, что где-то есть специальные фабрики, на которых «делают» людей для этих домов, – он кивнул в сторону одного из них, белого, в два этажа и с красной черепицей, который выглядел как самый-самый типичный дом какой-то богатой счастливой семейки.
– Да, их делают и упаковывают в яркие чёрно-белые обёртки с кричащими надписями вроде «счастье, благополучие и уют» и прочей чушью, которую желают обычным людям на дни рождения, – ответил я, а Джерард, кажется обрадовался, что я понял его мысль и добавил что-то своё.
– Их создают специально под такие дома, – увлечённо продолжил Джерард, – а для этих «фарфоровых фигурок», что потом живут здесь, строят эти ужасные огромные здания с одинаковыми кабинетами, зелёными досками на стенах. Они лепят их пачками из чего-то намного хуже глины, говорят, что вселяют в них жизнь, но на самом деле только выкачивают её из их и так слабых тел.
Как назвать то чувство, что я испытывал, слушая Джерарда? Восторг? Назовём это так. О, я был так рад, что он разделяет моё мнение на счёт этих ужасных однотипных зданий. Я был так рад, что существует человек, который думает так же, потому что за последние несколько лет я просто отчаялся, пытаясь объяснить маме, что не так со всеми этими «идеальными» вещами, к которым так стремятся все.
– Как много «фарфоровых» людей в своей жизни ты встретил? – вдруг спросил я, даже не думая, что я говорю.
– Удивительно, – ответил Джерард, особо не раздумывая, – почти все люди, с которыми я был знаком за всю свою жизнь, почти все они «фарфоровые»...
Не знаю, почему, но мне стало грустно. Джерард, видимо, испытывал похожее чувство, потому что шёл так же, как и я – опустив взгляд вниз и замолчав на несколько минут. Это было ужасно. Ужасно и страшно. Всё-таки, мы сколько угодно могли говорить о всём такими красивыми метафорами, но на самом-то деле это было страшно.
Все люди стремятся к чему-то. Чему-то, что, они считают, сделают их жизнь, сделает их самих лучше. Но на самом деле на них просто одевают красивые «чёрно-белые» – как я раньше выразился – упаковки, и, за то, что люди позволяют одеть на себя такую упаковку – они получают подарок, стабильная и беззаботная жизнь, – как они говорят, – в красивом домике, среди таких же красивых и идеальных домиков, таких же фальшиво-идеальных «фарфоровых фигурок».
– Это ужасно... – озвучил мои мысли Джерард.
– И страшно...
– Помню, как-то в школе нам задали этот тупой вопрос: «Каким вы видите своё будущее?» И, как же ты думаешь? Как ты думаешь, что сказал почти что каждый мой одноклассник? Да! «Ну, у меня будет достойная и, главное, хорошо оплачеваемая работа, постоянное жильё и семья, дети...» – Джерард попытался спародировать грубый голос, видимо, какого-то своего одноклассника, сказавшего это, и я не понял: стало ли мне смешно или противно. – Тогда меня чуть не стошнило прямо в классе, – добавил Джерард, и, о, я прекрасно его понимал. – Кого бы ты не спросил, о каком будущем они мечтают, все всегда ответят тебе одинаково.
Я кивнул и снова начал разглядывать носки своих кед. Джерард говорил правду, озвучил то, о чём я думал давно, и что боялся сказать вслух. Сейчас я понял, что он невероятно умная и сильная личность, и даже задался вопросом: «Почему он захотел общаться именно со мной?» Джерард ведь сказал, что встречал несколько человек, не вписывающихся в рамки «фарфорофых», почему он тогда не общается с ними? Возможно, я задам ему этот вопрос когда-то. Когда-то, но не сейчас, потому что мы уже вышли на знакомую улицу, и за верхушками деревьев, что растут под окнами этих серых пятиэтажек, показалось их крыши.
