Я люблю тебя, "папа"!

— Эдди, ты мог бы не задерживаться надолго в галерее и не ворочать сам тяжелые подрамники? — Теодор подошел со спины и обнял, положив руку на талию. — Конечно, что мне еще делать? Только баловать себя и наносить визиты вежливости, как в прошлый раз твоим родителям, — я был зол на мужа и нервничал — во время прошлой течки все пошло не так, и в следующие три месяца я не потек, зато грохнулся в обморок прямо на приеме, когда увидел входящего в салон своего потерянного сына и его приёмных родителей. Меня познакомили с ними — странная пара — женщина-бета и красавец альфа. Я даже потом набросал его портрет, когда руки после шока перестали ходить ходуном, и я смог взять в руки карандаш, а потом мышку. Моя болезнь переросла в источник вдохновения, я снова ушел в работу и был бы абсолютно счастлив, если б не мое вынужденное бесплодие. — Злюка, поедем, я хоть покормлю тебя. — И меня жадно поцеловали за ухом. В ресторанчике было тихо, вкусно, и я, наконец, впервые за много месяцев, выпив бокал вина, расслабился. Мой альфа хоть и спешил, но не мог не приласкать меня по дороге к машине. — Не задерживайся, хорошо? — я только кивнул, торопливо чмокнув любимого в губы. Последний блистер препаратов был на исходе, и совсем скоро у меня начнется цикл. Работа по подготовке к выставке шла полным ходом — рабочие сбивали рамы, устанавливали подсветку, я уже предвкушал тот момент, когда вынесут все упаковки, включат свет, и будет такое ощущение, что ты на берегу залива, и вот-вот вот начнет накрапывать мелкий дождь, но твои щиколотки увязают в теплом белом песке, и тебе хочется идти по берегу дальше, не спеша, и вот вода рядом, вода льет с небес, а ты все бредешь в покое… Но это все мои фантазии — маленьким камешком «застрял» в ботинке сознания маленький автопортрет-коллаж. Я втиснул в маленький рисунок все пережитое за последние несколько лет. Вот едва угадываемый профиль моего Тео, вот наш первенец, а там, за плотным облаком лет, прожитых не вместе, мой вновь обретенный сын. Не узнанный, неузнаваемый, такой, каким я его запомнил в день нашей односторонней встречи. И он будет на открытии выставки с родителями или со своим альфой-приятелем. Такой красивый, такой не похожий на меня, такой счастливый в расцвете юности, как когда-то я, упоенный жизнью. Я не откроюсь ему… Пусть живет, как жил до того, как я узнал, что этот чудесный молодой омега мой сын. — Простите, я пришел справиться — как нам следует организовать фуршет, и что бы вы хотели из закусок и как лучше организовать? Канапе или тарталетки? Или закусочные формы? — молодой голос что-то щебетал, а я уже не слышал его. Передо мной стоял устроитель фуршета, и он был моим сыном. Мысли материальны… Следующий кадр — надо мной склонились два неуловимо похожих профиля: Тео и Александр или Рене — так его предпочитали называть родители. — Милый! Как же ты перепугал нас! — легкое прикосновение прохладных пальцев к щеке. — Что? Опять свалился, словно встревоженная бета-девственница? — усмехнулся я непослушными губами. Тут же почувствовал иглу, впивающуюся в предплечье, и заботливое поглаживание. — Сам поднимешься или тебя отнести на носилках? — оба свёкра тоже были здесь. Оперативно. — Я никуда не поеду. Завтра открытие выставки! — я пытался сопротивляться, но крепкие руки уже подняли меня с кожаного канапе. — Отец, что с ним? — Теодор в который раз смотрел через стекло реанимационного отделения на любимое лицо. — Хронотропный эффект. Проще говоря — аритмия. Несмертельно, но влечет за собой такие состояния, как у нашего Эдди. Ничего, понаблюдаем, проколем препараты, и пока никаких гор, и течку желательно провести под наблюдением, — Дик поморщился. Он не одобрял этих «наблюдательных» пунктов, когда физиолог имеет возможность впрямую подглядывать за пациентом. Конечно, не сам, а посредством видеонаблюдения. Сколько раз персонал ловили на недозволенном? Но врач тоже человек, и ничто ему не чуждо. Видимо, придется самому наблюдать за зятем и сыном.