Пятьдесят одна ката для волшебной палочки и Силы (черновое)

      — Может, просветишь непросвящённого меня в подробности?       — Обязательно, — кивнула Гермиона. — Как доберёмся до места, так сразу же и просвещать начну.       — Звучит как угроза.       — Что ты, Гарри, всего лишь милое и невинное обозначение того, что извилинами всё же придётся поработать.       Пикировка шёпотом, в постоянном ожидании строгого окрика завхоза или декана, перемежаемая акробатическими пируэтами при передвижении по лестницам, на самом деле, неплохо расслабляла. Единственное, что слегка выбивало из привычной колеи, это наличие сквозняка по самые бубенчики, до того надёжно прикрываемые тёплой тканью твидовых брюк. С другой стороны, они же территориально в Шотландии, и потому вовсе не зазорно было бы нацепить и самый настоящий килт...       — Долго ещё?       Гарри, на самом деле, не то, что не устал, фактически он даже не запыхался, но марку рохли пока всё же следовало придерживать. Гермиона, конечно, была в курсе тренировок по фехтованию с Луной, а азы искусства вэндката она и вовсе постигала напару с Лавгуд и Поттером, но всё же по инерции мышления предпочитала воспринимать гриффиндорца-который-всегда-выживает, обычным домашним мальчиком, падающим на НВП с коликами в правом боку на второй сотне ярдов стадиона или на первых десятках футов пересечённой местности. Просто домашнему мальчику, не обласканному ни опекунами, ни предыдущей девочкой с психологическим архетипом доминатрикс, наконец-то начало хоть немного везти.       — Не нуди, Гарри.       — Ну скучно же!       — О, мерлиново исподнее! — вновь воздела глаза к потолку Гермиона. Резко остановившись, развернулась к Гарри и распахнула на несколько секунд мантию. — Так лучше?       — Определённо!       — Надолго хватит?       — Думаю, на пару минут — точно.       — В прошлый раз ты держался пять минут, Гарри.       Поттер пожал плечами:       — Резистивность, дорогая, против неё не попрёшь...       — Ты ещё за толерантность поговори, — улыбнулась девушка и, в качестве бонуса, ещё на несколько секунд предоставила своё тело на обзор.       В конце-концов, как здравомысляще рассуждала юная ведьма, от Рона ей даже трёх поцелуев в сумме не перепало за всё то время, что они «типа встречались», что уж говорить про нечто большее? А вот с Гарри, ранее успешно отыгрывавшим роль тугодумного дятла и бревна бревном, не реагировавшим на все её намёки и поползновения, кажется, теперь всё могло получиться более чем удачно. Правда, была ещё Луна, но эта блондинистая девчонка проходила по графе «Стихийные бедствия и иные форс-мажорные обстоятельства», а потому и бороться с ней смысла не было. Ну а если уж совсем честно... После того, как девушка с Рейвенкло провела ночь в её постели, сама Гермиона не без определённого стеснения на фоне едва прикрытого удовольствия пришла к выводу, что произошедшее тогда ей всё же больше нравится, чем вгоняет в тоску и сомнения о собственной гетеросексуальности. Ну а уж если вспомнить, что большая часть воспоминаний просто-напросто выпала из памяти, то и вовсе стесняться нечего. По крайней мере, отец её всегда именно так после масштабных попоек со своими бывшими однокурсниками и отмазывался перед привычно возмущённой мамой, дескать, раз не помню — значит, не было!       — А-фи-геть! — сказал Гарри, скользя взглядом по ткани, запоминая узоры и декоративные элементы, мысленно пытаясь представить, как смотрелось бы это потрясающее бельё на той Падме. Мир сверхразвитого космического сообщения и не особо развитого сообщества, увы, практически начисто растерял понимание эстетически привлекательной одежды, тем более — одежды, предназначенной для особых случаев, даже для безумно богатых семей, кланов, руководителей. В бытность свою сначала рыцарем Света, джедаем, а позже и рыцарем Тьмы, ситхом, тот, кем Гарри вроде как когда-то был, успел немало повидать. Не всегда противники его встречались на улице, в поле, в коридоре или ангаре космического корабля — иногда приходилось заглядывать к ним на огонёк ночника, врываясь к ним в сауны, ванны, бассейны или в спальни в самое неподходящее время. Так что да — тот Гарри мог волне уверенно сказать: унитарность, масштабность и технологии вытеснили красоту и радость для глаз, оставив для нижнего белья лишь практичность, немаркость и прочность, а яркие, сочные цвета зарезервировав только для спаскомбезов да статусных церемониальных одежд всевозможных аристо и, частично, чиновников.       — А потрогать можно?       — До свадьбы — ни-ни! — хитро подмигнула ведьма, стараясь не выдать, с какой неохотой она всё же прячет тело под плотную тёплую ткань.       — Да я хоть сейчас готов жениться!       — Всю ночь напролёт?       — Всю не всю, — в задумчивости потёр подбородок Гарри, — но, думаю...       Гермиона, хмыкнув, достаточно болезненно ткнула Поттера костяшками в бицепс, заставив правую руку онеметь на несколько секунд:       — Гарри, жениться всю ночь — это по-другому называется. А то, что я имею в виду — это обмен колечками, в горе и радости, и до самого дома престарелых.       — Не дождётесь, — хмуро буркнул гриффиндорец и, прежде чем девушка по извечной женской традиции поняла из сказанного самый худший и не имеющий отношения к действительности вариант, пояснил: — никаких домов престарелых. Я собираюсь жить если и не вечно, то, определённо, сильно дольше и лучше магистра Фламеля. И тем, кто будет со мной, придётся жить ничуть не меньше и не хуже.       Грейнджер резко остановилась, внимательно посмотрела в глаза Гарри.       — Ты не врёшь, — констатировала она.       — Естественно! — нахохлится мальчик-волшебник. — И тебя это касается в первую очередь.       — А как же Луна?       — Шпилька? Шпилька — это стихия. А со стихией можно только смириться.                     Северус Снейп, матёрый зельевар, декан Слизерина, слуга двух господ и, попутно, коллекционер редких порнографических фотокарточек, неторопливо попивая мартини из стеклянного пивного бокала (у старого алкоголика за вечер уходило минимум три галлона этого лёгкого дамского напитка — для разгона, как говорится, а дальше можно было и зашлифовать чем-нибудь посерьёзнее, типа бренди, коньяка или огневиски — в количествах, совместимых с нелетальными дозами для обычных смертных чуть менее, чем полностью), перебирал очередную порцию даггеротипов начала века.       Сумму за порнокарточки он отдал немаленькую, но таково уж было его хобби, его жизнь, его смысл бытия: найти вновь ту, что когда-то давно пленила его разум, душу, сердце. Девица из шапито, из цирка уродов, гибкая, сильная, прекрасная.       Всё, что он смог найти за время своих поисков — это имя прелестницы и тот факт, что она некоторое время подрабатывала у французских порнографических фотографов, ценивших такую экзотику, как эта черноволосая, черноглазая дочь Азии. И то, что она какое-то время имела сношения делового плана с Гриндевальдом. В том, что интима не было, Северус был стопроцентно уверен: ведь в дневниках соратников Гриндевальда ни разу не упоминалось о его симпатиях к противоположному полу, скорее, наоборот — многие очевидцы едва ли не прямым текстом утверждали, что белобрысый Темнейший маг столетия был последовательным противником яшмовых врат, но сторонником медного таза и тесной мужской дружбы.       Ну а девушка, обладающая поистине змеиной гибкостью, была просто незаменима в тёмных делишках злодея века. Пробраться по узкой вентиляции в защищённую антиаппарационными чарами секретную комнату, выкрасть древний артефакт, придушить оппонента или вмешать ему в ночной стакан воды яда — спектр узкоспециализированных возможностей циркачки впечатлял.       — И зовут вас, милая леди, Нагайна... — прошептал Снейп, с тёплой улыбкой разглядывая фотопортрет девушки, сделанный, судя по фону, как раз под куполом передвижного цирка. Худощавая азиатка в блестящем откровенном платье с глубоким декольте, подчёркивающим две очаровательные небольшие груди, расшитым чешуйками, похожими на змеиные. Усталый взгляд тёмных глаз, нарочито небрежная асимметричная причёска, тёмная помада.       