Я знаю, что ты чувствуешь

POV Фрэнк Странно. И страшно. Всё, что происходило со мной, казалось чем-то между небом и землёй. И это было чертовски непонятно. Будто моё тело отключили, но душу забыли, и я был вынужден скитаться по Сахаре в поисках хоть одной подсказки, как оттуда выбраться. Причём в буквальном смысле, всё это время мне снилась пустыня с зыбучими песками и палящим солнцем. Я не мог чувствовать жару, исходящую от его лучей, и это всё делало ситуацию ещё более непривычной и неправильной. Мне никогда не приходилось испытывать нечто подобное. Будто я попал в очень реалистичный сон или даже в некое подобие реальности, но недостаточной, чтобы разумно мыслить или чувствовать определённые вещи, например, тепло лучей солнца или жажду. Это не был осознанный сон, то есть, всё казалось взаправду, но управлять я этим по-прежнему не мог. Нормальности это во всю картину не добавляло. Я начал прокручивать все свои воспоминания, как заезженный винил, когда сознание постепенно начало возвращаться. Это происходило не очень-то и быстро и потребовало уйму сил просто чтобы понять, что случилось и оставить Сахару там, где ей и место — во сне. Также, потребовались усилия, чтобы воскресить последние события, что произошли со мной в реальности. Не в той, в которой я присутствовал последние сутки, а в той, где я был до момента, как попал сюда. Крупицы памяти собирались в одну картинку так же, как и образы, созданные ими. Это напомнило мне, как атомы бы собирались в молекулы, а они уже в свою очередь в вещество. Так происходило и здесь. Когда мне удалось собрать картину необходимой величины, я вспомнил всё до последнего момента. В данный момент я не испытывал злости и ненависти по отношению к Марку, несмотря на то, что он сделал и какую физическую, да и моральную боль мне причинил. Это действительно была моя вина в неком роде. Я плохо понимал, что если упаду в обморок в общественном месте, что я и сделал, то в очередной раз попаду в больницу, где мне уже вряд ли повезёт и отчима посадят, а я снова попаду в детский дом. Я должен был избегать этого любым путём. Но это уже случилось, и Марк меня наказал за эту оплошность. Но если бы этого не случилось, то кто знает, встретил ли бы ещё раз когда-нибудь этого загадочного парня — Джерарда. Этот человек — один из тех немногих, кому я был нужен, пусть я и не до конца в это верил, но мне хотелось, чтобы это было действительно так. Таких людей было только двое, и вторым являлась Линдси. Она первая заметила в галерее, что со мной, мать вашу, не всё в порядке и я еле стою на ногах от побоев. Мне плохо давалось доверять ей, но я старался это делать, просто чтобы не сойти с ума от одиночества и завести друга, пусть и старше меня на несколько лет. Поэтому я старался приходить в ту галерею, как можно чаще, несмотря на все те гематомы на моём теле и состояние здоровья. Её внимание давало мне понять, что я хоть что-то стою, но когда появился Джерард, это чувство только усилилось. Этот человек смог расположить к себе, пусть и не с первой, но со второй встречи точно. Я помню, как оттолкнул его тогда у картин Бугро и как потом жалел об этом на полу у ног отчима, который уже занёс руку над моим животом. Джерард за все те дни, когда я был в детском доме, ни разу не забывал мне позвонить. Он почти всегда делал это будто по часам, но иногда я звонил ему сам намного раньше, потому что уже не мог дождаться услышать знакомый голос. Наши разговоры никогда не были наполнены глубоким смыслом, но тем не менее, мне каждый раз не хотелось вешать трубку. Эти звонки настолько приелись за короткий срок, что их отсутствие в мой день рождения выбило из колеи, испортило всё, что только можно было в тот день. Даже если бы он забыл про то, какой тогда был важный для меня день и поздравил только с Хэллоуином, это уже было бы нечто прекрасное, потому что это просто был он и его голос. Но этого не произошло, и всё полетело к чертям. Именно это и подтолкнуло меня залезть на ту чёртову крышу. Раздумья о Джерарде настолько сильно заняли мои мысли во время потери сознания, что даже галлюцинация была в виде него. Я точно запомнил с первых двух наших встреч его черты