Лучшая шицзе

Дева Цзян уже не верит в то, что возвращение А-Сяня вернёт А-Чэна, которого она знала. Она видит, что они оба сломались. Оба пережили то, что изменило их в корне, что не вернёт двух милых и беззаботных сорванцов. То, что отобрало у Яньли душевный покой и вселило беспокойство. Она видит убитый и печальный взгляд золотистых глаз Ханьгуан-цзюня. Она точно знает, что он с ног сбился искать А-Сяня, почти не спал и каждый день играл расспрос на протяжении этих трёх месяцев. Он не сдавался и искал-искал-искал. Он убивал себя изнутри и хотел, чтобы А-Сянь просто оказался жив. Нелюбовь, о которой как-то упомянул брат после возвращения из Облачных Глубин, была лишь наигранной. Защитной реакцией, как у А-Чэна, когда он злился, не зная, как реагировать на что-то. Яньли не решается подойти к поникшему Ханьгуан-цзюню, но мысленно сочувствует ему. Её сердце ухается куда-то вниз и больше не возвращается на своё законное место. Она не рискует даже подойти к отвлечённому А-Сяню, который кинул на неё лишь один виноватый взгляд и отвернулся. Пожалуйста, не смотри так. Цзян Яньли смотрит на него издали и смотрит. В груди всё тяжелеет, разрывается на части, а глаза жгут невыплаканные слёзы, быстро и незаметно утираемые рукавом ханьфу. Шаг в его сторону ступить страшно, остаться на месте невыносимо. А-Ли, через страхи нужно переступать, как через сорняки, и давить оставшиеся ростки./ И она поступает так, как завещала матушка. Почти бросается в объятия и сдавливает А-Сяня так сильно, насколько только возможно. Он вздрагивает и замирает, натянутый струной циня. Яньли утыкается носом в грудь, сдавливает рёбра и прижимает к себе гораздо, гораздо ближе. Живой, настоящий и… Она не чувствует и капли текущей по телу светлой ци. А-Сянь холодный. Цзян Яньли подавляет жалкие слёзы. Отстраняется, смотрит в напуганные тёмно-серые глаза и улыбается настолько натянуто, что А-Чэна почти передёргивает от непонимания и настороженности. — А-Сянь, зайди ко мне вечером, — почти шепчет она и замечает перекатывающийся кадык младшего брата. Всё… Всё будет хорошо. И вечером А-Сянь действительно приходит к ней. Стучит робко, после приглашения входит и несколько долгих мгновений мнётся у двери. И всё-таки, облегчённо смеётся про себя Яньли, А-Сянь такой ещё ребёнок… — Шицзе, я… — Садись, А-Сянь. Не стой в дверях. Она разливает чай и терпеливо ждёт, когда брат сядет и хоть немного расслабится. Когда соберётся с мыслями и поднимет на неё настороженный и виноватый взгляд. Неподдельный, болезненный, замутнённый пеленой невыплаканных переживаний и мучений. — А-Сянь, что с твоим золотым ядром? Он молчит. Опускает взгляд, пальцы переплетает в замок и хрустит костяшками. Кадык нервно перекатывается, по виску скатывается испарина, глаза бегают от одного угла к другому. — Это… Это связано с тем, что у А-Чэна снова есть золотое ядро?.. — Молчание. — А-Сянь, пожалуйста, не молчи. Он выдыхает, несколько обречённо и горько улыбается, поднимая взгляд. — Какая разница, шицзе? С моим ядром всё в порядке, я просто… — А-Сянь! Юношеский задорный блеск глаз обращается небывалой горечью и затухающими угольками былой жизни. А-Сянь говорит. Медленно, совсем не торопливо, будто рассказывает загадочную историю с ночной охоты, а не про собственные мучения. Рассказывает, как их с А-Чэном спас Вэнь Цюньлинь, как отвёз их с бесчувственным Цзян Чэном в резиденцию Вэнь Цин, как там выяснилось, что у Цзян Чэна сожгли золотое ядро… Как вэни их спасли, как он стоял перед Вэнь Цин на коленях и просил спасти брата. Как с лёгкостью обманул его («Люди хорошо верят в то, во что хотят верить»), как отвёл к простой горе в Илине. Как ему вырезала Вэнь Цин ядро, как он пытался не закричать всё время операции, как потом видел круглый золотой сгусток, яркий-яркий. Как ему зашивали разрез на груди, как он счастливо улыбался и благодарил спасителей, как держал Цзян Чэна за руку. Как встретил потом Вэнь Чао, как его скинули на гору Луанцзан, как его едва не разорвали на части тёмные сущности. Он просто хотел выжить, чтобы спасти и защитить. Он лишь подчинил себе то, что могло его навсегда уничтожить. Цзян Яньли слушала как заворожённая, смотря на лёгкую улыбку на тонких губах, на потускневшие глаза и слушая надламывающийся голос, который А-Сянь старался выровнять. Душа, кажется, разрывалась с каждым произнесённым фактом, все внутренности холодели, а сердце билось через раз. Почему… За что… — Шицзе, я прошу тебя сохранить это в тайне. Если Цзян Чэн узнает, он с меня шкуру живьём снимет. Ты же знаешь его… — похихикал в конце А-Сянь, допивая чай. Цзян Яньли бросилась ему на шею с объятиями, расплакавшись так, как не плакала уже три месяца.