С первого же небрежно брошенного взгляда девушка стала для Снейпа идефиксом, чем подтолкнула зельевара на скользкую дорожку ковыряния в документах и отчётах, проходящих под грифом «Абсолютно секретно» и «Прочитавшего — сжечь». Оттого он вполне себе предполагал, что девушка-анимаг действительно могла стать и маледиктусом, причём, если уж вспомнить деяния Гриндевальда и его рукотворных психопатов-обскуров, одним из которых являлся не то брат, не то муж, не то любовник или просто такой же несчастный заключенец по детскому приюту самой Нагайны, то нельзя было исключать и искусственной природы проклятия.       В конце-то концов, Снейп прекрасно отдавал себе отчёт, что раньше и магия была богаче, и возможности не урезаны, с чем было бы глупо не согласится, наблюдая каждый учебный год всё более и более разбухающий рескрипт Министерства магии с перечнем очередных подлежащих запрету и изучению заклинаний, чар, книг, пособий и манускриптов. И, хоть декан Слизерина и являлся уже взрослой, цельной, полностью сформировавшейся сволочью и детоненавистником, к тому же и законченным сычом, тем не менее, Северус временами мечтал о том, что сможет растопить лёд ничего не подозревающей о нём Нагайны, найти лекарство от проклятия и, чего уж там, настрогать с пяток зельеваров-анимагов в лучших традициях ненавидимых им Уизли, обучив отпрысков всему, что сам знал, а если и не знал — то был в курсе, где найти нужные сведения так, чтобы за них ничего не было.       — Нагайна... — напевал Северус, разглядывая свою коллекцию. — Ах, эти очи, полные огня...       Бережно отложив очередную фотографию в куцую стопку давней коллекции, остальные Снейп определил в коробку с подписью «Хлам и прочий обменный фонд». В конце концов, Дамблдор весьма охотно разживался карточками, на которых иногда оставались запечатлены и его пассии, что, опять же, по версии некоторых из сподвижников Темнейшего, и привело к размолвке и мордобою двух величайших магов столетия: одному хотелось нежности, ласки и любви, другому — просто хотелось. И не имело значения, мальчиков ли, или девочек.       — Нагайна... Зачем сгубила ты меня...       Разложив оставшиеся фотографии по столешнице, Снейп щедро плеснул половину бутылки огневиски в недопитый мартини и, секунду подумав, капнул туда же восьмидневный экстракт корня мандрагоры — вряд ли ему сегодня (впрочем, как и всегда), перепадёт приятная женская компания, но чем Мерлин не шутит, вдруг к нему на огонёк заявится славная, не обременённая высокой социальной ответственностью старшекурсница с вопросом по предстоящим в конце года выпускным экзаменам, в неглиже, чулочках и панталончиках из «Откровенной моды для бесстрашных горячих ведьмочек» — белых, сатиновых, на две трети бедра, со вставками из лайкры и шёлка? А может, и не одна, а с не менее хорошенькой подружкой? В таком случае, даже если сам Снейп будет в дрова, Северус-младший слабины не даст до самого утра.       — И что с того, что такого никогда не было? — спросил он у зеркала. — Помечтать-то можно?       И Северус, залпом вылив в себя коктейль «Один в поле воин», опал как озимые, коснувшись пола уже полностью спящей тушкой.                     — Всё, пришли, — Гермиона, озорно сверкнув глазами, многозначительно подмигнула Гарри и первой вошла в комнату.       «Музей-склад боевых тактических магических артефактов, свитков, неопознанной дичи и прочего хлама, созданного студентами Хогвартса с начала его основания. Без активного протего не входить!» — успел прочитать Гарри перед тем, как тонкая, но очень сильная рука мисс Грейнджер втащила его внутрь.       — А как же щиты?       — Гарри, — девушка, остановившись, развернулась и посмотрела прямо в глаза Поттеру. — Мы же с Гриффиндора, думать — это вообще не наше!       Гарри подозрительно посмотрел на подругу:       — Кто ты? И куда ты дела нашу Гермиону?       — Успокойся, — хмыкнула ведьма, — не всё же время мне быть пай-девочкой и занудной заучкой?       — А если ты мне нравилась именно такой?       — Какой — такой?       — Заучкой и занудой?       Девушка опустила глаза:       — Тогда придётся переступить через себя и снова стать прежней никому не нужной выскочкой...       Гарри, интуитивно понимая, куда всё это может вылиться, поспешил обнять подругу, крепко прижав к груди:       — Успокойся, Герми, мне ты важна и нужна в любом виде и состоянии, если оно полностью удовлетворяет тебя.       — Даже если у меня будут небритые ноги и лохматые подмышки?       — Нет-нет-нет! — мотнул головой Поттер. — Что угодно, кроме подмышек. Нет ничего более мерзкого, отвратительного и ввергающего мужчину в беспомощность, чем волосатые девичьи подмышки.       Гермиона тихонько хихикнула:       — Я не настолько сторонница феминизма, чтобы возненавидеть собственное тело и позволить ему зарастать всяким архаическим непотребством ниже головы, мне достаточно лишь права голоса, неущемления в области получения знаний и непритеснения в работе.       — И всё?       — Абсолютно, — улыбнулась Грейнджер.       «Идеальная», — улыбнулся про себя Гарри, ещё крепче обнимая ведьму, а вслух сказал:       — Учти, если станешь более радикальной — покусаю.       — Это разве страшно?       — Страшно, поверь мне. Ты станешь фанатеть от квиддича, бухать с Роном, отбиваться от Джинни, на твоём лбу проклюнется шрам, а на лице вырастут очки.       — Хм, — задумалась Гермиона. — И стану я тогда Генриеттой Поттер?       — Возможно... Но тогда лучше уж стань когда-нибудь миссис Поттер, а?       — Это предложение?       — Будем считать, что да.       — Я подумаю, — лучезарно улыбнулась Гермиона и, мазнув губами по щеке Гарри, вывернулась из его объятий. — Пошли, Поттер, а то одна я что-то очкую...                     Драко вынырнул в реальность от громкого стука в дверь.       — Кто там?       — Сто грамм! — ответило ему задверье смутно знакомым голосом. — Открывайте, девчонки, я с шампусиком и цветами.       — Ты кто? — голос не на шутку испуганного Драко сорвался на фальцет.       — Дин Томас в пальто! Точнее, в бинтах. Запусти меня?       — Папа! — взвизгнул Малфой-младший, отчаянно оглядывая комнату в поисках альтернативного выхода. На окне — решётка, каждый из прутьев которой по толщине может потягаться с его хлипким бицепсом, стены — каменный монолит, а в вентиляцию, упрятанную в плинтус и под самый потолок, не влезть, если только ты не анимаг-насекомыш.       — Мне жопа... — тихонько прошептал себе под нос Драко. Он вполне отдавал себе отчёт, что непозволительно рано и самонадеянно забил на тренировки по беспалочковой магии.       Дверной косяк пошатнулся, пыль поднялась в воздух.       Боясь, что дверь вместе с коробкой сейчас тупо рухнет внутрь, высокородный балбес в один прыжок сиганул из кровати до входа и с силой упёрся плечом в массивную доску.       — Не смей входить, слышишь?!       — А вы чо, не одеты, девчонки? — голос из-за двери стал более хриплым и... возбуждённым? — Тогда я точно по адресу!       Новый удар едва не отправил Малфоя в полёт до противоположной стены, а дубовый слэб дал трещину чуть ли не по всей длине. Неизвестный маньяк, вдохновившись сдающимся препятствием, усилил атаки, расширяя пролом.       Несколько секунд спустя внутрь комнаты упал здоровый кусок дерева, а в образовавшийся проём частично просунулось лицо, замотанное по самую макушку в бинты.       — А вот и Динни! — маньячно вращая глазами, проговорила голова.       — А-а-а! — Драко от испуга перешёл на ультразвук. — Свали нах отсюда, мумия ссаная!       — О, люблю блондиночек! — облизнулась забинтованная голова.       — Не-е-ет! — прокричал Малфой, отпуская дверь и одновременно пытаясь в прыжке попасть под кровать.       Позицию он покинул с сомнительной удачей — очередной удар чудовищным тараном внёс дверь и коробку внутрь, придав тщедушному тельцу аристократа ускорение, в результате чего Драко, пролетев на два фута дальше расчётной точки, с весёлым клацаньем зубами впилился головой в низкую стенку кровати.       