лица и отросшие чёрные волосы. Это был он, точнее его образ, что спроецировал мой мозг перед тем, как отключиться. Но было кое-что ещё, что никоим разом не вписывалось в эту картину. И это были те прикосновения чьей-то руки, что я чувствовал у себя на щеке. Но поскольку всё это было невозможным, и Джерард сейчас находился в Лос-Анджелесе, то я начал уже считать, что это была рука врача или любого другого постороннего человека, который пытался привести меня в чувства. Возможно, он был похож на Джерарда, поэтому так и произошло. Я стал сосредотачиваться на том, что происходило в данный момент и где я вообще находился. Если следовать логике, то сейчас моё тело должно находиться в больнице или, на крайний случай, в палате врача в детском доме. И если мне проводили операцию, которая была, скорее всего, под наркозом, то это объясняло то, что какая-то часть меня ещё не отошла от него и я не чувствовал кончики пальцев и ноги. У меня болела голова, но не так сильно, чтобы кричать и мучиться, боль была скорее ноющей и тягучей. Также я мог чувствовать, как на мою голову что-то давит или связывает. Скорее всего, это был бинт или что-то вроде этого. Попытавшись сосредоточиться на другом, не на ощущениях, я сконцентрировался на звуке, так как глаза открыть было пока что не таким лёгким, как казалось. Я мог слышать странные звуки слева от себя. Они были не слишком далёкими, будто на расстоянии не более двух метров. Если я сейчас находился в одиночной палате, то значит здесь присутствовал кто-то ещё, помимо меня или возможных других пациентов. Я стал внимательнее прислушиваться. Звуки казались мне знакомыми, но чем-то давно забытым. Будто я когда-то сам занимался этим, но потом забросил и не делал этого очень долго. Пролежав так ещё минуты две, я смог вспомнить что это было. Этот звук издавал грифель карандаша, когда тот контактировал с листком бумаги. Он был мягким и шуршащим. Значило ли это, что в помещении есть ещё один пациент в данный момент? Но ведь меня не могли после операции перевести в общую палату, или всё-таки могли? В любом случае это казалось странным. Через какое-то время силы начали возвращаться и резкое шуршание листа, будто его кто-то перевернул заставило вздрогнуть и повернуть голову на звук. Почувствовав, что я уже достаточно восстановился после глубокого сна, я открыл глаза. Передо мной снова была галлюцинация в виде Джерарда, но уже с альбомом в руках. Меня это повергло в шок, и ,сложив два плюс два, я подумал, что у меня шизофрения на почве удара головой или что-то в этом роде, потому что по-другому объяснить я это никак не мог. Я действительно испугался. Это означало бы, что я сумасшедший и со мной не всё в порядке. Это был бы ещё один пунктик в списке «неудачи Фрэнка Айеро по жизни». А я не хотел его продолжать, потому что он уже и так был достаточно большим. Я закричал изо всех сил, чтобы видение уходило, тем самым истратив всё, что успел восстановить. Но оно лишь приблизилось ко мне и заговорило. Мои глаза наверное поползли на лоб, когда оно стало меня успокаивать и говорить, что оно настоящее, а я просто смотрел и не верил своим глазам. Одних его слов было мало, но когда оно взяло меня за руку, и я почувствовал тепло, что исходило от реального человека, я понял, что это действительно был Он — Джерард. В этот момент меня будто пробило разрядом тока. Я вдруг резко осознал, что он прилетел в Нью-Джерси и, скорее всего, из-за меня, хотя по телефону говорил, что до потери сознания боится самолётов. Но он действительно был здесь, я мог чувствовать тёплую ладонь, сжимающую мою, и это было нечто настолько прекрасное, что заставило мой язык онеметь и не смочь произнести ни звука. За последнее время уже случилось слишком много того, чего никогда не происходило до этого, и что-то мне нравилось, а что-то, например, головная боль — нет. Пусть я и не был уверен до конца в том, что он прилетел только из-за меня, я все равно чувствовал прилив радости за его поступок. Чёрт побери, просто за то, что он находился здесь! И то, что я не сумасшедший тоже. Значило ли это то, что когда я терял сознание, видение не было просто галлюцинации и это так же был настоящий