***

Цзян Яньли помогает в тылу и совсем не брезгует работой «слуги». Она всегда любила готовить и помогать, часто баловала братьев их любимым супом и не стыдилась времени, которое проводила за изучением рецептов. Она просто была счастлива, когда могла вызвать радостные улыбки на любимых лицах и увидеть голодный блеск в глазах. Она с удовольствием общается с заклинателями, иногда шутит, помогает лекарям и осваивает азы целительства. Она знает, что совсем скоро должен навестить эту резиденцию А-Сянь и ждёт его, чтобы расспросить о самочувствии и успехах на Тёмном Пути. Старается улыбаться всем и каждому, подбадривает и снова-снова-снова помогает. А ещё смотрит издалека на того, кто так и не покинул сердце. Цзинь Цзысюань. Возмужавший, благородный, невероятно красивый. Он проводит большую часть времени в своих покоях, разрабатывая новые планы атак и оборон. Он подсчитывает с недовольным видом потери и раздражённо переругивается с лекарями, когда они говорят, что не могут вылечить пациентов быстрее: слишком тяжелы ранения. Почему-то именно этот достаточно грубый человек не хочет покидать её мысли. Она действительно сама не понимает, что в нём так сильно привлекает, но делать нечего. Она идёт на поводу у чувств и приносит к его покоям обед каждый день, быстро возвращаясь снова на кухню или в целительский шатёр. Она не ждёт благодарности, не желает признания. Яньли делает это лишь потому, что хочет. И потому, что считает нужным. И хочется, чтобы этот её небольшой акт своеволия остался в тайне. Не остался. Она по случайности столкнулась с Цзинь Цзысюанем прямо у его комнаты. Она ожидала какой угодно реакции, но не криков и обвинений. Плошка с супом была опрокинута, тяжёлая рука опустилась на волосы и потянула их. Крик разносился на всю военную базу, унижения и неприкрытые оскорбления сыпались не переставая. Цзян Яньли действительно тогда была сильно унижена. Особенно тогда, когда ей дали несильную пощёчину и потянули за волосы вверх, чтобы «посмотреть в бесстыжие глаза старшей дочери Цзян». Она с достоинством молча вынесла всё и ушла, как только волосы отпустили. На следующий день прибыл А-Сянь. Увидев синяк на щеке шицзе, он так разъярился, что избил сильнее обычного молодого господина Цзинь. От их драки сотрясалась земля, все заклинатели мудро решили не попадаться под горячую руку двух сильных заклинателей. Яньли же просто не нашла в себе сил показаться Цзинь Цзысюаню на глаза, поэтому только потом от побитого и всё ещё раздражённого А-Сяня узнала, что её труды выставила за свои девушка с кухни, «подруга». Это нисколько деву Цзян не обидело, поэтому она только тепло улыбнулась младшему брату и нанесла мазь на синяк под глазом. — Сянь-Сянь защитник.