И мир для него пропал в благодатной тьме.                     — Ухты-пухты, круто! — сказал Гарри, разглядывая помесь циркового моноцикла, швабры, бронзового унитаза и парикмахерского фена-шлема. — А что это за шедевр абстрактного постмодернизма?       — Пф-ф-ф! — усмехнулась ведьма, явно довольная произведённым впечатлением. — Скорее уж инсталляция.       — Это Люпин под дверью Снейпа оставляет инсталляции каждое полнолуние, и каждый вечер — в его любимые тапочки, вот это инсталляция, — мотнул головой Поттер. — А вот если Северус в одном исподнем его ловит и пытается выдать волшебного пендаля, гоняя по всему Хогвартсу с веником наперевес — это уже перфоманс. Но касательно этой отрыжки бухого эпилептика с инженерным уклоном — я таки тебе уверенно говорю — сие точно есть постмодернизм.       — Абстрактный? — вздёрнула изящную бровку Гермиона.       — Абстрактнее некуда, — убеждённо кивнул Гарри.       — Ну и ладно, — пожала плечами мисс Грейнджер. — И, вообще-то, я тебя не пялиться на этот шедевр позвала, а таки опробовать его в деле.       — И что это за Чудо-Юдо крайт-Дагон?       — О, тебе понравится, — лукаво улыбаясь, девушка осторожно провела ладонью по металлу и дереву, сплавленному воедино магией. — Это стул-футуроскоп.       — В будущее даёт посмотреть?       — Да, — согласилась Гермиона. — Правда, воспользоваться можно только один раз... И я этот раз уже потратила.       — Поэтому и позвала?       Ушки девушки порозовели:       — Именно. Я немного растерялась и потратила свой шанс на хорошее, конечно, но, увы, для ближайшего будущего совершенно бесполезное.       — И что же ты узнала?       — Ну... Когда будет солнечный, тёплый день, а небеса — пронзительно голубыми — я обязательно тебя в это просвещу.       Гарри пожал плечами: захочет — сама расскажет, а не захочет — так тех дней даже в достаточно дождливой Британии более чем достаточно. Что уж говорить, например, о планете Камино, если и там порой можно было поймать окно отличной погоды и прекрасно позагорать и вволю накупаться в моментально прогреваемой воде?       А касательно ближайшего будущего... Медитации, пришедшие с его новыми знаниями и умениями, начали приносить и более ощутимые плоды, нежели исправление зрения или поддержка организма в тонусе и кондициях, достаточно далеко уже отошедших от характерных для магов и магглов. Не так давно он в Силе начал видеть смутные образы грядущего. Паутина едва различимых вероятностей протаивала по краям, делая более явными лишь несколько из них. Тоже мутных, конечно, и почти непонятных — для того, кто впервые таким промышляет. А вот самому Гарри достался вполне себе развитый аппарат работы с вероятностями, равно как их понимания и трактования.       Так что Поттер о событиях ближайшего будущего имел конкретные такие представления. Тень в Силе нависала над грядущими днями, недвусмысленно давая понять, что форы у них уже нет.       — Ладно, — махнул он рукой, — показывай, как этой штукой пользоваться?       — Садись на сиденье, не бойся, — рассмеялась Гермиона, — там что-то типа магического гироскопа, так что равновесие удерживается автоматически. Как сядешь, бери швабру и опускай с её помощью шлем на голову.       — Готово, — донёсся до ведьмы глухой голос гриффиндорца. — Что дальше?       — Теперь расслабься и думай о приятном, — шепнула Гермиона, борясь с несвоевременным желанием оседлать столь удобно и беззащитно сидящего парня.       — О котиках?       — Лучше о сисечках, — хмыкнула девушка. — Артефакт сам настроится на тебя и включится.       — О, кажется, я вижу Великую Тьму! — восторженно и удивлённо воскликнул Гарри и тут же грустно добавил: — А, нет, это просто ты свет загородила...       Не успел Поттер договорить, как внутри шлема разлилось приятное свечение тёплых тонов, а сознание его вытянулось в трубочку, завертелось бесконечной спиралью ДНК, разбилось калейдоскопом — и покинуло чертоги тела, погрузив Гарри в искусственный медитативный сон одноразового профессионального пророка.