Джерард? Как же мне хотелось спросить его об этом, но я резко почувствовал, как мои веки закрываются, а я не в силах остановить их. Возможно, я буду ещё очень много спать и набираться сил, но я не хочу этого. Всё, что мне сейчас нужно — это видеть чёрноволосого парня перед собой, что сжимает мою ладонь и шепчет успокаивающие слова. Я бы хотел просто лежать и смотреть на него всё время. По какой-то странной причине, именно Джерард этому способствовал. Мне казалось, что я уже когда-то встречал его в другой жизни, и мы с ним были очень близки. Но как бы я не хотел продолжать находиться в этой реальности, сон давал о себе знать всё больше с каждой секундой. Я всё ещё мог слышать происходящее, так как сон утягивал за собой не быстро, пусть и казалось, что веки стали слишком тяжёлыми, а я могу заснуть в любую секунду. До меня донёсся голос молодой девушки после Джерарда, очевидно, отвечающего ей. Я не мог расслышать о чём именно они говорили, но в один миг почувствовал его дыхание прямо над собой, что опаляло мои уши, из-за чего они в миг стали красными. Парень навис надо мной, и те слова, что он произнёс, ошарашили ничуть не меньше, чем его присутствее здесь в принципе, ведь оказывается с Джерардом прилетела ещё и Линдси, и по его словам они собирались меня забрать в их родной штат — Лос-Анджелес! До меня сразу начали доходить те возможные варианты, в которых они усыновили меня, но как бы я не старался отмести их подальше в сторону, они всё равно откладывались в подсознании. В конце концов, может мне повезёт, и в этот раз моим мечтам суждено сбыться? Видимо, на сегодня это были ещё не всё приятные сюрпризы, потому что после того, как Джерард закончил говорить, он сделал то, что я никак не мог ожидать и поначалу списал всё на «показалось». Он, блять, взял и поцеловал меня в щёчку! Я не мог знать, зачем он это сделал, но это было настолько приятно, что, когда я услышал звук закрывающейся двери, то сразу расплылся в улыбке. Всё это было выше моих сил, и, казалось, это был ещё один сон, потому что такого не бывает. Но если во сне и можно было заснуть, то именно это я сейчас и делал, пока не оказался в пустыне. Мой разум снова был посреди Сахары и казалось, что это мой мозг так олицетворяет все мои мысли. На горизонте не было ничего, ни единой зацепки. Я сказал бы, что уже замучался находиться там снова и снова, но не мог почувствовать никаких чувств. Это ведь всего-навсего дурацкий сон. Я не мог отвечать за свои действия, так же, как и за мысли, но в этот раз что-то пошло не так, нежели в прошлый. Обнаружив, что версия меня в Сахаре вполне может чувствовать своё тело и ощущать раскалённый песок под ногами, я (или же мой клон) принялся рассматривать себя. На тело были надеты сандалии и какая-то лёгкая накидка. Частички песка попадали на открытую кожу и обжигали её, но не настолько, чтобы становилось больно. Я мог здраво мыслить и ощущать всё так же, как и в реальном мире. Это действительно поразило меня, и теперь я понял, что означает такое понятие, как осознанный сон. Через какое-то время солнце начало припекать с ещё большей силой, и просто стоять на раскалённом песке было уже невозможно. Я огляделся в поисках хоть чего-то, но всё, что я обнаружил, это лишь дюну за своей спиной. Сказать, сколько она была в высоту, довольно сложно, но не казалось, что более чем двадцать метров. В длину она была ещё меньше, поэтому я принялся обходить этот небольшой холм стороной. Как только я сделал это, то почувствовал изменения в воздухе. Это произошло слишком резко, и сначала я даже не успел сообразить что это. В нос ударил солёный морской бриз. Это настолько поразило, что я ускорил шаг и в следующий момент уже мог наблюдать перед собой самый, блять, настоящий город, перед которым была река, в то время как я находился на противоположном её побережье. Моя челюсть отвисла в тот же момент, когда я увидел то, что предлагал мне увидеть мозг во сне. Глаза сузились, хотя зрение у меня было отличным. Моё тело замерло, а глаза уставились на противоположное побережье, а точнее на то, что на нём находилось. Это был Лос-Анджелес во всей своей красе. Я никак не мог перепутать место, в