***

Закончилась Аннигиляция Солнца, прошли празднества по всей Поднебесной. Цзян Яньли, А-Чэн, А-Сянь и юные адепты клана Цзян вернулись в Юньмэн отстраивать Пристань Лотоса и возвращаться к привычному и мирному руслу жизни. Возвращаться к заботам о гражданах, к лотосам, к родным полусожжённым стенам и воротам с вырезанным на них девятилистным лотосом. Первое время всё действительно было мирно. Пристань постепенно восстанавливалась, приобретала знакомый и дорогой сердцу вид. А-Сянь и А-Чэн вместе работали над документацией и повреждёнными артефактами, нередко засыпали за одним столом. В такие дни Яньли приносит одеяло и укрывает их, мысленно сетуя на плохое влияние такого сна на здоровье. Она всё также тренируется рано утром, уверенно держа клинок в руке и оттачивая смертельный танец. Она приходит в Храм Предков и натирает до блеска таблички с именами родителей. Просит их оберегать Пристань от бед, братьев от разлада, адептов от гибели. Она навещает родителей каждый день и с улыбкой рассказывает об успехах братьев. О том, как они стали отдаляться друг от друга, она молчит. А-Чэн погружён в работу главы клана, он почти не обращает внимания на А-Сяня и тихо скрывает свою тайную неприязнь к Тёмному Пути. Цзян Яньли знает наверняка: А-Чэн любит брата, готов костьми лечь, чтобы его защитить. Но он ненавидит Путь, избранный им. И эту ненависть можно понять. Тьма медленно, но уверенно убивает, разрушает душу, разлагает тело. Нельзя понять того, кто избрал Тьму, не зная ситуацию полностью. И дева Цзян иногда жалеет о своём знании. А-Сянь ушёл в исследования с головой, выбираясь из своей комнаты, чтобы поболтать с шицзе, провести весело время или помочь с восстановлением дома. Он переругивается с Ханьгуан-цзюнем каждый раз, когда видит того. Грубо и довольно высокомерно отвечает на все замечания и выстраивает вокруг себя шипованную стену, чтобы никто, кроме дорогих ему людей, не мог подойти к нему. Он всё меньше улыбается и не хочет никого волновать ухудшающимся состоянием тела. А-Сянь умирает на глазах, скрывает боль за весёлой улыбкой и продолжает терять рассудок, прекрасно это осознавая. Цзян Яньли очень хочет ему помочь. Хочет хоть сколько-нибудь облегчить боль и страдания, но он снова смеётся и говорит, что всё ерунда. Он справится. И в это хочется верить, но… — А-Сянь. Он сидит на берегу озера, сняв обувь и свесив ноги в прохладную вечернюю воду. Рядом никого нет, за ними наблюдает только свет луны, озёрная вода, небо, воздух да земля. Яньли садится рядом в благопристойную позу и смотрит в прищуренные хитрющие глаза. Те и одновременно не те. Уже не юношеские, уже постаревшие, познавшие слёзы боли и отчаяния, познавшие ужасы горы Луаньцзан и пламени. — Шицзе такая красивая в свете луны, — мурлычет он и беззастенчиво кладёт голову ей на колени, перевернувшись на спину. — Маленький хитрюга, меня не проведёшь, — беззлобно журит она и убирает чёлку с глаз. — А-Сянь, тебе плохо. — М? Вовсе нет. У меня всё под контролем. — Цена подчинения Тьмы велика, ты… — Какой бы ни была цена, я в состоянии заплатить, — снова тянет А-Сянь и обиженно надувает губы. — Ты с Лань Чжанем сговорилась? — Ханьгуан-цзюнь желает тебе только добра. И я, и А-Чэн. Мы волнуемся, нехорошо так реагировать на наше небеспричинное беспокойство. — Лань Чжань волнуется? За меня? А-Сянь смеётся, но в смехе слышится горечь. Цзян Яньли ничего не говорит. Она хочет, чтобы у этих двоих всё наконец наладилось, и об А-Сяне было кому позаботиться. Остаётся надеяться, что Лань Ванцзи всё-таки хватит смелости сказать о своих чувствах. И что будет не поздно, когда он решится. — Я хочу покинуть Пристань Лотоса, — неожиданно серьёзно заявляет А-Сянь. — Не сейчас. Сейчас рано. Из-за меня у Цзян Чэна могут быть большие проблемы. Э?! Шицзе! Не плачь! Это не стоит твоих слёз! Я же ещё здесь, видишь? Сянь-Сяню три годика и он никуда не уходит! Шицзе-э! Пока А-Сянь на грани агонии корчит рожицы, сердце девы Цзян подвергается снова и снова боли. Через пару месяцев Вэй Усянь покинул Пристань Лотоса, уйдя на гору Луаньцзан с полусотней оставшихся в живых вэней.