Честно говоря, это заставило меня расстроится, потому что сейчас мне как никогда не хотелось возвращаться в свою унылую квартиру с унылыми родителями, и вдруг в мою голову пришла, как мне показалось, гениальная идея.
– Эй, Джерард, – позвал я, останавливаясь и заставляя его посмотреть на меня. – Ты... Ты сейчас будешь чем-то занят?
– М-м-м, – он задумался, – да, вроде бы, нет. А что?
– Ты, не хочешь, случайно, пойти на качели?
Этот вопрос явно не был тем, чего Джерард ожидал, но спустя несколько секунд его лицо просто просияло и, уже с улыбкой на лице, он ответил:
– Чёрт, да, конечно!
Мы направились в сторону старой детской площадки, построенной в центре между несколькими домами в пять этажей, – наш город был не таким большим, чтобы строить их выше. Скинув рюкзаки на землю возле качели, которую дети именовали «автобусом», и вскарабкавшись на неё, мы начали раскачиваться. С каждым разом оказываясь всё выше и выше, я с жадностью вдыхал носом свежий вечерний воздух и подставлял своё лицо небольшим порывам ветра, прикрывая глаза.
Заметив ухмылку на лице Джерарда, я смутился и опустил взгляд, но через несколько секунд я всё же поднял на него глаза и понял, что он в точности повторяет мои действия. Я улыбнулся так широко, как не делал этого, наверное, уже несколько лет. Я был самым обычным счастливым подроском, до жути обожавшим качели. Мы были обычными и чертовски счастливыми подростками.
На улице уже начинало темнеть, а мы всё так же сидели на этих качелях, – теперь уже спустившись и сидя прямо на доске, которая служила «полом», свесив ноги так, что они просто висели в воздухе, – и изредка перебрасывались фразами, не имеющими смысла, рассказывали идиотские шутки и смеялись так, словно ничего смешнее в жизни не слышали.
– Знаешь, мне так нравится иногда наблюдать за людьми в окнах вечером... – сказал я, сам не понимая зачем.
– О, нет! Кажется, мой друг оказался маньяком! – засмеялся Джерард, и мне стало так тепло на душе, потому что, чёрт, он назвал меня своим другом!
– Эй!
– Ладно-ладно, извиняюсь, – Джерард поднял руки вверх, сдаваясь. – Я понял, что ты имеешь в виду. – он улыбнулся, посмотрев на меня.
Я поднял голову вверх и посмотрел на уже потемневшее небо, на котором уже появлялись звёзды.
– О, чёрт! – воскликнул я, подпрыгнув, и, кажется, напугав Джерарда, – Сколько сейчас времени?
Джерард посмотрел на свою руку, будто там были часы, и с серьёзным видом сказал:
– Какой ужас, мы совсем забыли, что малышу Фрэнки уже пора ложиться спать!
Я хотел было возмутиться, но вдруг Джерард зашёлся в смехе и, в который раз, я просто не смог не сделать того же.
Мы поднялись на ноги и пошли в сторону моего дома. Джерард проводил меня до дороги, через которую находился мой дом, потому что он жил в одном из этих домов, в окружении которых была детская площадка.
– Эмм, что ж, до встречи?.. – сказал я, попытавшись улыбнуться и протягивая Джерарду руку.
– До встречи, малыш Фрэнки, – ухмыльнулся Джерард, пожав мою руку. – В следующий раз обязательно устроим слежку за людьми в окнах! Присоединяюсь к твоему обществу маньяков!
– У меня уже есть общество маньяков? – спросил я, всё так же глупо улыбаясь.
– Да, и я надеюсь, ты позволишь мне вступить в него.
– Конечно, в моё общество принимаются без возражений все «нефарфоровые» люди!
Джерард улыбнулся и я, помахав ему рукой, пошёл в сторону дома. И, заворачивая за угол дома и взглянув на него последний раз, я увидел его, стоящего на другой стороне дороги, машущего мне рукой с глупой и по-детски счастливой улыбкой.