котором жил достаточно должное время. Даже если бы я мог ошибиться по высоким зданиям, которые были практически идентичны в каждом штате, я всё равно не мог не узнать пляж Санта-Моника, на котором часто зависал один в то время, как отчим был дома. По понятным причинам, мне не хотелось получить от него люлей за оплошность, о которой я мог даже не подозревать. Как-то раз я не заметил крошку на полу, когда подметал на кухне, так отчим же из этого устроил целый конец света. После такого разгрома мне обычно приходилось убирать разбитый сервис, который ещё минутой ранее должен был проломить мне голову. По-крайней мере он летел с такой силой, что я считал возможным всё. Мне казалось, что я никуда и не возвращался, а до сих пор был в Лос-Анджелесе. Я считал этот штат своим вторым домом, даже несмотря на плохие воспоминания. В Нью-Джерси они были не лучше. Ощущалось, будто всё было по-прежнему и я мог переплыть эту реку перед собой (или что это вообще было, если в реальности она являлась океаном) и снова гулять с плеером в кармане и с пустым рюкзаком за плечами. Я буквально видел себя на этом пляже и невольно начал воспроизводить все те разы, когда прогуливался по берегу, в надежде, что отчима вызовут на работу, и мне не придётся оставаться с ним вдвоём в одном доме. Я всегда достаточно прилично учился. На это влияла строгость учителей в детском доме, которая приучила нас с детства получать только высший балл. Если же ты получал плохую оценку, то тебя пороли так долго, что твоя задница начнёт неметь и отдавать уже синевой. После этого ученик ещё долгое время не мог ровно сидеть, поэтому на уроках обычно стоял, но всё равно продолжал записывать упражнение в тетрадь. Из-за страха, что так могут поступить и со мной, я всегда послушно выполнял домашние задания и старался зубрить все до последнего слова, пусть на часах уже давно было за полночь. Меня никто не спрашивал, хочу ли я учиться, и я знал, что никто и не спросит, потому что это было никому не интересно. Моё мнение здесь ничего не решало. Оно было просто пустым звуком. Но всё же на такие случаи у меня всё равно был заготовлен отрицательный ответ. Так вот, с географией было хуже всего. У меня были относительно неплохие оценки, но страстью к знаниям на этом предмете я никогда не пытал. Несмотря на это, я всё же не прогуливал уроки, и, черт побери, элементарные знания, такие как то, что пустыня Сахара и Лос-Анджелес находились на разных материках, я знал. С чего я вообще решил, что это была именно Сахара? В первом сне я откопал табличку с её названием, засыпанную песком и с чего-то взял, что так оно и есть. С другой стороны, мне нужно было напомнить себе, что во сне может случиться всё, и даже странное расположение материков не являлось исключением. В другом сне я бы наверное не обратил на это никакого внимания, но сейчас, я ощущал себя и своё тело реальным. Мне казалось, что я могу ударить себя по лицу и смогу почувствовать от этого боль. Но чтобы поверить в то, что все чувства здесь так же реальны, мне не пришлось ничего с собой делать. Это уже делали чьи-то руки, теперь лежавшие на моих плечах. Я вздрогнул оттого, что помимо меня здесь был кто-то ещё, и он прикасается ко мне. И действительно, через тонкую белую накидку я мог чувствовать мягкие подушечки пальцев, что нежно очерчивали мои предплечья. Они начали медленно спускаться к моей груди и когда наконец сделали это, я почувствовал как их обладатель притянул моё тело к себе и уткнулся носом в мою шею и волосы. По телосложению я мог предположить, что это был парень чуть выше меня. Его дыхание ощущалось на моих мочках ушей, а руки всё сильнее прижимали моё тело к его. Это было настолько приятно, что я прикрыл глаза и чуть не застонал от тех ощущений, что не дарил мне прежде никто и никогда. Это не продлилось слишком долго. Я сгорал от любопытства узнать, кто стоял за моей спиной. В следующее мгновение я уже собирался обернуться, как голос, который я уже не мог перепутать ни с чьим другим, произнёс те слова, что я уже слышал, и что моё сознание так охотно воспроизводило. «Мы не улетим обратно в Лос-Анджелес без тебя» — сказал голос, принадлежащий Джерарду.